Шая Воронкова
Голос ненависти
Глава 6. Пыль дорог
696 год, Посадник, 21
Выскользнув из дома, Кайрис скрывается в лесу и направляется в сторону города – то приближаясь к тракту, то удаляясь от него, чтобы не свернуть с пути. Cтарается не заходить слишком глубоко и первое время вздрагивает от любого шороха в кустах, но потом привыкает. Когда солнце повисает ровно на середине неба, она в очередной раз приближается к тракту, выглядывая из-за деревьев, и вдруг замечает вставшую телегу.
Кайрис опускается на корточки и всматривается, прижимаясь к стволу. Пальцы, опирающиеся о кору, чуть дрожат. Возле телеги никого не видно. Кайрис замечает, что та накренилась на один бок – похоже, сломалось колесо. В самой телеге лежат какие-то мешки, прикрытые тряпками. Кайрис делает глубокий вдох и медленно тянется вперед, вытягивая шею. Один край тряпки сбился, и из-под него виднеется то, от чего сердце ударяется о ребра, как молот: в телеге лежит куча мужской одежды. Рубахи, штаны. Неужели все будет так… просто?
Застыв на корточках, Кайрис медлит, не решаясь выйти. Наконец, она собирает всю волю в кулак и осторожно выбирается из-за дерева. У телеги все еще никого: может, пошли искать помощи. Выждав еще немного, Кайрис начинает двигаться к телеге, осторожно раздвигая руками кусты, и останавливается только когда касается шершавого бока рукой. Воздух словно застывает в горле, и она, потянувшись рукой вовнутрь, хватает рубашку и дергает.
Раздается шорох, и тряпки начинают шевелиться, будто под ними ворочается огромный зверь. Кайрис охватывает такой ступор, что она невольно замирает вместо того, чтобы схватить рубаху и дать деру. Тряпки сползают, и со дна телеги поднимается, прислоняясь к ней спиной, молодая девушка. Тоненькая, как травинка, и с очень сонными глазами. Жмурится и замечает Кайрис.
Они смотрят друг на друга долго, не моргая, и страх в глазах Кайрис отражается как в воде, усиленный во много раз. Губы девушки дергаются, она уже готовится закричать, но Кайрис продолжает стоять, глядя на ее живот. Вздувшийся, будто переспелый плод, округлый, плотно обтянутый платьем. Жар в груди сменяется ледяными иглами. Пальцы разжимаются, и Кайрис принимается бежать еще до того, как с губ девушки срывается крик. Как она могла подумать, что кто-то оставит телегу одну? Наверняка муж девушки пошел за помощью, тут ведь корчма совсем рядом.
Только отбежав на достаточное расстояние и забившись за кусты, Кайрис позволяет себе остановиться. Успокаивается еще не скоро: сидит, сжимая плечи руками, и дышит часто-часто, пока не приходит в себя. Стоит страху отступить, как она перестает понимать, что именно ее так сильно испугало: опасность быть пойманной или сама беременность? Так или иначе, Кайрис не решается больше выходить к тракту и остается сидеть на месте до наступления ночи.
Когда темнота черной птицей падает на лес, очерчивая ветви так, что они начинают казаться медвежьими лапами, Кайрис поднимается с земли. Дерево, под которым она сидела, ночью видится просто огромным. Теперь наконец-то можно выйти на дорогу: Кайрис не встретит никого из деревни, кто бы возвращался из города домой. Где-то совсем близко должна быть та самая корчма, и тогда Кайрис сможет переночевать. Платить ей нечем, но можно попытаться забраться в конюшню…
От этой мысли внутренности скручивает, но Кайрис сдерживается, сцепляя зубы. Или возле конюшни прятаться, не важно. Она уже начинает сомневаться, что стоит куда-то идти: может, надо просто залезть на дерево прямо здесь? Но привязать себя, как делают путешественники, нечем, а на земле можно попасться на глаза дикому зверю. По крайней мере, так обычно говорят. Кайрис мотает головой, прогоняя лишние мысли. Ладно. Она просто посидит у стен и погреется, а потом вернется в лес. Вдруг удастся услышать что-то интересное? Кайрис вздыхает, понимая, что ей просто жутко оставаться в лесу ночью. Все эти рассказы про слуг Зилая, выбирающихся из своих укрытий в темноте и нападающих на путников… и неспособных пробраться в человеческое жилище, охраняемое богиней.
Так или иначе, Кайрис выходит на дорогу, напряженно осматриваясь по сторонам. Корчма показывается довольно скоро. Ставни закрыты, но сквозь них пробивается теплый желтоватый свет. Кайрис даже не пытается сунуться внутрь: у нее нет денег, да и женщина, путешествующая в одиночку, привлечет слишком много внимания.
В конюшне пахнет навозом, лошадьми и сеном – Кайрис чувствует это, стоит ей засунуть вовнутрь голову. Видно плохо, но она различает силуэт невысокой рабочей лошадки, мерно и шумно дышащей в тишине. Кайрис передергивает, и она ежится, отступая от входа на пару шагов и тихо, чтобы не быть замеченной, идет мимо стены, пока не оказывается достаточно далеко от двери. Там Кайрис садится, прислоняясь к теплому дереву спиной, и достает из сумки лепешку. Отломив половину, откусывает кусочек от сыра и начинает быстро есть, стараясь побыстрее разделаться с пищей, чтоб никто не застал врасплох. Вот бы раздобыть еще сыра…
Кайрис сглатывает, и тут воспоминания вереницей картинок подкидывают ту самую ночь. Вспоминается почему-то не боль и страх, не огонь праздничных костров и даже не конюшня, а кусочек черствой лепешки, которую ей кинула матушка, когда она попросила поесть после того громкого скандала. Интересно, что сказал старейшина? Чтобы все продолжили праздник? И что люди думали до утра – до того, как Велиса растрепала всем то, что подслушала?
Кайрис начинает жевать медленнее, в конце концов останавливаясь и буравя недоеденную лепешку взглядом. Может, и стоило сказать правду, но она сама выбрала молчать, потому что правда была невыносимой. Да и что это могло бы изменить? Кайрис проглатывает последний кусок лепешки, почти запихивая его в себя, и облокачивается головой о стену. Может, это все злая шутка богини, но Кайрис еще повоюет за право жить так, как хочет. Глаза сами закрываются, и она позволяет себе немного подремать, прежде чем опять идти. Мысли в голове текут вяло и медленно, пока не замолкают вовсе.
Будто прямо над ухом раздается болезненный хрип, и Кайрис резко распахивает глаза. По коже словно проводят ледяными иглами. Она сперва застывает, а потом медленно поднимается на ноги, вслушиваясь в каждый шорох. Обнаружить сейчас неожиданного соседа было бы не очень радостно. Звук раздается вновь, переходя в какой-то стон, а Кайрис продолжает медленно двигаться вдоль стены. Теперь она четко слышит, что он доносится из конюшни. На конюха не очень похоже – уж скорее какой бродяга забрался внутрь, чтоб поспать.
Кайрис доходит до двери и осторожно выглядывает из-за угла, чувствуя, как кровь стучит у нее в висках. Внутри темно, но эта темнота шевелится, как живая: вздымаются бока спящего коня, дрожит свет луны, скользят неясные тени. Кайрис напряженно выжидает. Вскоре хрип раздается опять, и она видит, как колышется небольшая кучка сена. Наверное, действительно бродяга. Она уже собирается уходить, как вдруг стон обрывается резко, как крик подбитой птицы. Сено вздымается, и на землю вываливается что-то темное и мягкое. Нерешительно потоптавшись на пороге, Кайрис делает глубокий вдох и задерживает дыхание, чтобы не чувствовать запаха. Любопытство тянет ее за собой в темноту конюшни.
Дальнейшие события происходят одно за другим с безумной скоростью. Незнакомец вскакивает на ноги и, прежде чем Кайрис успевает среагировать, бросается вперед. Его пальцы сжимаются на ее плечах, впиваясь так сильно, что руки сводит от боли. Кайрис вскрикивает и дергается, но хватка сжимается только сильнее. В нос ударяет запах немытого тела. От страха все внутри мгновенно холодеет, и Кайрис распахивает рот, чтобы закричать, но вместо этого пытается сделать хотя бы один вдох. Незнакомец вздергивает голову, качаясь вперед, и вдруг очень отчетливо говорит:
– Это все боги… проклятые боги, слышишь?
Кайрис пытается вывернуться, но чужие руки держат ее слишком крепко. Что-то в чужом голосе заставляет повторять попытки раз за разом, несмотря на их безуспешность. Кайрис напрягает все мышцы и дергается опять, и в этот раз ей удается: она отскакивает, пятясь, пока не оказывается у двери и там снова замирает. Глаза выхватывают обмякшее тело, лежащее на полу – похоже, незнакомец потратил все свои силы.
Пальцы, сжимающие косяк, начинают медленно расслабляться. Кайрис стоит еще долго, но тело на полу так и не начинает шевелиться. Она нервно сглатывает и, с трудом повернувшись к телу спиной, направляется прочь от кормы. Рука сама собой тянется к лямке сумки и натыкается на пустоту. Кайрис останавливается, обнаруживая, что привычная тяжесть испарилась. Она… неужели она обронила сумку? Вот же Зилай! Кайрис стискивает кулаки в приступе досады вперемешку со страхом, а потом резко поворачивается и бежит к корчме.
Тело все еще лежит неподвижно, словно тряпичная кукла. Поколебавшись, Кайрис проходит внутрь, готовая в любой момент дернуться в сторону двери. Без мешка она попросту умрет с голода. Ничего – сейчас по-быстрому схватит сумку и даст деру. Стараясь не вглядываться, она медленно подкрадывается к незнакомцу. С расстояния в пару шагов становится заметно, что бродяга не шевелится совсем – даже грудь неподвижна и как-то впала.
Кайрис собирается схватить сумку, но вместо этого осторожно пихает бродягу ногой, тут же машинально вжимая голову в плечи. Но незнакомец не двигается. Кайрис, мелко дрожа, наклоняется ниже – сама не понимает, что толкает ее на этот поступок. Бродяга лежит совершенно расслабленно, и это выглядит даже слишком для болеющего человека. Его голова запрокинута, небритое лицо покрыто пятнами и странными узорами. Заразный поди. Кайрис кривится, подхватывая сумку и готовясь отступить. Луна выходит из-за облаков, бросая янтарный отсвет на лежащего человека, и тут же становится видно, что узоры на коже бродяги – это слова. Но главное не это, а ярко-зеленые глаза, устремленные в пустоту. Такие могут быть только у…
– Безбожник! – срывается Кайрис на громкий шепот и тут же отпрыгивает, зажимая рот.
Но человек не шевелится, даже будто не дышит, и Кайрис медленно успокаивается, хотя продолжает таращиться на чужое лицо. Перед ним меркнет все: начиная от ненавистного запаха конюшни до стоящего там неприятного жара. Безбожник, значит. Проклятый богами. Совершивший такой отвратительный и мерзкий поступок, что ни один бог, даже кровожадный, коварный или хитрый, не согласится ему покровительствовать. Никто, кроме Зилая… лучше уж вообще жить без богов.
Кайрис ежится, продолжая разглядывать безбожника с каким-то болезненным любопытством. В основном лицо, внимательно всматриваясь в чужие черты. Только потому, что Кайрис так напряженно глядит, она понимает: да безбожник же мертв! Не дышит, не дрожит, не человек – мешок с картошкой. От осознания становится не по себе, и одновременно с тем мертвец будоражит кровь, не давая перевести взгляд. Спустя пару мгновений Кайрис подмечает, что одежда на безбожнике чистая и вполне добротная. Внезапная мысль прилетает как обухом по голове, заставляя замереть. Вот оно, решение, и искать ничего не надо! Но с трупа… Впрочем, в крайнем случае в ручье постирает. Сейчас не до этого: надо пользоваться возможностью.
Кайрис морщится, но заставляет себя опуститься на колени возле мертвеца – все еще опасливо, но уже не дрожа. Кривится, стягивая рубаху, ботинки, штаны… повезло, что не босой. Ее мутит, и воздух приходится втягивать сквозь сжатые зубы, но Кайрис заставляет себя не думать, а делать – и старается не касаться кожи. Быстро стянув всю одежду, она не сдерживается – плюет безбожнику прямо в лицо. Скорее выплескивая свое отвращение, страх и усталость, чем злясь. И от сделанного тут же становится легче. Больше не медля, Кайрис покидает конюшню и спешит в лес. Уж лучше ночевать на дереве, чем под боком у безбожника.
Еще день пешком, а потом два на телеге с торговцами, которым удается заплатить после продажи трав, – и цель становится все ближе и ближе. Правда с травами все оказывается сложнее, чем Кайрис думала: аптекарь, стоит ей открыть рот, ляпает: «Да у тебя голос как у девчонки, парень». Мигом бросает в пот – едва ведь себя не выдала, – но она завершает сделку. Приходится срочно вспоминать знания, полученные у Крии, и буквально на коленке варить отвар, ломающий голос так, что он начинает походить на мужской, – а потом тренироваться им говорить. Это немного задерживает Кайрис, но в итоге телега довозит ее до ворот портового города.
А потом Кайрис видит море. Хотя, вернее будет сказать: море видит Голдан – молодой странствующий парень, стоящий у причала в городском порту. От Кайрис не остается даже имени. Все это: короткие, наспех выровненные у цирюльника волосы, грубое лицо, широкие штаны, кожаные ботинки и дорожный плащ из грубой плотной кожи – как будто не ее. Даже грудь плоская и кажется жесткой – перетянута полоской ткани под рубахой. Кайрис и сама не вполне верила, что это сработает, – но люди смотрят на нее и видят паренька по имени Голдан. То, что хотят видеть.
Но сейчас это неважно. Кайрис стоит и смотрит на море, влажный ледяной ветер щиплет ее кожу, бросая в лицо запах соли, рыбьих потрохов и водорослей. По коже бегут мурашки, а холод почти мгновенно пробирает до костей, несмотря на солнце, – но Кайрис долго стоит и смотрит на разверзшуюся у пирса синюю бездну, на плеск волн, облизывающих деревянные балки, будто загипнотизированная. Вода словно живая: хлюпает и шумит, шипит, пенится белым-белым, вздымается и отступает. Это действительно не похоже ни на озеро, ни на что-либо другое, что Кайрис видела: вода уходит дальше за горизонт, и охватить ее глазами не удается. А еще Кайрис охватывает внезапное чувство свободы. Что бы ни было по ту сторону моря, там она сама будет решать свою судьбу.
А еще море – это так красиво…
Когда Кайрис наконец уходит, чтобы немного поспать в корчме, успевает стемнеть. Зато все ее сомнения будто смывает волнами вместе с песком. Ей, конечно, не обязательно делать это: стоит уехать еще дальше от деревни, и она никогда не встретит того, кого раньше знала. Да и сейчас Кайрис и мать не признает. Но там, где другая власть, другие правила, другие боги, другое небо над головой и даже звезды, может быть, другие, намного легче взять и стать самой другим человеком.
Утром следующего дня Кайрис покидает город и Мозорию навсегда.
696 год, Посадник, 27
Она стоит на палубе, сжимая пальцами влажное дерево, и неотрывно смотрит вдаль. Ноги слегка дрожат, и Кайрис будто качается от непривычки, но почти не замечает этого из-за восторга. Теперь море – везде! И его брызги уже успели покрыть руки холодными иглами. Сегодня море светло-серое, как сталь, и почти спокойное. Кайрис глядит, как на горизонте становится все меньше тонкая темная полоска между небом и морем по мере того, как корабль отдаляется от берега. Прощай, земля, сокрытая под чаячьим крылом, которое могло ее спасти и не спасло.
Уходить с палубы не хочется, поэтому Кайрис пытается вспомнить, что она слышала о Вентонии, куда и направляется корабль. И понимает, что не знает почти ничего. Странники говорят, там всегда туманы, а все люди черноглазые и белокудрые… Все-таки срываться вот так, ничего не зная, – огромный риск. Но Кайрис к такому начинает привыкать.
Вскоре полоска земли окончательно исчезает, и остаются только небо и море, отражающие друг друга, как два зеркала. Кайрис выдыхает, вдруг понимая, что до этого мига каждая мышца ее была напряжена, и наконец-то расслабленно облокачивается о борт, немного свешиваясь за него и с наслаждением вдыхая чистый, свежий воздух. Ветер мягко ворошит короткие волосы, забираясь за ворот, но уходить с палубы совершенно не хочется.
– Эй, парень!
Кайрис вздрагивает от неожиданности и начинает было оборачиваться в поисках парня, как до нее медленно доходит. Чуть обождав для виду, она медленно поворачивает голову в сторону голоса. То, что ее действительно принимают за парня, – так непривычно. Рядом обнаруживается девчонка – нельзя точно сказать, праздновала ли она уже восемнадцатую весну. Незнакомка таращит огромные глаза, чуть приоткрывая блестящие ярко-красные губы. Из-под соскользнувшей со лба косынки выбиваются вьющиеся волосы. Кайрис чуть кивает и ждет, но девчонка молчит. Кайрис опять отворачивается к морю. Может, сразу и отстанет?
– Что интересного слышно на том берегу? – незнакомка все-таки подает голос, оказавшийся немного детским, хотя уже начавшим приобретать нотки молодой девушки.
Кайрис вздыхает. Ну почему именно к ней привязалась? Она поворачивается к морю спиной, облокачиваясь о бортик, и отвечает как можно спокойнее.
– Ничего не слышно.
В голосе все равно проскальзывает раздражение, но незнакомка этого будто не замечает. Девушка слегка склоняет голову и касается Кайрис рукой.
– Что-то ты слишком усталый, парень. Не хочешь отдохнуть, как причалим?
Когда она начинает гладить плечо Кайрис, та напрягается, в замешательстве шарахаясь назад, лишь бы уйти от прикосновения. Что это с ней? Кайрис ведь… верно, мужчина. Девушка тем временем качает головой, и Кайрис замечает потемневшие серьги в ее ушах и золотистый лотос на шее – и все становится понятно. Ну надо же, Кайрис так похожа на мужчину, что на нее клюнула шлюха.
– Нет, не стоит. Я… – мямлит Кайрис, чуть не оговариваясь. Взяв себя в руки, она скидывает чужие пальцы. – Я собираюсь стать наемником. Так что иди к Зилаю.
Отговорка звучит совсем невпопад, поэтому Кайрис на всякий случай делает грозное лицо. Девица морщится и отступает на шаг. Но недовольной она выглядит не больше мгновения. Опять округляет глаза, смотрясь при этом как-то совсем глупо, и восклицает:
– Наемником! Как интересно! О! О! – девица роется в своей дорожной сумке и достает небольшой ножик с ладонь длиной. Кайрис почти не удивляется оружию у женщины – с такой-то работой. – Покажи мне что-нибудь!
И протягивает ножик Кайрис, чуть ли не тыкая им в живот. Дурная девка! Гнев опаляет, как не успевшие остыть угли. Кайрис выкидывает вперед руку, отталкивая нож, и случайно касается его пальцами. Тело будто пронзает молния, и она замирает.
«Эй. Руки прочь. Я же опять испачкаюсь!»
В этот раз голос совершенно отчетливый. Правда, на голос серпа он совсем не похож: тонкий, высокий, капризный, как у ребенка. Кайрис поспешно отдергивает руку и впивается в девицу глазами. Тоже ворожея? Нет, не может быть. Что же тогда? Кайрис отворачивается, собираясь уйти, но неожиданно для самой себя спрашивает:
– Как его зовут?
Сердце часто-часто бьется от волнения. Девица хлопает глазами.
– Зубок… – говорит она, растерянно глядя на нож в своих руках.
Зубок, значит. Ощущения, возникшие от краткого прикосновения, все еще свежи в памяти, и Кайрис не может сдержать жадного взгляда.
– Из какой он стали? – она облизывает губы. – Дай поглядеть, а?
Все еще растерянная, девица послушно протягивает нож. Кайрис хватает его поспешнее, чем следовало бы, и, вынув из ножен, обвивает пальцами рукоять. Слегка прикрыв глаза, она вслушивается. Зубок, так? Она обращается вглубь себя и одновременно с этим мысленным усилием тянется к ножу, будто дергает за невидимую объединяющую их ниточку. Но все равно вздрагивает, когда тот отзывается.
– Это мое имя! Кто ты?
Кайрис не отвечает, только резко и хрипло втягивает воздух. От чего-то сердце будто стискивает стальная перчатка. Испугавшись, Кайрис прячет нож обратно и сует девице, небрежно бросая то ли для поддержания образа, то ли прикрывая свой страх:
– Таким только картошку чистить.
И сразу уходит, чтоб не слышать ответ. Больше Кайрис девицу не видит, а потом корабль причаливает к берегу, и становится не до этого. Только одна мысль преследует Кайрис: ладно ворожея, но откуда у шлюхи зачарованный нож? И почему его голос слышит она, а не хозяйка?
Проблемы начинаются, стоит Кайрис ступить на берег.
Одновременно с тем, как ее чуть дрожащие ноги касаются земли, Кайрис примечает стражника, но успевает только опустить голову, как ее хватают за руку. Досмотр. Как же она могла забыть, что из-за войны он стал обязательным! Второй стражник проверяет спустившуюся вслед за Кайрис женщину: та задирает рукав, и окольцевавшая руку чешуя блестит в лучах солнца. У мужчины следом за ней браслет оказывается кожаным, с камнем – похоже, местный.
Как говорили останавливающиеся в деревне путешественники, король приказал никого без этих вот браслетов на берег не пускать. А вот о том, что надо где-то добыть такой, Кайрис вообще не подумала. Для этого ведь в столицу ездят, по слухам… Она дергается, но вырваться из крепких рук не удается, и стражник обнажает голое запястье, закатив ткань. Сердце ухает вниз, когда Кайрис понимает, в какие неприятности попала.
Пока она ругается сквозь зубы, стражник оттаскивает ее в сторону от причалившего корабля.
– Непорядок, парень. Мне следовало бы отвести тебя в тюрьму.
В груди холодеет. Так радовалась своему побегу, что все знания вылетели из головы. Хорошо хоть стражник говорит на мозорийском, иначе вообще б худо пришлось. Хотя – какая разница? От отчаяния хочется крикнуть «так чего же медлишь?», но Кайрис только сжимает кулаки и молчит с опущенной голову.
– Как твое имя? – молчание. Стражник хмурит брови. – Парень, ты что, откусил свой язык?
Он дергает Кайрис за руку, и та шипит сквозь зубы:
– Голдан.
Чужое имя слетает с языка поразительно легко.
– Бежишь от стражи? Или возомнил себя странствующим артистом? Знаешь, это не мое дело, Голдан… – Кайрис не понимает, почему стражник попусту болтает, вместо того чтобы связать ей руки, как принято. Тот тем временем добавляет, пожевывая губами: – Мы могли бы договориться.
От удивления Кайрис резко вздергивает голову и сталкивается с намекающим взглядом. Он хочет денег? Она продолжает молчать, лихорадочно перебирая варианты. Как бы ни хотелось плюнуть в чужое лицо, это, возможно, ее единственный шанс уйти. Пока она думает, стражник начинает смурнеть.
– Но у меня нет денег… господин, – наконец выдавливает Кайрис, переступая через гордость.
Стражник морщится, словно она отдавила ему ногу. Видно, как он колеблется, играя желваками, и тут его взгляд опускается на съехавшую с плеча сумку.
– Что там у тебя? – он нагло лезет вовнутрь рукой и вытаскивает мешочек с золотистыми цветками мереники. – Медянка? Она же стоит как мешок мяса!
Кайрис едва сдерживается, чтоб его не поправить: эти два растения похожи, как сапог и дорожный плащ. Но такая ошибка ей на руку – стоят мереника и медянка тоже совсем по-разному. Безуспешно дернув рукой снова, Кайрис говорит:
– Это все, что у меня есть, – и сама не ожидает прозвучавшего в голосе отчаяния.
Сумка трав и расшитая красным ткань – больше ничего не осталось. Она ведь собиралась продать часть трав уже здесь, в городе, чтобы было, на что жить! Стражник взвешивает мешочек на ладони, будто примериваясь.
– Лучше отдай, или у тебя не будет даже головы.
Кайрис не может быть уверена, насколько эта угроза правдивая, но у нее не остается выбора. Нельзя оказаться за решеткой. Поэтому, сжав губы, она кивает. Стражник с довольным видом выгребает почти все, что есть в сумке, и, чиркнув что-то в бумажке, которую держит в руках, удаляется. Глядя в его спину, Кайрис злорадно представляет там нож, а то и не один, и собственные мысли ее больше не пугают. Ничего, главное – что легко отделалась. Покрепче ухватив лямку сумки, чтоб не сорвали в толпе, она устремляется вглубь города.
Пока Кайрис идет по незнакомым улицам, в ее сознании крепнет мысль, что в этот раз ей просто повезло, а в следующий такого может не произойти. Нужно добыть браслет – и поскорее. Раз тут все так серьезно, можно на большие проблемы нарваться, тем более если она собирается искать работу. И все-таки как остро чувствуется, что этот город и даже страна – чужие. Одежда, дома – все отличается. Еще и повсюду снуют крыланы. Людоптиц Кайрис видела всего раз, на картинке, привезенной торговцем – в Мории их не встретишь из-за указа короля. Ярко запомнилось, как разглядывала странное существо, стоящее на двух птичьих лапах, имеющее и руки, и крылья и все покрытое перьями. Поэтому похожие на людей существа, свободно передвигающиеся по городу, заставляли чувствовать себя неуютно.
Язык в Вентонии тоже отличался – чудной, шепчущий, похожий на шелест ветра. Правда, слышит его Кайрис нечасто: в портовых городках всегда так, а это – главный порт королевства. Она почти уверена, что ее земляков здесь много. И все же, если хочет потом уйти вглубь королевства, стоит нанять учителя по языкам…
Нанять. Все упирается в деньги, ушедшие в карманах стражника вместе с травами. Кайрис глубоко вздыхает. Ей нужно найти работу – такую, где не будут задавать вопросов – и место, где ночевать. А потом можно и поддельный браслет поискать. Наверняка такие делают: для стражников – хватит, а большего и не нужно. Не потянут же каждого оборванца к ворожее на подлинность проверять.
В первых попавшихся тавернах ей отказывают, и Кайрис сворачивает в узкую улочку, уходя все дальше от центра. Одно хорошо: по мелким разговорам Кайрис удается узнать, что город, в который она попала, называется Вессес и принадлежит герцогу Керскому, чей замок находится в центре, за внутренней стеной. Когда она сворачивает с ухоженной дорожки, дома становятся все более обветшавшими и подкошенными, а в единственном встреченном трактире Кайрис встречает хмурый мужик и тут же разворачивает.
– У нас уже есть рабочие, да покрепче тебя. Вон, Савил пошел, – он кивает в сторону сгорбившегося широкоплечего парня. – Иди ищи работу где-то еще.
Приходится просто уйти, а тем временем солнце начинает клониться вниз. Если она ничего не придумает, то ночевать придется на улице, как бродячему псу, или пытать счастье в чужих конюшнях. Может, поискать удачи в лавке травника? Все-таки уроки Крии не прошли совсем уж зря, да и где-то рядом, кажется, как раз была одна. Не сильно веря в себя и уже раздумывая, где бы найти уголок потеплее – чтоб подальше от стражи, патрулирующей улицы, и лишних глаз – Кайрис поднимается по ступеням и почти сталкивается с мнущимся на пороге мужиком. Вот тупица, весь проход загородил!
Тот оборачивается, и Кайрис отступает на шаг, как вдруг узнает широкоплечего Савила из трактира. Савил, кинув на нее быстрый бегающий взгляд, внезапно облегченно расслабляется и подходит. Кайрис мгновенно напрягается, и только прижатые к бедру пальцы кое-как утихомиривают страх. Мужик тем временем наклоняется вперед и громким шепотом говорит:
– Эй, хочешь подзаработать? Вот, иди и купи мне ягодницу, а сдачу возьми себе. Только смотри, не пробуй меня обуть!
Кайрис глядит на блестящий серебряный кружок, потом на Савила, вздергивая брови вверх от удивления. А потом ее внезапно озаряет, и Кайрис не удается подавить ухмылку.
– Хочешь вернуть мужскую силу?
Савил вздрагивает.
– Ты откуда знаешь? Рассказал кто? – его лицо медленно начинает багроветь, а мышцы напрягаются, и Кайрис говорит первое, что приходит в голову:
– Сын травника я. А змеин глаз пробовал? – и смотрит выжидающе: поймет или не поймет? Если знает, что змеин глаз вообще от кашля, то обуть и правда не выйдет, а так… Кайрис чуть улыбается, когда Савил неуверенно мотает головой. – И правильно: дороже, а девка все равно недовольна будет. Уговорил, я тебе помогу.
И, зажав монету в кулаке, поднимается по ступеням и исчезает внутри лавки. Савил туп, как валенок, а потому Кайрис просит у травника чар-траву. Та на вид совсем как ягодница, зато стоит на порядок меньше – всего ничего. Разницу Кайрис споро складывает в кошель. Звон монет греет душу. Быстро отдав купленное и понаблюдав, как довольный Савил взвешивает мешочек на руке, Кайрис быстро прощается. Держа руку на кошеле, она удаляется прочь медленным широким шагом – чтоб ничего не заподозрил. Теперь где-то три ночи в тепле точно обеспечены – как груз с плеч. А еще в голове начинает медленно оформляться некая мысль, так что в очередной трактир Кайрис заходит почти машинально.
Выцветшая вывеска с распахнувшей пасть гадюкой и стершейся надписью «Змеиное яблоко» ничем не отличается от тех, мимо которых Кайрис уже проходила. Хозяином оказывается мужик, очень смахивающий на бывшего разбойника: жесткие волосы, похожие на собачью шерсть, лицо в шрамах – и уродливый обрубок вместо правого уха. Глядя на него, Кайрис невольно представляет себе меч с обломанным острием и стертой рукоятью. Кажется, это начинает входить в привычку… Вздохнув, она спрашивает уже обкатанное на языке и настолько же опротивевшее: «Не найдется ли работы?».
– Найдется, пожалуй. Вон – конюшни некому чистить.
Кайрис, ожидавшая очередного отказа, невольно переспрашивает. Почудилось? Но трактирщик только морщится.
– Тебе что, медведь ухо отдавил, иль тупой совсем? Берешься или нет?
– Берусь, – твердо говорит Кайрис, не веря в свалившуюся на нее удачу.
И хотя до последнего кажется, что все это – затянувшееся представление, когда трактирщик, назвавшийся на вентонский манер Мелирассом, сует в руки вилы, она берет их с напускной уверенностью, хоть и едва не роняет с непривычки. Получилось! Может, много и не заплатят, но это хотя бы гарантирует, что спать на улице не придется. Теперь бы найти деньги на учителя, купить браслет и… Сгребая в одну кучу конский навоз, Кайрис вновь вспоминает случай с Савилом, и та мысль окончательно складывается. Вот он, способ быстро разжиться деньгами. Рисковый, опасный, и загреметь на виселицу можно, но стоит попытаться. Ради возможности взять оружие в руки, но уже как настоящий воин – точно стоит.
Скупать чар-траву и продавать как ягодницу – почти беспроигрышный вариант. Особенно учитывая, что пожаловаться мало кто захочет, разве что побить, но быстрые ноги кулаков не боятся. Правда, сперва Кайрис долго не решается. Скупает траву, но не пытается торговать, тем более на рынок с таким не заявишься. Только бродит после работы по улицам, будто может прочесть решение на одной из подкосившихся стен – но безрезультатно. Пока однажды ей не везет.
В очередной из дней Кайрис уже привычно прогуливается по улицам, когда взгляд что-то привлекает, и она останавливается. У одного из домов мелькает чья-то всклоченная голова. Кайрис запинается, останавливаясь – в первые мгновения чужой затылок кажется ей знакомым, поэтому Кайрис подкрадывается поближе, стараясь его подробнее рассмотреть, когда жилистая фигура вдруг исчезает – как кролик в шляпе фокусника. Кайрис непонимающе водит вокруг глазами. Облезлая кошка, пацан, высунувший в окно голову, какой-то бродяга, такой же облезлый, как и кошка… и все. Она щурится и заглядывает в щель между домами, но там тоже оказывается пусто. Осмотревшись по сторонам и немного помявшись, Кайрис лезет внутрь.
