– Всякое действие человека имеет смысл, даже пение, но я понимаю и твою точку зрения, Мун!
– Мулан! – одёрнула учителя девушка и ухмыльнулась. – «Мун» меня обзывают в честь Сейлор Мун, однако на воительницу Мулан, хе-хе, я ведь похожа больше, правда? – улыбка с лица её спала. – Правда?!
– Спасибо за то, что уделила мне время. Точно не хотела бы обсудить какие-либо смятения, может…?
– Я не хочу говорить больше об этом. И это Вам спасибо! До скорого! – со всей внезапностью смены настроения остудила и растеплила психолога Мулан, встав с мягкого и удобного стула.
– До скорого…
– Нет смысла боле рассуждать и менять принятое решение на оное, сэр, – отряхнула она от невидимых крошек своё коктейльное розово-жёлтое платье.
– Ты права. Мулан, позови, пожалуйста, следующего. Кто там, кстати, следующий?
– Вам понравится, хе-хе!
Следующая после Мулан ученица Талантливого Дома, студиесса с двенадцатилетним стажем, влетела пулей в дверь Царственного Кабинета, правая и ближайшая к двери рука господина Жестова дрогнула, а очки его слетели и грохнулись на стол, не разбившись. Девушка одним прыжком миновала первую парту первого ряда и оказалась на второй парте… Верх ногами!
– «Всем пиратам и коневодам-любителям по бутылке колы» – как говорят у нас в Вишляндии, господин Жестов!
Девушка с разноцветными волосами спрыгнула с высоты куриного полёта и радостно присела на стул напротив учителя.
– Или, говоря по-человечески: здравствуйте, сэр!
Серо-зелёноглазая девушка семнадцати лет приподняла правую ногу руками и поставила её стопу на свой стул, не вставая с него. Вид у Алисии Таллейн – поистине безумство во плоти! Тёмные (натурального цвета) волосы у корней, середина каждого волоса крашена в зелёный, а кончики, третья треть, в ярко-фиолетовый. Красно-фиолетовая туника с цветными пёрышками на рукавах и лосины в тигрово-зебровую расцветку – правая штанина под зебру, другая под тигра.
Алисия Т. включила песню: ♫ Tony Igy – Melodramatik.
Алисию Таллейн не восхищает до головокружения музыка и не восхищают птицы, как Киару Морган, не интересует богатый или необычный современный архитектурный стиль, разные дизайны одежды, как Леонардо Дейра, ей не нравится работать в свете софитов и тени прожекторов, как Клариссе Старр, не завлекают спортивные и политические игры, как Николаса Джонса, не уводит в очаровательный омут экспериментов наука, как Майклоса Сандерса, её не дисциплинирует плавание и тема строительства, как Лилию Нейт, не поддерживает педагогика голову на плечах, как это у Мулан Аалто… Алисия Таллейн была другой. Фамилия Алисии происходит от имени древнегреческой музы лёгкой поэзии и комедии: от музы по имени Талия.
Она продолжала придерживать задранную правую ногу, проговаривая: «три, два, пять, четыре, шесть, шесть, один, два, ох!» и поматывая головой вправо в такт танцевальной музыке.
– Как-то так, сэр!
Мужчина закончил записывать в блокнот весь её подробный рассказ, снял очки и пальцами обоих ладоней начал массажировать переносицу со лбом.
– Каскадёрство? – поднял учитель на Алис глаза. – Серьёзно, мисс Таллейн?
– Абсолютно! И работа в магазине Тоя Ван Авера, записали?
– Да. Продавщица в магазине игрушек, записал… – стукнул он пишущей частью ручки по блокноту.
Таллейн резко опустила ноги на пол, встала, присела обратно и громко хлопнула левой ладонью по столу.
– Вот и славно, хе-хе-хе! Я пойду?
– Судя по твоему рассказу… Эмм… Впечатление, в общем-то, одно: ты не собираешься учиться, Алис?
Она вмиг стала серьёзней и сосредоточенней.
– Накоплю деньги на хороший универ и полечу туда. У меня всё нормально с головой, если Вы про это…
– Не в Вертфлесте универ?
– Я не хочу учиться здесь, хоть искренне люблю это место! Просто слишком много плохих воспоминаний у меня здесь. Такое чувство или просто желание, что как только я перееду – эти воспоминания останутся здесь, а я буду там, м?
– Прости за вопрос, но воспоминания о родителях и бабушке часто посещают тебя?
– Да. Мои воспоминания, от которых не деться, – Алис воссияла от счастья, – но попытаться стоит, о-хо-хо!!!
Господин Жестов максимально мягко улыбнулся и заговорил тише, наклонился над столом, таинственно придвинувшись к ученице.
– Куда поедешь и на кого учиться планируешь?
Алис зашептала, пододвинулась вместе со стулом к столу и наклонилась над ним, практически ложась на него.
– Чего шёпотом? Думаете, духи слушают?
– Алисия, духов нет, – прошептал он ей в ответ, постоянно осматриваясь.
– Я поеду в Швейцарию – вместе с Киарой!
– Точно, ха-ха, вы ж подруги! Пронесло! – мужчина вернулся на прежнее место и заговорил громче. – Извини, вылетело из головы.
Девушка заговорила громче тоже и пропрыгала на старом стуле назад, заставив пожилого учителя схватиться за сердце.
– Ничего страшного! – махнула зелёно-фиолетововласая худой ладонью. – Выучусь ради галочки и продолжу жить мимолётными увлечениями, отучусь, как мои ро… родители, – она почесала лоб со шрамиком на нём, – я их зову родителями, биологических-то, хотя их самая большая заслуга в моей жизни, что отдали меня бабушке и при рождении не сунули в мясорубку.
– Алисия!
– Что?! Даже это имя мне дала бабушка, господин Жестов! За что мне их любить, кроме как за то, что не убили меня? Пойду же я, к вопросу об образовании, на исторический факультет, к слову, мне нравится прерогатива быть нордистом! Или как это зовётся у них в Швейцарии…? В общем: изучать нордистику или же историю, культуру с литературой и языки скандинавских стран! Вот! У меня уже есть пару идеек и мыслишек для диссертации.
– Научно-исследовательская работа для галочки?
– Да! Это занимательно, я имею в виду сидеть по часов восемь в библиотеке по шесть дней в неделю и так три недели подряд, чтобы только изучить весь материал и провести исследование, – девушка расстроенно сжалась. – Моё истинное желание всё равно не сбудется, и надеяться смысла нет, хотя… – она, закрыв глаза, скрылась в чаще своих мыслей и мечтаний, где существуют и духи, и гномы, и феи, она улыбнулась и расслабилась.
– Каково твоё истинное желание, Алис?
Таллейн со всей серьёзностью на устах и со звёздочками-покровителями мечтателей в глазах ответила.
– Найти волшебный мир из бабушкиных рассказов! Он есть, я его найду! Ради хотя бы гномов и фей…
– Что ж, Арти, ты последний! – с радостью тыкнул ручкой в блокнот мужчина.
– Ха-ха! – парень облокотился на подлокотники стула и опёр тяжёлую голову на костяшки пальцев. – Если бы! По списку я первый, да ещё и староста.
Студиец выпрямил спину.
– Но хоть где-то я последний, – обратил парень внимание на потолочную лампу в виде пятиконечной звезды. – Разнообразие, ха-ха! – выжидающе прикусил он губу и поставил подборок на большой палец. – Мда… Извиняюсь, не прилично же.
Обладатель чёрных волос до плеч и ясно-голубых, широко раскрытых к миру глаз, выпрямил спину снова и посмотрел учителю прямо в глаза. Темноватый цвет кожи под Латинскую Америку, одежда без рисунков и узоров. Эмоциональность, энергичность и загадочность Артура Брауна отразились на его красивом голосе без остатка! Ему семнадцать лет, на нём красная футболка, чёрные джинсы, чёрная наплечная сумка, кроссовки и простецкие часы…
– Можем начать? Как мои прошли тест?
– Не много ли спешки, мистер Браун?
– Актуален был бы иной вопрос, господин Жестов: не много ли любопытства, Арти? – говорил он, не отрываясь от циферблата часов. – Хах, нет, не много. Я же о своих людях, как-никак, беспокоюсь.
– Я задам тебе три вопроса. Первый: какую музыку ты хотел бы включить на весь кабинет, не стесняясь? Второй: каковы твои ощущения, когда думаешь о выпускном из школы? Третий: кем думаешь стать и где жить?
Артур подумал секунд тридцать и загнул указательный да безымянный палец левой ладони, никак не украшенной какими-либо украшениями.
– Чувствую себя вдохновлённым! – лучезарно ухмыльнулся студиец. – На мультипликатора документы планирую подавать, господин Жестов.
– Ни черта себе! – прикрыл мужчина рот. – Точнее…
– Ха-ха-ха! Мне льстит!
– Кхм, извини меня, я немного не так хотел выразиться.
– Да-да, конечно, сэр, но не переживайте: злопамятность – не моя черта, и я не договорил про жизнь и профессию… Обучаться профессии и жить, скорее всего, буду я в Аргентине, на родине приёмных родителей. Пускай они и переехали в Вертфлест, дядя и тётя мои-то по маминой линии – они живут в Аргентине! Буду жить у них, как и делали в своё время мои кузены, Карлос и Саймон, живя у нас, если Вы таковых помните, конечно.
– Ещё как помню, ха-ха! Постой. Так, значит, ты бросаешь музыку?
– Мисс Джесс поймёт, надеюсь. Я не музыкант.
– Да ладно с этой мисс Джессикой, Артур.
– Арти! Не зовите меня «Артуром».
– Хорошо. Тебе не хочется вернуться к той праздн… – господин Жестов пронаблюдал за отрицательно качающейся головой Брауна. – Нет, так нет, но жаль.
– Та жизнь, господин Жестов, чуть не довела мою дурную голову до гробовой доски, так что нет, пожалуй.
– Мультипликация? – кивнул мужчина на кивок юноши. – Не актёрское?
– Знание основ актёрского мастерства и природная харизма без желания развиваться, как актёр, и работать – это пустозвонная монета. Бросать мечту о создании мультфильмов из-за зова какой-то музыки тоже не вариант.
– Какую музыку хотел бы включить?
Парень загнул большой палец.
– Никакую, особенно на весь кабинет, – потёр он виски. – У меня с самого утра голова болит, господин Жестов, извините за то, что перемешал все ваши кости.
– Ничего страшного, – повесил нос психолог и отпрыгнул от дна морского, от дна моря Печаль, он понимающим цветком расцвёл, как одно из комнатных растений в углу кабинета, – всякое на свете белом бывает! Мне любопытно: каково же было мнение окружающих насчёт твоего окончательного выбора не связывать жизнь с музыкой?
– Да чёрт с ними, с окружающими! – нахмурил парень брови. – Это моя жизнь и мне её жить! Да, я способный мальчик, не спорю, но ради этого бросать то, к чему рвётся сердце? Увольте.
– Ох, ты весьма скромно описал все свои достижения в языках, искусстве, науке и спорте, Арти. Простой «способностью»?! Уму непостижимо!
Голубоглазый парень широко улыбнулся, убрав чёрные волосы за уши.
– Да! – довольно ухмыльнулся Браун.
– Ха-ха-ха! Ужас! Аж с ума сойти…
– Умный – не умный, да кому какое должно быть дело? Я ведь простой человек!
– Я бы сказал «вундеркинд», но не суть. Хотя… Ежели рассуждать, то я бы так обозначил всякого из вас, студийцев, но ты – мечтатель! Ещё тот мечтатель, нежели просто вундеркинд! Такие живут долго и счастливо, мой мальчик, посему я за тебя рад, хотя живут они счастливо, лишь исполняя желаемое.
– Каждый из нас мечтатель.
– Прошу тебя: не давай кому-либо управлять твоею жизнью.
– Я никому не позволю вертеть собою, господин Жестов.
– Прекрасно! Можешь идти, – убрал мужчина в портфель свой блокнот, – я-то знаю, сколь много у вас, пчёлы вы мои, дел, хе-хе!
– Улетаю! До свидания! – вскочил со стула староста 12-го «Бэ» и обернулся у выхода к учителю. – К слову, волшебный стиль кабинета. Барокко?
Господин Жестов с подозрением оторвался от поиска тех или иных вещей в своём портфеле.
– Возможно, Арти.
– Так царственно! – не уходил ученик.
– Присядь-ка снова предо мной, – обернулся к парню, стоявшему на выходе, психолог.
Юноша смутился, но послушно присел, сцепив ладони в замок и расправив благородно плечи, поставив локти на подлокотники.
– Сидишь, будто б принц, – с хитрой улыбкой продолжил мужчина, – как я этого не замечал? А вдруг…? – приподнял одну бровь господин Жестов.
– Хе-хе! – отмахнулся юноша. – Да прекратите Вы.
– Я говорю правду. Жизнь поразительна и ужасна, как говорят!
– Это Вам Алис сказала или Киара…?
– Ха-ха, никто из них.
– Господин Жестов, с чего бы вдруг у бывшего сироты голубая кровь? Да ниоткуда, если поразмышлять.
– Поверю, но… – учитель раскинул широко руки, словно крылья. – Это Царственный кабинет, Арти! Так его назвали ещё при строительстве!
– В 1967-ом году при самой Сене Паон, величавой модели и просто несчастной молодой женщины. С ума сойти!
– И этому месту не делали косметический ремонт ни-ког-да! Об этом я, к слову, уже говорил твоему лучшему другу Лео.
– Никогда-никогда…? Вы шутите?
– Никак нет!
– Даже потолочная краска не треснула за пятьдесят два года?
– Не треснула.
– Мистика… – восторженно пробубнил под нос Браун.
В дверь постучали.
– Войдите! – скомандовал Жестов.
– Здравствуйте, господин Жестов, Вы закончили?
Арти резво встал со стула.
– Здравствуйте, мистер Кьюпид! Господин Жестов, я пойду, у меня много дел.
– Иди давай, бестолочь! – бесцеремонно рявкнул на парня строгий вошедший в двери мужчина.
Мистер Кьюпид – математик, химик, преподаватель танцев в Талантливом Доме. Мрачный, подозрительный молодой мужчина в строгом костюме с консервативными и радикальными взглядами на мир. Он – классный руководитель 12-го «Бэ» класса. Его фамилия (Cupid) с английского переводится как «Купидон» или «Амур» – и своей романтичной фамилии мужчина не соответствует.
После закрытия двери и ухода Артура Брауна мистер Кьюпид нервно обратился к преисполненному спокойствием господину Жестову.
– Ну? Как мои бестолочи? Столь ничтожны, какими и были эдак пару лет назад? Ха! Не удивлюсь!
Господин Жестов устало снял очки и начал их протирать от пыли.
– Ох… – надел пожилой мужчина очки снова. – И вовсе они у тебя не бестолочи! Большинство из них знает, куда и на кого идти.
– А компашка Брауна?
– Как раз-таки они и знают, куда и на кого идти, Ларцио! – прикрикнул мужчина.
– Господин Жестов – для Вас я просто Кьюпид, даже не мистер Кьюпид! Кью-пид. Никак не Ларцио, Жестов, ясно?! – опёрся на околодверную стенку тридцатишестилетний мужчина.
– Прошу простить меня, Кьюпид.
Главный учитель химии и танцев в Талантливом Доме продолжил с извечно кисло-сердитой миной разговор.
– Благодарю за понимание. Хорошо хоть в одном они не оплошали – в выборе! Меньше мороки мне будет. До скорого.
– До скорого, Кьюпид! – с наскоро натянутой улыбкой произнёс господин Жестов и встал со стула своего после ухода внезапного гостя. – Можно и пообедать! Ох как же хорошо, когда все всё знают! Ах, а когда все элементарно уверены в будущем, мм… – сделал глубокий вдох семидесятилетний мужчина. – Кра-со-та!
Господин Жестов выходит из своего любимого кабинета, таящего историю, и, бредя по коридору минус первого этажа, заходит за двойные двери в музей имени Сены Паон – основательницы Талантливого Дома.
Больше полувека прошло с того часа, как непонятно зачем отстроилась эта школа. История умалчивает истинные мотивы противоречивой модели родом из Франции.
В музее стоит её восковая статуя – статуя светловолосой и кареглазой прекрасной девушки, стоящей на каменном толстом постаменте. На каждой из четырёх сторон выгрирована фраза, считавшаяся афоризмом Сены Паон, но насчёт этого было немало споров. Правда ли, что легкомысленная и меркантильная модель, как Сена, излагала столь мудрые мысли? И именно её ли идеей являлось открытие Талантливого Дома, не на спор ли она сделала это?
Фраза, написанная спереди статуи, звучит так: «В истинном обители знаний всегда будет ответ на ваш вопрос, а Талантливый Дом – это и есть та истинная обитель».
Господин Жестов перекусывает рисом с курицей в холле первого этажа, среди длинных деревянных столов и тучи стульев, под звуки телевизора с одного угла и звуки радио с другого, под разговоры шестилетних первоклассников и четырнадцатилетних девятиклассников он без спешки возвращается на свой любимый и тихий этаж с Царственным кабинетом и засматривается на скульптуру Сены Паон.
Артур Браун в холле первого этажа Талантливого Дома, потирая виски, добредает до большого стола с Леонардо Дейром, сидящим за ним. Чёрновласый парень ставит поднос с едой на столешницу и присаживается напротив друга.
– Остальные наши что, всё доели?
– Да, и я тоже! – скрестил Лео руки на груди. – Однако я решил дождаться твоего прихода, а прочие разлетелись по подразделениям, кто куда… Как птицы, ха-ха!
– Спасибо, Дейр, – улыбнулся староста 12-го «Бэ».
– Не за что, Браун, – взглянул рыжевласый на поднос друга с улыбкой. – Макароны с жаренным луком и сосисками? Я вот выбрал рис с курицей, знаешь, и там соус карри, а не просто кетчуп, – осматривался по сторонам со скуки сытый студиец.
– Я люблю классику, ха-ха! Не то, что Вы, сударь.
– Ха-ха-ха, дурень! Жри давай, а то следующим у нас хи-и-и-и-мия у Кьюпида! Опаздывать нельзя, а то этого чокнутого профессора-танцора переклинит, и я сейчас не про Майкло даже, сам понимаешь.
– Ха и ха. Лео, расслабься, у нас часовой обед, и не торопи меня! – голубоглазый тяжеловато вздохнул и постарался улыбнуться. – Всё успеется. Лучше ответь: ты веришь в то, что в Царственном кабинете никогда-никогда не делали косметический ремонт?
– Жестов и тебе рассказал про него? Хм.
– Да, с чего-то да, – нахмурился голодный студиец, сделав пару глотков морса. – Ты веришь?
– Не очень. Жестов – тот ещё сказочник, ты же знаешь, Арти.
– Ещё как! Порою мне кажется, что он спятил, – достал Арти из наплечной сумки, повешенной на стул, жвачку и положил её рядом с тарелкой.
– Не больше, чем все здесь, – шёпотом произнёс Лео, усмехнувшись, и тихо продолжил, – процентов семьдесят пять от всех преподавателей точно ку-ку, иначе бы их сюда не взяли.
– Справедливо. И мы, получается, тоже ку-ку? – растёр Арти ладони, согреваясь.
– Иначе бы нас сюда не взяли, хах! Нормальная жизнь скучновата, согласись?
– Ага… – поморщился Браун и осторожно коснулся лба.
– Знобит?
Арти кивнул, пока дул горячий воздух на ладони с побледневшими ногтями.
– Голова так и не прошла…?
– Нет, к сожалению, – взял парень вилку в руки. – Чёрт! – выронил он столовый прибор.
– Арти?
– Голова… – прижимал со всей силы он виски к голове, стараясь подавить ноющую боль. – Кхм, сс, грр, а… Мадре миа…
Зелёноглазый подорвался с места и, сказав: «Я сейчас! За сильным обезболом и к тебе!», направился к тускло светящейся табличке «Медпункт» с красным крестом, к медсестре.
Арти, щурясь и корчась от пульсирующей и давящей боли, засмотрелся на, казалось бы, мерцающие каждый своим оттенком красные огоньки – карминовый, малиновый, коралловый, алый, клюквенный, вишнёвый и просто красный. Ягодный вкус затанцевал во рту засыпающего юноши – голова его брякнулась на стол. Бах!
Сиреневые перистые облака на бирюзовом небе, поющие цветы на мятно-изумрудной траве – и луга, и реки, и леса, и горы впереди. Глубоко-глубоко под землёй золотые руды, высоко-высоко в небе золотые звёзды. Разгружают повозки и перетаскивают ящики с яблоками до прилавков мужчины, подкармливают пятнистых и чёрно-белых лошадей женщины, бегают наперегонки с ветром дети, пекут старые и добрые булочки бабушки, пока мастерят старые и добрые игрушки дедушки, а коты вылизывают шерсть и спят близ коров.
Чудотворческий мир, планета Отил-Беркана, государство Ночепаис, городок Кошмарград, дом с лимонной крышей.
На кухне дома с лимонной крышей висел календарь, на котором было обведено 1-ое июня 2008-го года. В гостиной с огромным жёлтым ковром сидели, раскинувшись на диване тканевом, отец и сын.
– Алан, я хочу рассказать тебе о своих последних предположениях. Дело в том, что твоя сестра сейчас с мамой, на собрании всезнающих друидов, и у нас есть время и возможность побыть только вдвоём.
– Мама и Одри – всезнающие друидки, я знаю это, мама рассказывала, – ответил отцу шестилетний мальчишка с каштановыми короткими волосами и золотисто-жёлтыми глазами.
– Всё верно, а ещё они – люди-совы! Я хочу тебе немного о них рассказать, сынок. Люди-совы, как мама с Одри, и люди-крысы, как мы с тобой, Алан, это не про режим сна или характер, да даже не про человеческий образ и оборотеневый, а про предназначение.
– Ха-ха! – посмеялся с шутки в голове мальчик. – В животном мире вы с мамой не поладили бы, ха-ха-ха!
Мужчина расхохотался, прикрыл рот и широко улыбнулся.
– Это верно, ха-ха! Соволюди – хранители знаний, сынок, а юркие крысолюди – искатели. Недавно я наткнулся на пару неслучайных совпадений, свидетельствующих о том, что кое-кто, кто умер недавно, может быть жив, – достал мужчина книжку без названия в краснокожаном переплёте и положил на неё правую руку. – Я предполагаю, что сын Мермегаса Дрогельбеххера, короля Гаргараада и моего старого друга со времён Академии, может быть жив.
– Сын самого злого короля на всём магическом свете и наследник самого тёмного государства средь всех трёх миров и их десяти обитаемых планет?! – округлились глаза мальчишки и отвисла его челюсть.
– Да, я хочу его найти, Алан.
– И убить, покуда он не стал копией отцовской в лапах его когтистых?
– Вовсе у Мегаса не когтистые лапы как у криворога дремучего, Алан, ладони как ладони и пальцы с ногтями.
– А душа у него гнилая, папа, как у криворога дремучего.
– У криворога дремучего нет души!
– Ещё лучше, папа!
– Этот мальчишка – безобидное и несчастное, одинокое дитя, потерявшее мать и увидевшее это своими глазами. Его отец бросил его в лечебницу после потери, сбегая из которой он и погиб. Якобы погиб. Он чуть младше тебя и на год старше Одри, Алан, и вместо того, чтобы найти принца Гаргараада и убить его, словно чудовище, можно его принять как своего родственника и воспитать по человечному подобию, мудро и доброжелательно, с пониманием.
– Знаешь, пап, ты слишком мудр для крысы, и со своей-то душой должен был уродиться совой, как мама, – призадумался жёлтоглазый.
– Зачастую предназначение даётся при рождении, как в нашем случае, но что делать с этим предназначением – дело всякого, с сим рождённого.
– Думаешь, Мермегас успокоится в своей мести самой жизни, если его сын окажется вновь частью этой самой жизни?
– Я надеюсь, что не поздно, ибо он уже начал ставить эксперименты на людях, сынок… На детях, если точнее. Его видение химии с биологией, его видение медицины – мрак.
– Так вскоре после гибели сына он решил пытать детей, как в лечебнице пытали его ребёнка?! Мне кажется, что он лишь искал повод начать эксперименты или давно уже, ещё до горя, начал промышлять этим, хотя это странно, да? У него же сын, а ещё была жена.
– Я не думал об этом, Алан… – отвернулся мужчина. – Не задумывался! В любом случае: его машину по порождению ненависти в маленьких и светлых головах вскоре будет не остановить.
– Он разве не понимает, что ненависть, сравни любви, неуправляема?
Мужчина расстроено помотал головой.
– Он упрям и никого не хочет слышать, считает, что мои домыслы имеют предательский характер.
– Что хочешь найти его ребёнка? Это предательство?
– Что слишком уверен в том, что, ох, принц жив. Мол, взял и подстроил я смерть его и имею пару планов в уме насчёт использования его ребёнка. Мегас думает, смеет полагать, что я бы вытворил такое, хотя у меня самого двое детей! Это возмутительно!
– Обезумевший волк кусает даже руку, которая пытается его вылечить или накормить. Так дедушка говорит! – помедлил Алан. – Мамин папа.
– Хорошие слова, – пальцами расчесал отец волосы сына и слегка растрепал их, улыбнувшись.
– Зачем ты мне рассказываешь всё это, папа? – прищурился мальчишка.
– Хочу услышать твоё мнение.
– О! – выпрямил Алан спину. – Если и перевоспитывать дьявольского сына, то не нам. Мегас убьёт тебя, не разбираясь, если покойного сына у нас живым узрит!
– Главное, чтоб он не тронул вас с Одри и мамой… Алан, ты знаешь единственный способ спастись от всеобъемлющего зла тирана?
– Компромат на тирана?
– Информация, ему необходимая, – мужчина передал сыну книгу без названия. – Открой при мне её, пожалуйста.
Мальчик открыл книжку и прочёл с корочки: «Дневник Кларка Бушпепы».
– Зачем мне это, пап?
– Хочу, чтоб ты знал о существовании данного дневника, – забрал мужчина у мальчишки свою краснокожаную диковинку. – Если со мной что-то случится, то найди, согласно моим записям и заметкам отсюда, этого мальчишку, ежели я его не успею найти. Я чувствую, что только у нас с тобой хватит смелости разобраться с данным вопросом и спасти мир. Да-да, спасти мир!
– При чём тут весь мир, который из трёх миров и так далее…?
– Король Ада в гневе от потери единственного наследника престола и любимого сына жуть как слепнет и срывается с катушек, а такой король Ада, как наш Мегас с его-то характером – вдвойне мрак, Алан, но я уверен на все сто, что мы сможем!
– Только вместе? – оживился мальчишка, обняв папу. – Вместе?!
– Да, – обнял папа сына в ответ, прибывая в задумчивости, – надо же нам чем-то заниматься, пока мама с Одри слушают скучные лекции, м? – задорно пожал плечами Кларк Бушпепа.
– Ха-ха! Я начинаю ценить, что я – крысолюд! Хотя и «будь крысой» звучит посквернее, чем «будь совой».
– Ха-ха-ха! Ты привыкнешь! – подмигнул Алану Бушпепе его отец Кларк и встал с дивана. – Отчаиваться – не наш путь!
Кларка Бушпепу как током ударило. Настенные часы чуть не замерли от удивления и заиграла мелодия за окнами дома: ♫ Dzivia – Dom.
– Постой, Алан. Ты сказал, когда мы начали обсуждать эксперименты Мермегаса над людьми, что странно, что он решил пытать детей вскоре после гибели сына, как в лечебнице пытали его ребёнка… Я… Я этого не говорил.
– Чего не говорил, пап? – нахмурился жёлтоглазый мальчишка.
– Алан, – присел отец на жёлтый ковёр и положил ладони на колени ребёнка, – с чего ты взял, что над принцем Гаргараада издевались в лечебнице? Какими фактами ты владеешь и откуда?
Шестилетний Алан Бушпепа помотал головой и глупо улыбнулся, чуть коснувшись области сердца.
– Это безосновательно, хе-хе, я это чувствую, папа, но не знаю наверняка. Я чувствовал его, этого голубоглазого и чёрновласого мальчишку, да? Он ведь выглядит так?!
Кларк, окутанный морозными цепями из чистого страха, встал на ноги.
– Такого не может быть, – в отрицание помотал мужчина головой.
– Если только «что»? – старался хоть немного понять сын отцовские чувства.
Мужчина тяжело вздохнул, сжал губы, устремился тёмными и благородно посаженными глазами в потолок, убрал руки в карманы брюк и продолжил молчать. Мальчик угукнул, отвернув голову, встал с дивана и сказал отцу без настойчивости нечто около нейтральное.
– Устал я, пап, от бесед. Пойду полью цветы в саду, да! – выбежал мальчик из гостиной дома, имитируя беззаботный смех.
На выходе из дома Алан взгрустнул и, оказавшись в саду, присел под цветущим вишнёвым деревом.
– Что со мной? – задумчиво пролепетал он и вишнёвые цветочки расцвели пышнее прежнего, успокоил и увёл вдаль аромат цветов…
– С тобой всё будет хорошо, но понятно всё станет не сразу, – пропел ласковый женский голос засыпающему под деревом Алану, мальчик закрыл глаза. – Не ищи ответы на все вопросы сразу, – пропела незнакомка, да фруктовые ветви погладили маленького крысолюда по голове и укрыли его спину, – и сладких снов!