Софья Сергеевна Маркелова
Театр бездушных
– В-вы… Вы! – запнувшись воскликнул Паша. – Вы превратили людей в ходячие трупы?! И играете ими, как марионетками, на сцене?!
У него в голове никак не укладывалось увиденное.
– Я позволила этим бездарных актёришкам стать частью моего бессмертного искусства! – чуть повысив голос, ответила женщина. Она прошла мимо Пашки, прижавшегося к стене в испуге, и перешагнула порог комнаты отдыха. – Знаешь ли ты, какими жалкими они были до того, как я дала им шанс? Они забывали текст, болели, падали на сцене, напивались, не могли достойно сыграть ключевые роли… Теперь это лучшие актёры на свете. Они безупречны, покорны. Они полностью подчинены мне, они не ошибаются и не устают.
С необычайной лаской она коснулась кончиками ногтей лица ближайшей актрисы.
– Но ведь это были живые люди… – проблеял Паша.
Венера развернулась к нему, как чёрная пантера, одним хищным слитным движением.
– Живые люди не способны воплотить на сцене мой замысел так, как нужно. А вот те, у кого я забрала душу, – вполне. – Уголки её губ дрогнули в слабой улыбке, и Пашка был готов поклясться, что заметил раздвоенный змеиный язык, на миг выскользнувший у неё изо рта и сразу втянувшийся обратно. – Великое искусство требует великих жертв. Я свою жертву принесла давным-давно. Ты тоже должен отринуть всё лишнее, чтобы примкнуть к труппе.
– Я-я не хочу! – выставил перед собой руки Паша.
– Теперь твоё мнение ничего не значит. Мне нужна достойная замена для роли Треплева. И ты идеально подходишь. Я ведь обещала, что сделаю из тебя огранённый бриллиант, мальчишка? Твоё милое личико привлечёт к моей постановке новых зрителей, выведет её на иной уровень популярности. И тогда критики наконец по достоинству оценят мою работу…
Паша понял, что больше медлить нельзя. Пробудившийся здравый смысл подстегнул его, он оторвался от стены и побежал прочь, петляя по коридору, как загнанный заяц. Надо было убираться ко всем чертям из этого проклятого театра ещё вчера, когда он увидел оторванную ногу у актёра. Теперь это промедление дорого ему обойдётся.
– Догнать и схватить, – послышался из-за спины отчётливый приказ Венеры.
Обернувшись на миг, Пашка успел заметить, как вся труппа покинула отведённую им комнату отдыха и устремилась в погоню. Их белые загримированные лица то возникали в слабом ореоле люминесцентных ламп вереницами безжизненных масок, то вновь исчезали в полумраке коридора, поглощённые тенями.
Толпа живых мертвецов по пятам следовала за Пашей, постепенно ускоряя ход.
Он птицей взлетел по лестнице, задыхаясь от охватившего его ужаса. Первой мыслью было броситься к парадному входу, расположенному поблизости. К счастью, Паша вовремя вспомнил, что Женя запирала эти двери сразу, стоило последнему зрителю покинуть театр. Оставался лишь чёрный выход, которым все работники обычно и пользовались.
Рванув в нужную сторону, Паша прислушивался к рокоту собственного сердца в груди и нестройному топоту пары десятков ног за спиной. Они настигали его с сумасшедшей скоростью, ведь у мертвецов не ныли мышцы, не стучала в висках кровь и не сжимались болезненно лёгкие от бега, в отличие от Паши.
Он свернул в узкий коридор, за которым ждала желанная дверца, ведущая к свободе. Преодолев это расстояние в считанные секунды, Пашка схватился за ручку, но дверь глухо дрогнула и не открылась. Холодный пот заструился по спине молодого человека, когда он понял, что оказался заперт в здании театра с толпой бездушных мертвецов и их жестокой хозяйкой.
Это промедление, лишние секунды, потраченные на осознание, чуть не стали роковыми. Со спины к Паше подобрались те из покойников, что опередили остальных. Холодные пальцы впились в плечо беглеца, без труда вспарывая кожу и проникая ногтями в мясо.
Паша заорал от боли и крутанулся вокруг оси. Схватившая его рука актёра с сухим хрустом вышла из сустава и безжизненно обмякла в рукаве старомодного пиджака, соскользнув с плеча Пашки. Он сразу оттолкнул второго мертвеца, освобождая проход, и кинулся прочь от чёрного выхода, куда прибывало всё больше и больше ходячих трупов.
Плутая по неосвещённым знакомым коридорам театра, Паша не представлял, где бы мог спрятаться хоть на время, чтобы перевести дух. Его постоянно кто-то настигал. Одна не в меру ретивая покойница поймала беглеца на лестнице, в прыжке схватив за щиколотку. Он рухнул на ступени, чудом не сломав нос. Обернувшись, Пашка разглядел обрамлённое светлыми волосами личико девушки, на котором застыло вечное выражение безразличия.
– Диана! – вспомнил её имя Паша, пытаясь высвободить ногу. – Диана, не подчиняйся ей! Пусти меня!
Но бездушный мертвец слушался лишь того, в чьих руках была заключена его украденная душа.
Паше пришлось переступить через все свои рыцарские принципы и второй ногой ударить девушку по лицу. Её голова дёрнулась, как на шарнирах, а из глазниц на ступеньки выпали два гладких стеклянных шарика. Диана медленно повернула голову прямо, блеснув чернотой пустых глазниц, давно лишённых сгнивших очей. Очевидно, отсутствие зрения ничуть ей не мешало.
Паше пришлось бить её по запястью до тех пор, пока истлевшая конечность не развалилась, распавшись лохмотьями пергаментно-жёлтой кожи, костей и грязно-бурого мяса. Едва гнилая плоть отпала, он смог освободиться и ринулся на второй этаж, надеясь там скрыться от преследователей.
Утратив надежду, он метался по коридорам и просторным холлам, то и дело слыша за спиной шаги. Не было надёжного укрытия, где он мог отсидеться. Следовало выбираться любым возможным способом, пока у него ещё были силы. Но все пути на первый этаж оказались отрезаны – на лестницах блуждали рассеянные забальзамированные актёры.
Пашка тряхнул пыльные портьеры, закрывавшие окна в фойе на втором этаже, чтобы выглянуть наружу и посмотреть, далеко ли было до земли. Выходило прилично, но выбирать не приходилось. Подобрав ближайший горшок с декоративным цветком, он бросил его в одну из нижних секций окна, разделённого на равные прямоугольники.
Стекло с жалобным звоном рассыпалось осколками, усеяв весь пол. Этот громкий звук непременно привлёк нежеланное внимание, так что Паша поторопился. Сорвав портьеру с карниза и обмотав ей руку, он быстро расчистил проход от торчащих осколков и намеревался уже прыгнуть во мрак ночи, когда его немилосердно схватила за волосы чья-то рука, царапнув длинными когтями кожу.
– Думал улизнуть от меня? – прошипела на ухо Паше Венера, оттягивая его голову назад. Он почувствовал на мочке легчайшее прикосновение змеиного языка.
– Я здесь не останусь! Пустите!
– Поздно! Я выбрала тебя! Ты отдашь душу мне и моему театру!
Тени вокруг стали сгущаться, становясь всё плотнее и тяжелее.
– Ни за что! – рявкнул Паша, пытаясь вырваться. – Я не стану частью такого искусства! Никто и ничто не спасёт ваш театр и унылые постановки! Они бездушны, как и вы, как и вся ваша труппа!..
Венера замерла, глубоко уязвлённая его словами, и Паша воспользовался возможностью. Он нырнул вперёд, в пролом окна, оставив в руках режиссёра приличный клок волос. Но эта боль была пустяком в сравнении с тем, что его лицо наконец овеял благодатный свежий воздух. Вокруг больше не было никакой тошнотворной мертвецкой вони.
