Шая Воронкова
Голос ненависти
В полуденный час улицы всегда полны людей, особенно – Главная площадь. Торговцы и мастера, стражники и благородные, женщины и дети движутся мимо ратуши, постамента с виселицей и многочисленных лавок, будто речные потоки. Там, откуда Кайрис родом, на площадях всегда были храмы, но тут так не принято. Впрочем, велика ли разница ли между монашеской рясой и петлей?
Наконец, Кайрис останавливается, опираясь о теплую каменную стену. Стоит, вдыхая запах пота, яблок, хлеба и дыма. Немного успокоившись, Кайрис начинает рассматривать лица людей, будто пытаясь по невнятным чертам прикинуть, каким мечом была бы эта манерная пожилая дама, а каким ножом – тот загорелый сельский мужик. Кстати о ноже.
У деревянных опор потрескавшейся от солнца виселицы лежит уже знакомый ей меч с именем Розга. Кайрис и сама не знает, как различает его – по виду меч не особо отличается от остальных. Просто знает и все. Но лучше проверить. Кайрис отлипает от стены и широкими шагами пересекает площадь. Оказавшись рядом, она наконец разглядывает знакомые ножны, развеявшие остаток сомнений. Оставить меч без присмотра, вот болван! Замедлив шаг, Кайрис останавливается и опускается на корточки.
– Ну, здравствуй, – говорит она будто человеку.
Кончики пальцев аж чешутся от желания прикоснуться к нагревшейся на солнце стали, и Кайрис, спешно дернув меч из ножен, обхватывает теплую рукоять. Сталь глухо отблескивает, словно чешуя, и желание прикоснуться к ней становится совсем нестерпимым. Кайрис сглатывает, чувствуя, как от возбуждения начинают трепетать ноздри. Она ведет мечом по воздуху, будто рисуя невидимые фигуры – просто чтобы продлить приятное чувство. По спине пробегают мурашки, спускаясь до самых пяток, и Кайрис захлестывает восторгом. Она все-таки не удерживается и касается стали кончиками пальцев.
Земля вдруг взлетает вверх, а сама Кайрис обнаруживает себя лежащей на спине – уже без меча. Голова от удара раскалывается, и Кайрис держится за нее, пытаясь прийти в себя. Нечеткая фигура, придирчиво оглядывающая меч, медленно складывается в уже знакомого мужчину.
– За хер себя потрогай! – ругается он, рассматривая полоску стали разве что не под лупой. – Чего ноешь, вставай давай. Скажи спасибо, что пальцы не отрубил. Ты что, совсем дурной?
Кайрис осторожно поднимается на ноги и злобно глядит на небритую рожу в шрамах и ссадинах. Вот уж кто точно не утруждал себя честной работой. Впрочем, на него посмотришь – и передумаешь ступать на ту же тропинку: въевшийся в кожу запах табака, земля под ногтями, одежда потрепанная, одни сапоги добротные, еще сильнее подчеркивающие дешевизну остальных вещей. Пока она пялится, как палач на виселицу, наемник успевает спрятать меч в ножны, повесить их на пояс и вдруг схватить Кайрис за ворот. Та даже отстраниться не успевает – так внезапно все происходит. Только руками беспомощно взмахивает.
Чужое лицо нависает над ней, и то ли дело в тенях, то ли еще в чем-то, но оно больше не кажется ни дурацким, ни смешным, только очень, пугающе опасным. Будто земля уходит из-под ног.
– Слушай сюда, сын шлюхи. Еще раз меч своими грязными лапами тронешь – оторву и в задницу засуну, – мужчина прищуривается, морща нос, будто пес. – Понял?
Кайрис передергивает, и она поспешно отвечает:
– Да.
Чужая рука разжимается, и Кайрис едва не падает, с трудом устаивая на ногах.
– Это сталь портит. А вообще чужой меч без разрешения брать – дурная примета, – уже спокойнее объясняет наемник и бросает через плечо. – Пошли.
И идет, больше не обращая на нее внимания. Кайрис медлит, потирая ушибленный бок. Зачем она только пришла? Дельце выглядит мутным даже на ее не особо придирчивый взгляд. Авось, в тупик заведет, перережет горло и в канаву скинет. За такими размышлениями Кайрис забывает даже, что брать с нее по большей части нечего. Наемник, будто почувствовав ее взгляд, оборачивается, презрительно кривя губы.
– Что, ты только на словах мечом махать горазд? – и, чуть усмехнувшись, добавляет: – Или боишься, что прирежу по-тихому?
Если бы он этого не сказал, Кайрис с легким сердцем послала бы все к Зилаю, но теперь отступать становится слишком позорно. Признать, что она боится? Ну уж нет! А если нападет, убежать можно. По крайней мере, она тешит себя такой надеждой, потому что просто устала всего бояться. И это, возможно, единственный шанс стать из дичи охотником и не бояться больше никогда. Кайрис вздыхает и следует за жилистой фигурой, ловко лавирующей в толпе.
Довольно скоро дома редеют, а потом они вдвоем и вовсе оказываются за чертой города. Там наемник немного огибает городскую стену и проходит дальше, к небольшому ровному клоку земли. Место выглядит так, будто его то ли специально расчистили от камней и травы, то ли был пожар, и новая не выросла. Мужчина садится прямо на землю, прислоняясь к большому камню спиной, и достает кинжал с круглой резной рукоятью. Мозолистые пальцы ловко откручивают эту самую рукоять, и наемник высыпает себе на ладонь какой-то красноватый порошок. Кайрис морщится, когда он наклоняется, резко вдыхая, и закатывает глаза на грани припадка. Пристрастие к дурной траве напрягает, но пока мужчина спокойно продолжает сидеть, она смиряется.
Так и идет: наемник сидит, на грани сознания наблюдая за ее стараниями и при этом умудряясь оставаться достаточно внимательным и цепким, чтобы заметить, когда она ленится. Кайрис все ждет, когда ей дадут в руки меч, но это не происходит ни в первый день, ни на следующий, ни даже через полный оборот луны. Мужчина гоняет ее, как солдата: бег, отжимания, таскание камней. Первое время по приходу домой ей хватает сил только на то, чтобы упасть пластом и будто всего на миг закрыть глаза, чтобы тут же распахнуть от крика петуха и начать все сначала.
Однажды, вконец вымотавшись на очередном забеге, Кайрис едва ли не требует, чтобы ее учили, наконец, управляться с мечом. Наемник только хмыкает и неожиданно легко протягивает Кайрис тренировочный деревянный меч. Но порадоваться она не успевает.
– Просто стой ровно, – говорит ей мужчина, коротко ухмыляясь.
И наклоняется, подбирая с земли первый камень. Кайрис не успевает даже поднять меч повыше, когда булыжник, просвистев в воздухе, чиркает по плечу. Она шипит от укола боли, пытаясь отступить на шаг, но наемник, размахнувшись, бросает второй снаряд. В этот раз Кайрис даже хватает реакции, чтобы нелепо дернуть рукой, но бедро все равно вспыхивает от боли. Кайрис неловко выворачивает запястье. Меч вроде бы весит мало, но становится тяжелее с каждым мгновением и напоминает третью руку: мешается, отвлекает, – и вот уже другое плечо, заныв, отклоняется назад, отчего Кайрис едва не роняет оружие.
– Ну же, отбивайся. Или хотя бы увернись, – смеется наемник, подбрасывая очередной камень.
Кайрис действительно силится отпрыгнуть в сторону, но с мечом это сделать не так удобно, как без него, так что хоть камень и чиркает по земле, Кайрис не хватает сноровки удержать рукоять, и ее пальцы разжимаются. Меч глухо падает на землю, подымая легкое облачко пыли. Кайрис тянется его поднять, и что-то пролетает над ее головой, задевая по спине. От неожиданности Кайрис падает на колени.
– Вот и все, – отмечает наемник, не то чтобы не вспотевший – даже дыхание не сбилось. – Уронил меч – почти что труп.
Кайрис понуро поднимается, пытаясь отдышаться. Хоть и обидно, но теперь она понимает: ее тело просто еще не готово.
Река покрывается льдом и оттаивает, а они все продолжают свои занятия. Со временем наемник начинает учить Кайрис основам: как правильно стоять – с полусогнутыми коленями, – как передвигаться, как уворачиваться, как правильно держать меч. Между собой они не сражаются, но мужчина заставляет ее доводить движения до автоматизма, повторяя так долго, пока не становится дурно. Однако занятия дают неожиданный результат: Мелирасс в трактире замечает, как она крепнет, а потому ставит ее в двери, вышибать буянящих и не желающих платить, а на конюшню берет нового парнишку. Кайрис все легче и легче даются нагрузки и все больше остается после них энергии. Наконец, как-то взглянув ей в глаза, наемник улыбается и говорит:
– Пора.
Глава 8. Переплавка
697 год, Оттепельник, 25
Кайрис стоит в пустоте.
Пахнет прогретой почвой, травой, а еще – ее собственным потом. Каждый звук, запах, оттенок мира ощущается остро, будто лезвие ножа. Ветер доносит цокот копыт со стороны дороги и шорох листвы. Иногда кажется, что если простоять так еще, то Кайрис услышит, как бегут муравьи или растут ветви. Надо же, как много замечаешь, если отобрать у тебя глаза. У Кайрис они сейчас завязаны грубой повязкой, узлом давящей затылок. Внимание начинает расплываться, и Кайрис вновь сосредотачивается на мече. На том, как пальцы охватывают шершавое дерево. На его весе. На ощущении, что меч – продолжение руки, чутко реагирующее на даже легкое движение. Или, как Вел говорит, оружие – и есть рука. Тем более во второй сейчас лежит гладкий камень, который ни за что нельзя уронить.
– Сейчас меч для тебя и сердце, и глаза, и бог, и матушка, – вещает наемник негромко, но четко, будто впечатывая слова в сознание. Его голос доносится отовсюду, то громче, то тише, потому что Вел двигается. – Помни: наемник всегда между девкой и мечом выберет меч.
Кайрис взвешивает камень на ладони. Так и хочется выкинуть его и схватиться обеими руками за рукоять или хоть помочь себе как-то при увороте, но нельзя. Она отстраненно думает, хороший ли это знак, что наемник сказал ей свое имя, и тут же себя одергивает. Не время отвлекаться. Поток воздуха касается разгоряченных щек, как бабочка крылом, и Кайрис вся машинально напрягается, хотя и знает, что это не имеет смысла. Она все равно не успеет отреагировать. Губы вздрагивают, и в этот момент плечо обжигает болью, заставляя пошатнуться и почти выронить камень. Кайрис чуть отклоняется, пытаясь удержать равновесие, и сжимает пальцы. Вел движется так тихо, что она все еще не может вовремя его услышать, чтобы уклониться, но теперь хотя бы научилась предугадывать удар по колебанию воздуха.
Дыхание сбивается, и Кайрис заставляет себя опять дышать мерно и редко. Учась сражаться вслепую, она первое время сильно путала верх и низ и действовала слишком неуверенно, а сейчас все легче сохранять спокойствие. Локоть вдруг коротко жалит, и Кайрис сразу понимает, что это значит: опять выставила его вперед. Первое время даже в обычном сражении допускала эту ошибку, забывая уводить его с линии удара после завершенного выпада или парирования. Но, набив пару синяков, от дурной привычки избавилась. Все-таки боль оказалась самым лучшим учителем. А как первое время запястья ныли от маханий вроде бы легким тренировочным мечом… В этот раз удар приходится на руку, и Кайрис едва успевает удержать покоящийся на ладони камень. Слышно, как Вел хмыкает, и все затихает. Опять отвлеклась. Она пытается собраться, повторяя про себя, как молитву: побеждает тот, кто подлее всех. Побеждает тот, кто подлее всех. Но никакие уловки не приходят на ум, когда Вел так наседает.
Кожу обдает потоком воздуха, и Кайрис отклоняется в сторону, но не успевает совсем чуть-чуть –чужой меч жалит плечо, которое она не увела из-под удара. В темноте каждое движение ощущается совсем иначе. Оно словно оставляет под веками огненный след, появляясь из ниоткуда. Особенно остро это ощущается из-за того, что переступает с места на место Вел совершенно бесшумно, как бы тщательно Кайрис ни вслушивалась.
Она тянет воздух сквозь зубы, и горячий поток щекочет нёбо. Поднимаемая движениями пыль оседает на лице и губах. В отсутствие глаз ориентироваться выходит только на звуки. Зилай! Нужно постараться услышать или хотя бы почувствовать… Вел гоняет ее уже столько времени, а результатов нет. Колени дрожат, и мышцы ноют, но Кайрис всеми силами заставляет себя оставаться на ногах. Посторонние звуки, боль – все это отвлекает. Кайрис делает медленный вдох и подставляет лицо ветру, как бы обращаясь внутрь себя и одновременно сливаясь с окружающим миром. Кожу еще несколько раз обжигают пропущенные удары, но в этот раз Кайрис остается на месте. Словно швея, перебирающая нити, она ищет нужный звук – и вдруг находит. Едва различимый хруст земли.
Еще до того, как начинает колебаться воздух, Кайрис покрепче стискивает рукоять меча и, метя туда, откуда идет звук, делает короткий выпад. И впервые попадает не по пустому месту. Неожиданная атака выбивает из Вела тихое шипение, и это наполняет Кайрис такой радостью, что это чувство на долю мгновения захватывает ее всю, целиком. Вел тут же выбивает из ее пальцев меч, а сжав руку, держащую камень, Кайрис понимает, что та пустая. Она вздыхает и начинает медленно стягивать повязку.
– А ты учишься, щенок, – говорит Вел. – Но помни про контроль – только потеряешь его, и…
– Тебя щелкнут по носу, – бурчит Кайрис, жмурясь.
Она уже знает все фразочки Вела наизусть. Солнечный свет бьет в глаза, и Кайрис продолжает утирать выступившие слезы, пока круги под веками не исчезают. Наконец, она открывает глаза. Все чувства наваливаются разом, будто водный поток, прорвавший плотину, и какое-то время Кайрис чувствует себя оглушенной. Вел сидит возле своего любимого валуна, развалившийся, как какой бездельник аристократ на кресле. Наемник одной рукой поглаживает Шило, а другой подкидывает оброненный Кайрис камень. Наконец, откладывает его в сторону и ловко откручивает рукоять, высыпая немного порошка прямо на ладонь. Прикрывает глаза и резко, с шумом втягивает носом. Лицо Вела дергается, кривится, будто глиняное, а потом на нем расползается довольная улыбка.
Кайрис с отвращением прищуривается и отворачивается, принимаясь отряхиваться от земли.
– Чего вылупился? Сам не святой, – насмешливо щерится зубами Вел, и Кайрис не успевает ощутить угрозу прежде, чем он запускает камнем в ее сторону. Спину тут же жжет. – В следующий раз это будет голова, щенок.
Кайрис недовольно трет ушиб рукой:
– Вообще-то, у меня есть имя…
– Ах, ну конечно! – Вел посмеивается, прикрывая глаза. – Наемник – это в первую очередь меч. Без него ты как король без короны, какое тебе имя? Давно пора раздобыть собственный, а то все палками да палками. Или пальчик боишься поранить, хе-хе?
Вел всегда смеется по поводу и без, когда нанюхается порошка. Кайрис это раздражает, как и его привычка по-дурацки трясти плечами и скалить зубы от хохота. Но поделать с этим ничего не выйдет, так что она просто уходит, бурча ругательства себе под нос. И все-таки – какой бы язвой ни был ее учитель, он прав. Почему бы действительно не заглянуть в оружейную лавку? На многое Кайрис рассчитывать не может, но если продать что-то из запасов, то это даже будет вполне добротная сталь. Ее собственный меч… Кайрис невольно испытывает предвкушение, как ребенок перед походом на ярмарку.
Некоторые зовут отвар, способный изменить голос, переверткой. От него ты будто смотришься в чужое зеркало – вот какое чувство. Молоденькие девушки зовут его жгучим соком. Мальчишки – пугачем. Старухи – диким снадобьем. Отвар делают из корней двух сорных трав и листа камейника. Корни мелко нарезают, бросают в воду, туда же – плотные жесткие листы темно-зеленого цвета. Когда вода кипит, она меняет цвет, становясь желтой, как цыплячий пух, а остывая – темнеет. И издали можно услышать, как отвар пахнет – будто дымом и полевой горечью. Ворожеи зовут его двутравным. Наемники – горлодером. Воры –лгунишкой. Но как ни назови, это не меняет сути: Кайрис начала забывать, как звучит ее голос.
Она стоит, облокачиваясь о деревянную балку конюшни, и чувствует лопатками идущее от дерева тепло. Запах навоза, сена и лошадей – Кайрис даже успела к нему привыкнуть, поэтому все еще приходит сюда иногда. Подумать, привести мысли в порядок и очистить голову. Стеклянная склянка с отваром катается между пальцами. Кайрис наблюдает, как жидкость внутри перетекает с бока на бок, как искажается пузырь воздуха. Надо бы выпить, но она медлит, скользя взглядом по стенам, по дремлющим лошадям с толстыми крепкими ногами, по вилам в углу и сложенным вдали седлам и другой сбруе. Тут взгляд падает на пятно света, и будто насквозь пробирает. На какое-то мгновение кажется, что она видит силуэт чайки.
Кайрис отводит глаза, но пятно стоит перед внутренним взором, заставляя мысли вертеться, как птичью стаю. Картинки прошлого проносятся мимо, пока не останавливаются на умиротворенном лице младенца и проклятом родимом пятне. Кайрис обещала себе не вспоминать, но падает вглубь воспоминаний, не способная вырваться.
На самой верхушке Храма – статуя птицы, выдолбленная из камня. Чайка сидит недвижимо, с широко расправленными крыльями, и ее цепкий холодный взгляд впивается в любого будто когтями, а яркий солнечный свет стекает по перьям скульптуры и льется на массивные ступени. Кайрис помнит, как опустила на них ворочающиеся тельце. Помнит: целовала чужое существо в лоб, и губы словно пекло. Последний поцелуй за всю ее следующую жизнь, наверное.
Где он сейчас, ее медленный яд?
Сироты учатся при Храме. Там же многие и остаются, кто-то же идет в подмастерья, кто-то начинает воровать и побираться, девок замуж берут, а кого нет – тому туда же в Храм дорога. Прославлять богиню. Кайрис пытается представить, куда занесли крылья Конрия? Вот его нашли, забрали, поручили какой-то девушке, тоже брошенной. А что будет потом? Будут учить грамоте и чему там еще положено? Он останется там или отправится дальше? Представляет его моряком, кузнецом, наемником, пекарем, жуликом… Миг – и все возможно, пока не сделан выбор.
Она глубоко вздыхает и подносит склянку с отваром к губам, прикрывая глаза. В нос ударяет резкий запах горящей травы.
– Эй!
Рука вздрагивает, и Кайрис проливает добрую половину себе на рубаху. Но, к счастью, не все: отвар скатывается по горлу горячим комком и падает в желудок. Язык и горло мигом немеют, отнимаясь, так что первые пару мгновений она не может произнести ни слова. Поэтому молча пялится на нового конюха, пытаясь продышаться. Онемение проходит, и горло начинает щипать. Кайрис закашливается, пряча руку со склянкой за спину. Раздается шорох – конюх переступает с ноги на ногу. Широкий в плечах, с немного косыми ногами, он напоминает медведя. Зато лицо такое, что все девки наверняка бегают. Изобразив на лице спокойствие и преодолев внутреннее сопротивление, Кайрис протягивает конюху руку.
– Голдан, – хрипло представляется она.
Голос будто понемногу оттаивает, все лучше и лучше повинуясь.
– Сергетон, – говорит конюх, отвечая на рукопожатие. Чужие пальцы сжимают слишком сильно, до боли. Кайрис с трудом удается не поморщиться. – Ты что это пил, не лгунишку часом?
Неожиданный вопрос застает врасплох. Кайрис чувствует себя так, будто ее выбили из седла. Лицо удается сохранить с большим трудом. Незаметно прижав руку со склянкой к бедру, она заставляет себя расслабленно хмыкнуть:
– Не. Напился – и вот… – тянет Кайрис легкомысленно.
Не совсем кривит душой – отвар, проясняющий разум, действительно есть, только она не умеет его готовить. Сергетон щурится, но кивает: мол, со всеми бывает, знаем. Они перекидываются парой слов и расходятся. Пока Кайрис идет, она явственно ощущает его взгляд, направленный на спину, и это заставляет напрячься. То, как Сергетон назвал отвар и то, что он о нем вообще в курсе, делает конюха опасным. Придется быть вдвойне осторожнее.
Если сравнивать город с деревом, то «Змеиное яблоко» расположено на скрюченной кривой ветви в самой тени, совсем низко у земли. Однако, отсутствие света не мешает яблочку спеть. Когда Кайрис только начинала тут работать, она этого не понимала, но грязные улочки притягивают убийц, воров, шарлатанов и им подобных. Впрочем, обычные мастера тоже встречаются. Кайрис даже запоминает парочку мест с оружием, и теперь это знание ей пригождается.
Правда, проблемы вылезают оттуда, откуда Кайрис их не ждет. Несмотря на попытку отмыться от пота и привести в порядок волосы, она все еще выглядит подозрительно в ставшей не по плечу одежде с заплатами. Поругавшись с парой лавочников, Кайрис наконец ловит чайку за хвост. В очередной раз открыв дверь, она не встречает попыток выпроводить. Правда, и лавка выглядит похуже остальных, но потраченное на поиски время делает Кайрис менее придирчивой. Она проходит внутрь, ударяется о низкий проход и негромко ругается себе под нос.
Внутри оказывается темновато. Вместо окон в лавке обнаруживаются прорубленные под потолком щели. Кайрис трет затылок, привыкая к царящему внутри полумраку и разглядывая силуэты мечей на оружейных стойках. От шума просыпается дремавший за стойкой подмастерье. Роняет зажатый в руке кинжал и подрывается, начиная угодливо улыбаться раньше, чем открывает глаза. Но стоит ему заметить Кайрис, как с его лица тут же слетает маска вежливости. Парень лениво опускается обратно на табурет и горбится, почесывая щеку.
– Что угодно, э-э-э, – не найдя подходящего обращения, подмастерье замолкает.
При ближайшем рассмотрении он оказывается едва ли не младше Кайрис. Бледный, с болячками, покрывающими лоб, и одухотворенным взглядом, парень похож на парадную шпагу, сделанную плохим мастером: пафосный, но неудобный эфес, сколы на лезвии и судьба лежать на красивой подушке всю жизнь и так и не быть использованным в бою. Тряхнув головой, Кайрис продолжает глядеть на него в ожидании продолжения, но парня опять начинает клонить в сон.
– Керерас! – окликают с другой стороны прилавка.
Мальчишка вздрагивает, выпрямляясь и в этот раз удерживая угодливое выражение лица, даже когда мастер отвешивает ему звонкий подзатыльник. Высокий черный крылан выходит из задней двери и бросает на Кайрис беглый, но внимательный взгляд. Видимо, ему этого хватает, чтобы оценить обстановку и, взмахнув крылом, добавить подмастерью второй подзатыльник, закрепляющий. Кайрис тоже рассматривает мастера. Если подмастерье словно парадная шпага, то хозяин лавки скорее старый добротный меч: он хорош, побывал во многих битвах, но больше его не достают из ножен, а оставляют только чтоб любоваться и вспоминать о былом.
– Что угодно уважаемому?.. – степенно начинает мастер.
– Просто Голдан, – торопливо прерывает его Кайрис. Обращение как к высокородной заставляет ее чувствовать себя не на месте. – Хочу купить какой меч попроще.
Мастер хмурится. В исполнении совершенно птичьей морды это выглядит забавно. В его жилистом теле узнается стать бывшего воина.
– В наемники податься хочешь небось. Думаешь, там сплошь пьянки да бабы? – бурчит он. В голосе мешаются пренебрежительность и уверенность в своей правоте. – Поночуешь в поле разок – и обратно запросишься, а не пустят. Война – она и в дождь с грязью, и в грозу. Смотри, принесешь меч обратно – не возьму.
Кайрис дергает плечом. И этот туда же, лезет поучать.
– Откуда знаешь? Может, грабить буду? – фыркает она.
Выходит чуть менее уверенно, чем хотелось бы. В конце концов, Кайрис и сама продолжает невольно крутить разные «если» и «вдруг» в голове. Но если единственный способ перестать бояться чудовищ – это отрастить такие же зубы, она отрастит. Лишь бы вновь почувствовать этот огонь в груди.
– Грабить, воевать – все одно. Спать с ножом под подушкой.
– И ты спишь? – хмыкает Кайрис, не сдерживаясь, и глядит на мастера с легким любопытством.
– Сплю.
В чужом голосе не слышно ни радости, ни сожаления, только какая-то застарелая усталость. Кайрис отводит глаза.
– Покажи мне мечи, мастер.
Тот вздыхает, потом осматривает ее уже по-другому: не как торгаш, но как боец. Поизучав так немного, мастер манит Кайрис к прилавку, что-то тихо бросая подмастерью. Мальчишка оживает, птицей ныряя за дверь, и начинает по одному выносить разные мечи. Пока Кайрис рассматривает их, мастер со знанием дела расхваливает каждый, как родных детей. Она осторожно пробует мечи на весу – скорее припоминая, что так делали другие, чем понимая, как определить качество. По большей части потому, что привычные для всех остальных движения – лишь прикрытие.
На самом деле, обхватив очередную рукоять, Кайрис тянется будто бы внутрь меча, на мгновение заставляя взгляд застыть. Это оказывается так же сложно, как разглядеть свое отражение в мутной воде. Или дергать за нить, оборванную с другого конца. Ни один меч не отзывается. Это оказывается так же тяжело, как нырнуть и удариться о лед. Общаться с оружием уже вошло в привычку, и это молчание не просто напрягает, оно почти пугает. А что, если странные, непонятные способности просто исчезли? Кайрис мрачнеет с каждым осмотренным мечом, все меньше и меньше задерживая на каждом взгляд. Очередной и выглядит неплохо, и удобно ложится в ладонь, но оказывается все таким же пустым. Не то.
– Не то, – озвучивает Кайрис.
Мастер качает головой, щелкая клювом, и по его взгляду становится понятно, что еще чуть-чуть, и ему захочется почесать кулаки о кое-чью рожу. Кайрис подхватывает предложенный им зенийский одноручник, загнутый на конце, будто полумесяц. Причудливый, но такой же безголосый. К беспокойству присоединяется гнев, опаливая горло обжигающими языками. Почему они не желают отвечать на зов? Что, Кайрис их недостойна? Она сжимает рукоять меча, который держит в тот момент, и ее пальцы белеют от напряжения. К Зилаю!
Бросив меч на прилавок, Кайрис разворачивается и идет к выходу. Красная пелена застилает глаза, поэтому, когда что-то с грохотом падает с висящей на стене полки, она даже не удивляется. Только машинально поднимает с пола.
– Ты что творишь, Зилай тебя побери?! – возмущенно восклицает мастер.
Кайрис моргает, и пелена рассеивается. Пальцы касаются чего-то по приятному шершавого. Она гладит еще раз, не задумываясь над тем, что делает, а потом опускает глаза. В ее руках лежит меч в дешевых ножнах с местной письменностью. Кайрис не узнает слова, скорее манеру писать буквы плавными линиями. Рукоять оказывается такой удобной, что Кайрис не удерживается и с тихим шелестом вынимает меч. Лезвие оказывается узким, как змеиный язык, и удивительно легким. Она делает пару пробных взмахов – просто чтобы продлить удовольствие. Лезвие бликует, и на свету проступает потертая гравировка: игла с вдетой в нее нитью. Кайрис, ни на что уже не надеясь, обращается внутрь себя.
«Эй».
Невидимая нить натягивается и вздрагивает, завибрировав. И Кайрис различает низкий женский голос.
«Ты говоришь со мной?»
Неожиданно острая радость застает Кайрис врасплох, и, мысленно обращаясь к мечу, она почти кричит.
«Ты меня слышишь!»
«Кричать так невоспитанно. Кто тебя замуж такую возьмет?»
Кайрис вздрагивает и роняет меч на пол.
– Ты надрался, что ли? – ругается подлетевший мастер, резко отбирая меч. Перья на его голове гневно топорщатся. – Не берешь ничего –выметайся! Тут тебе не ярмарка.
Кайрис бестолково взмахивает руками, будто пытаясь его поймать, и жадно провожает меч взглядом. Чужие слова будто вырывают ее из оцепенения.
– Я беру, – выпаливает она громче, чем следовало бы, и показательно срывает с пояса кошель.
Мастер подозрительно щурится.
– Какой же?
Кайрис вновь прилипает взглядом к полке, где едва различимо виднеются знакомые ножны. Будто ребенок, увидевший конфету на ярмарке, она вновь и вновь крутит одну и ту же мысль: мое.
– Этот!
Кайрис указывает пальцем. Мастер складывает руки на груди и качает головой.
– Забудь. Этот принесли на переплавку.
Лицо Кайрис застывает от услышанного. Ее бросает в дрожь, будто мастер как минимум сказал об убийстве человека. Хотя и тогда бы так не пробрало. Люди – им что? Их хотя бы ждут чертоги богов, которым они поклонялись. А что ждет меч – забвение? Кайрис порывисто шагает вперед.
– Нет! Его нельзя переплавлять, разве ты не видишь? – она осекается. Откуда бы ему? Эта странная сила на грани безумия не знакома даже ей самой. – Отдай его мне и забирай весь кошель.
Кайрис протягивает руку с зажатым в ней мешочком. Тот ощущается приятно тяжелым, и отдавать его – как от себя отрывать, но другого выхода нет. В желтых глазах мастера мелькает жадный блеск, но в итоге от с легким сожалением качает головой.
– Этот меч не продается. У него есть хозяин, – бурчит мастер и немного грубо добавляет. –Проваливай, или я выкину тебя сам.
Кайрис видит, как под тканью рубахи угрожающе напрягаются мышцы и как перья на макушке вновь угрожающе поднимаются. Где-то в глубине усталых глаз проскальзывает холодный блеск – будто лезвие кинжала в темноте. Кайрис передергивает, но она не может отвести взгляда от полки с мечом. Это ведь хуже, чем убийство. Это не должно произойти. Она нерешительно топчется на месте, но тут мастер угрожающе разминает когтистые пальцы. Подмастерье за его спиной жмется к стене. А ведь в случае чего стражу позовут. И вскроется, что браслет на руке Кайрис – подделка. С трудом утихомирив бесящийся в груди огонь, она выходит из лавки, хлопая дверью. В груди сожаление мешается со злостью – на саму себя. Кайрис стала сильнее, но все еще совершенно бесполезна.
Время идет, а мысли о мече все не уходят, наоборот – прорастают глубже, давая крепкие корни в сознании Кайрис. Сейчас она как никогда жалеет, что не узнала его имени. Хотя что бы это могло изменить?
Ручка ведра впивается в ладонь, и Кайрис стискивает зубы, когда часть выплескивается на ноги. Вода такая холодная, что зубы сводит, и мыться в ней – сомнительное удовольствие, но выбирать не приходится. Поудобнее перехватив ведро, она идет прочь от колодца, пытаясь разглядеть в окружающей темноте очертания домов. Кайрис старается мыться ночью, потому что в кладовке, которую ей выделил Мелирасс, едва удается свернуться калачиком, и бадья туда не влезет. Даже вместо кровати что-то навроде огромного мешка, набитого сеном, и когда идут дожди, сено впитывает влагу, и в воздухе стоит запах сырости. Поэтому, присмотрев себе местечко за трактиром, которое плохо видно снаружи, Кайрис время от времени моется там.
Мелкие камешки поскрипывают под подошвой. От умиротворения, приходящего в город вместе с черным покрывалом ночи, Кайрис невольно уходит вглубь себя. Она все еще не знает, что за сила заставляет ее слышать оружие, но после нескольких совпадений теперь это не кажется просто безумием или случайностью. И все-таки – раз у всех встречных мечей, отозвавшихся Кайрис, были имена, то как же зовут этот? Кайрис невольно вспоминает услышанный недавно голос. Все мечи до этого звучали, как мужчины, но не этот. Странно о таком рассуждать. И спросить некого. В родной деревне даже слухов о подобном не было.
Мысли блуждают в голове Кайрис, перескакивая с одного на другое, но неизменно возвращаются к простой истине: ей хочется этот меч. Не важно, какую цену придется заплатить: деньгами или кровью. Желание становится таким сильным, что кажется, его можно пощупать руками. Но что она может против матерого воина? Кайрис медленно наклоняет ведро, и вода выплескивается в деревянную бадью, окатывая мелкими холодными брызгами. Кажется, теперь достаточно. Кайрис осторожно ставит ведро на землю и обходит трактир кругом, оглядывая каждый укромный уголок – будто зверь, проверяющий территорию. Всего одна ошибка может стоить слишком многого. Но вокруг стоит сонная тишина, и даже пьяных криков не слышно. Сделав глубокий вздох, Кайрис скидывает одежду, складируя ее неровной кучей прямо на земле. Стирать нет смысла – все равно не успеет высохнуть. Накопить бы на вторую пару вместо порванной…
