Сергей Владимирович Киреев
Леонид Заманский: человек без страха
И нужная профессия при ней.
Она в финансы по уши влюбилась.
(Но Сашка, разумеется, главней).
Она теперь боец на поле брани,
И, не жалея времени и сил,
Впряглась и до упада лямку тянет.
Завод её признал и полюбил.
Спецовка, каска – вот её доспехи,
Серьёзные настали времена –
Объёмы производства в каждом цехе
Посуточно планирует она.
Ну кто б от Катьки ждал подобной прыти,
Ей прямо ветер дует в паруса!
Товарищи, друзья мои, любите!
Любовь творить умеет чудеса!
И даже Лёньке стало не до смеха,
Он посмотрел, признал: процесс идёт,
Да и любовь карьере не помеха,
А, в общем-то, совсем наоборот.
Она вращает ложкою в стакане,
Сажая Сашку ужинать за стол:
«Сань, правда, я – как шхуна в океане?
А ты такой эсминец, ледокол!»
-14-
Непростой был завод, непонятный,
Вроде вот они, светлые пятна,
Раз – и всё уже, полный завал!
Бегемот на боку, лошадь в стойле –
Вот он кто. Но, такой ли, сякой ли,
Он продукцию всё же давал.
Бизнес был, как фанера, непрочен.
Мы пахали с утра и до ночи,
Хорошо, я ребят притащил
Из Москвы, с площадей и вокзалов,
Где душа у них пела, плясала
До потери сознанья и сил.
Не обычный их труд, а ударный
Нужен был. Что ж, в Москве эти парни
Закалились в суровых боях
С непогодою, с жизнью, с ментами,
Вот поэтому жаркое пламя
В них не гасло и в этих краях.
Майор на складе доблестно сражался –
Строгал стеллаж и напрочь позабыл,
Что он тогда, в Стокгольме, облажался,
Когда все кружки в баре перебил.
А тут его Заманский вызывает
И тихо так на ухо говорит:
«Ты знаешь, в жизни всякое бывает,
Вопрос один остался не закрыт.
Хоть всё оно неплохо для начала,
Но вот какая, братец, ерунда:
Нас до печёнок, в корень задолбала
Проверок бесконечных череда.
Потребнадзор, пожарка, Роскомсвязи,
Какой-то из легавки главный гад
Нас на предмет возможных безобразий
С пристрастием исследовать хотят.
У этих лиц, которым нету счёту,
На нас большие виды впереди,
Давай-ка ты свози их на охоту
И там контакты с ними заведи».
«Я за тобой пойду везде и всюду,
И, если что, готов хоть на костёр,
А вот медведя убивать не буду! –
Внезапно заартачился майор, –
Да, я в Стокгольме был слегка под «газом»,
И если накосячил в чём опять,
То можете меня единым разом
В лесочек увести и расстрелять.
Одна всего ремарка небольшая:
Мне Мишку жалко – вот моя беда!
Он делать нам работу не мешает,
За что ж его преследовать тогда?»
Завхоз, что рядом был, прочистил горло:
«Какой медведь, ребята, вы чего?
Да всё зверьё в округе перемёрло,
И больше не осталось никого.
Да здесь как будто север приполярный,
Здесь даже птицы вымерли на треть,
Но всё равно охота популярна,
Места-то вон какие – обалдеть!»
-15-
Лёнька дальше продолжил с майором:
«Всё услышал? Не будь паникёром!
Будь звеном в нашей общей цепи.
Ты с фуражкой, с шинелью расстался,
Это значит, что ты отстрелялся.
Ну при чём тут медведь? Не тупи!
Сумрак, что ли, в сознании, сдвиг ли,
Но к традиции люди привыкли –
На природу с ружьём выезжать.
Здесь и вправду такие красоты,
Что в охотничий домик легко ты
Завезёшь нашу местную знать.
Цель проста – до отключки, вглухую,
В усмерть их упоить, не психуя,
Если кто-то плашмя упадёт
И затихнет, не в силах подняться, –
Нашатырь для таких ситуаций,
Сам увидишь, вполне подойдёт.
А вообще-то для нас в идеале,
Чтоб неделю они не вставали –
Поработать хотя бы дадут.
Если всё мы устроить сумеем,
Хоть чего-нибудь сделать успеем,
Пока вновь они к нам не придут.
«Послушай, Лёнь, а, может быть, Коляна
На это дело командировать? –
Спросил майор, – я знаю, он поляну
Умеет кому надо накрывать.
Я после шведских подвигов зашитым,
Непьющим стал вот прямо с того дня,
Когда я там бравировал рахитом,
Что, мол, нельзя расстраивать меня!»
«Ты знаешь, нет, – в задумчивости набок
Немного Лёнька голову склонил, –
Твой специфичный, всем известный навык
Порой бывает очень даже мил.
Твой креатив там точно будет впору,
Ты там за своего вполне сойдёшь».
«А если вдруг начнутся с ними споры?,
Мне эти бредни слушать – острый нож!»
«Пори в ответ любую ахинею,
Такую, чтоб трещала голова!
И чем оно абстрактней, тем сильнее,
Ты только душу вкладывай в слова!
Мол, мы – в своём законном полном праве,
И не подвластны силам никаким,
Никто нас на колени не поставит,
Ни пяди никому не отдадим!
А можно так: исполним в лучшем виде,
Задавим на корню любую вошь!
Нас из седла не вышибешь! Не выйдет!
Историю назад не повернёшь!
Нас не сломить! И дальше в том же духе,
А если спросят: «Это ты о чём?»,
Ну, на крайняк в режиме расслабухи
Пожми многозначительно плечом.
Но ведь не спросят. Знаешь, если вкратце,
И было так у них, и будет впредь,
Что вряд ли кто захочет сомневаться,
О чём ты будешь тёрки там тереть».
-16-
Мы назначили сбор на субботу.
Лёнька лично позвал на охоту
Представителей местных элит:
«Сам-то я не могу, извините,
Но помощник мой держит все нити,
Он в подобных делах знаменит.
Это бывший майор, наш сотрудник,
Он вам скрасит рабочие будни, –
Следопыт и стрелок, тамада,
То есть мастер по снятию стресса,
Настоящий куратор процесса,
Не какая-то там лабуда!»
Из блестящей и лёгкой латуни
Музыканты мои накануне
Для него смастерили рожок:
«Если люди в лесу разбредутся,
Дуй в него, и они все найдутся,
Мол, спасибо, за нами должок!
Мол, ты жизнь, получается, спас нам!»
«Ты, майор, притворись, несогласным, –
Инструктаж ему Лёнька провёл:
Мол, вы сами так ловко сумели
Сквозь ненастье добраться до цели,
Вот она! – и тащи их за стол».
Ну ладно, укатили, слава Богу,
Пусть вольный ветер кружит им башку.
Мы дали им с собою на дорогу
Примерно сорок литров коньяку.
«Какой-то странноватый выбран вектор», –
Заманский пробурчал себе под нос.
«Да ладно, на двенадцать человек-то! –
Завхоз в ответ тихонько произнёс, –
С винтовкой на плече, наперевес ли,
Они сквозь лес пойдут, не зная сна,
И пир горой закатят, даже если
Невзрачного завалят грызуна.
Тогда и довозить ещё придётся,
И тут уж не поделать ничего.
Не воду же хлебать им из кододца
По случаю триумфа своего!»
Да, вот оно, решение простое:
Всё, что мешает – в лес его, долой!
Чтоб вечен был – без срывов и простоев
Наш труд, азартный, яростный и злой!
Мы временно убрали из повестки
Ненужный пункт подальше с наших глаз!
Майор потом подобные поездки
Для них организовывал не раз –
Для этих шумных дружеских компаний,
Где наводились нужные мосты
В процессе неизбежных возлияний
С ценителями местной красоты!
Их посылать к чертям ни в коем разе
Никак нельзя. И мы вот с этих пор
Создали департамент внешних связей,
Где лидер и начальник – наш майор.
Ну ладно, забегать вперёд не будем.
Он там жиры слегка свои растряс.
Хотя и был их отдых беспробуден,
Зато проверок не было у нас.
-17-
Мы ему благодарны. Пока он
Щурил глаз над звенящим бокалом,
Пел со всеми и спал, как сурок,
И бодал деревянные стены,
Мы литьё с арматурой в три смены
Чётко, слаженно делали, в срок.
Небольшой был завод, так уж честно –
Человек там семьсот, что ли, с чем-то,
Но какие! Читатель, поверь:
Каждый цех, не собачась, не ссорясь,
Жилы рвал не за страх, а за совесть,
Да и Лёнька пахал, словно зверь.
Наше время, увы, быстротечно,
А прекрасное недолговечно,
Как однажды сказал древний грек.
Для меня всё же тема открыта, –
Братцы, вот она, эта элита,
Эти наши семьсот человек.
Я хотел с ними вечно работать,
А со Временем личные счёты
Жизнь сама, если надо, сведёт.
Самых лучших никто не забудет.
Как мы скажем, вот так и всё и будет –
Живы мы, пока память живёт.
Неясное чего-то в этих строках,
Туман какой-то можно уловить,
А это значит, в них немного проку,
Ну, что ж, читатель, так тому и быть.
Оно потом само всё разъяснится.
Ну, а пока за мной, мой друг, вперёд!
Послушай: к нам в окно уже стучится
Весёлый шумный парень – Новый Год!
И нам объявлен сбор предновогодний –
Нам выпивка предложена, еда, –
В заводоуправлении сегодня
Застолье для ударников труда!
В руках свободных, чутких и умелых
Легко звучали, чисто, в унисон
В составе мною собранной капеллы
Гармонь, гитара, скрипка, саксофон.
И ветер в сонной роще за рекою
На спутанных ветвях плакучих ив
С пронзительной щемящею тоскою
Играл какой-то простенький мотив.
Наверное, грустил о старом годе,
Что суматошным был и непростым,
О времени, которое уходит,
О людях, что уходят вместе с ним.
Вдали сугроб – гигантский белый пудель –
Уснул под этот тихий перебор.
«Послушайте, а где все эти люди, –
Спросила Катька, – где он, наш майор?
Ну ё-моё – ушли, и больше нету,
Ну это что такие за дела?
А может, их метель по белу свету
За сине море к чёрту унесла?
А вдруг, с колючим инеем на рыле,
Из леса пробираясь сквозь пургу,
Они назад дорогу позабыли?
Я с этим примириться не могу!
Есть жажда жизни, это всем известно,
В любой букашке, в каждом муравье!
Они придут, от холода воскреснув,
Попробовать салат мой оливье!»
-18-
…Свист в ушах – как гудок паровоза.
Ну и ну! К нам явилась с мороза
Эта шатия-братия вся
Во главе с нашим бравым майором,
И давай нам расписывать хором
Про какого-то, на хрен, лося!
Мол, три дня, надоедлив, как насморк,
Снег летел. И сохатый, как айсберг,
Как вагон электрички, на нас
Сам собой из тумана наехал,
Простофиля, балбес, неумеха –
Возле домика, как на заказ.
Мы на час к вам сюда заглянули, –
Посидим, и домой сразу пулей,
Успокоить родных: всё путём –
Живы, мол, что зазря волноваться?
Сколько ж не было нас? дней двенадцать
Мы гонялись этим лосём?
Это счастье – в товарищей веря,
Эффективно преследовать зверя!
«Лось-то где?» – их Заманский спросил.
«Да в итоге сбежал, вот же сука!
Да, охота – азартная штука,
Много требует нервов и сил!»
Голодные, замёрзшие, с устатку,
Они почти что падали уже,
Глава района в пляс пошёл вприсядку
И рухнул, хоть и был на кураже.
Нормальные ребята оказались,
Они по ходу вечера не раз
В охотничьих рассказах состязались
Про тонкое чутьё и зоркий глаз.
Глава – известный хват, весёлый ухарь,
Он больше всех от холода дрожал,
Но был прогресс – оттаивало ухо,
Пока он оливье уничтожал.
«Благодарю, – сказал, – за угощенье! –
И посмотрел мечтательно в окно, –
Коньяк хорош для кровообращенья,
Но он у нас закончился давно!»
Ну, это можно, это даже нужно,
Налей по полной, раз уж ты глава,
Чтоб нам работать весело и дружно,
Чтоб родина всегда была жива!
Вот прокурор с начальником таможни
Пьют за майора дважды по сто грамм:
«Во-первых, он лесник такой, таёжник,
А, во-вторых, эксперт по коньякам!
И он теперь наш брат. Мы так решили.
Мы с ним делили радость и беду.
Он был зашитый. Мы его расшили.
Он жизнью и с судьбой теперь в ладу.
Беда какая? То, что нам добычу
Не удалось догнать и застрелить,
Но он, дневную дозу увеличив,
Помог нам неудачу пережить
И хоть мы с ним в застольных наших спорах
Сходились не всегда и не во всём,
Он сохранял сухим ружейный порох,
Участвуя в погоне за лосём,
Который в чаще ловко так петляет
И причинил нам множество хлопот,
Но раз остался жив, то пусть гуляет,
По крайней мере, встретит Новый Год!
-19-
В общем, мы хорошо посидели,
Напоследок слегка прибалдели ,
Но и пьяными не были в хлам,
Разноплановым тешились зельем
От души, но потом всё же к семьям
Ровно в десять пошли по домам.
А наутро – опять на работу.
Воскресенье там, праздник, суббота,
Это всё не влияет никак
На процесс выполнения плана
Нету права у нас, скажем прямо,
Отступать от него хоть на шаг.
Да, непросто пахать после бала!
Нам работа вздохнуть не давала,
Хмель, как лось тот, ушёл без следа!
Снова дни, как с горы, покатились,
А проверки и впрямь прекратились
Будто не было их никогда!
Жаль, майор, одурев от нагрузки,
Продолжал говорить не по-русски.
Что-то сбилось в его голове,
Словно в некую тёмную нишу
Он вошёл, а обратно не вышел,
Заплутал вроде ветра в листве.
Теперь он закрепился в новой роли:
Пройдя тогда у Лёньки инструктаж,
Он свои мантры так и балаболит,
Притом, что сам не псих и не алкаш.
Как сядет на какую-нибудь тему,
Уже вокруг не видит ничего,
Как будто где-то в мозге микросхема,
В извилинах таится у него.
И мы ему: хорош про мирозданье
Втирать нам под углом нетленных скреп,
Мы поняли! Ты выполнил заданье,
Ты честно отработал весь свой хлеб!
Смотри, майор, луна какая светит!
К тебе у девок жгучий интерес!
А он орёт, что кое-кто ответит
За действия, идущие вразрез!
При этом повариху Зинаиду,
С которой вместе время проводил,
Сознательно вполне, а не для виду,
Как женщину и друга, полюбил.
Она внутри себя сначала злилась:
«Чего там за туман в его башке?»
Ну, а потом ввиду любви смирилась –
Должна же быть загадка в мужике!
С души, как со ступеньки скользкой, стылой
Сомнения сметая, словно снег,
Лишь только раз она его спросила:
«Ты можешь говорить, как человек?»
«Нет, не могу, – ответил он, зато я
Невиданный в твоём лице улов
Сумел заполучить. Где нет застоя,
Там человек способен на любовь!»
Ну, вот уже теплей, – уже по делу
Он вроде начинает выступать,
Но раз, и всё! – и вновь, как очумелый,
Кричит, что не воротишь время вспять!
Она ему: «Ну что ты меня грузишь?
Я что тебе – машина, грузовик?»
«А то гружу, что в самом умном ВУЗе
Ты хрен постигнешь то, что я постиг!»
-20-
Ладно, что уж теперь, как умеет,
Так пускай потихоньку и мелет
Всё, что хочет. Плевать. Заслужил.
Как-никак, веренице вопросов
Проверяющих нас кровососов
Он на время конец положил!
Это я о проверочных рейдах
И о наших мозгах перегретых
По итогам дебатов и склок,
Что порою у нас возникали,
Когда с нами консенсус искали,
Чтоб нам штрафы оплачивать впрок.
Время шло. Мы уже были в силе,
Мы в окрестностях корни пустили,
К нам отличный народ приходил,
Не сказать, что непьющий, но всё же
Каждый бился вовсю, лез из кожи,
Чтоб завод развивался и жил.
Мне друзья из столицы звонили,
Зазывали обратно, манили:
«Эй, ты как там, здоровый, живой?
Вы от стали своей не устали,
И вообще – богачами-то стали
В ходе вахты своей трудовой?»
Конечно, кое-что мы наварили.
И про судьбу счастливую свою
Мы, не стесняясь, прямо говорили
По радио и в телеинтервью.
При этом мы реально помогали
Спортсменам, ветеранам, детдомам,
И абсолютно не предполагали,
Что нам дадут за это по рогам.
Мол, есть же федеральные программы,
Ну и зачем соваться мимо них?
Заманский ваш – настырный бык упрямый,
Он должен больше думать о других!
Не так чтоб мы уж очень претендуем
На ваш благотворительный бюджет,
А просто по-людски рекомендуем
Не забывать наш скромный кабинет.
Нам и чихать-то было не по рангу
На это оборзевшее жульё,
Мы не вступали с ними в перебранку,
А просто дело делали своё.
Чтоб малость просветлел он, облик хмурый
Теперь уже родной для нас земли,
Из кучи хлама новый дом культуры
Мы заново, по сути, возвели.
Колонны вознеслись, как кипарисы;
Фасад в узорах явно был не плох,
Где двадцать лет хозяйничали крысы
И на руинах рос чертополох.
И как-то наша Катька утром рано
Пришла туда: «А где здесь педагог,
Чтоб он колоратурное сопрано
Мне обнаружить в голосе помог?
Другие пусть сачкуют и филонят,
От сложных арий малость подустав,
А я в голосовом диапазоне
Хочу иметь в запасе пять октав!»
Она в итоге лучшие частушки
Смогла освоить меньше, чем за год,
И звуки по башке, как колотушки,
Уже не бьют, когда она поёт!
-21-
Как лодку на волнах в большом пороге,
Мотало нас на выбранном пути.
Прошло полгода. Первые итоги
Уже уместно было подвести.
Нас так и не смогли, как кашалоты,
Высокие инстанции сожрать,
Завод набрал такие обороты,
Что нам самим их было не понять.
«На кой нам хрен Канары и Карибы –
Сказал Заманский – пальмы нам на кой!»
Он тост провозгласил: «Друзья, спасибо
За то, что вы приехали со мной!
Ребята, хорошо, что всё так вышло!
Да хоть какой с балкона классный вид,
В родной земле не так уж много смысла,
Когда на ней работа не кипит!»
«Аллюров нам и всякой мелкой рыси
Не надо! – Катька вторила ему, –
Мы вознеслись в заоблачные выси
Благодаря сноровке и уму!
И пусть завод наш – вот вам моё слово –
Формально расположен на земле,
Я словно Валентина Терешкова
В космическом летаю корабле!»
Она права. Бухгалтерские счёты
Мы выбросили. Нету больше их.
Дружить с мозгами – вот наш стиль работы.
Не так уж много было нас таких.
Но всё же находились грамотеи,
Что были объективно хороши
В своих боях, при этом не имея
Ни совести, ни чести, ни души.
Они уже плели свои интриги.
С недобрыми вестями в поздний час
Сам прокурор, дрожа от холодрыги,
Явился рассказать нам свой рассказ.
В нейтральной неприметливой одёже,
Рассеянно куда-то глядя в пол,
Не так, чтобы инкогнито, но всё же
Он как нормальный парень к нам пришёл.
-22-
В окнах алый закат. Небо. Птицы –
Галки, зяблики, что ли, синицы,
И над тихой рекою вдали
Облака, как кровавые пятна.
«Для меня всё предельно понятно, –
Он промолвил, – устал. Довели».
Мы его самогонкой и салом
Угостили. «Спасибо, – сказал он,
Пыль сдувая с роскошных усов, –
Кой-кому взять вас даром охота.
Закрывайте покрепче ворота
Изнутри на железный засов.
Это вам удружили соседи,
Ни один грузовик не заедет,
Чтоб продукцию вашу забрать.
Мне их главный застрельщик неведом.
Я не буду участвовать в этом
И на ваших костях пировать».
Он хоть без формы был, но при печати.
Он попросил стакан и сел за стол.
Сейчас я поясню тебе, читатель,
О чём вообще он речь свою повёл.
Ты помнишь, те далёкие просторы,
Где подковать жука или блоху
Мог Сашка наш, тот уникум, который
Шаманил в арендованном цеху?
Вот так и здесь – огромная промзона
Нас окружала с четырёх сторон.
Как пень внутри помятого газона,
Завод наш был в раздумья погружён.
Он многое, наверно, передумал
Про то, какая вышла хреновня
Вокруг него. Зачем я здесь стою, мол,
Срубил бы уж хоть кто-нибудь меня!
Ну, то есть, разобрал бы на запчасти
Или порезал на металлолом!
Он как оазис стал при нашей власти
В пустыне, что раскинулась кругом.
Пустыня-то пустыня, да не очень,
Там тоже раньше делались дела,
Она сама заводом, между прочим,
Раздолбанным, убитым, но была.
И вот какой-то здешний ухарь ловкий
Захапал эту зону, сукин сын,
Чтоб тоже сталь катать из заготовки,
Ну ровно как и мы, один в один.
Но это надо строить производство!
Не проще ли у нас его отжать?
А как? Да в паре с местным руководством
Нас на крючке каком-нибудь держать.
Как ни крути, по нам ударят с тыла!
Со всех сторон у нас он, этот тыл –
Разведка наша так и доложила,
И прокурор нам это подтвердил.
-23-
Как ударят? Да всё очень просто –
Все вопросы поставлены остро:
(Правда, действий пока никаких):
Ваш завод будет вскорости нашим,
Вот тогда и споём, и попляшем,
Да и выпьем за вас, молодых!
Группа личностей нам очевидна,
Что к делам приступила солидно –
Этот крепкий людской монолит.
Нам завод наш продать предлагают
И шестёрок своих присылают
Представители местных элит.
«Мы за вами давно наблюдаем,
Многим так бы пахать, да куда им,
Мозг, энергия, грудь колесом –
Всё при вас, молодцы, мы серьёзно,
Так давайте, покуда не поздно,
Всё подпишем, и дело с концом!
Да, конечно, недорого будет,
Но отчизна про вас не забудет –
Восвояси к столичной родне
Мы дадим вам спокойненько съехать, –
Месяц, два ещё есть, нам не к спеху.
Нет? Ну что ж, мы готовы к войне.
И вот уже различные конторы
Нас начали по полной прессовать –
К примеру, наши банки-кредиторы
Нас больше не хотят кредитовать.
Их главный воротила, гад двуличный,
Кричит: «У вас сверхприбыль! Странный факт,
Что всё у вас как будто бы отлично,
Но шкурой чую: вряд ли это так!»
В налоговой инспекции, напротив,
Вот так вот прямо пальцем тычут в нас:
«Вы это покажите своей тёте –
Фиктивный ваш, рисованный баланс!»
Нам говорят, мы прибыль не желаем
В отчётах, как положено, светить,
Что мы её специально занижаем,
Чтоб нам с неё налоги не платить!
Глава района, кроя без разбору
Охоту и рыбалку, всех и вся,
Решил инкриминировать майору
Упущенного ранее лося.
«Он, сволочь, из себя такой огромный, –
Сказал глава, – я видел, не забыл –
Отличная мишень, я это помню,
Ты мог его убить, но не убил!
Там просто подходи с любого бока,
Так что же ты промазал? а? скажи!
И почему позволил нам до срока
Покинуть огневые рубежи?
Ненужное в тебе тогда геройство
Сидело, словно танкер на мели,
Мы друзья скончаться от расстройства
Ввиду инфаркта запросто могли!»
И Лёнька, проходя по делу мимо,
Обрывок этой речи ухватив
И поведя плечом неуловимо,
Не преминул сказать: «Но ты-то жив!»
Тот проворчал: «Небось, мы не тупее»,
Но после, несмотря на свой ответ,
По ходу всей текущей эпопеи
Был тихим и держал нейтралитет.
Чего он там подумал – неизвестно,
Но так ли, сяк, в глубинах головы
Шуршала мысль: ведь это ж интересно –
Давить интеллигентов из Москвы!
Чтоб грязь они хлебалом пропахали!
И самый кайф – смотреть, как прах и пух
Летят из них со всеми потрохами!
От этого захватывает дух!
-24-
Эпопея уже стартовала –
Бред собачий, режим карнавала,
Мы товар вывозить не могли,
Наш завод оказался в блокаде –
Слева, справа, с углов его, сзади
По периметру рвом обнесли –
Кабеля, мол, какие-то тянем,
Вроде всё оно в графике, в плане,
Трубы чиним, которых не счесть!
Молчалива, мрачна, как могила,
В чёрных масках охрана ходила
Вдоль траншей. Карнавал он и есть.
Мы завод, получилось, в заводе, –
Что-то строят они там, городят, –
Пыль стеной. И в окно из-за штор
Мы глазеем на них исподлобья
И в башке, словно снежные хлопья,
Мысли кружат: а дальше-то что?
Только не был бы Лёнька собою,
Если б он, примирившись с судьбою,
Согласился сидеть, не бузить.
Он в здоровом уме, не по пьяни,
Вертолёт вместе с лётчиком нанял,
Чтоб по небу товар вывозить.
И вот они летят на «МИ-четыре»,
На старой развалюхе груз везут!
Аплодисменты! Лёнька – лучший в мире!
Он сделал всех, он правда очень крут!
Сквозь облачную дымку озирая
Родные близлежащие края,
Он им махал: «Привет тебе, родная
Земля многострадальная моя!»
И небо, словно серое болото,
Его как будто хочет поглотить.
Сплошная грусть. И он сказал пилоту:
«Послушай, парень, дай мне порулить!»
Тот согласился, надо ж быть такому!
И Лёнька как-то враз повеселел,
Полёт пошёл немного по-другому,
Заманский – он и в небе тоже смел.
Хотя и дурковат. Но это ж Лёня, –
Природные красоты, весь пейзаж
Он сверху оглядел и сразу понял,
Что уважает высший пилотаж.
И он над стройкой вражеской кругами
На бреющем летал и не глядел,
Как на панели лампочки моргали
И как пилот тихонечко бледнел.
Ему хотелось камнем рухнуть наземь
На тех, кто объявил ему войну:
«А ну-ка я винтом по ихней связи –
По крышам, где антенны, рубану!
Стальной мой конь, железная громада,
Бывает и упёртым, как баран,
С ним очень даже можно, если надо,
Исполнить показательный таран!
Так знай же, мой противник, гад ползучий,
Я на него вполне могу пойти,
Тут главное прицелиться получше,
Ну, чтоб не сбиться с верного пути!
И враг уже не выпьет за победу,
Когда я в территорию его
Возьму и врежусь, крикнув напоследок:
Россия, помни сына своего!»
Потом уже, при виде тучи чёрной,
Навстречу ей, собрав запасы сил,
Он газануть пытался рефлекторно,
Но вовремя себя остановил.
Короче, покуражился легонько:
Пусть знают те, кто надо, что почём,
Что ко всему вдобавок друг наш Лёнька
Является воздушным лихачом!
«Пускай теперь трепещет враг бесстыжий, –
Он погрозил, – я к вам вернусь опять!
Не только Бог, я тоже правду вижу.
Небесной кары вам не избежать!»
-25-
Что сказать – вариантов навалом,
Если Лёнька сидит за штурвалом,
Много схем для манёвра во мгле,
Для отпора различным злодеям,
Чтобы помнить всегда и везде им,
Что не вечны они на земле!
Мы продукцию нашей литейки
Не сказать, чтобы всю, до копейки,
Нет, напротив, немножко, чуть-чуть
Этим Лёнькиным рейсом сумели
Без задержки доставить до цели –
Вот такой наш особенный путь!
Позже стало известно, однако:
Имитируя с неба атаку
На позиции вражеских сил,
Лёнька часть драгоценного груза,
Словно шар в биллиардную лузу,
Прямо к ним в котлован положил!
Не нарочно, конечно, но всё же…
У людей там морозец по коже
Пробежал так, признаться, слегка –
Неприятный такой холодочек
Проскользнул от печёнки до почек,
Аж у всех закружилась башка.
Их коллектив, сплочённый и матёрый,
Задумался на тему, как им быть,
Они прислали к нам парламентёра
Мол, так не честно – сверху нас бомбить!
Давно уже у нас по умолчанью –
Что хоть порой бываем мы грубы,
Но есть оно, взаимопониманье:
По ходу споров – никакой стрельбы!
Тем более, бомбёжек. Вы сдурели –
Ронять на нас чугунное литьё?
Ведь мы-то вас не держим на прицеле,
Не тешим самолюбие своё!
«Прости, – сказал майор, наш главный спикер, –
У Лёньки вышел в воздухе эксцесс,
Ему мешали солнечные блики,
Он плохо видел вас из-под небес.
У нас в башке по общей с вами схеме –
Холодная война. И хрен бы с ней.
Бомбардировки – это мы отменим,
А вот с самим Заманским всё сложней.
Он может вашу стройку протаранить,
Он сущий псих, когда бывает зол.
Уже и академик нами нанят,
Чтоб катапульту Лёньке изобрёл.
Он вашу участь с вами не разделит,
Он всё продумал, надо полагать,
Не идиот же он, на самом деле,
Чтоб вместе с вами в пекле погибать!
Я объяснить могу единым разом:
Кто б ни был ты, слуга или король,
Но, как молитву, выучить обязан,
Как дважды два, как до-ре-ми-фа-соль,
Что, если загоняешь зверя в угол,
Такого, как Заманский, значит, всё, –
Он сотворит из вас вороньих пугал,
И он башку не просто вам снесёт, –
Молниеносно – вот как это будет!
Он с молниями дружит, наш вожак,
И в случае тарана бойтесь, люди,
Летящих врассыпную железяк!
Давно уж никакой не страшен кризис,
Как минимум, ему с тех самых пор,
Как он стоял на палубе в круизе
Всем грозам и ветрам наперекор.
А то и раньше, в школьных коридорах,
Когда он грудью через «не могу»
На подлецов бросался, у которых
Была одна извилина в мозгу.
Его кипучей страсти нет предела,
Когда он надевает свой берет.
Мы с ним не можем ничего поделать.
Не злите Лёньку – вот вам наш совет!»
-26-
Лёнька здесь же сидел, тихий, грустный,
Встал, прокашлялся, пальцами хрустнул:
«Ладно, парни, шабаш, перерыв –
Пять минут». И кивнул визитёру:
«Не такие уж мы бузотёры.
А какой у тебя конструктив?
Что ещё за душой, кроме жалоб,
Есть у вас, нам понять не мешало б,
Ты у боссов своих уточни.
Время есть. Пять минут – это много.
Да хоть шесть, подождём, ради бога,
Ну, а дальше уже извини.
Будь здоров, если нет предложений».
Тот в ответ: «Хоть талант вы и гений,
Как начальство моё говорит,
Но успели уже позабыть вы:
Очень острый вопрос, вроде бритвы,
На повестке сегодня стоит.
Вам прозрачно опять намекают,
Что по-честному вас отпускают –
Всю команду: гуд бай и пока!
Что тут хитрого? Вы – на свободе,
Мы – при деле, при вашем заводе,
Он теперь будет наш, на века!»
Такой вот нам озвучен ультиматум.
Да, прямо скажем, выбор невелик.
На что уж Сашка стойким был солдатом,
И тот слегка согнулся и поник.
И Катька, егоза и непоседа,
Чтоб Лёнькин гнев немного остудить,
Попробовала даже напоследок
Парламентёра малость пристыдить:
«Чужое взять задаром, за «спасибо»
Оно в уме, начальство-то твоё?»
А он в ответ: «У вас такая прибыль,
Что глупо игнорировать её!»
Не то чтобы мы так уж обалдели
От наглости его и простоты,
Да нет. Мы с ним расстались на неделю,
На всех воротах выставив посты.
Заманский из себя вождя не корчил,
Хотя и Че Геварой был на вид.
А то, что тот в итоге плохо кончил,
Так это ни о чём не говорит.
Но хоть он и красив на киноплёнке,
С какой ты ни посмотришь стороны,
Герои, чтоб ровняться с ними, Лёньке
Свои, родные всё-таки нужны.
Идей, как говорится, полный кузов:
Вот дать ему подзорную трубу
И глаз подбить – ну вылитый Кутузов,
Свой тяжкий крест несущий на горбу.
Мол, жечь, не жечь Москву, решись поди-ка,
Точней, завод наш, все его цеха,
А после с вертолёта побибикать
И соскочить подальше от греха!
«А что? – майор подпрыгнул, – и нормально!
И кулаком себя ударил в грудь:
Пусть, как бы это ни было печально,
Диверсия – единственный наш путь!»
