Сергей Skolorussov
Прометей. Возвращение
Глава восемьдесят третья
26 апреля
Сочи, убежище №3
Партия ещё не проиграна…
До нового убежища добрались без приключений. Улицы были пустынными. Вообще никого. Комендантский час в действии. Но дело, скорее всего, не только в нём. Полицейские тоже люди. А зачастую и нелюди. И ничто человеческое им не чуждо. А зачастую и античеловеческое. Они с энтузиазмом восприняли новые законы. И это вполне закономерно. Для большинства полицейских, чем строже законы, тем шире карман. Почему тогда их не видно? Ночь. В четыре часа ночи любую жадность побеждает страх. В современной России только редкого мужества полицейский может безбоязненно выйти на улицу ночью. Поэтому остаток ночи они проводят в опорных пунктах, способных выдержать трёхмесячную осаду неприятеля. Сидя внутри этих неприступных фортов, они никого не боятся.
Так рассуждала Алиса, когда они, наконец добрались до явочной квартиры.
Кацэ выглядел жалко. Он открыл двери тихо, спокойно, понурив голову и отведя взгляд в сторону. Его левый глаз украшал монументальный бланш. Я сразу всё поняла. Скотина! Идиот! Моя рука инстинктивно решила восстановить пропорции на его лице. Но Калачов успел перехватить мой кулак. Он затолкал нас на кухню, освещаемую восходящим солнцем, и насильно усадил на табуреты. Сел сам и обратился к этому уроду:
– Рассказывай!
Кацэ всё также боялся смотреть нам в глаза. Опустив голову и уперев руки в колени, он вздохнул и выдавил:
– Прости, командор, я маху дал.
Я снова не выдержала:
– Лучше бы ты сдох! Маху он дал.
Но Калачов вновь остановил меня:
– Остынь, Алиса.
Командор был бледен, как лист ватмана. Вот уж никогда не думала увидеть его таким. И тут до меня дошло – Лиза! Её нет! Калачов ничего не говорил, но было ясно, что он всё понимает. Лиза не смогла! Не смогла добраться до убежища. Иначе бы она встречала нас в дверях. Пытаясь справиться с эмоциями, генерал отвернулся и замер… Ещё этот урод с фингалом под глазом. Я вновь на него наехала:
– Где Шелехов?!
Командор активно потёр лицо и встрепенулся, стараясь отогнать негатив на второй план. Предложил спокойным голосом:
– Давай, Кирилл, рассказывай.
Кацэ мотнул головой:
– Нечего рассказывать. Мы шли. Всё было тихо и спокойно. И вдруг Шелихов встал. Там адрес на доме был указан. Адрес его бабушки. Говорит, мол, забегу на минутку. Волнуется старушка. Я ни в какую. Нельзя. А он, мол, тихо же, никого кругом. Ночь. Только на минутку. Туда и обратно. Так он умолял, что я подумал: все спят, за минуту сюда никто не успеет прискакать. Ещё так внимательно огляделся вокруг. Ни одной подозрительной машины. Ладно, говорю, но только на минутку. Не прошло и минутки, как его из подъезда выводят двое типчиков. И тут же фары загорелись у припаркованной тачки. Я бросился спасать… Всё на этом. Хотя одного я треснул по башке капитально. Вот этим зонтиком треснул, – он указал на зонт Ярослава, висевший на спинке стула.
Ну, что за кретин? Из меня вновь полезло:
– Лучше бы тебя убили! – я скрипнула зубами от злости и передразнила, искривив голос до интонации дауна: – Он увидел адрес… ни одной подозрительной машины… его выводят… я бросился спасать, – мне и на самом деле очень хотелось его убить. – Ты в ФСБ работаешь или вахтёром в женском общежитии? Для кого придуманы все эти нормы конспирации: не звонить, не инетить, не входить в контакт с родственниками?
Он молчал, не смея что-то возразить. Уткнулся взглядом в пол и молчал. Жалкий, побитый, противный.
Генерал слегка выставил перед собой ладонь:
– Ладно, криком уже ничего не поправишь. Надо думать, что делать дальше.
Делать? Что теперь делать? Нас осталось трое. Вернее двое и этот… б… т… с… – не знаю даже как его теперь называть.
Командор встал, поправил лангетку на раненой руке, затем нервно дёрнул плечами и принялся её снимать.
– Геннадий Васильевич, не рано? – поинтересовалась я.
– Надоела. Только мешает.
Избавившись от бинтов, он размял пальцы и поводил из стороны в сторону рукой:
– Нормально, – опустив руку вниз и слегка ей подрыгав, генерал обратился к нам: – Забудьте всё плохое и идите спать. Это не предложение. Это приказ. Выспавшийся фээсбэшник приравнивается к пяти цэрэушникам. Мы потеряли ключевую фигуру, но партия ещё не проиграна.
Глава восемьдесят четвёртая
26 апреля
Сочи, кабинет начальника ФСБ
Гена может быть опасен…
Глеб Олегович разговаривал по спецсвязи:
– Достали машину?
– Да… Нет, пока не достали.
– И что? Докладывай нормально! Володя, что ты сопли жуёшь? Послал же бог подчинённого.
– Машину не подняли. Нет крана. Сюда надо притащить какой-нибудь плавучий кран.
– Зачем? Ты хочешь сдать её в металлолом?
– Но вы же сами спросили: достал я машину или нет.
– Это я образно, Володя. Образно. Аквалангисты спускались?
– Да, спускались. Нашли пока только тело Юшкевич.
– Остальные где?
– Не знаю.
– А кто знает? Володя, ты теперь мой зам. И погоны у тебя стали генеральскими. Я на тебя надеялся. Когда обнаружили Юшкевич? Во сколько?
– В четыре ночи.
– Почему меня не разбудил?
– Думал, вы спите.
– Сейчас уже час дня. Где ты был?
– Спал. Умаялся за ночь.
– С такими кадрами я долго здесь не просижу. И что ты намерен делать?
– Выполнять ваше указание.
– Тьфу! Поговорили. Дуй немедленно по старому адресу и проверь каждую квартиру. Знаю я эти штучки. Они где-то там отсиживаются. Если не будут открывать – ломайте дверь. Но чтобы проверили каждую квартиру! Слышишь меня?
– Так точно.
Закончив разговор с Нутрецовым, Гаков проворчал про себя: «Бесполезный, но преданный. Думает, что за преданность его будут всё время наградами и деньгами осыпать. Хрен тебе! Хотя и от его преданности мало толку. Сегодня он предан мне, вчера Проскурину, а завтра Калачову будет задницу лизать. Преданный подхалим – наиболее опасный из ручных животных. Кусает больно и в самый неподходящий для тебя момент. Ладно, пусть пока работает. Пусть ищет Калачова. Зачем? Не люблю, когда где-то за спиной прячется сильный соперник. А Гена может быть опасен. Может, даже очень может».
Гаков нажал кнопку и скомандовал:
– Заводите.
Дверь открылась, и на пороге в окружении двух агентов появился истинный изобретатель «Прометея».
Глава восемьдесят пятая
26 апреля
Сочи. Убежище №3
Мы пойдём на Дно…
Калачов проснулся от яркого и зазывного запаха свежесваренного кофе. На кухне слышался разговор. Вернее, говорил только Целовальников:
– Вся современная американская культура, по моему гениальному определению, вмещается в краткую аннотацию одного голливудского фильма. Ты его, возможно, видела. Кратко изложу сюжет. 1942 год. Янки разрабатывают план революции в Германии. Выделяю слово «революция». Для этого они внедряют в руководство Третьего рейха шпионскую группу: весёлого негра-гомосекуса, одетого в спортивный костюм другой эпохи, грустную китаянку-лесбиянку в железно-кожаных доспехах, с неизменным самурайским мечом за спиной и срочно завербованного мудрого ребе в традиционной кипе с кейсами…
Парочка сидела на кухне и пила кофе. «Помирились. Что ж, молодцы, – ухмыльнулся командор, – Не зря я всё же кофе раздобыл – вся команда в тонусе. Уже можно отдавать приказы». Он поздоровался и сел на свободный стул. Алиса тут же подсуетилась, наполнив чашечку душистым напитком. Калачов сделал глоток и пополнил ряды слушателей. Кацэ продолжал трепаться:
– Ну вот кого они с такой культурной пропагандой воспитают? Только дегенератов.
Алиса возразила:
– Это Голливуд, фабрика грёз. К нам-то они заслали не ряженного в оранжевую юбочку трансвестита, а учёного с мировым именем. Здорово он маскировался. Прямо не человек, а гений, гражданин, мудрый политик. И всё в одном флаконе. Если бы меня месяц назад кто-нибудь спросил: хотела бы я видеть Соболевского на посту президента? Ответ был бы однозначным.
– Да, здорово они нас, – грустно подытожил Кирилл. – И что теперь с нами будет?
– Разделят на пятьдесят частей по национальному признаку и устроят всеобщую Варфоломеевскую ночь. Старый давно проверенный метод: разделяй и властвуй, – высказал своё мнение генерал.
– Вы, Геннадий Васильевич, так легко говорите об этом.
– Да, Алиса, говорю. Говорю, потому что уверен, так и будет.
Кирилл полностью переключил своё внимание с Алисы на генерала:
– Мне одно, командор, непонятно. Чего эти америкосы постоянно лезут к нам? Чего они цепляются и всё норовят какую-нибудь пакость устроить? А теперь вообще решили закошмарить нас по полной программе. Чего им надо? Никого не трогаем, в их дела нос не суём. Вообще плевать, что там в их логове творится. Даже не поучаем никого, как они всех поучают. А?
Калачов помолчал, насладившись очередным глотком кофе, и стал рассуждать:
– Вот ты, Кирилл, парень опытный. Беспризорником был, по стране попутешествовал, всяких разных людей повидал. Я тебе для полного понимания простую жизненную параллель приведу. К примеру, в одном дворе живёт парень. Он высокий, симпатичный, нравится девочкам, занимается спортом. И в этом же дворе поселился оторви-башка, без всяких тормозов и моральных принципов, но с задатками вожака стаи. Он постепенно всех под себя подмял. Одни стали его прихвостнями и радостно первыми затевали драку, когда сзади стояла целая волчья стая. Другие смирились, отсыпая из кармана мелочь. Третьи из опасения помалкивали и обходили всю эту шантрапу стороной. Только наш парень никого не боялся. Сам на рожон не лез, но всегда был готов дать сдачу. Вот как ты думаешь – успокоится оторви-башка, зная, что в его дворе живёт парень, за спиной которого нет стаи, но который его не боится?
– Мудрый ты, командор. Правильно рассуждаешь. Всё в нашем мире так же, как во дворе любого дома.
– Да, в большом планетарном дворе уже никто не может и носа на улицу показать, пока янки не разрешат, – согласилась Алиса.
– А мы что, так и будем отсиживаться по норам и спокойно взирать на всё это? – возмутился Кацэ.
Калачов кивнул:
– Вот я и думаю, что делать. Пока ничего дельного не придумал. Давайте вместе обмозгуем.
Соратники замолчали. Идей не было. Ни идей, ни опыта, ни базы с чего начинать. Хотя на счёт базы, Кирилл оказался другого мнения:
– Эх, мне бы сейчас попасть в мою компьютерную студию – я бы устроил революцию.
– Что бы ты сделал? – скептически поинтересовалась Алиса.
– У-у-у… Возможностей до потолка.
– Треплешься, – подковырнула она.
– Ничуть. Не забывай – я гений.
– Я помню, помню. Когда забываю – твой фингал тут же напоминает.
Её язвительность не смутила Кацэ ни на йоту:
– Я, Кирилл Целовальников, гений. Просто гений. Даже сам удивляюсь. Это я чпокнул американскую программу, благодаря которой они отключали нужные им камеры. Я её хакнул и на этой же платформе запустил во все системы свой вирус. Он сидит и ждёт моей команды.
– И что он может? Только камеры отключить? – не унималась подначивать Андреева.
– Нет, Алисонька, не только. Я могу заблокировать работу всех электрических приборов во всём Сочи. Даже в президентской резиденции. Ничего не будет работать. Ни телевизоры, ни голофоны, ни компы, ни инет. Встанет весь электрический транспорт. И главное, я могу запустить в сеть любой материал, обличающий Паганини. У нас же на него полно компромата!
Калачов отставил пустую кружку и обвёл взглядом сидящую перед ним парочку:
– Так – это уже что-то. А американское посольство тоже заблокируется?
– Нет, американское нет. У них своя система, которую я не успел вскрыть.
– Это плохо. Мозг всей этой операции по внедрению к нам Паганини находится там.
Кирилл удрученно помотал головой:
– Эх, жаль, что муха у меня всего лишь одна.
– Если бы у тебя был рой, ты бы, наверное, стал повелителем вселенной, – язвительно подтрунила Андреева.
Но гений не смутился:
– Если бы у меня была вторая муха, я бы заслал её к себе в кабинет. Там у меня хранится чудо-ампула суперсредства.
– И что это за чудо-ампула? – в вопросе Алисы сквозило недоверие.
– Я его называю «вьюжен-пурген». На самом деле у него сложное научное название, но моё классно отражает его мощный игривый характер. Достаточно одной микрочастицы вьюжен-пургена и человек, употребивший её, весь день гарантированно не слезет с толчка. При помощи мухи я надолго бы вывел из строя весь этот дипломатический гадюшник.
Алиса осознала великолепную задумку Кацэ:
– Да, голова у тебя и на самом деле работает. Жалко, что муха всего одна. Мы бы при помощи твоего чудо-средства усадили на горшок всех своих противников. И не только американских.
– Стоп! – вскрикнул уже думавший о своём гений. – Один в поле не воин! Но мушечка моя стоит целого войска. Не зря насекомое ты там так долго сидело! – погрозил он кому-то пальцем. – Ох, не зря! Я с помощью моего насекомого устрою такую «революцию», что они к нам со своим Паганини ещё тысячу лет не сунутся.
Он торжествующе уставился на Алису, словно говоря: «А ты меня называла дебилом».
– Молодец, – на всякий случай оценила его способности девушка. – И как твоя муха «устроит революцию»?
– Во-первых, я зашлю её на сервер и устрою там пожар.
– «Пожар»? А, в переносном смысле. Ты устроишь вредительство?
– Зачем? Муха устроит настоящее короткое замыкание со всеми вытекающими из этого последствиями. Жуткое замыкание. С огнём и пламенем. Это выведет если не навсегда, то надолго всё их оборудование.
– Но как?
– Это моё дело «как». Короче, я гарантирую, что пиндосы даже ни один сейф не смогут открыть. Все их сейфы связаны с системой шифрования и распознавания. Да что там сейф?! Я их заблокирую в посольстве. У них все двери бронированные и с кодами допусков. Ха! Они ни с Соболевским, ни со своими хозяевами за океаном не смогут связаться.
– Это точно? – осторожно переспросил генерал.
– Верняк!
Калачов кивнул головой, встал, упершись о стену, и сложил руки на груди:
– Вот и план сложился. Итак, что мы имеем? У нас есть куча компромата на Соболевского и его сподвижников. У нас есть подтверждённый факт плагиата. У нас есть заявление истинного изобретателя «Прометея». У нас есть его рассказ о сущности и эффективности этого изобретения. Кирилл, тебе отдельный лайк за иллюстрацию его лекции. Всё, на мой взгляд, ясно и понятно. Компромат и запись с Ярославом – это два блока. Третьим блоком займусь я. Прямо сейчас сяду и изложу в доступном виде всю информацию, изобличающую Соболевского, как американского засланного казачка под кодовым именем «Паганини». Здесь, кстати, пригодится материал, скаченный вами с компьютера атташе. Думаю, за сегодняшний день управлюсь. Далее мы вырубим во всём городе свет. Во всей стране это делать не обязательно. Все революции всегда вершатся исключительно в столицах. Погоди, свет вырубим, а как мы материал подадим?
– Легко, – самоуверенно махнул рукой Целовальников. – Это я обеспечу.
Сказав это, он тут же дёрнулся, сосредоточился и прижал пальцы ко лбу. Его поведение не осталось без внимания Андреевой:
– Что-то не так?
Кацэ вздохнул и потупился под пристальным взглядом девушки. Сказал уже не так уверенно, как минутой ранее:
– У меня здесь только планшет и голофон. Этого недостаточно для революции, – он яростно вздохнул. – Даже муху я могу запустить только из конторы.
Все замолчали. Тягостную минуту прервала девушка. Она вскочила со своего места:
– Ты же гений! Как ты не можешь найти выход? – её голос был достаточно бодрым и радостным, что никак не соответствовало ситуации.
Кацэ только скривился и отвернул голову. Алиса, улыбаясь, дотронулась до его плеча и вкрадчиво спросила:
– Будешь называть меня своей госпожой, если я подскажу выход?
Кирилл уставился на неё, пытаясь понять, о чём она говорит, и только пожал плечами.
– Так, будешь? – не отставала девушка.
– Буду! Буду! – вспылил гений.
– Ну, вот, командор свидетель.
Она вышла на середину кухни и приняла торжествующе-расслабленную позу со склонённой на бок головой и скрученными в калачик руками:
– Сейчас вы узнаете, кто тут самый креативный гений.
– Говори уже! – грозно призвал Кацэ.
– Я видела, как ты облизывался, когда мы с тобой ходили по американской конспиративной…
Она не договорила. Кирилл взвыл волком и яростно потёр свой лоб кулаком:
– У-у-ы-ы… Точно! – он этим же кулаком постучал по этому же лбу: – Как я сразу не дотумкал! Конспиративная квартира пиндосов! Она нетронута и необитаема, а просто опечатана. Там нас никак не ждут. Даже мы сами не сообразили туда поехать, – он машинально помахал пальцем перед своим ухом: – А там есть всё, что нам надо! Молодец! Я не просто буду называть тебя госпожой. Я тебя расцелую.
Он встал и, распластав объятья, двинулся к девушке. Она попятилась назад:
– Вот этого не надо!
Кирилл всё же предпринял попытку поцелуя. Но Алиса ловко накрыла его рот ладошкой:
– Целовать ты меня будешь только после того, как я тебе прикажу.
Кацэ моментально согласился:
– Понял, как скажешь, госпожа.
– Не госпожа, а гениальная госпожа.
– И сейчас согласен.
Их игривое пикирование прервал генерал:
– После того, как все материалы окажутся в свободном доступе, мы пойдём на Дно.
Его не поняли. Кирилл переспросил:
– Ляжем на дно?
– Нет, именно «пойдём». Там находится основная масса самых обездоленных людей. Масса людей, которым нечего терять.
Глава восемьдесят шестая
26 апреля
Сочи. Кабинет начальника ФСБ
Я не стану помогать американцам…
Парень, как парень. Ничего в нём примечательного. В толпе ничем не выделишь. А с другой стороны – чего ты? У него что, мозги из всех щелей должны выпирать?
Они сидели напротив друг друга и молчали.
Надо же, кажется, даже не волнуется. Или так хорошо скрывает? А вдруг на самом деле такой умный, что прекрасно понимает – с ним ничего плохого произойти не может. Его все хотят поиметь, но никто не желает ему смерти. Он ключик к дверям, ведущим к спасению. К всеобщему спасению. Да, я и сам сразу дал команду, чтобы с него только пыль сдували. И то с предельной осторожностью. Ладно, хватит глазеть:
– Завтра вылет.
Он медленно поднял голову и без эмоций спросил:
– В Майами?
– В Лос-Анджелес. Есть разница?
Шелихов покачал головой:
– Нет. Только зря всё это. Я не буду там работать.
Хозяин кабинета встал, размял затёкшие мышцы и вышел из-за стола:
– А мне без разницы: будешь или не будешь. Мне за тебя двадцать лямов отвалили. И тебе такой же удачи желаю.
– «Удачи»?
Гаков собрал в ладони целую горсть таблеток, заглотил их и запил водой:
– Конечно, удачи. Неудачники вон, за окном. Ничего не имели, всё потеряли и теперь толкутся как стадо баранов на улицах курортного города, ночуя в драных палатках на дне отошедшего от берега моря.
Он подошёл к окну и, сделав паузу, продолжил:
– Они за кусок хлеба готовы друг другу глотки перегрызть. Дохнут, как мухи. И терпят любую власть, проводящую на них садистские эксперименты. Они достойны такой власти. Безропотное быдло. И поделом.
Шелихов поднял на него глаза и с легким презрением произнёс:
– Мне «нравится» ваша логика. Это логика маньяка, который, угрожая ножом, похитил школьницу, посадил в подвал, истязал её голодом и холодом, а через месяц назвал бессловесным быдлом. Приставил нож к горлу и спрашивает: почему ты такая грустная и неразговорчивая? Почему ты такая худая?
Гаков слушал, присев на подоконник и сложив пальцы в замок. Не перебивал, не спорил, не доказывал. Просто слушал. Выслушав, сказал:
– Мне наплевать на эту демагогию. И тебе советую. Ты должен думать только о себе. Тебе повезло. Ты можешь стать миллиардером. Первые красавицы будут твоими по одному мановению пальчика. Ты будешь купаться в роскоши. Земля маленькая и круглая. Между людьми разницы нет. Это не бог придумал границы. Они сами их начертили и посеяли ненависть. Но от этого человечество не исчезло. Пока не исчезло. Пользуйся этим. Береги себя. Люби себя. И этим ты спасёшь не только себя, но и многих на этой грешной земле. Ты, Ярослав Шелихов – Прометей. Не забывай об этом. В этом твоё предназначение. Ледниковый период наступил только потому, что людей стало слишком много. Природа запустила процесс саморегуляции. На этой планете может безбедно жить только один миллиард. Золотой миллиард. И ты попал в список этого миллиарда. За одно это, ты должен быть мне благодарен.
Шелихов вздохнул и тихо произнёс:
– Население уже сократилось на два миллиарда. До этого вашего золотого стандарта осталось убить ещё семь. Только интересно, что дало вам основание считать, что вы относитесь к этому вашему миллиарду счастливчиков, а не к остальным семи? Кто-то подсказал на ушко? Бог? Дьявол? Или вы сами своим умом до всего дошли?
Гаков демонстративно вздохнул и ухмыльнулся:
– Болтать можно всё, что угодно. Я не рассержусь. Лучше скажи, кого и что ты хочешь взять с собой на новое место.
Ярослав отрицательно покачал головой, не сказав ни слова.
– Хорошо, нет так нет. Я думал, ты захочешь маму и бабушку с собой прихватить. Ты там будешь весь в шоколаде, а они здесь в полном дерьме. И чего стоят все твои предыдущие рассуждения?
– Они и там будут в полном дерьме. Я не стану помогать американцам.
– «Американцам»? Дорогой мой, ты не знаешь последние данные, что нас ждёт и не только нас, а весь земной шар. В ближайшие двадцать лет…
Но Шелихов уже не слушал, плотно закрыв ладонями уши.
