Сергей Данилов
Бывает и так
Как потом рассказывал, хихикая, переводчик, больше до конца выставки на представительские расходы фабрика не выделила ни единого пфеннига. Обескураженный немецкий коллектив в полном составе всю оставшуюся неделю питался за стендом в маленькой пыльной комнатушке, предназначенной для хранения каталогов. Рацион состоял из бутербродов, галет, минеральной воды и кофе, принесённых из дома. А Витёк с Максом после сердечного прощания с гостеприимными германскими коллегами отлично посидели на сэкономленные средства в ресторане «12 апостолов», где, по их авторитетному мнению, имели очень приличный и вкусный ужин. Хотя и всего из четырёх блюд.
Поезд-жизнь
Суета, возбуждённые крики, резкие, лязгающие звуки, заливистый смех, тихий плач, предвосхищение интересных, захватывающих событий, ожидающих впереди…
Сверкающий свежевыкрашенный состав медленно и лениво, с особенной тяжеловесной натугой, прогромыхав и проскрипев соединениями всех вагонов, двинулся от заполненного толпой перрона в дальнюю дорогу. Он предчувствовал трудный путь, серьёзное нервное напряжение, внутреннюю борьбу и сопротивление внешним обстоятельствам. Жаль, что он не мог больше задерживаться на милой, уютной станции, где ты стал его пассажиром…
Это поезд твоей будущей жизни. Тук-тук, тук-тук, тук-тук – бесперебойно стучат настырные колёса, отсчитывая эфемерные секунды, мимолётные минуты, быстротечные месяцы твоего пути.
…Первые сознательные годы проходят в беспокойном общем вагоне. Там ругается, гомонит и толкается огромное количество народа. Весёлая, шумная детвора плотным кольцом окружает тебя сразу же после появления в поезде. Ликующая ватага захватывает пёстрой каруселью и несёт бурным, полным радости потоком, который ручейками разделяется по группам детского сада и дальше, по классам начальной школы.
Короткая, колкая на ощупь стрижка под ёжик, дурацкие девчачьи колготки, которые постоянно сползают и не желают нормально подтягиваться, сандалии со стоптанными задниками, следы зелёнки на содранных локтях и коленях, чернила на руках – твои бессменные атрибуты. Свободное время проходит в озорных проделках, увлекательных забавах и обязательных ежедневных прогулках на свежем воздухе. Ты играешь с ровесниками в салки, колдунчики, «море волнуется раз» и, конечно, делаешь «секретики». Для изготовления тайны извлекаешь из под фантика шоколадной конфеты кусок блестящей алюминиевой фольги и долго, тщательно разглаживаешь его ногтем. После чего аккуратно, чтобы не обрезаться об острые края, помещаешь серебристый прямоугольник под осколок найденного стекла, желательно от бутылки зелёного цвета. Затаив дыхание, закапываешь получившуюся драгоценность неглубоко в землю в каком-нибудь укромном месте. Но так, чтобы можно было в любой момент крадучись, опасливо оглядываясь по сторонам, подобраться к своему тайнику, тихонечко разгрести пальцами верхний слой почвы и с замиранием сердца наблюдать, как в солнечных лучах блестит и переливается бесценное изумрудное сокровище.
Начало жизненного пути сопровождается разорванными о соседские заборы брюками и насквозь промокшими ботинками. Плохо начищенная обувь "просит каши" из-за беспрестанного пинания всех встреченных предметов. Округлые камни непременно становятся футбольными мячами, высокие загородки берутся штурмом с диким криком и оглушительным гиканьем, пусть даже не сразу…
Первые детские переживания связаны с противной манной кашей. По странным, поистине изуверским педагогическим соображениям, взрослые заставляли есть её почти каждое утро. Интересно, подозревали ли они, сколько сырых, плохо проваренных комков в ней встречалось? Комковатая каша, вопреки всем ласковым уговорам и нешуточным угрозам, не желала лезть в горло и настырно просилась обратно. Приходилось зажмуриваться, натужно глотать ложку за ложкой целиком, не разжёвывая и не чувствуя вкуса, боясь при этом, что тебя может стошнить у всех на глазах прямо за столом.
Ну и, конечно, девчонки. Во время тихого часа спишь рядом с ними в общей спальной комнате. Но что обидно, эти хныкалки и ябеды иногда оказываются сообразительнее тебя. Перед сном строгая воспитательница настоятельно рекомендует лечь на бок и положить обе ладошки под щёку. Почему-то у всех это получается легко и быстро, а ты, привыкший засыпать на спине и с раскинутыми в стороны руками, никак не можешь понять, как засунуть сразу две ладони под одну щёку. Девчонки, лежащие рядом, начинают гадко хихикать над твоей бестолковостью. Раздосадованная воспитательница нервно хватает твои руки и укладывает их, как требует её педагогическая прихоть. От этого публичного унижения ты расстраиваешься и долго не можешь заснуть.
После тихого часа у тебя новое откровение, и оно опять связано с девчонками. Ты случайно замечаешь, что они ходят в туалет совсем не как мальчики. Для этих целей у них предусмотрена совершенно другая выпускная система. Ты вдруг подсознательно ощущаешь, что за этим скрывается какая-то великая тайна, которую предстоит постичь самостоятельно, без помощи взрослых. Обычно ты круглосуточно, словно из рога изобилия, засыпаешь родителей разнообразными вопросами – неожиданными, дурацкими, заковыристыми и самыми простыми. В этом же случае впервые почему-то не требуешь у них подробных разъяснений. Промолчав, удивлённый и озадаченный, ты остаёшься один на один с этой загадочной проблемой.
…В переполненном общем вагоне не очень-то удобно. Тут слишком много пассажиров: они разместились во всех углах, приходят и уходят, едут до незначительных станций – каждый со своей объёмистой поклажей.
Среди них ворчливые соседи по коммунальной квартире, чей монотонный бубнёж не даёт тебе подолгу находиться в ванной комнате. Недовольство соседей торопит, мешает пускать самодельные бумажные кораблики и нырять под воду, представляя себя героическим исследователем морских глубин.
Здесь же и улыбчивые жильцы с верхней лестничной площадки, которые каждый раз при встрече интересуются состоянием твоих маленьких дел и всё время норовят потрепать по жёсткому, медленно отрастающему ёжику.
В вагоне тебя окружает множество знакомых и почти незнакомых людей, они наведываются к твоим родителям и бабушке. Ты вынужден делить с ними узкую жёсткую полку и есть за одним миниатюрным откидным столиком. Тебе славно среди этого разношёрстного люда, хотя ты и не отдаёшь себе отчёта, почему тебе так комфортно с ними. Просто тебе приятно встречать множество людей. Ты с удовольствием общаешься с родителями ровесников и доверительно рассказываешь им о своих крошечных проблемах. На прошлой неделе, например, делали Пирке, было больно, а главное, страшновато из-за раздувшейся «пуговки». А молоко в саду на полдник всегда дают с пенкой, именно по этой причине ты его не пьёшь, хотя тебе и нравится вкус.
Ты живёшь в тесноте, но не в обиде. Ты не имеешь претензий к посторонним людям, которые круглые сутки толкутся вокруг тебя, переставляют с места на место твои скромные пожитки, мешают удобно развалиться на полке. Целыми днями ты играешь и хохочешь. Очень быстро привыкаешь к пёстрому, беспокойному образу жизни. Влюбляешься в балаганный вагон настолько, что даже не представляешь другой, размеренной и тихой жизни.
Ты не ставишь перед собой определённой цели, а поступаешь так, как делают все вокруг. Например, обожаешь меняться разноцветными фантиками от конфет и календариками с переливающимися изображениями, собирать значки и спичечные этикетки, хотя до конца не понимаешь, какой в этом глубинный смысл. Вместе с ребятами по многу часов проводишь в местной филателистической лавке, рассматривая выставленные под витринным стеклом почтовые марки. Вы спорите, какие из них красивее и ценнее. В десятый раз пересчитываете зажатую в кулачке мелочь, прекрасно понимая, что на все наборы денег точно не хватит, и значит, предстоит сложный выбор между спортивной серией, выпущенной Монгол шуудан, и военными кораблями от Почты СССР.
Конечно, вы играете в «войнушку». Ты с удовольствием раздаёшь свои пластмассовые пистолеты и автоматы каждому, кто только об этом попросит, чтобы предстоящая игра была похожа на взаправдашний бой. В нём все малолетние участники должны быть вооружены «до зубов», иначе «чужие» обязательно прорвутся, а «наши» проиграют. Естественно, ты представляешь себя в роли легендарного разведчика, выполняющего самое главное, особо секретное задание. Злобные враги окружают со всех сторон, но тебе каждый раз удаётся вырваться из плотного неприятельского кольца, перебить огромное число преследователей и захватить в плен хитрого вражеского шпиона.
Сутки представляются тебе такими длинными, что способны вместить целую жизнь. Время в твоём измерении тянется, словно резиновое. Тебе кажется, что скорый поезд еле-еле тащится: слишком часто тормозит и беспричинно простаивает на семафорах. Ты готов лично подталкивать его сзади или тянуть спереди, лишь бы он помчался быстрее. Ведь там, в будущем, ждёт столько новых знаний, чувств и открытий, что тебе просто не терпится скорее повзрослеть.
За запылёнными окнами поезда пролетают большие и малые станции, а иногда состав на несколько минут останавливается на них. Тебе интересно наблюдать сквозь вагонное стекло, как мельтешат на станционной платформе незнакомые люди, как они что-то кричат друг другу, призывно машут руками и суетятся. Вон у полной старушки в белом платке рассыпались яблоки. Словно гигантские жёлто-красные бусы, они раскатились во все стороны по бетонной плите. Бабуля в панике, охая и причитая, комично подобрав подол длинной юбки, собирает их во внушительных размеров плетёную корзину, при этом ежесекундно поднимает голову и с тревогой оглядывается на готовый отправиться состав.
А у усатого мужчины в тёмном костюме и клетчатой рубашке без галстука другая неприятность: от почтенных лет кожаного чемодана, наполненного чем-то тяжёлым сверх всякой меры, внезапно оторвалась ручка. Солидного вида гражданин, покраснев, чертыхаясь и матерясь, то толкает неподъёмный баул впереди себя, то волоком тянет его по заваленному окурками и другим мусором перрону.
Эти мимолётные события очень тебя смешат, и хотя из-за закрытого окна не разобрать всех сказанных слов, ты сам легко додумываешь нехитрые реплики пострадавших. Между тем тебе страшно хочется на минутку выскочить из душного вагона, чтобы купить у разносчиков слегка подтаявшее мороженое: почему-то оно всегда кажется гораздо вкуснее магазинного.
И вот ты улучаешь момент, когда все взрослые заняты своими делами. Лёгкой тенью проскальзываешь в тамбур, ловко спрыгиваешь на низкую платформу. Прежде всего, конечно, подбегаешь к продавцу крем-брюле, у которого в картонной коробке рядом с мороженым лежат и «дымят» холоднючие куски белого льда. Потом, смачно облизывая верх хрустящего вафельного стаканчика, слоняешься туда-сюда по быстро пустеющему перрону, заглядываешь с улицы в вагонные окна, забыв об осторожности, машешь не замечающим тебя родителям и беспричинно широко улыбаешься окружающим. Как опытный, бывалый путешественник ты охотно подсказываешь разгорячённой пышнотелой гражданке, в какой стороне находится её вагон, и радостно указываешь на него пальцем.
Иногда – если, конечно, повезёт – ты обмениваешься парой фраз со случайным прохожим. При этом ты доволен и горд собой: ну как же, с тобой заговорили, тебя посчитали большим и достойным внимания. Послав жизнерадостному незнакомцу прощальный привет, подгоняемый недовольной проводницей, ты запрыгиваешь на подножку вагона и отправляешься в будущее вместе с поездом.
И так целый день. Ты бегаешь по заставленным вещами проходам, смотришь в мутные вагонные окна и стараешься разобраться в том, что происходит вокруг тебя на белом свете. Ты жадно поглощаешь всё, что только можно воспринять.
Долго находиться на одном месте ты не способен. Только что увлекавшее занятие быстро надоедает тебе, и ты переключаешься на что-нибудь новое, захватывающее и интересное. Оббегаешь в очередной раз вагон, заглядываешь в полутёмный холодный тамбур, пугающий оглушительным металлическим лязгом. Потом посещаешь непривлекательный местный туалет и, опасливо нажав ногой на педаль слива, снова возвращаешься на прежнее место.
…Но это уже не безумный, шебутной общий вагон, только что покинутый тобой. Это – плацкарт, более обустроенный, гораздо менее беспардонный и не такой многолюдный. Едущий в нём народ уже не меняется на каждой маломальской остановке, реже толкается и толпится в тамбурах, не заполняет разногабаритными пожитками узкие проходы. Здесь у всех свои личные места, а на ночь выдают постельное бельё.
Сначала ты не понимаешь, куда подевались те, с кем ты долго жил рядом, к кому бесхитростно привык и даже чистосердечно привязался за долгое время тесного общения. Но постепенно осознаёшь, что все твои приятели и знакомые разошлись по похожим плацкартам, получили новые билеты на отдельные места и теперь едут в других, возможно, соседних вагонах. Тебе трудно сразу оценить глубину произошедших перемен. Ты только ощущаешь, что жизнь приобрела принципиально другой ритм. Вместе со сменой условий проживания изменилось и твоё окружение. Что же значили для тебя эти люди, находившиеся рядом с тобой в поезде-жизни? Сыграли ли они какую-то роль в формировании твоей личности, пока были ещё рядом, пока не вышли из поезда на нужной им остановке? Оставили ли след в твоей судьбе?
Вначале ты пытаешься найти своих прежних соседей. Быть может, они где-то близко. Пробегаешь по вагону, разыскивая знакомых. Смеркается. В поезде гасят яркий свет, остаётся только тусклое аварийное освещение. Ты заглядываешь в сонные лица пассажиров, поднимаешься на цыпочки и пытаешься получше рассмотреть тех, кто спит на верхней полке. Тебе всё ещё верится, что стоит обследовать ещё один вагон, и наверняка повстречаются «свои». Но погашенный свет рушит планы, и ты, разочарованный и удручённый, отправляешься спать. Завтра, думаешь ты, с раннего утра снова начну искать. Однако и завтрашние поиски не приносят результата.
…Странно и непривычно потекла новая, более размеренная жизнь. Теперь у тебя собственная полка, и есть даже личный ночной светильник над головой у окна, его можно включать и выключать, когда захочется. Пожелаешь почитать в сумерках книгу или разложить на постели оловянных солдатиков – пожалуйста, только щёлкни тумблером.
Теперь вошедшие пассажиры не усядутся рядом с тобой на одну полку. А ещё у тебя появился свой скромного размера металлический отсек, куда помещаются все детские пожитки. В нём ты прячешь от старших запрещённые рогатки и самострел, который стреляет при помощи натянутой резинки-«венгерки» пульками-уголками, нарезанными из тонкой алюминиевой проволоки. Только стрелять теперь из него не с кем. Где они, приятели босоногого детства? Разошлись по другим вагонам. Двор, прежде заполненный шумной детворой, опустел. Прилежные отличники и хорошисты зубрят уроки в отдельных квартирах, усердно стучат по чёрно-белым клавишам пианино в районных Домах пионеров… Но ты всё равно ещё долго веришь, что обязательно найдёшь их в ближайшем будущем.
…Поезд постепенно ускоряется. Заметно быстрее стали бежать назад кособокие деревья и стройные столбы. Ты уже не успеваешь реализовать все намеченные на день планы. Приходится что-то откладывать на завтра, оставлять на потом. Ещё недавно было по-другому: сутки, словно безграничная вселенная, вмещали все твои дела, помыслы и желания.
Да и различных забот прибавилось, они даже имеют наглость накапливаться. Раньше можно было в любой момент, не задумываясь, схватить с вешалки пальто, надеть шапку, валенки и броситься во двор кататься на картонке с ледяной горки. Теперь надо готовиться к контрольным и лабораторкам, помогать по хозяйству родителям, да ещё в свободное от учёбы время сидеть с младшей сестрёнкой, играя в дурацкие куклы.
Однажды на платформе ты замечаешь группу молодых людей и девушек, одетых в куртки защитного цвета с непонятными нашивками. Они садятся в поезд, передают друг другу по цепочке пухлые рюкзаки с привязанными снизу котелками, огромные, размером в человеческий рост, брезентовые баулы и ещё какие-то чёрные чехлы. Сортируя поклажу, ребята вовсю балагурят и дружно, словно по команде, заходятся громким смехом. «Наверное, куда-то переезжают», – решаешь ты и на время забываешь о весёлой компании.
Но вечером тебя вдруг вырывает из привычной действительности, завораживает и парализует доносящееся из-за перегородки пение. Ты отбрасываешь в сторону одеяло, вскакиваешь с полки и внимательно прислушиваешься к звучащим голосам. Незатейливые аккорды расстроенной, видавшей виды гитары отдаются в твоей душе болезненным, надрывным, тебе самому не понятным резонансом. Тебя словно бьёт электрическим током, по телу пробегают волны мелкой дрожи, а на глаза неожиданно и вроде абсолютно беспричинно наворачиваются слёзы. Ты впервые слышишь о флибустьерских синих морях, о бригантине и алых парусах.
Многострадальная гитара переходит из рук в руки. Сменяются певцы и аккомпаниаторы. Меняется репертуар, но ты всей душой ощущаешь, что вот оно – твоё, именно то, чего ты подсознательно ждал. Ветер странствий хмелит пряными запахами авантюр, сердце громко колотится от чувства безграничной свободы, глаза вдохновенно горят, а поздний лазоревый вечер, переходящий в звёздную ночь, манит загадочностью и открывающимися перспективами.
Ты безоговорочно присоединяешься к вольному туристическому братству. Целыми днями, не снимая, носишь штормовку, пытаешься бренчать на подаренной на день рождения гитаре. С каждым годом на твоей куртке прибавляется разноцветных нашивок. Словно заслуженные военные регалии, они рассказывают о дальних походах и песенных слётах. Водоворот разнообразных, насыщенных событий увлекает и кружит тебя. Теперь уже ты сам основательно пакуешь брезентовые тюки с «Салютами» и «Тайменями», умело закрепляешь стрингера и шпангоуты перед выходом на озёра и разбираешься в байдарочном оборудовании, словно заправский боцман в корабельной оснастке.
Не чувствуя тяжести, ты легко таскаешь на спине неподъёмный рюкзак и заполняешь громоздким скарбом тамбуры родного поезда. Засыпая в привычной плацкарте, ты видишь романтические сны о дальних странствиях, новых землях и захватывающих дух приключениях. Ты предвкушаешь, как с утра начнёшь собираться в очередной поход.
…Наутро, проснувшись, ты обнаруживаешь, что произошло что-то странное. Внимательно посмотрев по сторонам, понимаешь, что ты уже не в плацкарте, а в мягком и уютном купе, изолированном от вагонного мира и людского гама зеркальной, плотно закрывающейся дверью. На окнах висят чистенькие бело-голубые занавески, а при желании можно полностью отгородиться от дневного света, опустив плотные тёмно-синие жалюзи. Аккуратно одетая проводница не пытается сорвать на тебе плохое настроение. Она не ворчит и не гоняет тебя, как раньше: «Не стой где попало, не бегай, освободи от вещей проход!» Вежливо поприветствовав, она предлагает тебе свежезаваренный чай и, что уж совсем непривычно, сама приносит прямо в купе дзинькающий о металлический подстаканник стакан с маленькой ложечкой и долькой лимона.
Пропал назойливый запах общежития, сопровождавший тебя все годы пребывания в общем вагоне и плацкарте. Теперь вошедший пассажир не споткнётся о твою случайно забытую в проходе сумку, не потребует убрать в сторону громоздкий рюкзак. Для нового кожаного, с выдвигающейся ручкой, закрытого на хромированный замочек чемодана здесь же, в купе, предусмотрено специальное багажное отделение.
В устланном ковровой дорожкой коридоре, прямо напротив твоего чистенького купе, появилась маленькая откидная скамеечка, обтянутая мягким красным плюшем. На ней можно временно расположить багаж, а то и самому расположиться, если появится такое желание. Как недоставало такой банкетки в далёком детстве! В ту пору, помнится, не хватало роста, чтобы пристроиться посерёдке окна. Встал бы тогда на неё на коленки и смотрел бы, смотрел, как вдаль убегают скошенные поля, мелькают деревья, огромными ватными комками висят в небе пушистые облака…
Постельное бельё в купе тщательно отутюжено и не такое сырое, как давали в плацкарте. Простыни и пододеяльники выглядят гораздо белее и свежее своих сероватых, заштопанных предшественников. Конечно, весёлой туристический юности не было до них особого дела. Но похоже, что теперешняя жизнь стала значительно качественнее. Более приятной и благоустроенной.
А стала ли?
Лишь очень скромная горстка людей сопровождает ныне тебя в летящем поезде-жизни и скрашивает – да уже не красит! – одинокие и однообразные дни.
Иногда ты выходишь из уютного, обжитого купе покурить в специально оборудованное пепельницами и держателями сигарет помещение. Изредка прохаживаешься от одного тамбура до другого, чтобы размять в коридоре затёкшие от долгого сидения ноги. Надо же дать возможность отдохнуть красным от бесконечного чтения толстых газет глазам. И вдруг ты встречаешь своего старого приятеля. Сталкиваешься нечаянно с тем, с кем много лет назад ехал в общем вагоне, делил одну полку. Твой прежний товарищ тоже вышел прогуляться из похожего новенького, добротно обустроенного уголка, на ходу расправляя на груди тугой струной натянутые подтяжки.
Ваши слегка одутловатые лица расплываются в приветливых, радостных улыбках. Вы звонко хлопаете друг друга по округлым плечам, бегло оцениваете литраж объёмистых пивных животов и примерное количество жиденьких волос, которые чудом сохранились на почти лысых головах. «Сколько лет, сколько зим! Привет, старик! Не ожидал тебя тут увидеть. Да вот, который год мотаюсь по стране, важные и серьёзные дела в провинции, постоянные командировки по предприятиям», – вы пытаетесь завязать беседу. Но отрывистый, словно высушенный разговор больше напоминает речь на отчётно-перевыборном собрании или короткие выдержки из передовой статьи партийной газеты. Дальше вопросов о состоянии начинающего пошаливать здоровья, составе семьи, последнем месте работы и занимаемой ответственной должности дело не идёт. Напряжённый, с затяжными паузами, причмокиванием и вздохами диалог плохо клеится, общие темы для обсуждения отсутствуют.
Докурив лёгкие, с пониженным содержанием смол и никотина сигареты, вы с явным облегчением расстаётесь. Естественно, вы приглашаете друг друга в гости на ближайшей неделе, или, быть может, даже раньше, как позволят прилипчивые дела, под диктовку которых вы живёте уже много лет, безоговорочно подчиняясь бешеному ритму. Отстроенные вами обоими хоромы позволяют свободно разместиться двум обширным семействам и приятно провести тёплый дружеский вечер. Но, зазывая к себе бывшего товарища, вы оба прекрасно понимаете, что ни завтра, ни через неделю, ни через месяц не увидитесь, если только повторно не столкнётесь случайно нос к носу.
Сейчас каждый из вас будет употреблять припасённые в дальнюю дорогу продукты в своём хорошо отапливаемом и кондиционируемом купе, чтобы не стеснять другого. Хотя раньше ели из одной тарелки за общим откидным столиком в грязноватом вагоне, набитом под завязку сидящими с поклажей на коленях пассажирами. И из одного походного котелка хлебать приходилось…
Очень далеки друг от друга вы стали после не такой уж долгой разлуки. А ведь считались закадычными, верными друзьями, прошли вместе уйму различных дорог, спели массу хороших песен, не раз делили одну сырую, пропахшую дымом палатку.
Время, как и поезд, неумолимо стремится вперёд, по ходу дела расставляя всё по своим местам. Вы и ваш попутчик, случайно встреченный старый знакомый, неуклонно расходитесь. Остались в прошлом былые походы, почти стёрлись из памяти годы, проведённые в совсем другом вагоне, куда вы вместе вошли когда-то на одном из пустынных, тихих полустанков.
Теперь он именно попутчик, хоть и был когда-то лучшим другом, с которым вы коротали бессонные ночи за доверительными разговорами и крепко заваренным чаем. Так обыкновенно и происходит в спешащем поезде-жизни. Не прекращая напористого движения, он разграничивает всех окружающих на «своих» и «чужих», как было в наивной, полузабытой военной игре далёкого детства. Время делит людей на тех немногих, кто останется с тобой до конца, доедет до конечной остановки, и на попутчиков, которые присутствуют рядом лишь до следующей станции. Как только поезд остановится на ней, они легко и беспроблемно спрыгнут на перрон, навсегда покидая твою жизнь. Быть может, ты мельком увидишь их потом, встретишь случайно – жизнь регулярно преподносит подобные сюрпризы. Но ты уже не подойдёшь к ним. Зачем? Ведь ваша прошлая дружба и задушевное пение у костра оказались на поверку лишь мигом краткого знакомства, непрочной связью, которая продлилась всего несколько коротких перегонов от одного полустанка к другому.
Перебирая в памяти прожитые годы, медленно вращая потёртый калейдоскоп путаных, сплетённых в один плотный клубок событий, вдруг обнаруживаешь, что тебе вовсе не было с ним так хорошо, как тогда казалось. Тебе этого только хотелось. Вот ты и стремился сделать всё возможное, чтобы стать ближе к другу. Он же просто спокойно принимал твою наивную дружбу, а сам считал в уме количество станций, оставшихся до той, где он собирался выскочить.
Конечно, всегда надеешься, что рядом с тобой истинный товарищ. Но куда чаще в твоём пустеющем вагоне находятся всего лишь временные попутчики. И оттого, что сначала принимаешь их за прямодушных друзей, становится особенно больно и обидно. Ты оказываешься не готов к тому, что, достигнув своей цели, вчерашний верный товарищ хватает с полки поношенный чемодан и выбегает на следующей остановке. Выпрыгивает из вагона на перрон, чтобы навсегда исчезнуть из твоей жизни, смешавшись с многоликой толпой. А ты смотришь на этих чужих людей безразличным взглядом через исцарапанные вагонные стёкла. Глядишь на всех сразу и не видишь никого в отдельности.
Был человек в твоей судьбе – и нет его. Осталось пустое место, мутный кадр на фотоплёнке. Так иногда разматываешь негатив, вспоминаешь, где происходили запечатлённые на нём события, и вдруг видишь несколько засвеченных кадров. Всматриваешься в кефирное марево, пробуешь хоть что-нибудь разглядеть, но так и не получается. Уж очень быстро пронёсся рьяный поезд-жизнь мимо той узловой станции, где сошёл попутчик, которого ты искренне считал настоящим другом.
…А целеустремлённый поезд меж тем рвётся и рвётся вперёд. Почти не меняются примелькавшиеся лица. Утомлённые путешествием пассажиры редко покидают вагон. Они основательно нагрели свои места, удобно обустроили окружающий быт. Им нет смысла суетиться, искать что-то новое и лучшее. Зачем? Сбалансированная жизнь вошла в намеченное, желанное русло, комфортабельный поезд идёт прямым курсом по вздымающейся в аквамариновое небо ровной лестнице-колее.
Всё правильно. Всё оправданно. Всё заслуженно. Маеты и шума меньше, вальяжных соседей и предусмотренных услуг – гораздо больше. Да ты и сам стал двигаться лениво, представляться безлико, здороваться механически, прощаться небрежно. В твоей жизни уже нет тех желанных встреч и горьких расставаний, которые случались раньше. Теперешние быстры и сухи, не обременены даже тенью сентиментальности, лишены прежних добрых и тёплых чувств.
Короткие остановки становятся всё реже и реже. Усталые, заспанные лица слегка покачиваются в такт плавным движениям поезда, не меняя безжизненных выражений. Ты тоже сидишь, уставившись осоловелым взглядом на какую-то безделицу в глубине купе. Ты давно уже не смотришь в окно, как в далёком детстве, широко раскрытыми удивлёнными глазами, не улыбаешься просто так, от избытка бурлящих чувств, увиденным за вагонным стеклом прохожим.
А что, собственно, там высматривать? Что там интересного? Унылый пейзаж однообразен, давно намозолил глаза. Убранные поля сменяют хвойные леса, берёзовые рощи чередуются со скошенными лугами. Торчащие худосочные столбы один за другим торопливо бегут в обратную сторону, как будто участвуют в нескончаемой эстафете без призёров и победителей. Только раздражают своим монотонным мельканием. Обстановка привычна и обыденна. Ничего нового.
Кстати, почему это поезд несётся как угорелый? Куда он так торопится, словно с цепи сорвался? Чего ради, скажите, лететь на всех парах? Аккуратней, осторожней следует вести состав, не дрова ведь везут, а уважаемых людей. Спокойней надо бы двигаться на поворотах, не пренебрегать техникой безопасности. С такой лихостью и до беды недалеко. Ради чего развивать сумасшедшую скорость? Всё равно приедем куда положено. Раньше или позже – какая, собственно говоря, разница? Размереннее, без суеты надо перемещаться, а то всё мелькает перед глазами, словно на безумной карусели. Даже голова закружилась от такого бешеного темпа! Да к тому же пассажир на верхней полке раздражающе похрапывает и не реагирует на возмущённые удары кулаком по перегородке… Надоело всё, наскучило, опостылело!
…Усталый и раздосадованный, ты перебираешься в спальный вагон. В СВ тебя не побеспокоит топот ног расшалившегося ребёнка, не помешают соседи с верхних полок. Здесь на полах расстелены дорогие ворсистые ковры, которые заглушают звуки даже твоих собственных шагов. На стенах прибиты специальные мягкие подушки, чтобы тебе было удобно сидеть, прислонясь к ним ноющей спиной. Приличного размера плазменная панель эргономично расположена в углу над дверью. Она закреплена на вращающемся кронштейне и оснащена дистанционным пультом управления, от тебя требуется минимум усилий и минимум движений.
Тебя прельщают тишина и спокойствие, тёплый плед и шерстяные носки. Тебя полностью устраивает насиженное рабочее место, в которое ты пустил глубокие корни. Ты пророс в это чёрное кожаное кресло, намертво слился с ним, образовал единый, монолитный организм и разделяться в ближайшем будущем не собираешься. «Ничего, ничего, ещё поработаем, покоптим небо, покажем прыщавым соплякам и наглым завистникам, на что способна старая, проверенная гвардия», – принимая удобную полулежачую позу и привычно разговаривая сам с собой, самодовольно кряхтишь ты.
Отныне тебя окружают одни лишь попутчики. Попутчики-сослуживцы, попутчики-соседи, попутчики-знакомые, попутчики-родня. Среди них давно уже нет тех, с кем бы ты мог хоть изредка поговорить по душам, переброситься парочкой неравнодушных фраз, выпить кружку янтарного пива за дружеской беседой, вспомнить любимые песни. Нет никого, кто мог бы обратиться к тебе на «ты»!
…Иногда, выйдя в просторный коридор, увидев смутно-знакомые, наверное, что-то значившие когда-то для вас лица, вы на мгновенье приостанавливаетесь, натужно морщитесь, пытаетесь выдавить из смятого тюбика засохшей памяти нужное имя. Этот мучительный процесс наглядно отражается на морщинистом лбу. Но нет, всё тщетно, отклик отсутствует.
