Софья Сергеевна Маркелова
Гнездо желны
© Маркелова С., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Разработка серийного дизайна Лианы Абдрахмановой
Иллюстрации на обложке и во внутреннем оформлении Hell Alka
Во внутреннем оформлении использованы изображения: © AVA Bitter, Ozrolf, Alex Leo, latynina nataliya, Potapov Alexander, Ermak Oksana, Halya Henda / Shutterstock.com
Посвящается тем, кто всегда рядом и всегда готов поддержать.
Мама, папа, Слава и Лиза, без вас моей мечте так и суждено было бы остаться только мечтой.
Глава 1
Гнездо
Иногда, очень редко, случается так, что я слышу песнь ночного города. Это бывает в те дни, когда вокруг особенно тихо. Молчание мрака вдруг прорезает нежная, едва уловимая мелодия, будто прилетевшая издалека и случайно заплутавшая среди многоэтажек и подворотен. Город поёт без слов, убаюкивает своих жителей, принося им дивные сны, и тогда мне хочется верить, что всё в этом мире действительно имеет свою силу. Это любимые слова моей мудрой тётушки Инессы, но вспоминаю я их обычно лишь в подобные таинственные ночи, когда ощущаю себя неотъемлемой частью этого большого города – незримой тенью средь мириад погасших окон.
А с наступлением утра мир как будто вновь теряет глубину и наполняется привычной рутиной и бестолковым шумом. Вот опять пронзительно поскрипывает несмазанными петлями дверь, ведущая в комнату, а на кухне, сцепившись как две галки, во весь голос кричат друг на друга дорогие тётушки. Порой это кажется таким невыносимым, что вся квартира трещит по швам как старое платье.
– …Ты не можешь так говорить! Я в ответе за своего сына! – высокий голос тёти Анфисы вспарывает воздух, разносится эхом по комнатам и звонкими искрами ещё какое-то время мечется в стекляшках хрустальной люстры, венчающей потолок нашей прихожей.
– А что будет с тройняшками и гнездом, тебе, как всегда, безразлично?! – отвечает ей низким грудным голосом тётушка Инесса, которая хоть и не любит подобного рода ссоры, но почему-то раз за разом становится их участницей.
– София оставила их тебе! Это не моя забота!
Я тяжело вздыхаю и пальцем провожу над пламенем свечи, зажатой в моей ладони. Этот скандал повторяется уже который раз на этой неделе, и ни я, ни мои сёстры так и не можем сказать, в чём же причина размолвки между тётушками, сколько бы ни подслушивали. Итогов у этих кухонных баталий тоже никаких нет, только всю квартиру заволакивает чёрным смолистым туманом, дышать в котором практически невозможно. То ещё удовольствие бродить после по комнатам, будто где-то неподалёку горят торфяные болота, но почему-то никого это совершенно не волнует.
Палец после свечи мгновенно покрывается слоем копоти, и я его сразу же без каких-либо угрызений совести вытираю о чистую простыню на кровати. Всё равно не моя – тёти Анфисы, а её вещей совсем не жалко.
– Ты выбросишь их из гнезда, как только появится шанс!
– Будто бы ты с Димой обойдёшься иначе! – возмущённо восклицает Анфиса.
– Я никогда не прогоню ни его, ни тебя, пока сами не захотите!
– Это только на словах! А на деле, знаю я, выставишь за порог как щенка, потому что печёшься только о своих девчонках!..
Громкий удар кулаком по обеденному столу заставляет Анфису испуганно замолчать, поперхнувшись последней фразой. Я втягиваю голову в плечи, предчувствуя скорую развязку.
– Пока я старшая в этой семье, никто не смеет сомневаться в моих словах! – гремит гневный голос тётушки Инессы. Противно скрежещет отодвигаемый стул, и на кухне становится на одну душу меньше. Эта душа, правда, сразу же возникает на пороге смежной с кухней комнаты, где на краешке кровати и сижу я, свесив ноги вниз и ловя капельки воска, сползающие вниз по свече белыми червячками.
– Варя, убери там, – строго просит тётушка и уходит. На моих глазах она поворачивает свой медный ключик в замочной скважине ведущей в кладовку двери и сразу же исчезает за ней. Совсем исчезает, покидая гнездо бесшумно, как привидение, и, судя по всему, не намереваясь сюда возвращаться раньше ужина. И куда только она сбегает так рано утром в выходной день?
– Варя, вот и ты наконец! – едва завидев меня у входа на кухню, нетерпеливо восклицает тётя Анфиса, даже не озаботившись пожеланием доброго утра. – Мы тут с Инессой слегка повздорили… Ну да это не так важно! Мне уже пора бежать. – Словно она не знает, что я опять подслушивала из её комнаты и в курсе всех криков. Трудно, знаете ли, не подслушивать, когда весь дом ходуном ходит от такого шума с самого утра. – Варя, ты тут всё прибери! Только тщательно! А то вчера ты ванну вроде бы мыла, а разводы грязи на стенках остались, будто ты её и не касалась, – уже засовывая ноги в туфли в прихожей, беспрерывно бормочет Анфиса. Через пару минут хлопает входная дверь, и тёти уже и след простыл.
Остались лишь я, белая, истекающая воском свеча и непроглядная тьма, сажей поднимающаяся под самый потолок кухни.
Вечно я за всех убираюсь, а потом ещё и упрёки выслушиваю!
Размахивая свечой из стороны в сторону, я начинаю ходить от стены к стене, прогоняя туман, набежавший от злых слов тётушек, и стараясь не капать воском на пол. А то мне же и придётся потом его соскабливать.
Клубы медленно и неохотно развеиваются. Едва во всей квартире светлеет, я, послюнив пальцы, гашу фитиль и быстро выбрасываю в мусорку полностью почерневшую свечу.
* * *
Вечером, как и ожидалось, про скандал никто даже не вспоминает. Вся семья собирается за одним столом на ужин к восьми часам, как заведено. Сперва все молчат и сосредоточенно жуют курицу, пересушенную в духовке моей старшей сестрой Ольгой, которая уже который год пытается отыскать в себе несуществующие задатки великого повара. А после, выковыряв из зубов резиновые волокна, за чаем с конфетами мы с ленцой делимся последними новостями дня.
– Кстати, нас просили заглянуть в художественную школу, – первой заговаривает тётя Анфиса, с противным звуком прихлёбывая горячий чай.
– Андрей Васильевич опять? – спрашивает тётушка Инесса. – Не иначе снова у них в западном коридоре шалят.
– В этот раз не всё так просто! – с лёгкой гордостью в голосе, будто это её рук дело, отвечает Анфиса. – Говорит, лица являются.
– Лица? – удивлённо переспрашивает круглый, как шарик, румяный Дима, набивая щёки покупным печеньем. – Что ещё за лица такие?
– Надо смотреть, – лаконично произносит Инесса. – Но не в ближайшее время.
– Он завтра просит, – между делом упоминает её сестра.
– Никак не могу. Ни завтра, ни послезавтра. Ни вообще на этой неделе.
– Что у тебя там за дела ещё такие? – ворчит Анфиса, её чашка звонко ударяется о дно блюдца.
– Сама знаешь. У Брусникиных в окна заглядывают. Надо весь день караулить на подоконнике как наседке, чтобы не пропустить. Ещё на работе двое на больничном – заменять их некому, кроме меня. Ничего не поделаешь, подождёт Андрей Васильевич со своими лицами.
– Ой, а можно мы сами посмотрим на лица, тётушка? – тихим голосом просит Лера, наша младшая сестра. Прелестный ангел с проказливой душой, которого иначе как Лерочкой никто в семье не зовёт, хотя ей давно уже не пять лет.
– Нет, мой птенчик. – Склонившись к племяннице, Инесса гладит её по выгоревшим на солнце, светлым, торчащим во все стороны волосам. – Не ясно, что там Андрею Васильевичу привиделось. Вечно он придаёт ничего не значащим вещам чересчур много смысла. Мне нужно лично во всём убедиться.
– Ну мы ведь тоже с таким справимся, – ворчу я со своего места, языком перекатывая за щекой яблочный леденец.
Тётушка бросает на меня поверх маленьких очков свой непроницаемый серый взгляд. В нём читается бездна опыта и капелька сомнений.
– Ты так в этом уверена?
После подобного вопроса обычно никто уже ни в чём уверен не бывает. Вот и я иду на попятную:
– Н-нет…
– Вот и не прыгай выше головы.
– Но мы ведь можем и помочь чем-нибудь! – просится Ольга. – Так всё лето пройдёт, опять школа начнётся, а мы все каникулы как узники по разным комнатам просидим…
– Будто есть в этом что-то дурное, – бормочет Анфиса себе под нос и сразу же скрывается от недовольных взглядов за чашкой с чаем.
– Ничего интересного предложить не могу. – Инесса пожимает плечами, отчего её чёрная пушистая шаль чуть сползает на спину, но тётушка сразу же ловит беглянку. – Хотя есть одно дело… В гнезде последнее время не слишком спокойно. Вредители повылезали из своих щелей, будто предчувствуют перемены. Нужно их изводить, пока не попрятались обратно.
– Всё верно они предчувствуют. – Прищурившись, Анфиса прожигает сестру непримиримым взглядом.
– Умолкни, ворона, – резко шикает тётушка в ответ. – Так вот. У меня в шкафу стали вещи пропадать. Вы уже взрослые, сами знаете, что нужно делать. Мне возиться неохота, да и некогда, так что выведите древоточцев и отыщите все мои пропажи. Такое вам по силам, думаю.
Ольга сразу же расцветает, я тоже охотно киваю, радуясь, что хоть какое-то занятие появилось. Не часто нам доверяют полноценную работу, пусть и в границах дома.
– Дима, – обращается Анфиса к сыну, – ты тоже помоги.
– Ладно, мам, – лениво бурчит он в ответ, хотя по блеску в глазах видно, что в душе он очень даже рад новому делу и тому, что и о нём не позабыли.
– Так и порешим.
Тётушка хлопает в ладоши, закрепляя свои слова, и возвращается к чаю. Вновь стучат ложечки, шуршат фантики, и наша семья, быстро закончив ужин, расходится по своим комнатам.
* * *
Едва утром тёти покидают гнездо, разлетаясь по своим делам, мы уже готовы трудиться. Нам доверили работу! Давно такого не было, и надо не подвести семью, сделать всё по уму и как можно лучше, чтобы и придраться было не к чему.
Ольга первой просыпается, будит нас с Лерой, свернувшихся клубочками на своих кроватях, и зовёт Диму, который в одной пижаме сразу же прибегает на зов, будто давно уже сидел в коридоре под дверью и только и ждал приглашения войти.
– Давайте-давайте! – строго поторапливает старшая сестра, заплетая свои длинные волосы в крепкую толстую косу. – Быстрее начнём – быстрее похвастаемся итогами работы! Сейчас сделаю завтрак – и вперёд!
Ольга удаляется на кухню, с щелчком зажигает газ и начинает лазать по шкафам, гремя посудой как беспокойный призрак. Я слышу, как она тихо напевает себе под нос какую-то навязчивую мелодию и, шлёпая тапочками, бродит туда-сюда, пребывая в отличном расположении духа.
Мы же с Лерой, протирая заспанные глаза, идём умываться. В ванной зеркало опять забрызгано мятной зубной пастой, и её свежий аромат витает над раковиной.
Младшая сестра что-то невнятно бормочет, не вынимая щётки изо рта. Белая пена течёт у неё по губам и капает на воротник пижамы.
– Неряха! – Я мокрой ладонью убираю мятную кляксу с её одежды. – Чего ты там сказала?
– У меня вчера бусины под кровать закатились, – повторяет Лера и вновь пачкается пастой. – Я хотела их собрать, но не достаю…
– Сейчас посмотрим, – обещаю я, а сама слежу, как бы Лера не вымазалась вся в белой пене. Удивительный ребёнок – она может выглядеть невинным ангелом, сидя посреди лужи. Грязь пристаёт к ней как намагниченная, а Лера даже внимания на это не обращает. Если бы не мы с Ольгой, то она бы уже давно превратилась в дикарку со спутанными волосами, чумазым личиком и дырявой одеждой.
В нашей общей детской сестра первым делом лезет под свою старую металлическую кровать и кричит оттуда:
– Вон там! Видишь? Они рассыпались, а я не дотягиваюсь.
Я опускаюсь на колени и, касаясь ухом холодных половиц, заглядываю под кровать. Там темно и ужасно пыльно, хотя недавно моя метёлка была и в этом безрадостном месте – я готова поклясться! Ничего не видно, и только от дыхания клочки пыли перекатываются как невесомые облака.
– Неси из коридора веник, – строго велю я и, как только верная метёлка оказывается в руках, сразу же тянусь ею в дальний угол.
Веник без единого звука мгновенно кто-то крепко хватает и со всей силы начинает его дёргать. Я впиваюсь пальцами в ручку, не собираясь так просто сдаваться, будто этот веник мне дороже всего на свете. Лера, распахнув свои большие ясные глаза, с интересом наблюдает за тем, как мы играем в перетягивание метлы целую минуту. Но в конце концов вредитель побеждает, вырывает веник из моих ослабевших рук и с грохотом утаскивает его под кровать.
– Вот же ж! – Я возмущена до глубины души, даже чувствую, как раскраснелись щёки. Права тётушка – в гнезде что-то неспокойно. Раньше древоточцы не вели себя так вызывающе дерзко! Я опять заглядываю под кровать – и там мой веник сиротливо покоится в самом тёмном углу, окружённый своими верными подданными: пылью и мраком. – Ну ладно! Сам напросился!
Схватившись за край изголовья, я, пыхтя от натуги, тяну на себя дребезжащую металлическую конструкцию, скрежеща ножками по полу. Едва кровать немного отходит от стены, Лера ныряет в образовавшуюся щель и гордо достаёт веник вместе с россыпью своих стеклянных бусин. Вся в пыли, уже совершенно чумазая, как бесёнок, но очень довольная.
– Всё! Давай задвигай! – звонко командует она, покидая угол.
– Ну уж нет! Эта нечисть подкроватная там не останется! Веник забрал, бусины украл – надо его гнать отсюда, пока не отъелся!
Лерочка грустнеет на глазах. Знает, чем это чревато. Живущих в пыли гонят чистотой – это всем в гнезде известно. А уборка в нашем доме в чести лишь у меня. Но куда же белокурый ангелок пойдёт против слова старшей сестры! Я, конечно, не Ольга, но и со мной не забалуешь. И вот Лера уже покорно несёт из ванной комнаты мокрую половую тряпку, а у самой на лице отчаяние пополам с жалостью к себе.
– А завтрак скоро будет? – Круглощёкий Дима заглядывает в комнату, но, едва завидев тряпки и веник, мгновенно развернувшись на пятках, молча растворяется в тенях коридора.
– Некогда завтракать! – Задрав подол длинной ночной рубахи, я падаю на колени и начинаю размазывать по полу разлетевшуюся пыль. Двигаюсь от центра комнаты к углу, где серые катышки уже сами собой стягиваются к плинтусу. Чует вредитель, что по его душу идут! Мокрая тряпка скользит по доскам, оставляя за собой влажный след, а за ней с сопением ползу я, бормоча проклятья в адрес незваного гостя. Следи, не следи, а всё равно в гнездо постоянно кто-то просачивается – нам же остаётся лишь своевременно избавляться от древоточцев, хоть это не всегда легко и приятно.
Едва грязным остаётся лишь малый уголок, куда собирается вся пыль, я одним движением смахиваю её тряпкой и, скомкав своё смертоносное орудие чистоты, несу его в ванную промывать под водой. Поток засасывает комок пыли в воронку и с чавканьем отправляет в канализацию. Бесславная гибель для вредителя!
Кровать со скрипом встаёт на место, бренча панцирной сеткой, и вот мы с Лерой, уже переодевшиеся и готовые полноценно позавтракать, ныряем в освещённую солнцем кухню. За пустым столом, застеленным бордовой бархатной скатертью, никого нет. Тихо покачивается круглая люстра в выцветшем, некогда коралловом абажуре, и горит одинокая конфорка, на которой нет ни кастрюли, ни сковороды.
Я заглядываю в комнату тёти Анфисы. Дима, играя в смартфоне в какую-то очередную бестолковую стрелялку, которые он обожает, молча сидит на своём раскладном диване в углу, ни на что не обращая внимания.
– А где Оля? – в недоумении спрашиваю я двоюродного брата.
– Полезла в чулан за кастрюлями и пропала, – равнодушно отвечает он, не отвлекаясь от телефона.
– Ясно…
Я возвращаюсь на кухню и выключаю конфорку. Лера назойливо крутится возле, с надеждой в голосе то и дело просит достать с верхней полки шкафа конфеты.
– Нечего! – шикаю на неё. – Аппетит испортишь, потом Ольга на меня злиться будет. Лучше иди сядь.
Лера падает на стул и роняет голову на сложенные руки, обиженная на меня за суровый тон.
А вот я, уже чуя неладное, быстро иду в чулан. Оли там нет, зато есть две блестящие кастрюли, они стоят на полу напротив друг друга. Одинаковые, никто не отличит. Ни пятнышка, ни пылинки на них нет, словно специально кто-то чистил весь день. Только от одной явственно пахнет репейным маслом для волос, столь любимым моей дорогой сестрой Ольгой, и почему-то крышка нервно подпрыгивает, будто внутри что-то кипит. Я без промедления плюю в соседнюю, незыблемую и неподвижную. От подобного обращения и негодования у неё ручки чернеют на глазах. А кому понравится, когда в тебя плюют? Зато вредитель сразу же снимает морок с Ольги, позволяя ей вновь принять свой привычный вид: сидит сестрица на полу, согнувшись в три погибели, ладошки по бокам держит на манер ручек и только зубами скрежещет со злобы.
– У! Я ему устрою! – восклицает старшая сестра сразу же, как только осознаёт свою человеческую сущность и вернувшуюся теплокровность. Едва она заносит кулак над оставшейся кастрюлей, та и вовсе вся чернеет до самой крышки, будто закоптилась хорошенько, и в воздухе появляется явственный запах горелого, быстро разносящийся по всей квартире.
– Кто это там что сжёг? – сразу же кричит из комнаты Дима. – Опять, что ли, Ольга про кашу забыла? Сегодня жареная вместо недоваренной будет?
Оля краснеет и от чистого сердца пинает кастрюлю, та, подпрыгивая и гремя, укатывается в самый центр кладовки.
– Я к тебе ещё вернусь! – грозит сестрица кастрюле, потрясая кулаком, и, схватив с полки тару поменьше, быстро убегает на кухню, лелея в своём сердце мечту о скорой расправе.
Каши мы, конечно, ждём ещё полчаса, и Ольга всё же пропускает момент, когда овсянка переваривается и начинает прилипать ко дну кастрюли. Сгоревшую часть она любезно оставляет себе, хоть толку от этого мало – всё равно вся каша пропитана запахом гари.
Теперь, после плотного завтрака, наконец пора приступать к выполнению тётушкиного задания, от одной мысли о котором хочется в предвкушении потереть ладони.
– Ну-с, что тут у нас? – заглянув в шкаф в комнате Инессы, важно изрекает Ольга.
Вообще спальня тётушки всегда была и остаётся самым приятным и убранным местом в доме. Во многом благодаря моим усилиям, конечно, но и сама Инесса никогда не позволяет пыли и беспорядку надолго задерживаться на её территории. Книги, в рядочек расставленные по шкафам, имеют какой-то порядок, ведомый лишь тётушке. Тонкий изящный ковёр с бахромой блестит ослепительной чистотой, и даже в тапках ходить по нему кажется кощунством. На кровати высятся взбитые подушки, накрытые расправленным и выглаженным пледом. Со стен смотрят старые чёрно-белые фотографии семьи. Инесса, Анфиса, наши бабушки Вера, Милана, Галина и даже нечёткий выгоревший снимок прабабушки Акулины, весь в паутине царапин и трещин. Здесь есть и моя мама: портрет овальной формы висит над тумбочкой возле кровати, и с него на нас с сёстрами смотрит молодая изящная женщина с плавным изгибом шеи и усталым бархатным взглядом. Красавица, каких поискать. Раньше я часто бегала в комнату тётушки, чтобы полюбоваться мамой, хоть Инесса и не любит, когда к ней заходят без спроса. Потом я всегда стояла у зеркала в ванной, по часу разглядывала своё лицо, пытаясь отыскать черты матери. Надеюсь, однажды я стану такой же красивой, как она. Мне бы этого хотелось. Хотя вон Ольга совсем не походит на маму – нос острый, брови прямые, как по линейке, и нет в её облике ни женственности, ни нежности – только какая-то неестественная прямота в каждой черте и строгость. Будто ей всего неделю назад исполнилось не пятнадцать лет, а уже все сорок!
Лера тоже боится без разрешения заходить в комнату тётушки, хоть и знает, что своей любимице Инесса ничего не скажет. Сестра робко встаёт в сторонке, будто готовая в любой момент убежать, а вот Дима сразу же с любопытством бросается разглядывать старые фотографии.
– Мы сюда по делу пришли! – напоминает Ольга, копаясь в шкафу.
Его тёмная громада занимает целый угол в комнате тётушки, и вытянутое узкое зеркало ходит в зажимах, стоит только коснуться дверцы, где оно висит. Инесса раньше часто с гордостью рассказывала, что шкаф достался ей по наследству и хранит в себе дух множества поколений, и почему-то я всегда верила в эту историю. Наверное, это потому, что от старого дерева пахло древностью и немного дряхлостью. Шкаф, кажется, всегда был – и всё ещё является – главным элементом этой комнаты, и остальная мебель стоит тут исключительно ради того, чтобы подчеркнуть величие этого молчаливого мрачного гиганта на мощных коротких ножках.
– А что пропало-то? – интересуюсь я у старшей сестры, опасливо заглядывая в чрево тёмного шкафа. В лицо сразу же бьёт терпкий запах лавандовых саше, которые тётушка обожает раскладывать между стопками чистой одежды и глаженым постельным бельём.
– Я слышал про драповое пальто, – доносится голос Димы из угла, где он без какого-либо стеснения рассматривает содержимое прикроватной тумбочки.
– Не лезь куда не просят! – сурово грозит Ольга брату, и тот сразу же захлопывает тумбочку, делая вид, что он тут ни при чём. – Мне тётушка говорила про белые туфли и пуховую шаль.
– Прежде чем искать, всё равно нужно из шкафа выселить вора, – припоминаю я уроки.
– Верно-верно, – Ольга кивает. – Чего боится живущий в шкафу?
– Уборки! – восклицает Лера.
– Моли! Моли! – твердит со стороны Дима.
Я мгновение в нерешительности переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь подобрать вариант ответа получше, и в конце концов неуверенно предполагаю:
– Что его затопят?.. Дерево ведь разбухнет и потом развалится…
Ольга хмыкает:
– Ты близка, Варька. Но огонь для деревянной мебели будет действеннее всего.
– Ух ты! Класс! – Лера широко распахивает глаза, предвкушая зрелище. – Будем прямо настоящий костёр разводить в шкафу?!
Старшая сестра уходит на кухню и возвращается с коробком спичек.
– Так! Я буду делать, а вы смотрите, куда побежит! Только не пропустите, иначе ещё неделю не сыщем.
Сноровисто чиркнув серной головкой, Ольга поджигает зажатую в руке смятую бумажку и бросает её на подготовленное заранее блюдце. Огонь жадно охватывает бумагу, разгорается сильнее, а сестра тем временем протягивает руку с тарелочкой внутрь шкафа.
Свет на мгновение озаряет темноту, пламя вытягивается узкими языками, так и норовя добраться до развешанной одежды, но Ольга следит, чтобы ничего не загорелось. Через минуту, когда лёгкий запах копоти ненавязчиво начинает щипать ноздри, вредитель наконец-то решает показаться. С верхней полки с грохотом срываются на пол несколько обувных коробок, гремят вешалки, сдвигаясь в хаотичном порядке, и одна из створок резко захлопывается.
– Следите за ним! – кричит Ольга.
С вешалок начинает падать одежда, и сестре приходится загасить огонь, чтобы пламя не перекинулось на ткань. В тот же миг всё успокаивается, коробки замирают на местах, никаких звуков из шкафа больше не доносится.
– Ну и где он? – оглядываясь по сторонам, вопрошает старшая сестра.
Дима расстроенно пожимает плечами.
– Я ничего не увидел, – горестно признаётся он.
– Мне кажется, он нырнул в нижний ящик, – неуверенно говорю я, хотя до сих пор сама не знаю, правильно ли отследила путь вредителя, искавшего себе новое укрытие.
Тут голос подаёт Лера, всё это время робко жавшаяся к стене возле входа в комнату:
– Он ушёл в зеркало. Я видела мелькнувшую тень.
– Нехорошо это, – подводит итог Ольга, ставя блюдце с пеплом на пол. Она необычайно сосредоточенна, по-взрослому серьёзна. Даже в её взгляде, направленном на зеркало, читается собранность и непритворная озабоченность происходящим.
– И что делать дальше? – озвучивает общий вопрос Дима, садясь на край кровати.
Все мы вдумчиво изучаем зеркало, которое, кажется, никак не изменилось. С первого взгляда можно даже посчитать, что никого в нём нет. Но стоит мне, широко раздув ноздри, втянуть носом воздух, как становится ощутим едва уловимый запах гнили. Это сладковатая вонь прелых яблок, горечь трухлявой древесины и кислая затхлость. Смрад идёт от зеркала. Чутьё никогда не подводит. Хотя в семье лишь у тётушки Инессы как у старшей в гнезде оно развито в достаточной степени, но и нам чутьё порой неплохо помогает, хоть владеем мы им все на весьма и весьма посредственном уровне. А Дима и вовсе почему-то до сих пор не научился пользоваться своим чутьём, что давно уже стало для нас предметом постоянных шуточек.
– По-хорошему – надо бить, – говорит Ольга.
– Инесса этому точно не обрадуется, – предупреждаю я.
– А какие у нас ещё варианты? Из зеркала его никак иначе не выцепить!
Ольга приносит из кладовки старую разорванную простыню и стелет на пол. А потом прямо на наших глазах берёт вешалку и металлическим уголком бьёт в центр зеркала. На гладкой поверхности появляется сеть длинных чёрных трещин, и почти сразу же осколки медленно начинают падать вниз как куски облупившейся краски, поднимая лёгкую дымку. Едва последний острый фрагмент оказывается в простыне, Ольга быстро связывает углы ткани:
– Я пойду выброшу всё это дело. А вы пока давайте ищите пропавшее!
Мы втроём разбредаемся по всей квартире. Наступает самое интересное время – поиски спрятанных древоточцем вещей. Обыкновенно такие вредители ищут надёжные укрытия, где оставляют сворованные предметы, и подчас далеко не все из них удаётся отыскать. Но после изгнания вора с вещей спадает морок, и они становятся видны простому глазу. Это существенно облегчает нашу задачу.
Едва я переступаю порог детской, как сразу же замираю на месте с раскрытым ртом. Прямо возле люстры, размахивая своими углами на манер крыльев, порхает тётушкина белая пуховая шаль. Она летает кругами, медленно и плавно – эдакая большая красивая птица, случайно попавшая к нам в комнату через распахнутое окно.
До высоких потолков оказывается не так-то просто дотянуться. Первую минуту я пытаюсь своими силами поймать шаль, подпрыгивая на кровати Ольги, но терплю поражение. Приходится сдаться и идти за шваброй, а дальше уже её черенком ловить пропажу. Едва пуховая шаль оказывается в моих руках, она мгновенно успокаивается, окончательно лишённая всех сил, которыми её успел наделить вредитель.
Первый улов есть!
У остальных дела идут гораздо хуже. Дима бегает из одной комнаты в другую как заведённый, надеясь быстрее всех отыскать вещи, но ему всё не везёт. А вот Лера, бледная как моль, без движения стоит в прихожей возле входной двери и не моргая смотрит на вешалку, жмущуюся в тёмном углу к напольному зеркалу.
– Ты чего?.. – не понимаю я сперва, а потом мне и самой удаётся разглядеть то, что так испугало младшую сестру.
На вешалке на одном из крючков висит тяжёлое драповое пальто. Его вытянутые рукава безжизненно свисают вниз, воротник поднят, и почему-то кажется, что за ним скрывается чьё-то лицо. То ли венчающие вешалку шапки и шарфы создают такую странную иллюзию, то ли из тени воротника и правда кто-то глядит.
– Жутко… – тянет Лера, почти не дыша. И я её прекрасно понимаю! Сама чувствую, как холодеют пальцы на руках.
Внизу стоят старые резиновые сапоги тётушки Инессы – высокие голенища уходят прямо под пальто. Из-за этого ещё больше кажется, что в тёмном углу скрывается какой-то молчаливый чужак, не ясно как проникший в гнездо и прячущий своё лицо.
– Не бойся! – сипло говорю Лере, делаю короткий шаг вперёд и тяну руку к вешалке.
Едва только мои пальцы касаются пальто, как его рукав взмывает в воздух. Я вскрикиваю от неожиданности, где-то за спиной пищит от ужаса вжавшаяся в стену младшая сестра. Быстро – быстрее, чем успеваю об этом подумать – уже хватаю ткань и резко дёргаю на себя. Пустое пальто падает с вешалки и остаётся в моих руках. Под ним никого нет: только внизу старые сапоги, а наверху на крючках шапки.
– Ну чего вы тут копаетесь? – из приоткрытой входной двери показывается голова Ольги, вернувшейся с улицы. Она со смешком смотрит на наши с Лерой бледные лица и драповое пальто, которое я всё ещё инстинктивно сжимаю в пальцах.
В прихожую в очередной раз вбегает Дима, курсирующий по квартире как скорый поезд.
– Я ничего не нашёл, – расстроенно сообщает он и, заметив, что наш улов оказался куда весомее, обиженно надувает свои круглые щёки.
Весь следующий час посвящён поискам белых туфель. Мы тщательно осматриваем всё гнездо, заглядывая в каждую комнату, шкаф и тумбочку, но обуви просто след простыл.
– Ты уверена, что туфли были? – в который раз спрашиваю я Ольгу, на коленях ползая возле нижних полок в кладовке и пытаясь нащупать руками хоть что-нибудь.
Рядом сиротливо лежит закоптившаяся кастрюля, которую старшая сестра обещала выбросить, как только у неё дойдут руки. Но вот уже минула середина дня, а руки так и не дошли. И теперь испорченная кухонная утварь послушно дожидается своей участи, закатившись под полку и надеясь так там и остаться.
– Точно были! – твердит сестра, подпирая плечом косяк. – Ищи хорошенько! Кроме кладовки, им негде больше лежать.
Однако по прошествии ещё одного часа поисков ничего не меняется. Туфель нет. Ольга злится, что порученная нам работа так и не доведена до конца, а в гнезде впору уже проводить новую уборку, поскольку мы подняли кучу пыли из всех углов.
– Может, хватит? – первой не выдерживает Лера. – Я уже устала. А я сегодня ещё хотела фенечку доплести.
– Мне тоже надоело. Скучно! – ворчливо признаётся Дима, падая на стул на кухне и доставая из кармана смартфон.
– Толку от вас нет никакого! – мгновенно вспыхивает Оля. – Идите отсюда все тогда! Посуду помою, потом сама буду искать, если от вас никакой помощи не дождёшься!
Я чувствую лёгкие уколы совести, впрочем, как и Лера с Димой. Но им это почему-то совсем не мешает разойтись по своим комнатам. А вот я остаюсь. Не люблю расстраивать старшую сестру. Она и так из всех нас тут самая ответственная.
– Дай помогу с уборкой, – бурчу я, бедром легко отталкивая её от раковины и сдвигая к себе грязную посуду.
– Ты чего это, Варька? – сразу же спрашивает она, хмуря свои прямые брови. – Иди уж тоже отдыхай с остальными.
– Не, я тебе сперва помогу. Потом пойду, – сбивчиво бормочу себе под нос.
Ольга только громко фыркает, но я вижу, что моя забота на самом деле ей приятна. Она прячет мимолётную улыбку в уголках губ и начинает протирать стол мокрой тряпкой. Я тем временем ставлю в раковину кастрюлю из-под подгоревшей каши, открываю крышку и тут же замираю, едва сдерживая рвущийся из груди хохот.
На дне кастрюли в остатках каши лежат белоснежные туфли тётушки Инессы.
– Что ты там увидела? – Ольга вытягивает шею и заглядывает внутрь. На лице её отражаются одновременно возмущение, злость и вместе с тем безумное облегчение.
– И когда только успел их сюда засунуть! – выдыхает наконец сестра.
– Тем не менее работу мы сделали, – улыбаюсь я. – Тётушка Инесса будет довольна!
* * *
Вечером за ужином на кухне собирается вся наша большая семья, как и заведено. Мягкий свет люстры падает на стол, где представлен очередной шедевр моей старшей сестры – слипшиеся спагетти, густо политые кислым томатным соусом с вкраплениями сухого базилика. В этот раз от блюда хотя бы идёт приятный запах, и никто даже не воротит нос, накладывая себе в тарелку разваренные макароны, гордо прозванные Ольгой «спагетти под соусом болоньезе».
