Сергей Skolorussov
Прометей. Возвращение
Глава семидесятая
21 апреля
Сочи
У тебя насекомые
Все ждали возвращения командора. Но он так и не появился. Зато явился Нутрецов в сопровождении большого отряда спецназовцев. Всех сотрудников ОУСО ФСБ вывели в коридоры, упёрли руками в стены и тщательно обыскали. После этого опечатали все кабинеты, а коллектив распустили по домам на неопределённое время. Только Юшкевич не отпустили. Владимир Артурович отвёз её к Гакову.
Новый начальник ФСБ долго её расспрашивал, пугал и стращал. Вопрос, собственно, был всего один: где Шелихов? Куда его спрятал Калачов? Лиза отвечала кратко: не знаю. Через час Глеб Олегович выдохся, присел на краешек стола, за которым сидела Лиза и с усмешкой на губах подвёл итог беседы:
– Ну, нет, так нет, мы и без Шелихова проект запустим. Но если ты соврала – дорого заплатишь. Всё, свободна.
Да, он её отпустил. И это было странно. Даже на детекторе не проверили. Лизу этот факт немного напряг. Но на улице она не заметила слежку. Не было её и потом, когда она шла сначала по направлению к конторе, потом, передумав – по направлению к дому. Хотела опять изменить маршрут и пойти в гости к Алисе или к Целовальникову, но снова передумала и всё же пошла домой. Каково же было её удивление, когда в своей квартире Лиза обнаружила и Алису, и Кирилла. Они сидели за кухонным столом и пили чай из морковной ботвы.
Увидев её, Кацэ сразу приложил палец к губам, достал приборчик и стал им водить вдоль тела хозяйки квартиры. Затем приблизился к её уху и прошептал:
– У тебя насекомые.
Полковнику ФСБ Юшкевич не надо было объяснять, что это означает. Лиза понимающе кивнула. Всё так же шёпотом Кирилл уточнил дальнейшие действия:
– Мы их не будем уничтожать. Пусть думают, что ты дома. Один жучок у тебя в подоле жакета, второй в каблуке. Их вставили во время шмона, – Юшкевич кивнула во второй раз. Кацэ продолжил: – Переоденься, и поехали к Шелихову. Надо обмозговать, что делать дальше.
Глава семьдесят первая
22 апреля
Сочи
Либеральные реформы
Наступил новый день, и он принёс жителям страны «долгожданные» перемены. По всем СМИ круглые сутки гоняли обращение вступившего в должность Соболевского, растащив его речь на цитаты. Во-первых, он объяснил в общих чертах, что из себя представляет проект «Прометей». Во-вторых, для успешного внедрения этого проекта он сразу потребовал всенародного единения и строжайшей экономии сил и средств. Проект дорогой, бюджет его не потянет, поэтому народ должен потерпеть и перенести некоторые неудобства и недостаток средств существования. И далее он по пунктам разложил, что под этим подразумевается: заморозка пенсий и других социальных выплат, либерализация ценообразования, отказ от бесплатного образования и медицинского обеспечения. В конце этого блока, он внедрил новый лозунг: «Всё для «Прометея»! Всё для победы над ледником!» В-третьих, Соболевский назвал идеалами новой России либерализм, демократию и права человека. Идеалы сразу же были поддержаны целым блоком реформ. Президент объявил всеобщую амнистию, полную свободу вероисповедания, независимо от конфессий и сект, гендерное равенство и свободу сексуальных отношений. И под этим же соусом правительство легализовало проституцию и употребление лёгких наркотиков – «…послабления, которые народ ждал от власти веками». Так выразился президент. В-четвёртых, Соболевский подчеркнул, что «по некоторым направлениям общественной жизни» он подписал ряд законов, временно ограничивающих права и свободы граждан. Среди них – «сухой закон», действия которого ограничены сроком «до полной победы над ледниковым периодом». Вторым по значимости стал закон о повышении подоходного налога до двадцати пяти процентов – «…государству очень нужны средства на программу «Прометей». Президент объявил также о введении запрета на деятельность любых партий и общественных объединений – «…в переходный период в стране должно быть единомыслие и порядок». А также запрет собраний и митингов. В столице вводился комендантский час с девяти вечера и до семи утра. Всякие передвижения по городу стали невозможными без специального QR кода. В заключение президент призвал затянуть пояса и во всём помогать новой власти.
Странно, но в стране всё же нашлись недовольные. В парке перед Морским вокзалом стали собираться люди, в основном преклонного возраста. Но вскоре сюда подтянулась вереница техники. Омоновцы старательно помыли собравшихся водой, бесплатно помассировали их тщедушные тела резиновыми «массажёрами» и при помощи слезоточивого газа открыли им глаза на новую власть.
В сюжетах «из-за…» сообщалось об единодушной поддержке всех демократических реформ, проводимых новым президентом России. И осуждались незаконные действия кучки экстремистов-реваншистов. Отдельно западные лидеры приветствовали «смелый и свободный русский народ», который этим же днём организованно прошёлся гей-парадом по Курортному проспекту Сочи.
Глава семьдесят вторая
23 апреля
Сочи. СИЗО
На нарах
Калачов двое суток просидел в карцере изолятора временного содержания, или как его обычно называют – СИЗО, и ничего не знал ни о новой России, ни о реакции «из-за». Но на третий день его перевели в четырёхместный «номер», в котором был всего лишь один человек.
Сосед оказался видным мужиком. Рост метр девяносто, не меньше. Вес – килограммов сто. Судя по всему, ему было около тридцати пяти лет. Несмотря на внушительные габариты, его взгляд был вполне добродушным. Если бы Калачов встретил своего сокамерника на улице, то никогда бы не подумал, что перед ним рецидивист. Мало того, оба преступления были особо тяжкими – преднамеренное убийство. Генерал верил в физиономистку. Лицо человека – это энциклопедия знаний для умеющего её читать. Но в данном случае, сосед был явным исключением для этой науки. Рецидивист оказался человеком общительным. Сокамерник сразу рассказал кто он, за что сидит и каким образом совершил оба своих преступления:
– На меня напал один урод. Я защищался и долбанул его подвернувшейся под руку бутылкой из-под шампанского. Дело было после Нового года. Приехали полицейские. Когда я убегал, он точно был жив. Да чего там – из-за удара бутылкой разве можно копыта отбросить? В кино показывают – голову потёр и дальше запрыгал. А мне впаяли 12 лет. Говорят, превышение допустимой обороны – ты его бутылкой ударил, а у него никакого оружия не обнаружено. А ничего, что он в два раза здоровее меня? – генерал с трудом представил «размерчики» жертвы рассказчика. – Это как? К тому же я никого не трогал и спокойненько топал домой. Он на меня напал, а не я. Этот громила, значит, людей грабит и ничего больше в жизни не делает! А я, выходит, преступник? Это по справедливости? Говорят, мол, у нас все равны перед законом и в данном случае – он жертва. Упырки, – сосед рассказывал эмоционально, красочно, с активной жестикуляцией. Он так разошёлся, что соскочил с нар и стал трясти руками прямо перед лицом командора: – Представляешь? И всё бы ничего, но, когда зачитывали приговор, я этого урода в зале увидел. Сидит такая наглая рожа и лыбится. Он для маскировки паричок дурацкий напялил и очки нацепил. Но я сразу его узнал. Кричу, вон он! Хватайте его! Но разве они сделают хоть что-то по закону? Им главное человека посадить и дело закрыть. Приговор объявлен – и уже никто никого не слушает. Тем более подсудимого. Кричи, не кричи – пять ментов схватили меня и вынесли из зала. Вот такой беспредел.
Сосед подошёл к бачку и нацедил в пластиковый стакан воды. Выпив залпом, снова вернулся к Калачову и продолжил свою «исповедь»:
– Ладно, думаю, гад. Бог не фраер, он шельму метит. Куда ты денешься – я всё равно рано или поздно из тюряги выйду. И тогда я тебе не завидую. Так и получилось. Полсрока отсидел, а тут лагеря стали закрываться из-за ледника. Многих выпустили по условно-досрочной. Меня тоже освободили. Ну, думаю, гад, если ты жив – я тебя повторно убью и мне ничего за это не будет. Дважды за одно и то же преступление не наказывают. И точно, нашёл. Он сменил только место прописки. Откормленный такой, самодовольный. Ну, я ему и вломил. На этот раз надёжно – монтировкой.
– И что?
– Впаяли пожизненно. Оказался братом-близнецом.
Жизнь полна невероятных историй. Ни один писатель не додумается до сюжетов, которые она пишет, сплетая человеческие судьбы в канву искромётного романа.
Калачов поинтересовался:
– Это же следственный изолятор. Ты здесь с какого припёка?
– Не знаю, видимо нигде больше мест нет. Я уже целый год в этой камере ошиваюсь.
– Зато один сидишь.
Мужик усмехнулся:
– Это сейчас нас двое. А перед тем, как тебя привели, нас было семеро.
– В четырёхместной?
– Ага, – весело осклабился сосед. – Ржака, а не жизнь.
Он помолчал, а потом быстро пересел на нары Калачова и заговорщицки зашептал:
– Слушай, друг, здесь такое дело. Мне предложили одного мента придушить. Его вот-вот приведут.
– «Мента»? У ментов же своя кутузка.
– Ага, теперь хрен поймёшь у кого своя, а у кого чужая. Но этого-то спецом к нам должны доставить.
– И сколько тебе пообещали за него?
– Да нисколько! Послабуху пообещали: баланду погуще, да уважуху на зоне.
– И за такое малое ты согласился?
– А куда деваться? Не выполнишь – будешь до конца жизни гальюны языком драить. Говорят: тебе, мол, без разницы, всё равно по полной чалишься. Что так пожизненно мотать, что так.
– От меня-то чего хочешь?
– Да не привык я к мокрому. Если бы по справедливости – тогда, нет вопросов. А так… Я же не киллер какой-то. Слушай, кокни его вместо меня, а я всё на себя возьму. Мне терять нечего… Блин, но как подумаю, что ещё одного предстоит к праотцам отправить – жутко становится. Сам не свой. Я уже целую ночь не спал.
– Теперь хочешь, чтобы и я не спал?
– Я просто прозондировал, вдруг это для тебя раз плюнуть?
– Плохо зондировал, я тот самый мент и есть.
Зек даже вскочил, внимательно посмотрел на Калачова и, пятясь назад, приземлился на свою шконку. Так он и сидел до самого вечера, сложив руки на коленях и уставившись на свою «жертву» – теперь явно несостоявшуюся.
А вечером он начал долбать в дверь, требуя отвести его к «начальнику».
Так «мент» остался один.
Глава семьдесят третья
23 апреля
Сочи. Конспиративная квартира ФСБ
Мосты, вокзалы, телеграф…
Лиза, Алиса, Ярослав и Кирилл оказались в положении затворников. За последние два дня они ни разу не пересекали порог конспиративной квартиры. Собственно, в этом не было надобности. Запасы еды позволяли просидеть здесь целую неделю. Лиза рассудила так, раз за два дня их не вычислили —значит, квартира чистая. Поэтому не стоит суетиться и предпринимать резких движений. Впрочем, никто кроме самой Юшкевич этого адреса не знал. Если нигде не засветиться, то и не узнают.
Главная проблема сидения в конспиративной квартире заключалась в безделии. После активной чуть ли не круглосуточной работы по поискам «Прометея», а затем и Паганини, на Лизу, Алису и Кирилла свалился полный вакуум деятельности. Из-за этого каждый из них готов был волком выть. Ярослав страдал не меньше. Недаром он называл себя «трудоголиком не в первом поколении».
На второй день Кирилл не выдержал и предложил работу:
– Чего зря паркет шоркаем и стулья полируем. На телевизор я уже смотреть не могу. Тем более, что там теперь только жуткая чернуха: всё горит, всё взрывается, поезда сталкиваются, самолёты падают. Этот упырь со своим выводком вурдалаков творит непотребное, а мы сидим и ничего не делаем.
Под упырём, само собой, Кацэ подразумевал Соболевского. Он и на самом деле развёл немыслимую деятельность по «реконструкции» страны. В результате этого прилавки магазинов были выметены до последней пылинки. Всё необходимое можно было теперь купить только на чёрном рынке. Причём за баснословные деньги. Продавцы за свой товар брали исключительно валюту. Курс рубля совершил головокружительное пике и продолжал лететь в пропасть. Социальное обеспечение приказало долго жить. Продовольственные карточки были с помпой отменены новым правительством, как пережиток тоталитарного прошлого. В аптеки и в ставшие платными поликлиники народу отныне путь был заказан – дешевле сразу сдохнуть. Зато теперь можно было даром зарядить трёхлитровую банку воды исцеляющим взглядом экстрасенсов, ведуний, знахарей и святых людей, расплодившихся, словно тараканы в интернете и на телевидении. Дальше можно не рассказывать, так как над всей оставшейся страной, по образному выражению Кацэ, быстро надувалась огромная попа, которая, взорвавшись, готова была сдуть с обитаемой поверхности всё оставшееся население. Кирилл продолжал распаляться:
– Слава богу, что на сегодняшний день не слышно о столкновениях на национальной почве. Но, опасаюсь, что и до этого скоро дойдёт.
– Не надо нас грузить этими ужасами, – выставила вперёд ладонь Алиса, – Мы и без тебя в курсе. Что ты предлагаешь?
Кацэ промолчал, демонстративно давая ей высказаться. Алиса поняла это по-своему:
– А, так тебе просто потрепаться захотелось? Нашёл красивые, не засыпанные лапшой уши?
– Твои «ушки» меня всегда вдохновляли, – цинично пошутил Кацэ, стреляя глазками в сторону высокой груди Алисы.
За что тут же получил звонкую пощёчину. Юшкевич пришлось вмешаться. Она встала между двух огней и потушила пожар:
– Тихо! – Лиза прижала пальцы к губам враждующих сторон. – Вы и двух дней высидеть не смогли. А что будет через неделю? Ты иди к дверям, – указала она пальцем на Целовальникова. – А ты, Алиса, сядь в кресло.
Когда тлеющие головёшки были раскиданы по сторонам, и опасность воспламенения исчезла, полковник предложила:
– Говори, Кирилл. Только строго по делу.
– Я и говорю «по делу». Просто некоторые считают, что они…
– Молчать! – негромко, но внятно скомандовала Лиза. – По делу, я сказала.
Кацэ сразу успокоился и предложил:
– У нас есть компромат на всю компашку Соболевского, – он перевёл взгляд на Андрееву и добавил: – Добытый стараниями Алисы Константиновны. На компе Фрэнки оказалось много убийственной информации. К тому же, у нас есть факт откровенного вранья. Новый президент присвоил себе право называться изобретателем «Прометея». Но настоящий изобретатель вот он! – Кэцэ указал рукой на Яра. – Скромно сидит за нашим столом. И этот факт убийственен для академика и президента в одном флаконе. Так чего мы сидим? Стоп! Не перебивайте! Я ещё не всё сказал. Не буду долго болтать попусту. Здесь все знают ровно столько же, что и я. Предлагаю! Во-первых: сбить доходчивый, логичный и убийственный компромат на Соболевского. Этим буду заниматься я с Алиской. Во-вторых: записать на камеру Ярослава. Пусть он доходчиво, но кратко расскажет о сути своего изобретения. Население толком не врубается, что это такое. Надо ему объяснить наглядно. Я могу даже графику состряпать. Пусть простенькую, но дающую истинную картину эффективности «Прометея». Этим будем заниматься я и Ярослав. Как только эти два блока будут готовы, я вырублю электричество во всём городе. Можете не спрашивать – в масштабах страны я пока такое сделать не способен. Да и опасно это. У нас теперь на 99 % атомная энергетика. Ей такие масштабные блэкауты не пережить. После того, как подача электричества будет восстановлена, на всех компьютерах и на всех экранах, и даже на утюгах и чайниках, если хотите, появится наш компромат и ролик «Прометея».
Алиса всё же не выдержала:
– Ага, после твоего выхода в эфир нас тут же накроют.
– Конечно, накроют. Но мы уже покинем это бомбоубежище. Для воспроизведения я пожертвую своим планшетом. Заложу в нём алгоритм рассылки и оставлю на столе. Он будет выдавать наш компромат до тех пор, пока спецназ не взломает дверь.
– Понятно, – кивнула Лиза. – Я поддерживаю твой план. Мало того, я внесу свою лепту.
Она подошла к Кацэ и вложила в его руку гаджет. Тот с интересом повертел его в руках и поднял взгляд на Юшкевич:
– Ты меня заинтриговала. Даже с пятидесяти попыток не догадаюсь, что здесь.
– Это компромат, собранный Джужомой на верхушку власти. Власть наша в основном старая. Она просто переобулась в воздухе и осталась у руля. Возможно, ты накопаешь что-нибудь интересное.
– Ого! С такими командирами, как ты, я горы сверну.
Кацэ сразу отвлёкся и стал вставлять микрофлешку в свой чудо-планшет. Юшкевич укоризненно качнула головой и развела руками:
– Не поняла? Всех распланировал, все при делах. А что по твоему плану должна делать я?
Кацэ, не отрывая взгляда от планшета, пробурчал на одной ноте:
– Ты будешь руководить, координировать и строить планы на будущее.
– Какие планы? Что ты имеешь в виду?
– Обширные планы. Первый план – как нам вызволить командора. Второй план – план восстания. Не хотелось бы повторения того стихийного ужаса, который предшествовал водворению этого уродца на президентское кресло. Думай о главном. Всё должно быть чётко и ясно: организация партии или, по крайней мере, активного костяка; средства пропаганды и агитации; движущая сила революции; момент для восстания… Что там дальше?
Алиса подсказала:
– Мосты, вокзалы, телеграф, телефон.
– Во-во! Короче, работы у вас Елизавета Егоровна, лопатить не перелопатить. Если что-то непонятно, спрашивайте.
И он углубился в мир человеческих страстей и чёрного пиара.
Глава семьдесят четвёртая
24 апреля
Сочи. Кабинет начальника ФСБ
Она хочет его убить
Новый начальник российской спецслужбы проводил совещание с активом. Взбучку получили все, за исключением Нутрецова. Полковника шеф ФСБ оставил на сладкое.
Уединившись с подчинённым, Гаков буквально побагровел:
– Я тебе давал неделю на то, чтобы ты нашёл Шелихова. Где результат?
– Глеб Олегович, всего три дня прошло. Результат будет.
– Во-первых, не три, а четыре. Плохо считаешь. Во-вторых, расскажи мне подробно, где ты ищешь и как ищешь? И есть ли у тебя вообще хоть какой-то план оперативно-розыскных мероприятий?
Нутрецову трудно было сказать хоть что-то. Потому что даже «хоть что-то» у него не было. Так, кот наплакал. И Володя молчал, потупив взгляд, словно нерадивый ученик.
– Чего заткнулся? Давай, выкладывай!
– Э-э-э, я привлёк друга Шелихова. Он побывал у его бабушки и во всех местах, в которых могли появиться Шелихов и Кузнецова.
– Это всё?
– Мы установили наблюдение за этими объектами. Также контролируем все контакты Калачова, Юшкевич, Андреевой и Целовальникова.
– И что?
– Пока результатов в этом направлении нет.
– Ага, нашёл дурачков из глухой деревни. Это опытные оперативники. Естественно, они никогда не будут пользоваться своими гаджетами или звонить друзьям и родственникам. Но им явно нужны средства. Подполье дело затратное. Проверял их счета?
– Естественно. Я не стал их блокировать, чтобы проследить транзакции.
– Правильно. И что?
– Пока, ничего, – Володя даже немного осмелел.
– Плохо! Плохо работаешь! – грозный голос начальника вновь вернул Нутрецову ощущения страха за свою судьбу. Гаков продолжил: – Счета Шустицкого и Ахтарова поставил под контроль?
– Так они же мертвы.
– Конечно, «мертвы». Но зато банковские счета у них живее всех живых. Можешь не отвечать. Это ещё один твой прокол.
От дальнейшего неприятного разговора полковника спас голофон, поставленный на вибрацию. Нутрецов аккуратно вытащил его из кармана и скосил взгляд на экран.
– Это Андреева, – прошептал он.
– Ответь!
– Алло, слушаю… – Нутрецов прикрыл аппарат рукой и опять прошептал: – Она с вами хочет поговорить.
Гаков сосредоточился и взял протянутый полковником голофон:
– Привет, Алиса, это я.
Выслушав её, он коротко ответил:
– Хорошо, я тебя понял. Завтра перезвонить сможешь? Давай, буду ждать. Звони на мой старый номер. Я не буду его отключать.
Вернув гаджет, Гаков заложил руки за спину и подошёл к окну. Нутрецов оживился:
– Она звонила по своему телефону. Наверняка мои засекли её, – его голофон снова завибрировал, и Володя ответил. Затем снова зажал трубку рукой и доложил: – Есть! Мы её засекли. Высылать спецназ?
Гаков был спокоен и продолжал над чем-то размышлять. Он машинально переспросил:
– Откуда она звонила?
– С железнодорожного вокзала.
– Не надо, не посылай. Её телефон уже в урне.
– Проследим по камерам.
– Ну, это можно. М-да… Хочешь знать, зачем она звонила? – Нутрецов пожал плечами, что означало: это вам решать, хочу я или нет. Но Гаков и вовсе не задавался таким вопросом. Не обращая внимания на собеседника, он продолжал: – Она сделала предложение, от которого мне трудно отказаться. Вот только надо просчитать, не ход ли это в дамки?
– А что она предложила? – осторожно поинтересовался Нутрецов.
Лёгкая, слегка циничная улыбка легла на губы Гакова:
– Она готова сдать нам местонахождение Шелихова.
– Просто «сдать»?
– Взамен просит отпустить Калачова.
– О-у!
– Да не «о-у», а «оу-оу»! Она хочет его убить.
– Убить? – Володя ощерился гаденькой улыбкой. – Попросила бы нас.
– В том-то и дело, что она сама хочет его кокнуть.
– Зачем?
– А вот это тебе знать не обязательно. Свободен.
Он снова заложил руки за спину и подошёл к окну. Помолчав, пробормотал себе под нос: «Заманчиво».
