Сигита Ульская
О чём молчат ведьмы
Глава 18
Стас ловко вёл машину по неровной дороге, а Стася пыталась расспросить его о родителях.
– Да что о них говорить? Отец всю жизнь проходил в море, мать работает в администрации. Они хорошие люди, тебе понравятся, – успокоил он её.
Уже через полчаса Стася убедилась в правоте его слов, когда они подъехали к небольшому уютному коттеджу, спрятанному от посторонних глаз за деревьями. Родители Стаса действительно оказались добродушными людьми. Они приняли девушку очень ласково; видя, что она стесняется, не досаждали ей расспросами, проявив дипломатичность. Отец был немногословен – просоленный морем, он умел молчать. А мать Станислава любезно показала подруге сына дом и свои вышивки, которыми она увлекалась с давних времён. Потом они все вместе пили чай на задней веранде, и Стася совсем расслабилась.
После званого ужина Станислав повёз её кататься, но заехали они недалеко, в ближайшем же перелеске целовались как сумасшедшие. От этих поцелуев у Стаси кружилась голова, и ей снова казалось, что она парит…
Когда Стася приехала домой, бабуля ждала её на крыльце. Старая Ксения обняла внучку и долго рассказывала про обследования и о том, что всё вроде бы хорошо.
– Всё хорошо, – глухо повторила Стася, уткнув нос в бабушкино плечо, – ты даже не представляешь, как всё хорошо, бабуля.
Она обхватила лицо Ксении и стала его целовать. В щёки, в лоб, приговаривая:
– Как же я люблю тебя, бабушка! И пусть у нас с тобой и дальше всё будет хорошо!
– Хватит, хватит, – отпихивала внучку, смеясь, Старая Ксения, – мы с тобой всех лягушек распугали! Пойдём-ка спать!
Но Стася, улёгшись, долго не засыпала. Она гладила подушку, освещённую луной, на которой ещё недавно спал Стас, и улыбалась. Жизнь была бесконечно прекрасной!
…Проигрыватель судьбы опять приспособился к очередной пластинке в Медовой бухте и плавно заиграл новый мотив. В маленьком домике под маяком всё снова наладилось и вошло в иное русло. Стася подписала контракт с издательством, и ей скоро должны были перевести первые деньги. Для этого надо было ехать в город, но она всё медлила. С одной стороны, девушка очень скучала по Виге и даже по маме. Здесь, на расстоянии, образ матери смягчился, вспоминалось только хорошее. Мама всё же была к ней заботлива и добра, она любила дочь, как могла, всем сердцем – Стася это чувствовала. Пусть они и были не похожи.
Но, с другой стороны, при возвращении в город должен был состояться тот самый грандиозный разговор о её будущем. И Стася до сих пор не подобрала ни слов, ни выражений, она не могла понять, как донести до матери то, чего хочет душа. А ещё ей была невыносима мысль опять, хоть ненадолго, расстаться со Стасом…
Однажды, когда они сидели в любимом месте под обрывом, там, где кусты черёмухи сплелись с шиповником, и любимый целовал её, она вдруг оторвалась от него, приподнялась на локтях и долго смотрела на солнце, пока оно не коснулось моря, а потом сказала:
– Урсула говорила, что для настоящего счастья нужно очень мало… Мне кажется, я чувствую сейчас себя очень счастливой. И хочу только, чтобы ты любил меня так же, как люблю тебя я… Но теперь я всё время думаю…
– О чём?
Она пристально на него посмотрела:
– То, чего я хочу, – это много или мало?
Он промолчал. Потому что не знал, что ответить…
…Перед Днём летнего солнцестояния Лесные ведьмы дали Стасе передышку от занятий. Сами они должны были провести последние сутки в полном покое.
– Ничего нет волшебнее тишины, – сказала ей Лидия, когда они сидели со Стасей на веранде избушки и плели из ниток амулеты. – Если ты замолкаешь на сутки, то отчётливо слышишь голоса ангелов снаружи и внутри. А если можешь погрузиться в полную тишину, мгновенно ловишь все потоки этого мира. Для того мы и ходим в лесную пещеру, она здесь недалеко. Мы просто лежим там, пьём родниковую воду и плывём в потоке сознания. Когда-нибудь возьмём тебя туда, но не сейчас. Нынче ты вся пропитана Стасом. Ни сама не расслабишься, ни нам не дашь.
«А ведь она права, – думала Стася. – Я пропитана любовью. Но разве это плохо?»
– Любовь сделала меня сильнее, – произнесла девушка.
Лидия внимательно посмотрела на неё и ответила:
– Конечно. Любовь делает нас сильнее. Но она же и обезоруживает. В любви ты вывернута наизнанку, поэтому беззащитна.
– Ты так говоришь, потому что любовь всегда заканчивается плохо? – расстроилась Стася.
– Необязательно плохо. Но любовь всегда заканчивается, – объяснила Лидия.
– Всегда-всегда?
– Всегда-всегда…
– Но ведь любовь даёт нам крылья.
– А ты видела птиц, которые только летают? Таких нет. Они всё равно рано или поздно опускаются на землю, – Лидия, помолчав, добавила: – Или падают…
– Я не хочу об этом думать, – помотала головой Стася.
– Никто не хочет об этом думать. Главное, продлить чувство как можно дольше. Сначала всё в любви катится по инерции, а вот потом приходится прилагать усилия. Но должны стараться и он, и она. Если только один – ничего не получится. Любовь – она как танец. Двигаться нужно вдвоём, в одиночку любовь долго не унести.
– Но мы постараемся. Вдвоём! – воскликнула Стася.
Лидия, улыбнувшись, погладила её по щеке.
…Вечером ведьмы расцеловали Стасю и отправили домой, договорившись встретиться в праздник.
Обратная дорога была наполнена Стасиным воодушевлением. «Ура, – думала она, – завтра я весь день буду с Ним!» Она скакала, словно девчонка, поднимая босоножками на дороге облачка пыли, и радостно подпевала, едва касаясь разнотравья по обочинам, которое приятно щекотало ей ладошки. Её песня была проста и незатейлива: о солнце, о любви, о море. Слова сами складывались, мотив сам напевался, тут же подхватываемый ветром и уносимый в пустошь. Песенка застревала в ветках ближайшей опушки и, колыхаясь, постепенно гасла.
Позже Стася сидела на веранде, ела вкусный рыбный пирог, который обжигал ей рот, и поглядывала на солнечный пожар на море. Оно так неистово сверкало, словно было из горячей стали. А бабушкин пирог был ужасно вкусным, хоть и горячим, поэтому Стася не могла остановиться, застывая на секунду с открытым ртом, чтобы хоть чуть-чуть остудить очередной кусок.
Позвонил Стас, и пирог тут же был позабыт, как и всё остальное. Растворилось всё, только что ласкавшее девушку и доставлявшее удовольствие, – запах печёной рыбы, яркое море, тёплый ветер…
Стас предложил Стасе покататься завтра на яхте. И она не могла дождаться этого чудесного завтра. Перечистила кастрюли, переписала набело пару текстов, но стрелки часов двигались медленно, словно заговорённые. Бабуля качала головой, глядя на Стасину маету. Внучка слонялась по дому и поминутно вздыхала. Только бабушкин чай с травами хоть как-то успокоил Стасю, благодаря чему ей удалось уснуть после полуночи.
…Они встретились рано, когда зелень была ещё мокрой от росы, но над шоссе уже висело дымное марево миражей горячего дня, а тень деревьев, под которыми проезжала машина, не дарила прохлады.
Только когда дорога вырвалась к морю, задуло свежим ветром. Он ласково коснулся их лиц, взъерошил волосы, но тут же нагрелся на горячем капоте автомобиля.
Потом они долго ехали вдоль побережья до клуба, где у пристани их поджидала небольшая аккуратная яхта. И пристань была новенькая, пахнущая свежими досками, и яхта – беленькая, хорошенькая, такая, какой себе и представляла Стася.
Сначала Стас ставил паруса. Стася села на скамеечку, которую он называл кокпитом, и с восхищением наблюдала, как он проворно управляется с парусами и снастями. Стас напоминал ей сосредоточенное грациозное животное на охоте. Каждое движение было изящным и выверенным. Лицо – собранным и одухотворённым. Он постоянно смахивал длинную светлую чёлку с нахмуренного лба и щурился, принимая решения.
Когда Стас ловко вывел яхту из бухты, Стася звонко зааплодировала. А он только улыбнулся ей, воодушевлённо вдохнув свежий морской воздух. Парень попал в свою стихию. Здесь ему было хорошо и привольно.
Сначала Стас показывал девушке побережье. Они доплыли до Чёрных скал, с которых свешивались старые кривые сосны, и было совершенно непонятно, как они там, среди камней, держатся. А потом Станислав повернул яхту к маленькому необитаемому островку. У самого берега парень бросил якорь и позвал Стасю купаться.
Раздевшись, они прыгнули в воду, отчего подняли большие фонтаны брызг, и поплыли наперегонки до камня, торчавшего из воды. Стася смеялась и не могла плыть быстро, поэтому Стас ловко догнал её, закружил, вспенил воду вокруг и нырнул. Стася нырнула вслед за ним и открыла глаза. Их кожа в воде светилась от мелких пузырьков воздуха. На лице Стаса играли блики солнечных лучей, мягко преломлявшиеся через воду, волосы колыхались, словно водоросли, и она увидела, как он чётко одними губами сказал: «Я люблю тебя». Она ответила: «Я тоже». И вынырнула, вдыхая с воздухом невообразимое необъятное счастье. Оно было видимым, искрящимся, переливающимся вокруг всего радужными отсветами.
Потом они лежали на маленьком пляже островка и загорали. Стася погружала руки поглубже в песок, где он был прохладным, и, приподнимая горсти, наслаждалась тем, как он медленно сыплется между пальцами.
Стас склонился над ней. Она открыла глаза и сквозь мокрые ресницы смотрела на его лицо, которое было близко-близко, так, что она чувствовала, как от него пахнет апельсинами.
– Ты заслонил мне солнце, – ласково сказала она и погладила его по спине, – заслонил мне солнце… И весь мир…
– Это плохо? Что я заслонил весь мир? – спросил Станислав и наклонился ещё ближе, почти коснувшись своими губами её губ.
– Не знаю. Наверное, хорошо. Но только если всё рухнет, у меня не останется мира, – проговорила Стася.
Вместо ответа он поцеловал её.
…Когда они возвращались в Медовую бухту, обгоревшие, но переполненные счастьем, Стася сказала:
– Это был самый счастливый день лета!
– У нас будет ещё много таких дней, – пообещал Станислав.
«Да, – подумала Стася, – у нас ещё вся жизнь впереди!» И от волнения покрылась мурашками…
Только дома за ужином со Старой Ксенией Стася обнаружила, что потеряла кулон с чайкой и жемчужинкой.
– Не расстраивайся ты так, – утешала её бабушка, – море дало, море взяло.
Перед сном она написала об этом Стасу, и он пообещал, что купит ей подвеску ещё лучше и ещё красивее. «Не надо», – отвечала Стася, улыбаясь.
Она откинулась на подушки, с наслаждением потянулась, чувствуя обгоревшие плечи и спину, которым было приятно касание прохладных простыней. Закрыла глаза и перед ней снова встало лицо Станислава. И уже не покидало её до утра. Она прижалась к нему щекой, подумала, что долго не заснёт от жаркой ноющей боли на коже, и тут же, убаюканная длинным днём, утомлённая впечатлениями, провалилась в глубокий сон…
…С утра Стася, нарядившись, отправилась к Лесным ведьмам. Те уже вернулись из пещеры. Лидия с Урсулой собирались на праздник, а Висия пила кофе на веранде. Она предложила Стасе:
– Хочешь, тебе тоже налью, а потом погадаем на гуще?
– Давай! – обрадовалась Стася.
Они чинно сели рядышком и стали медленно, мелкими глоточками пить чёрное варево Висии, которое та называла кофе. Опустошив кружечки, закрыли их блюдцами и перевернули. Потом начали разглядывать замысловатые рисунки.
– Смотри, у меня дорога, – сказала Висия, указывая ноготком на петляющий путь из кофейных остатков. – А что у тебя?
– Не пойму, то ли холм с крестом, то ли цепочка с крестиком… – рассуждала Стася, вглядываясь в свою чашку.
Висия посмотрела и сказала:
– Крест – нехороший знак… Больше похоже на холмик и дерево. А это – к счастью.
Урсула же, заглянув в Стасину чашку, пробормотала еле слышно:
– Вижу и то, и другое…
Но тут на крыльцо вышла Лидия, и они вчетвером отправились в Священную рощу.
Это было красивое светлое место, заросшее старыми берёзами с потрескавшейся белой корой, под которой обнажалось их угольное нутро. У корней одного из деревьев лежал старый жернов. Его использовали как кострище.
Ведьмы разожгли огонь, яркими померанцевыми лентами взвившийся к небу. Женщины приносили дары лесу, бросая в костёр тра́вы, которые он молниеносно пожирал, превращая в хрупкие алые прутики, рассыпа́вшиеся искрами от одного дуновения ветра.
Позже ведьмы гадали по рунам и плели венки из лесных цветов, росших здесь же рядом, в овраге.
Когда солнце начало жмурить глаза и в мире стало темнеть, ведьмы отправились к реке. Петляя среди деревьев, в конце своего пути она вырывалась на свободу в море. В удобном месте ведьмы спустились до самой тёмной её воды. Река медленно бурлила, извиваясь у их ног. Лидия брала каждый венок и читала заклинание на старинном языке. Это был забытый язык жизни, он звучал словно карканье, звериное завывание и птичий свист. Потом Лидия отдавала венок владелице. Один венок – одно желание. Стася сплела для себя два.
– Что ты просишь у духов? – тихо спросила, нагнувшись к девушке, Урсула.
– Любви прошу счастливой, – замерев, ответила Стася, – и ещё… найти слова и достучаться до матери. Чтобы она меня поняла!
Девушка взяла свои венки и опустила их в воду, подтолкнув рукой от берега. Вода зажурчала вокруг них, закружила и понесла полученный дар.
– Ну, теперь следи, – если не утонет венок, то всё исполнится, – сказала Висия.
Оба Стасиных венка накрыла волна, и они исчезли из виду. Девушка обомлела, сердце её упало в пятки. Но река пожалела её: прошёл миг и мокрые венки всё же всплыли, упрямо двинувшись навстречу морю.
– Хоть и через трудности, но получишь ты своё, – кивнула Лидия.
Ведьмы собрались в обратный путь. В тихих сумерках они медленно шли по хвойному лесу, который казался торжественным и печальным из-за островерхих елей, застывших в скорбном молчании. Где-то заухала сова. У Стаси тревожно заныло сердце, и она поспешила догнать подруг, от которых, задумавшись, подотстала.
Девушка прислушалась к мирному разговору Урсулы с Висией и сразу успокоилась. Те говорили о слабостях.
– Стасенька, а ты знаешь, какое самое слабое место в человеческой душе? – неожиданно спросила её Лидия.
– Любовь, наверное, – подумав, ответила Стася.
– Нет, дорогая. Нет, – покачала головой Лидия. – Самое слабое место души – чувство вины и жалости. Именно туда привычно пинают родители, знакомые и даже нищий с кружечкой для подаяний. Сгибаясь под мгновенной болью, гораздо легче уступить, чем сопротивляться. Иначе удары осуждения и критики обрушатся один за другим… И всё же – защищайся. Это очень важно. Чтобы не растратить себя по мелочи, чтобы не раздать без остатка. Чтобы самой выбирать, куда идти, что делать и как жить. Мы сами должны решать, что рисовать на листах своей жизни, в ином случае другие растратят нас, как стопку для заметок…
«Да, – подумала Стася, – как это верно».
Наконец, утомлённые паломничеством, они вышли из леса. У самой развилки дорог, перед тем как попрощаться, каждая ведьма обняла Стасю и что-то ей пожелала.
– Пусть твой путь будет лёгким, а сердце мудрым! – сказала Висия и поцеловала девушку в лоб.
– Пусть любая печаль не сломит тебя, а сделает сильнее, – пожелала Урсула и чмокнула Стасю в левую щёку.
– Будь сильной! – прошептала Лидия и коснулась губами правой Стасиной щеки.
Когда девушка повернула к дому, Лидия ещё раз окликнула её и спросила:
– Хочешь, мы проводим тебя до порога?
– Нет, – улыбнулась Стася.
– Тогда, если что – звони, – ответила ей самая старшая из ведьм и, посмотрев на удивлённую Висию, добавила: – Я знаю про телефоны. Так что, Стася, звони, если будет нужна помощь…
Глава 19
Задумчивая, Стася возвращалась домой, и, только подойдя к лестнице, она вдруг удивлённо увидела, что маяк не зажжён, хотя было уже темно. Она зашла и включила огни. С ноющей в сердце тревогой помчалась домой, и у неё совсем подкосились ноги, когда она не увидела огней ни в одном окне.
Трясущимися руками девушка открыла дверь и шагнула в пугающую темень дома. Нащупала кнопку и включила свет. На полу кухни лежала Старая Ксения. Это была какая-то неестественная, невозможная картина. Стол уютно накрыт к ужину, на тарелках разложена еда… И бабушка на полу. Стася на секунду замерла от ужаса и даже зажмурилась, но потом подскочила и потрогала шею старушки. Она была тёплая, и, хоть слабо, однако чувствовался пульс.
– Бабушка, бабушка! – Стася начала сильно, но аккуратно хлопать Ксению по посеревшему лицу.
Та застонала. Стася принесла ей воды и, приподняв голову, напоила. Потом помогла встать и уложила на диван.
– Что произошло? – испуганно расспрашивала внучка.
– Наверное, я перегрелась. Не волнуйся, – успокаивала её слабым голосом Старая Ксения, – я весь день провела на солнце…
– Бабуля, может, всё же ты тогда слишком сильно ударилась? – настаивала Стася.
– Брось, всё нормально, – отвечала бабушка, – отлежусь, и всё наладится.
– Хорошо, – сказала Стася с твёрдым намерением позвонить матери и вызвать для Старой Ксении врача на дом.
Но, чтобы не волновать бабушку, она ничего ей не сказала. Накормила, дала лекарства, помогла умыться, а потом они сидели в потёмках, и Стася расчесала мягкие длинные седые волосы бабули, заплела их в косу, после чего уложила Ксению спать.
Стася ушла к себе в комнату. Она открыла окно в прохладную ночь. На улице шёл дождь. Он подкрался незаметно, в потёмках, и тихо зашуршал по деревьям, жадно подставившим ему свои листья. Воздух густыми волнами врывался в комнату и в душу девушки. Он впитал пыльцу цветов, дневной крик чаек, запах каждой травинки…
Стася почувствовала благодарность сытой, посвежевшей, напившейся земли, которая давно скучала по небесной влаге. Девушка выставила руки под колючие струи, и ладони быстро стали мокрыми. В угольном мире за окном дождь чуть обозначил силуэты деревьев и каменную дорожку. Она переливалась в темноте, словно живая, напоминая чёрный ручей. Стася вспомнила свои венки. Сейчас они плыли где-то в море. А возможно, русалки давно утащили их к себе. «Какая же я эгоистка! – отчаянно подумала она. – Надо было попросить для бабушки здоровья!»
Чувствуя себя виноватой, Стася позвонила матери и попросила помочь. Они договорились, что завтра к Старой Ксении приедет врач.
Ночью Стася много работала. Из редакции ей прислали макет книги, и надо было его проверить. Она вносила правки в тексты до самого утра, пытаясь игнорировать смятение сердца. Пока не почувствовала, что ногам стало зябко. Стася оглянулась – по комнате в предрассветной мгле гулял сквозняк. Он поднимал лёгкие шторы, шевелил страницы книги, раскачивал рукава шёлковой кофточки, накинутой на Люси. Девушка посмотрела на манекен, и ей стало совсем холодно. Она закрыла окно. Дождь давно прекратился, смыв ночь с неба, но окрасил его и море в тревожный безжизненный цвет. Даже рассветное зарево сегодня было мутным и блёклым.
Стася тихо, стараясь не шуметь, спустилась на кухню. Ей было так холодно, что она решила сделать себе чаю, каким обычно грелась бабушка. На плите она вскипятила старый чайник. В кладовке в кружку отсыпала щепотку чёрного чая, нашла мясистый корень имбиря и срезала с него пару сочных пластин, которые сразу ударили в нос ядрёным запахом. Потом тоненькой спиралькой отрезала кружок лимона, плеснула ложечку коньяка и залила всё это кипятком. Когда чай подостыл, она добавила туда липового мёда и, замотавшись в плед так, что торчала только её взъерошенная макушка, села у окна, глядеть на светлеющее небо. Напиток моментально согрел её и даже немного унял внутренний озноб.
Стася сбегала на маяк выключить огни, потом быстро приготовила завтрак. Она разбудила бабушку и, когда та спустилась, робко сказала:
– Бабуль, ты не злись, но скоро приедет доктор.
– Ну вот к чему это? – рассердилась Ксения. – Со мной всё хорошо.
Они ещё минут сорок припирались и даже почти поссорились, но обе вздрогнули, услышав стук калитки. Это пришёл врач.
Он был достаточно молодым русоволосым мужчиной с гладко выбритым лицом и серьёзными глазами. На нём был твидовый пиджак, а в руках он нёс саквояж.
– Здравствуйте, доктор Петер, – поздоровалась с ним Старая Ксения, – вот не надо было вас беспокоить! Со мной всё хорошо! Это внучка забила тревогу!
– Здравствуйте. Я Стася, – решительно протянула врачу руку девушка, – не слушайте её. Вчера она упала в обморок. И я за неё очень волнуюсь!
– Правильно сделали, – спокойно ответил доктор Петер, раздеваясь.
Он привычно пошёл помыть руки, было видно, что врач здесь не впервые и хорошо ориентируется.
– Пойдёмте хотя бы наверх, – ворчливо сказала ему Ксения. – А ты, Стася, пока приготовь доктору кофе.
Петер и Ксения удалились.
Девушка накрыла стол и начала ждать, когда спустится врач. От страха она грызла ноготь и в попытке отвлечься от роя назойливых мыслей сосредоточенно смотрела, как за окном, сопротивляясь порывам, балансирует в воздухе чайка. Белая с чёрным крылом.
Стася, задумавшись, не заметила, что Петер уже спустился. Он тронул её за плечо.
– Ой, садитесь. Вот ваш кофе, – вскочила девушка.
Врач присел и отхлебнул из кружки.
– Знаете, – сказал он, – Ксения долго меня упрашивала никому ничего не говорить, обещая, что расскажет сама. Но это уже слишком затянулось, – он помолчал. – У вашей бабушки рак. Она умирает. И знает она это с зимы.
Стася осела, вглядываясь в лицо доктора. Она не могла понять, что именно он сейчас ей сказал. Его слова слиплись в чёрный противный кусок и не помещались в её голове.
– Ей надо в больницу. Я давно настаиваю. Но теперь ситуация ухудшилась, и я не могу больше ждать, когда она скажет вам всем сама.
– Ей надо в больницу, – словно заворожённая, медленно повторила Стася, пытаясь вникнуть, почувствовать на вкус то, что он говорил. Но вкус у этих слов был горьким и противным.
Слова врача проникали в душу Стаси, словно тяжёлые глыбы падали в море и медленно шли ко дну, поднимая облака взвеси, делая мир мутным. Бабушка умирает… Как это уложить в голове?
Стася закрыла глаза и отчего-то вспомнила себя в шесть лет. Она стоит, схватившись за край этого самого стола, и зачарованно смотрит на молодую бабулю. Та улыбается, поправляя косынку на голове, и убирает под неё светлые пряди. Ксения подхватывает мягкое упругое тесто и, подбросив его, кидает на столешницу, покрытую мукой. Белые облака взлетают, бабушка хохочет, показывая ровные влажные зубы, и у её глаз расходятся светлые лёгкие морщинки. Стася протягивает пальчик и вдавливает его в тёплое живое тесто. Она смотрит на доброе лицо Ксении и думает, какая та красивая в льняном переднике с вышитыми цветами…
– Вам плохо? – трогает её за плечо Петер.
Стася словно проснулась и зарыдала.
– Вот этого я и не хотела, – говорит, спускаясь Ксения.
Она неловко застёгивает кофту, пытаясь делать сердитое лицо, но ей отчаянно жаль внучку.
Стася бросается к ней. Старая Ксения гладит её по спине и говорит:
– Стася, ничего уже не поделаешь…
Врач вскорости ушёл, оставив на столе направление в больницу и строго приказав явиться туда не позже завтрашнего дня. А Стася вынуждена выдержать разговор с Агнией. Та рыдает, кричит в трубку, что «она так и знала, что ничем добрым эта жизнь на маяке не закончится!» У всех окончательно портится настроение. Стася обещает, что сегодня же вечером привезёт бабулю в город на лечение…
Потом Стася и Ксения долго сидели на крыльце. Обе без сил и без слов. Стася так много хотела спросить. И не решалась, украдкой глядя на прозрачные задумчивые глаза бабушки.
В обед девушка сбегала к ведьмам. Те встретили её объятиями. Они давно всё знали. Ещё ранней весной. Как только ведьмы пришли в этот край, к ним заглянула Старая Ксения. Она не просила об исцелении, не искала его и не надеялась. Хотела лишь получить средство от боли. И ведьмы снабжали её сильными травами…
Станислав, как только узнал, примчался к возлюбленной. Он встретил её по дороге от ведьм, обнял и долго утешал. Они сидели под маяком, Стася плакала, а Станислав гладил её по волосам и успокаивал, как мог. Потом он проводил её до дома и пообещал вечером отвезти их в город.
– Знаешь, мне кажется, всё будет хорошо, – сказал он ей напоследок.
– Правда? – она взглянула на него с надеждой.
– Да, – твёрдо произнёс он.
Ребята разошлись, чтобы через пару часов встретиться вновь.
Старая Ксения договорилась с братом Януша, что тот будет зажигать и тушить огни. Он каждое утро рано вёз с фермы в город продукты и мог, сделав крюк, заезжать к маяку.
Станислав перетаскал вещи наверх по лестнице в машину, потом помог подняться Ксении, и они, заперев дом, отправились в путь.
Через три часа уже въезжали в пыльный пригород. Стася показывала дорогу до их городского дома. В переулке ходила Агния. Она ждала их целый час, накручивая себя. Когда Агния увидела Ксению, выбиравшуюся из машины, кинулась к ней, громко рыдая.
– Матушка, на кого ты меня оставляешь?! – кричала она, вытирая слёзы.
– Ну, будет, будет. Я ещё не умираю, – обняла её мать.
Агния, схватив сумку Ксении, недовольно покосилась на Стасю, которая уж слишком долго прощалась с водителем.
– Кто это? – шёпотом спросила она у матери.
– Это мальчик Стаси – Станислав, – объяснила Ксения.
– Какой ещё мальчик? – недовольно проговорила Агния, поднимаясь на крыльцо. – Нам ещё мальчиков не хватало. И так горе в доме! То-то я гляжу, что Стася как-то изменилась. Мам, ну ты-то куда смотрела? – с упрёком сказала она Старой Ксении.
– Любовь – это же прекрасно! – ответила ей мать.
– Но Стасе учиться надо, а не в любовь играть. Вот специально же к тебе отправила, чтобы не загуляла. А она и там себе приключения нашла… Стася, иди в дом! – крикнула Агния дочери.
Девушке очень хотелось поцеловать Станислава. Но на крыльце стояла мать, и Стася только погладила его по руке.
– Я буду приезжать часто-часто, – пообещал Станислав и чмокнул её в щёку, уколов щетиной.
– А я буду ждать тебя, – помахала ему Стася.
Она смотрела вслед машине, пока та не скрылась из виду за поворотом. Потом, напряжённая, пошла к матери.
– Что за Станислав такой? – строго спросила её Агния.
– Мам… мы встречаемся, – робко подбирая слова, переминалась с ноги на ногу Стася, пытаясь прошмыгнуть в дом.
Но мать загородила проход.
– Он хоть из хорошей семьи? Ты знаешь его родителей? – заглядывала с тревогой в лицо дочери Агния.
– Да, мама. Его отец – капитан. У них свой дом, есть небольшая яхта, – пыталась задобрить мать Стася, но от этих слов на душе появился противный, мерзкий налёт. Девушка ненавидела себя в тот момент, словно продавала повыгоднее свою любовь.
– Да? Ну что ж, хоть здесь ты не сплоховала! – обрадовалась Агния. – Надо будет к нему приглядеться. Пригласи его к нам на ужин.
Агния отступила, пропуская дочь.
Дом встретил Стасю привычной чистотой. Она оглянулась, и тут же тысяча правил быта матери всплыла в её голове: «Дверь в гостиную всегда открыта, дверь же в кладовку приоткрыта наполовину, чтобы кошка могла заходить. На кухне лёгкие шторы задёрнуты. Всегда. В столовой же, наоборот, всегда открыты, но так, чтобы на их складках были видны красные пионы. Стулья за столом стоят параллельно друг другу и всегда наполовину задвинуты под сам стол…» Если в детстве Стася забывалась и делала иначе, то мать старательно поправляла всё «как нужно» и терпеливо обучала дочь, пока у той не выработалась привычка ставить каждую вещь на место. Стася была послушной и не сопротивлялась – нужно так, значит, нужно так.
Она ещё раз оглянулась и побежала наверх, в свою комнату. Стасе показалось, что здесь она не была много-много лет… Всё чисто прибрано, всё по полкам и местам. Лимонный абажур мягко освещал стеллажи с книгами и старыми игрушками – Стася собирала когда-то плюшевых медвежат и небольших куколок, которым шила одежду. У самого окна была её старая кровать, застеленная толстым сине-зелёным пледом, рядом стоял письменный стол со стулом. Вот и всё нехитрое убранство её комнаты. Однако там, где раньше над кроватью Стаси висели её рисунки, прикреплённые канцелярскими кнопками: русалки в море, девушки в кимоно с зонтиками в парке и сказочный дворец с красивыми витыми башенками, Агния повесила постер в рамке, на котором были изображены ярко-жёлтые нарциссы.
– Правда, теперь красивее? – спросила мать, зайдя вслед за дочерью в комнату.
– Да. Красиво, – ответила Стася.
Через полчаса три женщины сидели в гостиной и молча без аппетита ковырялись вилками в макаронах. Агния вздыхала, повторяя:
– Что же теперь будет, мама?
Старая Ксения сердилась и тоже вздыхала. А Стася старалась вообще не дышать, чтобы не привлекать к себе внимание. И, конечно, от напряжения, то роняла вилку, то разливала чай. Мать огорчённо смотрела на неё, качая головой.
После они обсудили завтрашний день и разошлись по комнатам.
Стася дождалась СМС от Станислава о том, что он приехал домой, и созвонилась с ним. Но пообщаться не удалось. Хотя девушка говорила шёпотом, через пять минут в стенку постучала Агния:
– Хватит болтать, Стася! Завтра рано вставать.
Но та ещё долго переписывалась под одеялом с Вигой и Станиславом. Он обещал приехать послезавтра вечером. На этом они распрощались. И Стася, закрыв глаза, услышала, как в коридоре со скрипом и шорохами старые часы надрывно отмерили два часа.
