Софья Сергеевна Маркелова
Театр бездушных
По распоряжению художественного руководителя театра, первые пять рядов партера всегда должны были пустовать. На них не продавали билетов, бессовестно пересевших зрителей оттуда гоняли. Паша, конечно, считал это просто очередным маленьким бзиком руководства, но послушно делал то, что велели.
Когда до женщины оставалось пройти всего пару кресел, Пашка вдруг почуял не самый приятный запах, рассеянный в воздухе. Он был слабым, едва уловимым, но гадким. Как если бы где-то под креслом сдохла огромная помойная крыса и теперь разлагалась, невыносимо воняя.
– Извините, – стараясь не дышать носом, обратился Паша к одинокой зрительнице, надеясь, что эта вонь шла не от неё, – но в зрительном зале нельзя есть. И я попрошу вас немедленно вернуться на своё место. Эти ряды запрещено занимать…
Он оборвался на полуслове, когда женщина резко обернулась к нему, рассерженно сверкнув глазами, как дикая кошка. Её чёрные вьющиеся волосы взметнулись облаком живой тьмы.
– Мальчишка, – она длинным ногтем поманила его поближе и разгневанно зашептала на ухо, когда Паша наклонился: – Позволь мне самой решать, что можно, а что нет!
– Простите, но правила театра едины для всех…
– Ты что, совсем страх потерял? Или ослеп? Не видишь, кто перед тобой?!
Паша, сражённый злым тоном, отпрянул и внимательнее вгляделся в черты незнакомки. На сцене как раз сменилось место действия, прожекторы засияли ярче, и молодой человек, к своему ужасу, рассмотрел и бледное лицо с острым подбородком, и бездонно-чёрные очи. И, конечно, узнал их.
Когда он только поступил в театр, Женя первым делом сунула ему в руку телефон с открытой фотографией и сказала:
– Это Киреева Венера Осиповна. Худрук театра и его полновластная хозяйка, известный режиссёр. Чтоб знал её лицо, как своё собственное, понял? При встрече всегда здоровайся, будь вежлив, не перечь ни в коем случае.
С экрана смотрела властная черноволосая женщина лет сорока с печатью неумолимости на лице.
Потом ещё пару дней Женя вылавливала Пашку перед работой и строго спрашивала:
– Заболоцкий, как зовут худрука?
– Киреева Венера Осиповна! – рапортовал Паша, и менеджер, довольная результатами муштры, удалялась.
С тех самых пор нигде, кроме как на фотографии, Пашка и не видел этого самого худрука. А теперь вот она сидела прямо перед ним, дожёвывая банан и изничтожая взглядом мелкого служку, осмелившегося ей указывать.
– Простите, Венера Осиповна… Не разглядел вас…
– Пошёл вон! – презрительно выплюнула худрук.
Пашку как ветром сдуло. Он вернулся на прежнее место, к стеночке, и стоял обливаясь потом. Все мысли его были о том, что Женя по завершении спектакля оторвёт ему голову.
Во время антракта Венера оставила наблюдательный пост и проскользнула на сцену, скрывшись за кулисами. Напоследок она окинула сжавшегося Пашу цепким изучающим взглядом, словно бы отпечатывая в памяти каждую чёрточку его лица. В зал она больше не вернулась.
Стоило представлению закончиться, актёры вышли на поклон. Труппа быстро откланялась и испарилась. А все цветы, что им принесли зрители, так и остались лежать на краю авансцены нетронутыми. Позже их собрала Женя и куда-то унесла, но Пашка не успел заметить куда, поскольку убежал на помощь ребятам в гардеробе.
После спектакля там всегда творился форменный ад. В стремлении быстрее покинуть театр, люди превращались в недовольную алчущую стаю зверья. Ещё полчаса назад они с интеллигентным видом восседали в зрительном зале, а теперь неотвратимо теряли последние остатки человечности. Паша с другими капельдинерами метался по гардеробу, роняя чужие зонты, шляпки и шарфы, а народ, отделённый широкой стойкой, чуть ли не с рычанием их поторапливал.
– Да как вы несёте моё пальто! Оно же испачкается!
– Молодой человек! Молодо-ой челове-ек, вы дали мне не тот зонт! Разуйте глаза!
Вымотанный и взмокший, Паша только через четверть часа смог вздохнуть полной грудью и опуститься передохнуть на стул, когда в гардеробе почти не осталось вещей. Но тут же откуда-то подскочила Женя и взяла его за локоть:
– Заболоцкий, Венера Осиповна желает тебя видеть.
Похолодев до кончиков ногтей, Паша позволил менеджеру увлечь себя на третий этаж, в крыло административных помещений. А когда дверь кабинета захлопнулась за спиной, оставив его один на один с расхаживающей по комнате женщиной, Пашка окончательно струхнул. Хозяйка театра чующей кровь акулой сновала мимо рабочего стола, от окна к книжному шкафу и обратно, сложив руки на груди.
Всё свободное место в кабинете оказалось заставлено вазами со свежими цветами с представления, которые наполняли небольшую комнатку приторным сладковатым ароматом. От этого густого запаха у молодого человека слегка закружилась голова.
– Пришёл, мальчишка? – наконец обратила внимание Венера на испуганного Пашку у двери. Тон её был высокомерным, колючим. И это подстегнуло провинившегося студента излиться в потоке извинений прежде, чем начальница продолжила:
– Венера Осиповна, пожалуйста, простите меня. Я тут недолго работаю, видел вас впервые. Не узнал в темноте, не разглядел лица… Такого больше не повторится, обещаю!..
Женщина перестала расхаживать, остановилась и воззрилась на собеседника, вздёрнув тонкую чёрную бровь.
– Я тебя не для того позвала, чтобы отчитывать. Думаю, если не дурак, то выводы ты и сам уже сделал.
– А для чего тогда вы меня звали? – опешил Паша, сглотнув.
Липким клейстером молчание заполнило весь кабинет. Венера не торопилась с ответом. Не сводя с подчинённого пристального взгляда, эта эффектная женщина элегантно присела на край стола.
– Скажи, ты любишь театр?
– Мм, – замялся Пашка, подбирая формулировку получше, – думаю, что с недавних пор – да.
– Думаешь? А вот я точно знаю, что люблю. Театр – это вся моя жизнь. Я не мыслю своего существования без него. И в стремлении воплотить на сцене все те замыслы, что рождаются в моей голове, добиться высокой оценки публики и критиков, я готова трудиться без устали, идти на любые жертвы. Кажется ли тебе такой подход правильным? Разделяешь ли ты моё мнение?
– Наверное. Если это важно для вас. Простите, Венера Осиповна, но при чём тут я? Вы так и не сказали толком, зачем меня позвали.
Она лукаво сверкнула глазами, а потом произнесла, растягивая звуки:
– В антракте я хорошенько разглядела твоё лицо. Ты довольно смазлив, надо признать. – Голос её изменился, стал более снисходительным. – Ладный профиль, есть стать…
Паша не представлял, что на это ответить.
– Ты бы неплохо смотрелся на сцене, мальчишка.
Эта небрежно брошенная фраза просто сбила Пашку с ног, сразила наповал пушечным выстрелом.
– Ну что ты хлопаешь глазами? – усмехнулась начальница, поправляя чёрное платье, отороченное кружевами. – Я уже много лет руковожу театром, у меня богатый опыт. Я сразу вижу, кого стоит брать в труппу, а кого нет. Кто будет выгоднее смотреться на сцене.
– Но ведь я не актёр совсем… Никогда даже не пробовал. Я вообще на переводчика учусь…
– Я открою перед тобой двери в мир драматургии, поделюсь всеми секретами актёрского мастерства. Если театр для тебя – не пустой звук, и ты готов положить себя на алтарь величайшего из искусств ради воплощения режиссёрского замысла, моего замысла, то нам по пути.
