Сергей Михайлович Кравцов
Бубликайдер из созвездия Криптопотама
– Антошка, ты как хочешь, а я завтра найду этого заразу Твикса, и начищу ему сопатку! – насаживая другого червяка, объявил он. – Хоть он и сильнее, хоть потом меня и поколотит, но в морду от меня всё равно получит! Пусть знает, как чужие бубликайдеры воровать!
– Я тоже с тобой пойду, и тоже с ним буду драться. – Антошка был настроен не менее воинственно. – Покажем ему, где раки зимуют!
То ли откликаясь на их геройские настроения, то ли потому, что прежнее действие «бубликайдера», и в самом деле, всё ещё сохраняло свою силу, но рыба неожиданно начала клевать. И лишь когда уже сгустились сумерки, приятели пошли домой, унося с собой улов, оказавшийся вполне солидным.
* * *
Глава 5
повествующая о семейном горе Горшкобоевых, и о том, зачем Веньку-Твикса возили к районным докторам
Васька с Антоном даже не подозревали, какие стенания раздавались в доме Горшкобоевых в тот самый миг, когда они приняли решение проучить негодника Твикса. А началось всё с того момента, когда Венька, промокший под дождём, прибежал домой, успев по пути отвесить подзатыльника зазевавшемуся соседскому первоклашке Тольке Дубееву. Правда, тот в долгу не остался и, состроив Веньке рожу, крикнул вслед обидную дразнилку:
– Твиксёнок-поросёнок! Твиксёнок-поросёнок!
Толька дождя не боялся, и даже был ему рад. Он ловил ладошками крупные дождинки, радостно прыгал перед калиткой, и не обращал внимания на требования мамы немедленно идти домой. Он даже не догадывался, что в этот момент у него куда-то бесследно исчез какой-то там порок сердца, из-за чего у него частенько теснило в груди, нельзя было заниматься физкультурой, а дядя-доктор сказал, что скоро ему будут делать операцию.
Иное дело – Венька-Твикс. Ещё когда только начало подкапывать, он вприпрыжку помчался домой, чтобы не выцвела, не полиняла купленная ему мамой на днях «крутяцкая» майка-футболка с изображением персонажа «Пиратов Карибского моря». А то ж! Ещё не хватало, чтобы из-за какого-то там «дурацкого» дождя «уделалась в хлам» такая «клёвая вещь»! Но майка всё равно успела отсыреть, что Веньку очень огорчило. Из-за этого-то он и дал «леща» малявке-Тольке, чтобы хоть на ком-то отыграться.
Венькина мама, Анджела Георгиевна (или, как иногда именовал её «лапуленька» – «ма», а также «мамахен»), увидев попавшего под дождь сына, тут же разволновалась, разахалась, и кинулась спасать его от неминуемой простуды. Она была уверена, что, наверняка, хвороба только и ждёт момента, чтобы коварно напасть на её ненаглядное чадо! Сняв поскорее сырую майку со своего драгоценного сынуленьки (нюнюленьки, зюзюленьки, тютюленьки), она закутала его в пуховое одеяло, сунула ему под мышку градусник, и побежала на кухню, чтобы там взять из аптечки таблеток от простуды. Вернувшись с пригоршней таблеток, Анджела Георгиевна увидела «зюзюленьку» раскутанным. Венька сидел перед включенным телевизором, по которому в этот момент шла новостная программа.
В телерепортаже какой-то мажор бахвалился своими полоумными гонками на дорогом лимузине по улицам большого города. Он и не скрывал, что злостно, сознательно нарушает правила движения, хотя это угрожает жизни других людей. Слушая его, Венька вдруг стукнул кулаком по подушке и ошеломил свою маму вырвавшимися у него словами:
– Во, урод! Куда только гаишники смотрят?!
Услышав это, Анджела Георгиевна едва не выронила таблетки. И не потому, что её Венечка выразился не очень литературно. Её невероятно удивило то, что сынуленька вообще мог сказать ТАКОЕ!!! Вот именно! Если бы он сказал: «Во, крутой пацан! Уважуха ему и респектуха! Я тоже так хочу!» – это было бы абсолютно нормально. Но чтобы он проявил беспокойство о каких-то там незнакомых ему «людишках»? Да, ни за что и когда! Однако… Случилось что-то невероятное – «нюнюленька» с какой-то стати вдруг проявил сочувствие к людям! Он возмутился тем, как поступает мажор (хотя и сам-то всё время был чем-то наподобие эгоистичного, зарвавшегося мажора). С блеющими нотками в голосе Анджела Георгиевна поинтересовалась:
– Венечка, солнышко моё, ты что-то сказал?
Венька, не отрываясь от телевизора кивнул.
– Ну, да! Тут, понимаешь, ма, какой-то осёл… – вдруг, словно опомнившись, он замолчал, после чего медленно обернулся к своей «мамахен», и с испугом в голосе спросил. – Ой! А чё это я так говорить начал? Я же хотел сказать: во, крутой пацан, в натуре! А назвал его уродом и ослом… Что это со мной творится?
Анджела Георгиевна тут же поставила диагноз:
– Венечка, у тебя очень сильная простуда, и поэтому ты, как бы, бредишь наяву! Сейчас же закутайся в одеяло, а я сбегаю за нашим фельдшером!
Это решение «мамахен» Твикса очень напугало.
– Ма, не надо фельдшера! – замахал он руками. – Она мне вот такенный уколище влупит! – Твикс пошире развёл руками, показав размеры шприца.
– Венечка, я тебе обещаю, что не будет никаких уколов. Пусть она тебя просто посмотрит!
– Ну, если та-а-а-к… Ладно, зови! – нехотя согласился Венька.
* * *
ДОСЬЕ Анджела Георгиевна Горшкобоева, сорок лет, образование – менеджер непонятно какого профиля. Место работы – местная администрация, основное занятие – выдача справок.
Характер – переменчивый. К начальству отношение предупредительно-почтительное, к пришедшим за справкой – скучающе-пренебрежительное, ко всем остальным – скандально-беспардонное. С точки зрения Анджелы Георгиевны, все её односельчане – недотёпы и тупицы. Лишь её Веронтий – ещё хоть чего-то стоит (и то, не всегда).
Единственная отрада всей её жизни – сынуленька-лапуленька-зюзюленька-нюнюленька Венечка – талант, вундеркинд, ребёнок-«индиго», будущий гений.
Мечта всей её жизни: присутствовать при вручении Нобелевской премии по всем номинациям (литературной, мира, по физике, химии и прочим наукам) самому великому и достойнейшему из достойнейших – Вениамину Горшкобоеву.
* * *
Минут через пятнадцать Анджела Георгиевна вернулась с сельским фельдшером Вероникой Александровной, уже пожилой медработницей, всю жизнь проработавшей в Зазабузовке.
– Вот, посмотрите, Вероника Александровна, у моего Вени очень сильная простуда и возникший на этой почве какой-то непонятный бред. Ну, моего Веню вы хорошо знаете – он, такой, подвижный, развитой мальчик…
– Да-а-а… Уж, кого-кого, а вашего-то Веню я знаю о-о-о-чень хорошо… – с какой-то непонятной интонацией в голосе подтвердила фельдшер. – Уж, что развитой он, то – развито-о-о-о-й…
При этих словах Венька отчего-то стал весь красный, и с головой закутался в одеяло. А Анджела Георгиевна, успев заметить ставшее пунцово-красным лицо своего сына, издала отчаянный вскрик:
– Вот! Видите? У ребёнка сильнейший жар! Вон, лицо какое красное!
Но Вероника Александровна ответила на это с олимпийским спокойствием:
– Лицо красное вижу, только это не от простудного жара. Это у вашего Вени наконец-то совесть проснулась, и ему впервые в жизни стало стыдно за некоторые свои слова и поступки. Правда, Веня? – она добродушно улыбнулась, и потрогала лоб Твикса своей пахнущей лекарствами рукой. – Температура у него нормальная. Ну-ка, послушаем лёгкие… Где там мой фонендоскоп? Ага, вот он. Ну-ка, дыши… Не дыши… Дыши… Не дыши… Нет, здесь всё нормально. Рот открой и скажи: а-а-а-а…
– А-а-а-а… – послушно протянул Венька, но тут же поспешил сказать. – Вероника Александровна, простите меня, пожалуйста, за тогдашнее. Мне очень стыдно за то, что вёл я себя тогда так по-свински. Честное слово, я больше не буду!
– Хорошо, Веня, я тебе верю, – снова улыбнулась Вероника Александровна, – Анджела Георгиевна, напоите сына чаем с мёдом и малиной, поставьте пару горчичников, и, я уверена, ему этого будет более чем достаточно.
– Как?! И это – всё?!! – у Анджелы Георгиевны от услышанного даже перехватило дыхание. – Ребёнок тяжело болен, у него явный бред – вы же слышали, что он сказал? «Простите», «я больше не буду»… ТАКОЕ Веня мог сказать только в бреду. Я на вас так надеялась! А вы – «чай с малиной», «горчичники»…
– А вы хотите, чтобы я прописала ему кучу таблеток и дюжину дорогущих уколов? – фельдшер с укором посмотрела на «мамахен». – Думаю, его здоровью это навредит куда больше, чем придуманная вами простуда.
Донельзя возмущённая Анджела Георгиевна гневно выпалила:
– Вам надо работать не медиком, а ветеринаром!!!
При этих словах Венька снова жутко покраснел и, с упрёком сказал:
– Ма-а-а! Ну, как тебе не стыдно?!
– Вот видите? Видите?! – Анджела Георгиевна с горделивым видом ткнула в сторону сына указательным пальцем. – И вы хотите сказать, что это не горячечный бред?! Такого от него я не слышала ещё никогда! Вот!
– То есть, вы предполагаете, что раз вашему сыну стало стыдно, в том числе, и за ваши слова, он сейчас не в себе? – Вероника Александровна пожала плечами. – Давайте оформлю Вене направление в районную поликлинику. Вы же не будете доказывать, что там тоже работают ветеринары?
– Разумеется, я это доказывать не буду! Хорошо, направляйте к ним, раз уж сами не умеете лечить.
С трудом сдерживая улыбку, Вероника Александровна написала направление и подписалась: ВЕТфельдшер Сорокина.
…На следующий день над этим направлением до слёз хохотала вся районная поликлиника – начиная с медсестёр из регистратуры, и кончая главврачом. Суть подначки заведующей зазабузовским медпунктом поняли все и сразу: про Горшкобоевых в их районе не слышал, наверное, только глухой. Поэтому когда Анджела Георгиевна входила в тот или иной кабинет, на лицах врачей и медсестёр тут же появлялись напряжённо-вымученные гримасы преувеличенно серьёзного выражения лица. Зато когда кабинет она покидала, там начинался безудержный хохот и стон. Но Анджела Георгиевна, ничего этого не замечая, всё сметающим не своём пути бульдозером шла от одного врача к другому, не обращая внимания ни на какие очереди.
При её появлении пасовали даже самые прожжённые райцентровские скандалистки. Даже торговки с местного рынка предпочитали не ввязываться с ней в словесные баталии. Ещё бы! Её сынуленька-нюнюленька был тяжело болен, и его нужно было срочно спасать. А эти бездельники-эскулапы, как видно, забыв о своём врачебном долге, никак не желали находить у нюнюленьки-зюзюлнньки даже намёка на что-то неизлечимое. Прямо, как сговорились!
Последним в длинном списке специалистов, которых намеревалась посетить Анджела Георгиевна, значился психоневролог. Тараном ворвавшись в его кабинет, она застала доктора за таким недопустимо-скандальным занятием, как кофепитие в рабочее время! Внезапное появление Анжджелы Георгиевны, влетевшей в дверь с топотом и грохотом, психоневролога несколько ошарашило. Едва не захлебнувшись кофе, он переменился в лице, а его левый глаз начал нервно подёргиваться.
– По… Почему без стука? – от неожиданности доктор даже начал заикаться.
– Потому, что мой сын тяжело болен, а вы не хотите исполнять клятву Гриппократа! – гневно выпалила визитёрша.
– Гиппократа… – робко поправил её психоневролог.
– Мне лучше знать, кому и в чём вы поклялись! – тигрицей прорычала Анджела Георгиевна. – Это мой сын, моя кровиночка… Вы должны ему помочь! – она ткнула пальцем в сторону доедающего мороженое Вениамина.
– А что с ним такое? – доктор протёр очки носовым платком.
Вздохнув, со слезой в голосе Анджела Георгиевна рассказала психоневрологу обо всех замеченных ею у сына проявлениях «психических аномалий». Особо она рассказала про появившееся у «кровиночки» совершенно ненормальное сочувствие к другим. А ещё про то, что он время от времени впадает в бредовое состояние, в котором может за что-то перед кем-то извиняться, а ещё, чего-то очень стыдиться.
– …Я очень хочу, чтобы мой сын стал таким же, каким и был всегда! Другого мне не надо. Поэтому вы должны сделать всё возможное и невозможное, чтобы я снова увидела своего сынуленьку-нюнюленьку!
«Нюнюленька» при этих словах поморщился и отвернулся. Судя по всему, чувствовал себя он неуютно. Психоневролог, посмотрев на мать и сына, растерянно спросил:
– Вам не хочется, чтобы ваш сын был честным, отзывчивым, совестливым?
– Мне не хочется, чтобы мой сын был застенчивой размазнёй, бесхребетным хлюпиком и слабохарактерным нытиком! – голосом киношного Бармалея почти проорала Анджела Георгиевна.
И доктор приступил к делу. Объявив, что он решил использовать методику, которую можно назвать «клин клином вышибают», прежде всего, психоневролог попросил Веньку как-нибудь его обругать. Например, назвать тупым бездарем и никчёмным эскулапишкой, или как-то ещё. Немного поколебавшись, «нюнюленька» неохотно, спотыкаясь на каждом слове, произнёс:
– Простите, доктор, но вы… То есть ты… Гм-гм… Тупой бездарь. А ещё… Гм-гм… Никчёмный эскулапишка.
Сказав это, он покраснел.
– Неплохо! – согласился психоневролог. – А теперь – это же, только без «простите», «гм-гм» и прочих междометий. Ну, смелее, смелее!
– Ты – тупой бездарь! Ты – никчёмный эскулапишка! – уже более уверенно, не краснея, и с некоторым даже удовольствием объявил Венька.
– А теперь – что-нибудь своё. Ну? Покрепче, покрепче!
– Ты – отстойный лабух, лузер и обормот! – начал перечислять Твикс. – Ты…
– Хватит, хватит, хватит! – психоневролог даже замахал руками. – Вижу, вижу, что всё уже наладилось, и ваш, уважаемая, «нюнююленька» с этого момента – снова стал настоящим хамуленькой. Моя работа закончена, забирайте это «счастье» и, так сказать, будьте здоровы!
Анджела Георгиевна выслушала его и недоверчиво спросила у Веньки:
– Венечка, радость моя, что бы ты сейчас хотел получить больше: новый скутер или айфон?
– Ма, я хочу и новый скутер, и айфон! А ещё, шоколадный торт! – объявил тот капризным голосом.
На лице Анджелы Георгиевны расцвела счастливая улыбка.
– Да! Я вижу: это снова мой сын, наш несравненный Венечка! Доктор, вы… Вы настоящий мастер своего дела! Идём, сынуленька, идём, наконец-то ты полностью здоров!
Они вышли из кабинета, а психоневролог, выплеснув недопитый кофе в раковину, налил в чашку валерьянки, и залпом выпил лекарство, не разбавляя водой.
– Сколько работаю, – проворчал он, – первый раз такое: пацана, у которого вдруг проснулась совесть, пришлось переформатировать в полное ничтожество. Ну, денё-о-о-о-к! Сле… Следующий!..
* * *
Глава 6
из которой явствует, что настоящему больному никакое лечение не страшно
По возвращении из райцентра, благополучно излечившийся от совести Твикс, отправился, как это он называл, «прошвырнуться» по деревне. Но, перед тем, как пойти прогуляться, он не мог не взглянуть свою «коллекцию» стыренного и отнятого у сельских ребятишек за последние дни. Вот настоящий футбольный мяч, который он уволок у мальчишек на соседней улице, стоило им немного отвлечься. Те устроили футбольное поле на лужайке, среди проросшего на пустыре молодого осинника. В ходе игры у них возникла спорная ситуация. Твикс, наблюдавший за их игрой со стороны, нарочно вмешался в спор и поддержал тех, кто был неправ. Спор тут же закипел с новой силой. Пока футболисты, срывая голос до хрипоты, выясняли, кто же на самом деле прав, а кто – неправ, он неприметно прошмыгнул в заросли и, взяв улетевший туда «в офсайд» мяч, поспешил с ним домой.
А вот – складной ножик, отнятый у мальчонки, который сам его только что нашёл. Заорав на всю улицу:
– Это – моё, моё, моё! Это я его потерял! – Твикс, как это называли пацаны, тут же «оттвиксил» чужую находку.
(Справка: «оттвиксить» – на языке зазабузовской ребятни означает «отнять, без зазрения совести»). А вон лежит непонятный синий, как будто, пластмассовый, «бублик», который он стибрил у двоих приятелей, надумавших вчера искупиться в Зазабузовке, несмотря на прохладную, ветреную погоду.
У одного из них, которого совсем недавно привезли в деревню погостить, вчера утром он пытался «оттвиксить» весь улов и этот синий «бублик». И если бы не дед Афанасий (откуда его только принесло?!!), он бы постарался отнять у приезжего и рыбу, и какой-то прикольный (как ему подумалось) телефон. Но из-за деда всё сорвалось. Второй пацан – Антоха Выкрутасов, из местных, Венька его хорошо знал. Твикс частенько старался как-нибудь его задеть – или толкнуть, или дать подзатыльника. Правда, тот всегда норовил дать сдачи. Но это у него получалось не очень, поэтому Твикс имел возможность позлорадствовать: вот, видишь, я тебя стукнул, а ты – попробуй, отквитайся!
И именно после той неудачи Твикс решил начать слежку за этими двоими, как он их прозвал, «лошарами». И она удалась! Когда те надумали нырять, кто дальше, он вышел из-за кустов и спокойненько забрал из-под их одежды спрятанный там синий «бублик». Он сразу понял, что это – не телефон. Ну, и что с того? Они ведь теперь всё равно расстроятся, обнаружив пропажу. Вот и чудненько! Пусть переживают, злятся, негодуют, а он, хоть и не знает, что за вещь стащил, и даже не представляет, как ею пользоваться, всё равно будет злорадствовать!.. Но самой большой Венькиной хитростью было то, что он оставил на берегу, на видном месте, футбольный значок, который незадолго до этого стырил у Женьки Приходина. Пусть теперь эти два чудилы думают, будто «бублик» у них украл Приходин.
Ещё немного полюбовавшись своей «коллекцией», Венька отправился погулять, заранее прикидывая: где, у кого, и что именно ему стоило бы или отнять, или незаметно стащить. Твикс шёл по Зазабузовке, как всегда корча из себя то ли принца Ливерпульского, то ли графа де Билэ. И вдруг… Он увидел прямо перед собой, не кого иного, как… Женьку Приходина, у которого на груди был приколот футбольный значок. Причём, насколько это можно было судить по его лицу, настроен Женька был очень решительно и даже агрессивно. И собирался, явно, подраться, причём, не с кем-нибудь, а с ним, с Венькой. Выходит, «двое лохов» (Антошка и его приятель-приезжий) на деле-то оказались не такими уж и простаками! Они сумели разгадать коварный Венькин замысел, нашли общий язык с Женькой Приходиным, и вернули ему значок. А это означало, что «дело пахнет керосином», надо срочно уносить ноги. Ой-ёй-ёй!
Подпрыгнув, как заяц, который нос к носу столкнулся с голодным волком, Венька помчался что было духу, куда глаза глядят, вдоль по улице Центральной. Уж, чего-чего, а удирать-то он умел! Но только вот далеко убежать ему не удалось. Неожиданно поскользнувшись, Твикс с размаху, плашмя, плюхнулся в большую лужу, налитую прямо посреди улицы недавним грозовым ливнем. А ещё вчера в неё добавил своей воды и загадочный дождик из облачка в форме ромашки. И, наверное, именно поэтому с Венькой вдруг, как и вчера, случилось что-то странное. Можно даже сказать, что с ним снова стряслось несчастье: он опять начал ощущать стыд за свои проделки. Да! Именно так! И все старания районного психоневролога, который по настоянию Анджелы Георгиевны сумел-таки превратить Твикса в эгоистичного хама и злыдня, пошли прахом. Грязный и мокрый Венька поднялся на ноги, боязливо глядя на Приходина, который стоял подле лужи и молча за ним наблюдал.
– Ну, бей… – посопев носом сказал Твикс и уныло вздохнул.
Но Женька почему-то повёл себя как-то странно – не дал Веньке даже подзатыльника, даже простецкого щелбана. Вместо этого он только лишь поморщился, и коротко отмахнулся (может быть, на него тоже как-то необычно повлиял вчерашний дождик?)
– Ладно уж, хватит с тебя и «водных процедур» в этой калюжине, – сказал он, собираясь уходить. – Но, имей в виду: ещё раз такой фокус устроишь, как вчера со значком – сильно потом пожалеешь!
– Угу… – Твикс согласно мотнул головой, и неожиданно для себя самого произнёс. – Жень, ты это… В общем, ну-у-у… Извини…
Сказал, и сам испугался: ой, а что это с ним такое опять происходит?! Как это он мог – извиниться?!! Правда, и Женька, услышав сказанное Горшкобоевым, ошарашенно оглянулся на него как на сумасшедшего и, что-то буркнув, отправился восвояси. А Твикс кое-как отряхнулся от грязи и побрёл домой. Он шёл и краснел, вспоминая про то, что совсем недавно собирался у кого-то что-то отнять, что-то стащить… При этом ему делалось невыносимо стыдно за себя, за свои дела и поступки. А ещё ему было страшно: а вдруг он таким останется навсегда?!! Ну, в самом деле: как жить на свете, если никому – не соври, никого – не обмани, ничего – не стащи, ни с кем – не посплетничай?.. Прямо, не жизнь будет, а мука!
Придя домой, Венька решил действовать так, как его настраивал психоневролог: клин – клином вышибать. То есть, несмотря ни на что, вести себя нагло и вызывающе, не обращать внимания на чужое мнение, ни с кем и ни с чем не считаться. Даже с родителями. Когда он вошёл во двор, Анджела Георгиевна, развешивала стираное бельё. Увидев сына, она спросила:
– Венечка, сынуленька, ты мне прищепки с веранды принесёшь?
Твикс тут же решил, что на это ему следует или спросить, как это было всегда: «А что мне за это будет?», или даже объявить: «А на фиг мне это нужно?». Но! Произошло нечто пугающее: ноги вдруг сами понесли Веньку к веранде, руки сами схватили связку с прищепками, и он в момент принёс их матери. И если бы любая другая мама только порадовалась бы тому, как её слушается сын, то Анджела Георгиевна не на шутку встревожилась и даже переполошилась.
– Это что ещё такое?! – строго спросила она сконфузившегося Вениамина. – Ты, что, опять?! Опять превратился в бесхребетного тютю? И… Ой! Сыночка! А почему ты такой грязный?
– Я упал в лужу, когда убегал от Женьки Приходина… – с досадой сообщил Венька. – Он хотел меня поколотить за то, что я вчера устроил ему очень нехорошую, свинскую подставу. Я, прямо, сам себе сейчас по морде дать готов! Вот…
– А он тебя догнал, побил, и толкнул в грязь?! – рассвирепела Анджела Георгиевна.
– Нет, в лужу я упал сам, а он… А он меня не тронул, сказал только, что хватит с меня и этого. Вот… А я… А я перед ним из… Гм… Я перед ним извинился… – Венька последние слова сказал почти шёпотом.
– Что-о-о-о-о?!! – Анджела Георгиевна стояла, словно громом поражённая, держась за сердце, как это делают американцы, когда слушают свой гимн. – Ты извинился перед каким-то мелким хулиганишкой Приходиным?!!
– Ма! – возмущённо выпалил Венька. – Я не собирался извиняться. Это получилось как-то так, само собой! Это… Слушай, ма! Я всё понял! Это лужа во всём виновата. Да! В ней какая-то особенная вода, и когда я в неё упал, то всё это сразу же и началось: мне вдруг стало стыдно за то, что я собрался спереть мяч у пацанов с Крайней улицы. У пацанов с Центральной мяч я уже стырил два дня назад. А теперь – ты не поверишь! – мне захотелось им его вернуть…
– Захотелось вернуть мяч?!! Да, это что-то непонятное! – согласилась «мамахен». – Прямо, колдовство какое-то
– А, и ещё! Ма, когда я удирал от Женьки, у меня подвернулась нога, из-за этого в лужу-то я и грохнулся. Так больно было! Думал, что теперь целую неделю буду хромать. А вышел из лужи – и ничего не болит, нога как новенькая!
– То есть, ты хочешь сказать, что эта лужа обладает целебными свойствами?! – сразу же насторожилась Анджела Георгиевна. – Это надо взять на заметку. Если это и в самом деле так, то пусть наш папа срочно обнесёт её забором, и мы будем пускать к луже только за деньги.
Она поспешно достала свой сотовый телефон и, набрав номер мужа, поспешно заговорила:
– Веронтий, наш Венечка сейчас упал в лужу на Центральной улице, что неподалёку от нашего магазина. Нет, Веронтий, он только лишь испачкался. Но ты не перебивай, а слушай. Венечка установил, что эта лужа – целебная! Да! Понимаешь, он подвернул ногу… Да, травма с растяжением связок. Но выйдя из лужи, Венечка почувствовал, что совершенно здоров! Как бы нам эту лужу приватизировать? Например, обнести забором, и пусть это будет платная грязелечебница. А? Что? А, ты согласен? Замечательно! Ну-ка, глянь в окно. Что там сейчас происходит? Как?!! В нашей луже купаются две большие свиньи? Безобразие! Надо же! Чужие свиньи – в нашей целебной луже! Кстати, а как они себя там чувствуют? Плещутся и хрюкают? Всё, немедленно их прогони, и никого к луже не подпускай. Что, что, что? Их уже прогоняют? Это, что, у нас уже появились конкуренты? А-а-а, это хозяева свиней… Постой, там что-то опять происходит? Подъехал самосвал и вывалил в нашу целебную лужу целый кузов песка и щебёнки? Что, лужи больше нет?!! Какое невезение! Эх, такой бизнес загубили…
Горестно вздыхая, Анджела Георгиевна продолжила развешивать стираные носки и наволочки, а Венька пошёл переодеваться. Поменяв штаны и майку, он, сам не зная почему, снова пошёл к своей «коллекции» отнятого и украденного. Поколебавшись, Твикс взял складной ножик, мяч, синий «бублик», и снова вышел со двора. Вскоре он увидел скачущего вдоль по улице верхом на лозине того самого мальчишку, у которого отнял найденный ножик. Остановив «кавалериста» Венька неохотно сунул ему ножик и буркнул:
– На, забирай!
Но тот немедленно спрятал руки за спину и подозрительно спросил:
– Обдурить меня хочешь? Я, вот, сейчас этот ножик возьму, а ты скажешь: принеси мне из дому папкин телефон. А я у своего папки красть не буду!
– Не надо мне никакого телефона! – рассердился Венька. – Просто, забирай, и проваливай!
– Ага! Нашёл дурака! Я знаю: ты сейчас скажешь, чтобы я папкин спиннинг тебе принёс. А я у своего папки красть не буду!
Разозлившись, Твикс швырнул ножик на землю, и проорав:
– Да, пошёл ты, знаешь, куда?!! – сам пошёл в сторону улицы Центральной.
Он шёл и не понимал, что с ним происходит. Ему до смерти было жалко отдавать ножик этому бестолковому зануде, жалко было возвращать и мяч с «бубликом». Жалко! Но он ничего не мог с собой поделать – что-то непонятное заставляло его поступать именно так. Он шёл мучимый раздумьем: ну, вот, как? Как избавиться от этой непонятной напасти? Опять ехать к психоневрологу?..
Увидев «Три кота», Венька направился к магазину. Ему вдруг подумалось: а как он вернёт мяч пацанам, если они сейчас на поле? Они ведь обязательно будут допытываться, как он к нему попал? Будут! И как бы не поколотили, если догадаются, что это была кража! Поэтому Твикс решил «умаслить» футболистов мороженым. В магазине покупателей в этот момент не было, и Веронтий Эдуардович скучающе смотрел телевизор. Увидев сына, он спросил:
– Хочешь «Твикс» взять?
Но Венька отрицательно помотал головой и спросил своего «папахена»:
– Па, мороженое ещё осталось? Дай восемь порций? Я… Я двор за это подмету.
Подумав, Веронтий Эдуардович положил в пакет восемь стаканчиков мороженого и протянул сыну.
– Столько съешь – не простудишься? – поинтересовался он.
– Не простужусь… – Венька посмотрел на этикетку, прилепленную поверх стаканчика и, сам не зная зачем, сказал. – Па, а чего-нибудь посвежее нельзя было привезти? Этому мороженому – «сто лет в обед». Как только его люди покупают?
У Веронтия Эдуардовича от услышанного открылся рот, а глаза сделались большими и круглыми, как крышки от майонезных банок. Услышать от сына ТАКОЕ для него было чем-то вообще немыслимым.
– Что ты ерунду городишь? – наконец, нашёлся он что сказать. – Какие «сто лет»? «Просрочка» самая свежая – всего, там, пару недель, как срок годности истёк! Венька, что с тобой происходит? Может, тебя ещё раз к психиатру свозить?
Венька хотел сказать: «Па, я и сам не пойму что со мной творится. Я и сам этому не рад!», но вместо этого почему-то сказал:
– Вам самим, тебе и ма, надо к психиатру!
После этих слов у Верония Эдуардовича едва не случился сердечный приступ. Он спешно закрыл магазин и, повесив на дверь табличку «Технический перерыв два часа», побежал домой, чтобы посоветоваться с супругой: что же делать с сыном, который, скорее всего, начал сходить с ума?
* * *
ДОСЬЕ Веронтий Эдуардович Горшкобоев, сорок два года, специальность – счетовод, глава ИП «Три кота». Характер стабильно жлобский. «Не обдуришь – не продашь!» – главный принцип его бизнеса. Большой мастер «накручивать» цены в два-три раза, а также «втюхать» покупателю самый никчёмный товар. Любимый литературный герой – гоголевский Чичиков. Кстати, когда-то учась в школе, он носил именно такую кличку.
Мечтает развернуться на весь район, чтобы во всех сёлах были только его магазины. Главная его надежда – Вениамин, который однажды закончит институт, где учат на начальников, станет большой «шишкой» в районе и области, а для него самого – хорошей «крышей».
Очень боится появления в Зазабузовке конкурентов. Из-за этого часто не спит по ночам, а если спит, то видит один и тот же кошмар: его ИП обанкротилось, и ему пришлось идти работать грузчиком, поднимать в одиночку на десятый этаж большой рояль.
Особые приметы: взгляд подозрительный, под глазами чёрные круги, пальцы рук постоянно трутся друг о друга, как при пересчёте денег. На правой руке наколка: «Время – деньги!», на левой: «Деньги не пахнут!»
* * *
Вопреки опасениям, футболисты встретили Веньку вполне миролюбиво. Они уже успели обзавестись обычным, резиновым мячом, который гоняли всё там же, на лужайке среди осинника. Но возвращению своего настоящего, футбольного мяча, который загадочным образом исчез ещё позавчера, были очень рады. Правда, футболистов в этот день оказалось не восемь, а все шестнадцать. Но принесённое Венькой мороженое они сумели поделить без склок и грызни. Предложили поиграть и Веньке, но ему предстояло идти на улицу Крайнюю, чтобы вернуть «бублик» Антохе Выкрутасову и его приезжему приятелю.
Твикс вспоминал свои былые стычки с Антохой, и соображал, что если сейчас Выкрутасов с приезжим решат припомнить ему все свои обиды, то колотушек ему, тогда – уж точно! – не миновать. Этот-то, приезжий «шпингалет», вчера раз за околицей вон какую крутяцкую боксёрскую стойку изобразил! Видать, хоть и малюзга-мелюзгой, а драться умеет. Если честно, то у Веньки при виде этой стойки сразу пропала охота «оттвиксить» и рыбу, и «бублик», и он продолжал выпендриваться лишь для того, чтобы «поддержать марку». В самом деле! А вдруг, этот приезжий – и в самом деле боксёр? Что, если он правой – бдымц! Левой – бдымц! И – всё, собирай на память зубы… Так что, ещё неизвестно, кого именно своим появлением спас дед Афанасий.
И тут Венька увидел у двора дяди Феди Удивляева близняшек Люську и Полину, которые что-то строили из песка. Это его очень обрадовало: лучше отдать «бублик» этим малявкам, и попросить их передать его тем двоим приятелям. Девочки его тоже заметили, и, как видно, на всякий случай вооружились игрушечными лопатками. Судя по всему, они ещё не забыли разрушенного Венькой кукольного домика. Поэтому Твикс близко подходить к ним не стал, а бросил на кучу песка синий «бублик» и пояснил:
– Это Антохе надо отдать и… Этому… Васька его, что ли, зовут?
– Да, нашего брата зовут Вася, – подозрительно глядя на Веньку, более решительная Людмила поинтересовалась. – А зачем ты это им принёс?
