Софи Вёрисгофер
Сокровища Перу
III
Паразит. – Пернатые танцоры. – Племя водяных обитателей. – Охота на ламантина. – С опасностью для жизни. – Дождливое время года. – Незваный гость. – Ленивец.
Прошло несколько дней и ночей. Первобытные челны наших друзей медленно двигались между берегами прекрасной и спокойной реки, как вдруг перед нашими путешественниками открылось безграничное водное пространство. Вероятно, большая широкая река сливалась с другой. В любом случае надо было переправиться через нее.
– Как теперь быть с мулами? – спросил доктор Шомбург.
– О! Мулы могут плавать! – сказал Тренте. – На пути есть острова, господин Халлинг увидит их в свою подзорную трубу!
– Обия! – крикнул Бенно, – взгляни на эти пальмы, как их обвили эти вьюны!
– Да, знаю, это удавы, – таинственно, с чувством суеверного страха произнес Обия, – ведь и пальмы имеют своих злых демонов, которые губят их.
– Это растение называется матапало, – сказал Рамиро, – оно коренится в вершинах деревьев и пускает оттуда воздушные корни до самой земли, оплетая ими все дерево и питаясь жизненными соками своей жертвы.
На совершенно иссохшей вершине пальмы возвышался сильный, здоровый ствол паразита, спускавший почти донизу свой богатый убор из яркой листвы, цветов и плодов, похожих на мелкие сливы, но негодных к употреблению.
Несмотря на суеверный страх Обии, путешественники остановили здесь свои челноки. Светло-зеленая, мягкая, молодая травка росла здесь повсюду сплошным ковром. Несколько мелких рукавов реки, в виде небольших ручейков, пересекало поверхность во многих местах. Вдоль них рос высокой сплошной стеной сахарный тростник. В тростнике что-то плескалось и возилось, и временами взлетали в воздух тонкие струйки воды. Если они на кого-нибудь попадали, тот промокал в одну минуту до нитки.
– Что это там? – спросил кто-то из перуанцев.
– Это добрая рыба, – пояснил Обия, – вы, чужеземцы, конечно, знаете, что называть ее по имени нельзя: она очень сердится на это и может принести человеку большой вред. Она принимает тогда вид красивого юноши, убирает свои длинные вьющиеся волосы водяными травами и цветами и наигрывает на деревянной дудочке прекрасную тихую мелодию. Все, кто его слышит, невольно следуют за ним и гибнут в воде или на таинственном острове, где стоит заколдованный дворец.
Доктор рассмеялся.
– Посмотрите, Халлинг, что это за диковинное существо и сообщите мне его название по латыни. Надеюсь, что эта добрая рыба не получила классического образования и не изучала древних языков?
Халлинг и Бенно пробрались в заросли сахарного тростника и увидели целое стадо дельфинов, игравших в воде на солнце, вздымая кверху свои длинные клювообразные острозубые пасти и извивая в кольцо свое стройное, скользкое серо-бурое туловище.
– Inia boliviensis! – крикнул Бенно, – и они здесь столь же многочисленны, как у нас воробьи на крышах.
Обия, внимательно прислушивавшийся ко всему, теперь с довольным видом закивал головой.
– А, у вас есть для доброй рыбы другое название – это прекрасно! Как она может догадаться, что под этим новым названием вы подразумеваете ее?
– Но скажи мне, Обия, как же ее настоящее имя, шепни мне его на ухо, я никому не выдам этой тайны! – попросил доктор.
Обия стал внимательно прислушиваться и вглядываться в ту сторону, где резвились дельфины.
– А что, – сказал он, – что если добрая рыба вдруг явится перед нами в образе прекрасного юноши со своей завлекающей музыкой и уведет нас на заколдованный остров? Но я, так и быть, тихонько шепну тебе на ухо его настоящее имя, его зовут Оринокуа.
– А-а… и вы никогда не убиваете их?
– Ах, что ты! Что ты! Как можешь ты говорить такие вещи, чужестранец? Кто же может решиться на такое страшное дело?
– Смотри, господин, – обратился вдруг индеец к Рамиро, – видишь, эти добрые рыбы резвятся как раз перед твоим челноком, это к добру!
– К добру! То есть как? Что это предвещает? – спросил владелец цирка.
– Это предвещает тебе удачу в твоих намерениях и исполнение твоих желаний. Вот ты увидишь, что это верно!
Яркая краска мгновенно залила бледное лицо Рамиро.
– Ах, доктор, прошу вас, не убивайте этих дельфинов!
– Жаль, что пропадет такое вкусное жаркое, – улыбаясь, ответил доктор, – но чего не сделаешь для друга?!
– Не горюй, господин, о вкусном блюде, мы найдем здесь другого крупного зверя, которого ты можешь застрелить и будешь иметь вкусное и сытное жаркое.
– И животное это, о котором ты говоришь, живет в воде?
– Я говорю о Тупане, у него глаза величиною с грецкий орех, и сам он длиною с наш челнок.
– Ламантин, – угадал Халлинг, – это не что иное, как ламантин.
– А вот и крокодилы, смотрите, как они таращат на нас глаза, эти мерзкие чудовища. А вон одно из них даже высунуло голову из воды! Право, этот урод плывет за нами.
Замечательно, что дельфины, по-видимому, не обращали на крокодилов ни малейшего внимания, хотя некоторые из них упорно сопровождали маленькую флотилию путешественников. Как только какой-нибудь крокодил подплывал слишком близко, меткая пуля попадала ему в голову, он нырял под воду и уже снова не появлялся.
После полудня наши путешественники убедились наконец, что перед ними действительно широчайшая река. Мулов волей-неволей пришлось пустить вплавь, чтобы добраться до ближайшего острова, поросшего прекрасными пальмами и достаточно большого для того, чтобы весь маленький караван мог в безопасности провести там ночь.
Челноки выстроились в два ряда, и между ними плыли мулы. Некоторые из них боялись идти в воду, но в конце концов все благополучно добрались до островка. На следующий день им пришлось совершить еще вторую такую же переправу, но только еще более продолжительную и трудную из-за более сильного и быстрого течения реки в этом месте, и добраться до второго острова, такого же лесистого и красивого, как и первый. Тут путешественники провели еще одну ночь. Отсюда можно было уже видеть конец голубого водяного пространства и зубчатую стену леса у края горизонта.
«Завтра, если ничего не случится в пути, – подумал про себя Рамиро, – можно будет продолжать путешествие уже берегом».
Эта мысль показалась ему отрадной и успокоительной. И люди, и животные измучились за эти два дня, да кроме того и в провианте начинал чувствоваться недостаток.
– Ну что же, Обия, – говорил уже чуть ли не в двадцатый раз доктор, – где же твое обещанное животное?
– О, мы его еще найдем! – успокаивал индеец.
– Лодка! Лодка! – крикнул вдруг Бенно. – Дикари!
Все поспешили втащить на берег челноки и, схватившись за ружья, которые на всякий случай были постоянно заряжены, ожидали, что будет.
– Это чисто Ноев ковчег, – сказал Халлинг, – я слышу, что там лает собака, кричат и плачут ребятишки.
Халлинг достал свою подзорную трубу и объявил:
– На веслах сидят две женщины, кто-то присел и держит удочку или что-либо подобное, а на носу, кажется, разведен огонь, потому что я вижу дым.
– Это странно! Но, во всяком случае, в этом большом челне, под густым навесом из луба и листьев, нет ничего грозного, а все носит скорее семейный характер.
Действительно, вскоре громадная лодка настолько приблизилась к берегу, что гребцам можно было подать сигнал. Обия вышел на открытое место и, держа высоко над головою большой кокосовый орех, как бы предлагал его сидевшим в лодке. Те поняли миролюбивый знак. Мужчина, занятый рыбною ловлей, поднялся на ноги и, достав из своей корзины большую рыбу, ловко перебросил ее на остров, после чего сильным движением повернул руль, и громоздкая лодка пристала к берегу.
В лодке не было ни скамеек, ни настила. Женщины и дети ютились на дне лодки; всего их было десять человек, считая и мужчину, занятого рыбной ловлей. Когда их громадная лодка пристала к острову, он привязал ее крепким канатом к одному из прибрежных деревьев и, взяв из своей корзины две самые крупные рыбы, поднес их в дар белым. Те, желая отблагодарить его, в свою очередь предложили ему прекраснейшую кисть бананов и несколько кокосовых орехов, но индеец отрицательно покачал головой.
– Мы этого не едим, – сказал он, – мы едим только рыбу, мы – Гуатосы!
– А-а… вы принадлежите к тому легендарному исчезающему племени водяных жителей! – И наши друзья с особым вниманием и интересом смотрели на этих своеобразных людей.
Это были красивейшие, самые рослые и статные индейцы во всей Бразилии: их длинные, черные как уголь, волосы густыми прядями ниспадали на плечи и были связаны красивым узлом на темени. Их кроткие, задумчивые лица с приятными правильными чертами и скромная сдержанность в обращении производили самое лучшее впечатление. Даже обильные украшения из зубов крокодилов не придавали им свирепого, дикого вида. Язык их очень трудно было понять, так что не только Тренте, но даже и Обия сильно затруднялся, объясняясь с ними, и нередко прибегал к помощи мимики и разных знаков.
– Неужели вы постоянно живете в ваших лодках и день, и ночь, в течение круглого года? – спросил доктор.
– Да, всегда. Мы не имеем других жилищ, кроме одного большого общего дома для всего нашего племени, да и самый дом этот построен на сваях в воде. Когда у кого-либо из племени появляется надобность построить себе новую лодку или если кто-либо умрет, то его семья переселяется на время в этот дом, всего на каких-нибудь несколько дней. В этом же доме собираются ежегодно все мужчины нашего племени на общий совет, но женщины остаются в это время у себя дома, на своих лодках.
– Неужели мы ничем не можем порадовать вас, ничего не можем подарить вам? – сказали белые, – может быть, вам нужно что-либо из хозяйственной посуды, какой-нибудь котелок или сковороду?
– Нет, нам они не нужны, мы печем рыбу прямо на камнях!
Тогда дикарю показали буравчик, и он ухватился за него с видимой радостью и восхищением, а жене его подарили ножницы, от которых та была в восторге. Затем, после нескольких дружеских приветствий, этот новейший американский ковчег отчалил от острова и продолжал свое бесконечное странствие по водам.
Подарок Гуатоса, этого красивого представителя столь редко встречающегося теперь племени – две крупные рыбы, тотчас же поступил в общий котел, обещая нашим друзьям вкусный и сытный ужин.
Поужинав, все после утомительного дня расположились на ночлег. Слабый и мерный рокот волн, ударявших о берег, укачивал и располагал ко сну – и вскоре все маленькое общество заснуло крепким сном, собираясь с силами к предстоящим трудностям завтрашнего дня.
Ведь завтра они надеялись добраться до берега и продолжать свой путь посуху. Опять пришлось немало повозиться с мулами, прежде чем удалось заставить их войти в воду и плыть между двух верениц челноков.
Но вот уже берег совсем близко. Обия, стоя в своем челноке, уже некоторое время внимательно смотрел вперед на блестевшую и сверкавшую на солнце воду. Вдруг он поднял руку вверх, как бы требуя всеобщего внимания.
– Ш-ш! Тихо! – сказал он, – кажется, там впереди что-то плывет под водою, что-то большое! Я думаю, что это огромная рыба.
– Где? Где? – послышалось со всех сторон.
– Тихо! Не то она уйдет на дно!
Рамиро осторожно вскинул ружье и нацелил его на какой-то темный предмет, показавшийся над поверхностью воды. Раздался выстрел, какая-то громадная темная масса высоко выпрыгнула из воды и вслед затем грузно плюхнулась обратно в воду. Вся вода окрасилась кругом кровью, волны заходили и запенились вокруг того места.
– Нож, скорее нож! – шепотом крикнул Обия.
С десяток ножей одновременно протянулись к нему. Он схватил один из них и, не задумываясь ни на секунду, прыгнул в воду.
– Подъезжайте ближе и приготовьте два крепких каната подлиннее! – только успел он сказать. Ему повиновались. С минуту он совершенно исчез под водою, затем вынырнул снова под носом передней лодки.
– Громадная рыба уже мертва, я прикончил ее, – крикнул он, – теперь у нас будет мяса вдоволь.
– Где же твоя добыча?
– Там, на дне, не глубоко, в водорослях! Давайте мне веревку! – И он снова нырнул, а минуту спустя, появился на поверхности, держа оба конца веревки. – Теперь давайте другую!
– Неужели ты там, под водой, обвязываешь туловище этой громадной рыбы?
– Ну конечно!
Доктор и Рамиро общими усилиями держали концы одной веревки, между тем как несколько человек выехали немного вперед, чтобы принять из рук Обии концы второй веревки.
Все были в ожидании, и внимание всех было обращено на Обию, который, вручив перуанцам, находившимся в передней лодке, концы второй веревки, с сияющим лицом обратился к остальным: – Теперь мне нужна одна свободная лодка в полное мое распоряжение и кроме того тыквенный сосуд или сковорода!
– Сковорода! – засмеялись почти все в один голос, но все-таки поспешили исполнить его требование.
Обия проворно прыгнул в свободный челнок, с еще более удивительным проворством поставил свой челнок между теми двумя, в которых находились люди с веревками, и стал наполнять свой челнок водою более чем до половины, так что он на три четверти погрузился в воду.
– Ну вот, – воскликнул он, – теперь тяните веревки кверху, только осторожнее: рыба эта скользкая, как угорь! Она весит больше двух человек, взятых вместе!
Четверо здоровых мужчин осторожно стали натягивать веревки до тех пор, пока громадное животное не показалось на поверхности воды. Тогда Обия ловким маневром подвел свой полузатонувший челнок под туловище чудовищного животного и принялся с тем же проворством и ловкостью вычерпывать из своей лодки воду, с какой он раньше наполнял ее.
Нашлись и другие, которые стали помогать ему в этом деле, и когда челнок всплыл, Обия ловко повернул его так, что громадное животное легло в него по всей длине.
Громкие крики одобрения приветствовали этот ловкий маневр индейца.
– Вы всегда так управляетесь с ламантином?
– Всегда, – отвечал Обия, – ведь иначе его не вытащить на берег, он такой скользкий и тяжелый!
Добыча была знатная: чудовище имело более двух сажен длины и притом сравнительно маленькую голову с безобразной мордой, несколько напоминавшей свиную. Пуля размозжила ему голову.
– Ну, теперь выберемся поскорее на берег, разложим хороший костер и разделаем нашу добычу, – весело сказал доктор Халлинг, – приготовьте карандаш и бумагу, я хочу измерить легкие, печень и внутренности этого ламантина!
Между тем мулы давно уже выказывали некоторое беспокойство и нетерпеливо рвались вперед: друзья приписывали это чувству нетерпения с их стороны при виде берега и желанию скорее выбраться на сушу. Теперь же они точно обезумели от страха. Не было никакой возможности удержать их. В каком-то диком отчаянии эти животные били ногами, высоко задирали головы и даже старались схватить зубами тех, кто пытался удержать их за поводья.
– Уж нет ли здесь поблизости крокодилов? – заметил Рамиро, окидывая зорким взглядом водную поверхность. Вдруг он заметил какой-то небольшой предмет, плывший против течения, затем, приглядевшись к нему, воскликнул:
– Смотрите! Ведь это унце!
– Не стреляй, чужестранец! Не стреляй! – крикнул ему Обия, видя, что Рамиро вскинул ружье и готов спустить курок. Но было уже поздно, выстрел грянул, и почти одновременно с ним раздалось еще несколько других с соседних лодок, где тоже заметили приближение унцы.
Ягуар нырнул и скрылся под водой; трудно было сказать, задела ли его хоть одна пуля.
Тем временем мулы порвали свои привязи, вырвались и что было мочи, в страшном смятении, поплыли к берегу. Белая пена покрыла всю поверхность воды между двумя рядами челноков. Высокие волны захлестывали лодки, и завеса из брызг стояла в воздухе от бешеного бегства мулов, так что в продолжение нескольких секунд ничего нельзя было видеть или разобрать.
И вот не успели наши друзья очнуться от этого страшного переполоха, не успели их челноки уравновеситься на расходившихся волнах, как перед одним из них неожиданно вынырнула из воды голова ягуара, и передние лапы его вцепились сильными когтями в борт челнока. Пасть его, усеянная острыми зубами, была полураскрыта, из груди его вырвалось глухое рычание.
Все находившиеся были не в состоянии ни обсудить своего положения, ни предпринять каких-либо мер для самозащиты: это случилось так неожиданно, что захватило всех врасплох. Один наносил страшному хищнику удары прикладом по голове, другой стрелял по нему из пистолета, почти не целясь, просто наугад, третий старался всадить в него нож, но все это делалось почти бессознательно, без толку, и унца как будто не замечала всего этого. Невзирая на все эти усилия избавиться от нее, она в этот момент одним ловким прыжком очутилась в лодке, а все находившиеся в ней повыскакивали из нее в другие ближайшие челноки и бежали от страшного зверя, кто как мог. Все успели бежать, все, кроме одного! Бенно споткнулся, упал и не успел вскочить достаточно быстро, чтобы последовать за другими. Унца, очутившись в лодке, сделала громадный прыжок и устремилась прямо на него. У всех присутствующих даже в глазах потемнело при виде происходившего в злосчастном челноке, и никто не решился выстрелить или сделать что-либо для спасения своего товарища.
Челнок качался из стороны в сторону, грозя ежеминутно перевернуться. Из-за качки лодки унце не могла верно рассчитать своего прыжка и проскочила мимо, через Бенно. Пристыженная своей неудачей, она, как всегда в таких случаях, опустила голову и в продолжение нескольких секунд не подымала ее. В это время Бенно успел вырвать один из шестов, поддерживавших навес, и когда рассвирепевшее животное подняло свою голову с раскрытой пастью, вонзил ему этот шест в самую глотку. Рамиро, видя это из соседней лодки, совершенно не рассуждая, перескочил в лодку Бенно, и прежде чем унца успела очнуться, нанес ей несколько сильных ударов прикладом ружья между глаз, так ошеломивших ягуара, что он тотчас же потерял сознание и рухнул почти замертво на дно лодки.
Затем, схватив едва державшегося на ногах Бенно в свои объятия, Рамиро почти перебросил его товарищам, подоспевшим на других лодках и уже протягивавшим руки, чтобы принять его. Вслед за ним вскочил в лодку и Рамиро и в несколько ударов весел отогнал свой челн подальше от того, в котором остался ягуар, вскоре очнувшийся. Теперь он поднялся на ноги в нерешительности и стоял, выпрямляясь во весь рост в покинутом всеми челноке.
– Пристрелите же его! – крикнул доктор.
На этот раз меткая пуля попала в самое сердце и уложила на месте страшного хищника.
Но Рамиро уже не думал более о ягуаре, он обхватил обеими руками своего любимца и заботливо осматривал его, словно не веря, что тот остался совершенно невредимым.
– Я был на волосок от смерти! Я чувствовал на себе тяжелое дыхание ягуара, я ощущал прикосновение его мягкой, пушистой шерсти к моему лицу! – сказал Бенно, невольно содрогаясь при этом воспоминании.
– Ну, слава Богу, слава Богу, что вы остались живы! – повторил в сотый раз Рамиро. – Если бы вас не стало, я, право, был бы в совершенном отчаянии, а теперь у меня есть утешение, что мне удалось спасти вам жизнь! Скажите Бенно, – добавил он после некоторого молчания, – как вам кажется, перед лицом Властителя судеб наших может ли один такой поступок искупить другой, противоположный ему. Может ли один необдуманный, безотчетный поступок загладить другой, такой же необдуманный и безотчетный?
– Да, я полагаю, что никакое доброе дело не останется без последствий!
– Увы, ведь это обоюдоострый меч! Ваши слова одинаково применимы и к дурным поступкам – значит, и те не остаются без последствий, Бенно! Но довольно об этом, займемся теперь ламантином, посмотрим, каков он в качестве жаркого!
– Что ламантин! – воскликнул Тренте с некоторым презрением, – унце несравненно лучшее жаркое! Она ничем не хуже молодой козы или армадилла (броненосца).
Челноки один за другим приставали к берегу, люди выходили на сушу. Мулы катались на траве и весело резвились на свободе, почуяв наконец под ногами твердую почву. Путники возились с добычей, другие складывали в кучу поклажу, выгруженную из челноков, третьи подвешивали свои гамаки и разводили большой костер, накрытый свежими зелеными ветвями, для отпугивания москитов. Путешественники решили устроить настоящий пир: сварили суп из маленьких зеленых попугаев, сварили вкусных, крупных речных раков, зажарили и унце, и лучшие части ламантина, и лакомились вволю лучшими бананами и апельсинами.
Обия часто поглядывал на небо и наконец объявил:
– Завтра будет дождь, москиты прячутся, и пчелы закупоривают свои летки.
– Значит, мы должны приготовиться мокнуть в течение целых шести недель, спать в луже и есть все намоченное дождевой водой! – сказал Бенно.
– Да, если мы не успеем до того времени благополучно добраться до места! – ответил кто-то.
Между тем местная фауна, вероятно, никогда не видавшая человека, безбоязненно толпилась вокруг наших путешественников и вблизи их костров. Вдруг послышался хруст и шум в кустах опушки соседнего леса, сопровождаемый тихим писком и глухим рычанием.
– Это пеккари, – сказал Обия, прислушавшись, – и дикие кошки, вышедшие теперь на добычу.
Все схватились за ружья.
– Надо запасаться мясом! – сказал кто-то.
Вскоре большое стадо маленьких черных свинок с перепугу устремилось прямо на костер. Обезумев от страха и чуя за собой погоню, они метались из стороны в сторону. Вдруг что-то зашелестело в листве куста, и громадное панцирное боа (удав) выхватило из стада одну маленькую свинку, которая с душераздирающим воплем мгновенно исчезла в громадной пасти страшной змеи. Почти одновременно с этим несколько ружейных выстрелов уложили на месте еще десять маленьких пятнистых свинок. Их тут же прирезали и, разрубив на части, присолили и развесили на ближайшие деревья, чтобы ни хищные звери, ни животные не могли стащить их. Несколько человек, с ружьями наготове, остались караулить, тогда как остальные с особым наслаждением улеглись спать.
Караульные сменялись каждые два часа. Ночь прошла благополучно. Только под утро, когда звезды на небе стали гаснуть одна за другой, серые тучи заволокли небо и подул прохладный ветерок. Чуткие к холоду туземцы почувствовали дрожь, крупные капли дождя застучали по деревьям, сначала редко, затем все чаще и чаще, пока не превратились в настоящий ливень.
Не было никакой возможности развести огонь, все труды Обии пропадали даром.
– Нет, здесь ничего не поделаешь, – сказал он, – надо идти в лес: там стоит только поджечь изнутри дуплистое дерево, и тогда у нас, несмотря на дождь, будет хороший костер.
– Ну, а если вдруг случится лесной пожар, если десятки, сотни, тысячи этих ценных деревьев уничтожит огонь?
– О, это не беда, чужестранец, лес так велик!
Промокшие до нитки путники, собрав свои пожитки, двинулись в глубь леса, полагая, что там дождь все же не так проникает сквозь густую листву. И здесь лес изобиловал всякого рода превосходнейшими плодами, которые манили взоры и разжигали аппетит путешественников.
– А вот и агуакат, – сказал Рамиро, указывая на небольшой грушевидный плод, напоминавший своим вкусом приготовленные в масле кисловатые овощи, – это вполне может заменить хлеб и картофель к жаркому.
Тем временем Обия нашел дуплистое дерево, которое так долго искал. На высоте полутора аршин зияло огромное, поросшее мхом и вьющимися растениями, дупло; повсюду виднелись на нем наросты и дыры от выпавших и отмерших сучьев. Очевидно, этот умирающий, разрушающийся великан питал и давал приют множеству других мелких живых существ и растений.
Обия осторожно ощупал длинным шестом дно дупла и вдруг оттуда послышалось сердитое рычание.
– Для унцы это дупло мало, но весьма вероятно, что там сидит дикая кошка! – заметил доктор.
Тем временем Обия, вооружившись длинным ножом, удалил в одном месте кору, затем осторожно стал проталкивать нож сквозь дряблую, как труха, древесину внутрь дупла.
С пронзительным визгом выскочило из дупла покрытое пестрой шерстью стройное животное прямо в ту сторону, где Тренте копошился около мулов. Следом за первым зверем выскочил второй и с перепугу вскочил прямо на плечи бедному проводнику, который в первую минуту совершенно обезумел от страха, но затем, увидев перед собой кошачью морду, принялся душить несчастное животное со злобой и остервенением. Потом, невзирая на громкий хохот окружающих, добежал до небольшого, но довольно глубокого прудочка, расположенного неподалеку, и со всего размаха швырнул в него злополучного леопарда. Бедный зверь плюхнулся, точно камень, в воду, но затем выплыл на поверхность и, фыркая и откашливаясь, поплыл к противоположному берегу, где и скрылся в кустах.
Пока все это происходило, Обия успел уже развести в дупле яркий огонь, на котором жарилось на громадной сковороде прекрасное свиное жаркое с очищенными плодами агуаката вместо картофеля. Вместо кофе приходилось теперь довольствоваться кипяченой водой с добавлением сока из различных плодов.
– Все это прекрасно, – сказал доктор, – но нам следовало бы соорудить какой-нибудь навес для защиты от дождя, а еще лучше – настоящую хижину с каменным очагом и сухим мхом для постелей, и…
– Просидеть в нем в полном бездействии все шесть недель, – докончил за него Рамиро. – О, я умру от нетерпения!
Дым от разведенного в дупле костра спугнул многочисленных обитателей старого дерева, которых раньше вовсе не было заметно: черные и медно-красные змеи свалились с ветвей и быстро спрятались в высокой мокрой траве; пара белых сов с круглыми красными глазами пугливо закружилась на месте и с пронзительным криком вылетела на свет; проворные белки громадными прыжками перескакивали на соседние деревья; в вершине с громким тревожным криком кружились попугаи и другие птицы; жуки, величиною с маленькую мышь, сороконожки, муравьи, пауки-птицееды, громаднейшие жабы величиной с тарелку – все это под влиянием жара и дыма покидало свои уголки и появлялось на мгновение перед глазами наших путешественников. Но вот всеобщее внимание было привлечено жалобным звуком, донесшимся с самых верхних ветвей дерева.
– Это тихоход, или ленивец, его тревожит этот едкий дым; вероятно, он висит где-нибудь вверху!
– Вот, вот, я вижу это маленькое некрасивое существо с длинными обезьяньими руками и густой шерстью. Смотрите, как он неуклюже тянет свои передние лапы, стараясь ухватиться за соседнюю ветку; точно беспомощный старикашка, ощупывает он тот сучок, за который собирается ухватиться, и теперь медленно волочит за собой свое неуклюжее тело.
На эту операцию потребовалось более пяти минут, так медленны и неловки были все движения этого животного. У Бенно появилось желание взобраться на дерево и стащить оттуда лентяя, чтобы поближе разглядеть его, но Обия рассмеялся: «Стащить тихохода! Да его двое, даже трое самых здоровых и сильных мужчин не в состоянии оторвать от сука, в который он впился своими когтями». Тогда срубили сук, на котором висел лентяй, но и это не заставило его изменить своего положения. Он не огрызался, не ворчал, не оборонялся, когда его дразнили, тревожили или щекотали, а только смотрел каким-то умоляющим взглядом, полным немого упрека, на своих мучителей. Это – единственное животное, которое никогда не обороняется и не спасается бегством, какая бы ему ни грозила опасность.
Тем временем приготовили обед: жареные свинки пеккари и непривычные еще плоды агуаката были очень вкусны, но есть их пришлось, стоя под проливным дождем.
– И шесть недель такого дождя! Да при таких условиях никто из нас не уцелеет – ведь нет никакой возможности не схватить лихорадки! Днем еще тепло, а ночью подымается прохладный ветер, да кроме того и вся одежда на нас развалится, не просыхая в течение шести недель! – сказал доктор. И Рамиро прекрасно знал все это, но не мог, не хотел выжидать на месте эти шесть недель. Он торопил товарищей идти вперед.
– Только бы нам добраться до гор, а там уже все главные трудности пути останутся у нас за плечами. Вперед, друзья! Погоняйте ваших мулов, оставаться здесь положительно невыносимо!
– Теперь еще что, – шепнул Обия на ухо Бенно, – а дальше еще хуже будет; все плоды упадут с деревьев, вся почва превратится в сплошное болото, листва поредеет, и дождь будет сильнее проникать сквозь ветви деревьев!
– Что же вы делаете в это время? – спросил Бенно.
– Мы строим хижины на высоких столбах, запасаем туда заранее и мяса сушеного, и рыбы, и плодов, и орехов и топлива на все это время, затем укрываем всю хижину и внутри, и снаружи в несколько рядов звериными шкурами.
– Так как же ты думаешь, что будет с нами, Обия? Возможно ли нам будет продолжать путь?
– Нет, чужестранец, придется и нам построить дом и есть бедных мулов, или же…
– Не договаривай! – остановил его Бенно и замолчал. Все двигались молча и уныло и у всех было невесело на душе.
