Ли-а и Саша перенеслись на просторный луг, заросший высокой травой. Горизонт вдалеке был изувечен холмами и оврагами, а «Мама» безжалостно палила в макушку. Ли-а уверенно зашагала вперёд, оборачиваясь на землянина, чьи глаза всё ещё пытались привыкнуть к яркому свету.
– Пойдём! Больше никаких амфер.
– Где мы? – спросил Саша, щурясь и пытливо осматриваясь.
– Рядом с твоими товарищами. До них отсюда часов пять-шесть ходу. Так что завтра мы, как ты и хотел, дойдём до них.
– Почему завтра? Ведь всего пять часов идти!
– Заглянем кое-куда по пути. Я же обещала.
Двадцать километров не так уж и много в хорошей компании, но из-за постоянно чередующихся подъёмов и спусков и невыносимой жары Саша быстро устал. За каждым покорённым холмом их ждал ещё один, то выше, то ниже. Порой Саше казалось, что это море. Застывшее, заросшее зеленью, бескрайнее море. Несменяемость пейзажа и молчание Ли-а загнали его в тоску. Он шёл, задумавшись, недовольно сдвинув брови, пока его неожиданно не взбодрил твёрдый тяжёлый предмет, подло преграждавший путь под покровом травы.
Саша еле устоял на ногах. Боль, обида и острое желание выругаться были слегка нивелированы обезболивающим смехом девушки. Но какие-то мысли всё же успели мелькнуть в его голове.
– Какой ужас, – задыхаясь от смеха, сказала Ли-а. – Сам же виноват, под ноги не смотришь!
– Могла бы предупредить, – виновато ответил Саша.
– Ну, предыдущие ветки ты же как-то обошёл.
– Какие ветки? – удивился землянин и стал разглядывать в траве препятствие, о которое он только что чуть не переломал пальцы ног.
В густой траве длиннющей змеёй тянулся рельс. Совсем как на Земле, только немного тоньше и вычурнее. Саша с немым удивлением взглянул на Ли-а.
– Пойдём, мы почти на месте, – сказала она и вновь бодро и уверенно зашагала вперёд.
Саша вскоре заметил, что чем дальше они шли, тем чаще им стали попадаться ветки железной дороги. Землянин начал догадываться, куда они идут. И его предположения подтвердились, покорив очередной холм, они увидели вдалеке руины огромного города.
Ен-Мэйроз – город, который, как предположил Саша, стал самым большим музеем во Вселенной. Успевший за свою историю дважды умереть и дважды воскреснуть, он был полон экспонатов, невероятных даже для местных жителей. Что уж говорить о землянине, который, приободрившись, прибавил ход, предвкушая увлекательнейшую экскурсию.
Город был разделён на сектора. Каждый сектор – определённая эпоха развития, чаще всего независящая от времени. Города, как и на Земле, то практически не менялись в течение нескольких веков, то преображались до неузнаваемости за пару десятилетий.
«Музей» охватывал огромный период – в пересчёте на земные года, больше двух миллионов лет! За это время произошло ровно одиннадцать фундаментальных метаморфоз, на столько же секторов и разбили Ен-Мэйроз.
На подходе к городу Саше и Ли-а стали встречаться люди – такие же, как и они, посетители «музея». Землянину эта компания грела душу так, будто он встретил давних знакомых. Видимо, после общения с «аномалиями» любой человек становится старым-добрым приятелем.
Первый экспонат встретился им уже при входе. Высокое ограждение, состоящее из одиннадцати различных фрагментов, от деревянного подобия частокола, до уже знакомой стены «светлячков» и прочих загадочных ограждений. Сверху возвышалась гигантская вывеска, взглянув на которую, Саша узрел знакомые буквы: «Добро пожаловать!» Он с удивлением уставился на вывеску, периодически переводя вопросительный взгляд на Ли-а.
– Как это? Они знали, что мы придём? – спросил землянин.
– Конечно, нет! Там нет никаких букв. Это экран, транслирующий мысль, как тебе такое? Любой человек, взглянувший на него, увидит надпись на том языке, которым он владеет. На самом же деле, эта надпись – лишь плод его воображения!
Саша, восторженно любуясь чудом техники, начал суетливо стучать по карманам в поисках какого-нибудь гаджета. Но, вспомнив, что в камере из светлячков он очнулся «без ничего», раздосадовался, что не сможет ни с кем поделиться увиденным.
– Чтобы всё обойти, не хватит и месяца! А у нас всего-то один вечер, – сказала девушка, разворачивая перед Сашей электронную модель Ен-Мэйроза. – Куда пойдём?
Сектора удобно делились по цветам, каждый был подписан на неизвестном языке. Внутри каждого сектора были выделены, как предположил Саша, наиболее предпочтительные экспонаты и интересные маршруты. Но ни цвета́, ни странные символы никак не могли помочь ему с выбором.
– А какой сектор соответствует моей эпохе? – поинтересовался Саша.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, какой сектор соответствует нынешнему развитию человечества на Земле?
– Трудный вопрос. Я недостаточно хорошо вас знаю.
– Примерно.
– Ну, если примерно… – задумалась Ли-а. – Седьмой или восьмой.
– Тогда идём в девятый!
Ли-а улыбнулась, верно угадав выбор своего возлюбленного. Они прошли под приветственной вывеской внутрь. Глаза Саши разбегались. Он сразу понял, что если начнёт спрашивать Ли-а обо всём, что его заинтересовало, то они долго не двинутся с места. Поэтому он решил просто идти за ней и наслаждаться.
Между высокими серыми стенами, местами поросшими чем-то похожим на мох, стояли чудны́е кабинки. Узкие, облезлые, выполненные на вид из некачественного пластика, заросшие со всех сторон высокой травой и кустарником. Саше они показались смешными, похожими на земные общественные нужники. Он усмехнулся, но тут же поспешил отогнать эти мысли, заметив, что Ли-а недовольно на него покосилась.
Возле кабинок топталась пёстрая толпа. Кто-то был в уже знакомых Саше «панцирях» различных форм, цветов и, как предполагал землянин, назначений. Некоторые были в «простой» одежде, конечно, не под стать той, к которой привык Саша, но всё-таки человеческой, не выползающей на лицо в самый ненужный момент. Народ то и дело бросал осторожные, любопытные взгляды на землянина, он тут же это заметил и стал чувствовать себя неловко.
– Ли-а, чего они на меня смотрят? – смущённо спросил Саша.
– А как ты хотел? Не только тебе интересно встретиться с представителем иной цивилизации. И прекрати смущаться, они это чувствуют. Будь увереннее!
Саша выпрямил спину, приподнял подбородок и начал без стеснения разглядывать окружающих в ответ, отчего стал выглядеть ещё более нелепо, чем прежде. Он так увлёкся, что даже не заметил, как оказался в живой очереди, выстроившейся к «кабинкам». Ли-а стояла в соседней колонне, покрасневшая и изо всех сил пытающаяся сдержать смех.
– Что происходит? – прошептал Саша, наклоняясь к Ли-а. – Они что-то говорят про меня?
– Успокойся! Ты своей паранойей только всё усугубляешь. Веди себя естественно.
Саша сделал вид, что всё хорошо, но внутри него ураган эмоций уже метался в разные стороны, вгоняя его в состояние то разъярённого зверя, то обиженного ребёнка, то стеснительного юноши. Он ввинтил свой взгляд в собственные ботинки и изредка поглядывал на Ли-а. В какой-то момент терпеть это напряжение стало невыносимо. Странная мысль о том, что эти люди ничем не лучше «аномалий», сама вползла в голову землянина, и, естественно, не осталась без внимания присутствующих. Вместо любопытства и усмешек во взглядах, направленных на Сашу, теперь просматривалось недоумение и презрение.
Ли-а вздохнула с облегчением, когда подошла её очередь. Она сдавленно произнесла одно слово и исчезла за дверью. Саша осознавал, что сказанное адресовалось ему. Но что означало это слово? «Жёлтая». Что жёлтая? Он никак не мог понять смысл сказанного и никак не мог дождаться своей очереди, чтобы скрыться от посторонних глаз и поскорее стереть из памяти этот конфуз.
***
Иффридж никак не мог привыкнуть к тому, что теперь он вновь материален. Порой доходило до абсурда, и он забывал вовремя справлять нужду. Его удивлял вкус самой обычной еды. Еды, которую ели нищие, с трудом выживающие люди. Для них это был лишь способ дотянуть до завтра, для Иффриджа – целая палитра новых ощущений.
В его жизнь вновь ворвались сновидения. И, что самое поразительное, он часто видел сны о жизни прежнего обладателя тела. По крайней мере, так предположил сам Иффридж. Он зачем-то записывал эти сны, возможно, планируя поделиться ими с Георгием и услышать истории, которые с ними связаны. Но сегодняшним дождливым холодным утром внести очередную запись в маленький чёрный блокнот не удалось. Кто-то бесцеремонно вмешался в его сон, буквально выхватив его из мира грёз.
Оливер угрюмо что-то промычал, и в ещё не проснувшемся уме Иффриджа отдалось – «пора». Он встал, всё ещё не понимая, что происходит, и вышел на улицу, чтобы утренняя свежесть взбодрила его. Снаружи было ещё темно, но тусклые отблески, пробивающиеся сквозь грузные тучи, уже объявили о своих намерениях – осветить залитые ливнем переулки. Иффридж поёжился. Ему отчего-то стало невероятно тоскливо. Может, из-за погоды, шептавшей ему всю ночь дождливые колыбельные. Может, из-за того, что ранним утром улицы были пусты и безжизненны. А, возможно, он вновь ощущал давно забытое чувство волнения перед чем-то важным и, пожалуй, опасным.
Он стоял, засмотревшись на разбегающиеся по лужам круги, до тех пор, пока из хижины не потянуло ароматом какао. Иффридж сразу почувствовал тепло, проникающее в его тело, и насыщенный, стойкий вкус шоколада, напоминающий что-то чертовски приятное, но незнакомое. Возможно, прошлый хозяин его тела любил какао или шоколад, а может, и то, и другое. Иффридж отпустил едва заметную улыбку, которая тотчас отправилась в тяжёлое противостояние с хмуростью и одиночеством ненастного утра.
Оливер уже вовсю поглощал завтрак: чорипаны и маисовую кашу. Иффридж съел кашу и, откусив кусочек сэндвича, стал спешно запивать его какао. Колбаски и соус, добавленные в чорипаны, были крайне острые, но только не для немого. Он с каменным лицом закидывал их в рот один за другим, пока они не закончились.
Старуха стояла поодаль от стола и презрительно наблюдала. Не нужно было и читать её мысли, чтобы понимать, какое желание её переполняет. «Хоть бы этот сэндвич тебе поперёк горла встал!» – читалось в её глазах. Она наверняка подозревала, что её немой сын вместе с занесённым чёрт знает, откуда дружком собрались на какую-то авантюру. Ей это нравилось. Опасность, которая непременно сопровождает любые дела в этом городе, дарила ей надежду избавиться от обузы в лице прожорливого калеки.
Они выдвинулись, едва лучи побледневшего Солнца заскользили по мокрым крышам. Немой вновь повёл Иффриджа окольными путями: через смердящие от мусора подворотни, сквозь заброшенные постройки, бесправно занятые бездомными, через канавы, залитые дождём и нечистотами, и другие «достопримечательности» города. Эти места были отвратительны, но безопасны, так как там никогда не патрулировала полиция.
Через полчаса они оказались в школьном квартале. В это время года школа пустовала, за исключением одинокого сторожа, который лишь изображал свою деятельность, будучи абсолютно бессильным стариком. Откровенно говоря, уже несколько лет в местных школах нечего красть. В них не осталось ничего, кроме парт и стульев. Всю технику, все проекторы, всё, что свидетельствовало о высоком уровне современного образования, давно разворовали и продали. Учёба в школе стала скорее формальностью, дарующей измученным родителям возможность пристроить на несколько часов надоедливого ребёнка.
У ворот стоял ржавый фургон. Рядом с ним угрюмый и грузный мужчина. Он ходил вперёд-назад, вертел головой и нервно щёлкал суставами пальцев. Его звали Ральф, он входил в «банду» братьев Моритез. Но, несмотря на свою преступную связь, имел вполне легальный заработок. Он отвечал за материальное обеспечение школы, то есть в сложившейся ситуации целыми днями бездельничал.
Фургон был нагружен отделочными материалами. Конечно, никакой ремонт в школе не планировался, но администрация школы давно привыкла, что Ральф частенько промышлял сомнительными «бартерными» схемами, и закрывала на это глаза. Никакого вреда учебному заведению это не приносило, а порой даже удавалось извлечь пользу. Сторож, любезно открывший ворота, обрадовался предстоящему ремонту, который, как он надеялся, разбавит томительную рутину.
Немого тут знал каждый. И по тому, с какой лёгкостью Ральф обманывал приходящих на работу коллег, было ясно, что Оливер не впервые здесь подрабатывает. Ни у кого не возникало сомнений, что немой пришёл помогать Ральфу разгружать фургон и перетаскивать мебель. А вот Иффридж у каждого вызывал подозрения. Даже когда Ральф уверенно повествовал увлекательную легенду, придуманную сходу, о встрече старого школьного друга, мало кто стирал с лица недружелюбный, подозрительный прищур.
– Тебе надо меньше светиться. Мы с Оливером всё сами сделаем, а ты пока подожди в кладовых. И не вздумай без нас высовываться!
Иффридж хотел было возразить, но идею Ральфа поддержал немой, и ему пришлось подчиниться. Его закрыли в полуподвальном помещении, заставленном пустыми стеллажами. Кладовые явно давно не проветривались, да и вообще, похоже, редко посещались: полки покрылись плотным слоем пыли, а пол был усыпан крысиным помётом.
Перед уходом немой бросил несколько фраз Иффриджу:
– В случае чего над потолком есть вентиляционный короб. Через него можно вылезти наружу. Вербовкой людей и крионикой здесь заведует профессор Лейкрикс. Хотя он никакой ни профессор, а его исследовательская лаборатория выдумка для отвода глаз. Я почти уверен, что через неё он попадает в подземку, где и готовит тела к операции и дальнейшей транспортировке. Его лаборатория под охраной, но пробраться туда вполне реально. Особенно ночью. По коду доступа. Я его знаю…
Но, так и не поделившись важными цифрами кода, Оливер ушёл. Он вёл себя крайне необычно. Лицо его выглядело озабоченным, полным отчаяния. Он будто пребывал в абсолютной уверенности, что их ждёт провал. Словно представлял себе радостное лицо старухи, узнавшей о его аресте. Будто к нему только сейчас пришло понимание, что, чем бы всё ни кончилось, ему не удастся вернуть Патрицию.
Иффридж осмотрелся. На одном из стеллажей были хаотично навалены книги. Он взял одну наугад и стал читать. Не осознанно. Раньше Иффридж никогда не читал. Он не застал это время. Поэтому в этот момент, перелистывая жёлтые страницы старой потрёпанной книги, он испытывал удивительную палитру эмоций. Удивление от того, насколько легко у него это получается. Восторг от нового, неизведанного чувства. Трепет от осознания того, что кто-то много лет назад старательно печатал каждую букву, чтобы сейчас человек с другой планеты впервые испытал удовольствие от чтения.
Но наслаждение было недолгим. Едва он стал улавливать суть содержания, его мысли почернели, как небо перед бурей. Он читал историю военного конфликта, где из-за территориальных споров была уничтожена почти целая нация. «Из-за путаницы в названиях рек! Как же так? Ведь ни реки, ни земля не могут быть собственностью людей! Как же глупо. Как же жестоко и неоправданно!» С каждой новой страницей ему было всё труднее поверить в произошедшее.
Пролистав, не читая, ближе к концу, он, надеясь на счастливый финал, наткнулся на описание самой кровожадной, решающей битвы, в которой погибли десятки тысяч людей. К тому моменту мужчин катастрофически не хватало. Бились женщины, дети. Дети… Вместо игрушек, конфет и беззаботной жизни они окунулись в ужас войны. С саблями, которые едва могли удержать в руках, с блестящими от страха невинными глазами, они гибли один за другим. Гибли в заведомо проигранном бою со зверством и жестокостью взрослых.
Иффридж нервно захлопнул книгу. Закинув голову, он закрыл глаза, стараясь стереть этот кошмар из своего сознания, а по щекам его потекли слёзы. Он присел, опершись спиной о стену. Обнял, как ребёнок, колени и зарыдал, измученный собственным воображением, которое, не переставая, рождало картины того ужасного времени.
К книгам он больше не притронулся. Прошло несколько часов, прежде чем Иффридж пришёл в себя. Эмоции утихли. Переживания за Оливера вынуждали забыть о прочитанном и собраться. Он поймал себя на мысли, что прошло уже немало времени, а Оливер и Ральф так и не появились. Это моментально взбодрило его.
Обшарпанная стена и дверь в электрощитовую – всё, что ему удалось увидеть в замочную скважину. Недолго сомневаясь, Иффридж взгромоздился на стеллаж, расположенный под вытяжной решёткой. Открыв её и заглянув внутрь, он увидел свет, падающий в канал из других помещений. Немой не обманул. Крепко ухватившись за края канала, Иффридж оттолкнулся, что было сил, и упёрся локтями в скользкую поверхность. Его ноги беспомощно повисли в воздухе. Пытаясь вытянуть себя наверх, он сползал всё сильнее. В какой-то момент руки соскользнули, и он рухнул вниз.
Полки стеллажей не выдержали. Иффридж, проломив верхний ярус, еле успел отпрыгнуть в сторону от падающего на него стеллажа. Грохот был такой, что не услышать его мог либо глухой, либо мёртвый. Вероятность того, что сторож во внеучебное время проигнорирует такой шум, практически равна нулю. Оставалось одно – сделать практически невозможное.
Иффридж был из тех, кто в критической ситуации не паникует, а, напротив, соображает крайне оперативно. Прикидывая, сколько времени займёт путь от вахты до кладовой, он стал рывками отодвигать упавший стеллаж в угол за перегородку. На его место он придвинул другой, целый. Ничего не слыша из-за сердца, отдающегося дробью в его голове, он подбежал к двери, испуганно заглянул в замочную скважину – никого. Бросив пристальный взгляд, пытаясь максимально запомнить окружающую обстановку, он коротко вздохнул, щёлкнул выключателем и погрузился в кромешную темноту.
Ему удалось быстро и бесшумно дойти до нужного стеллажа, взобраться на него, нащупать края канала и ухватиться за него. То ли новый стеллаж оказался выше, то ли басовитый голос сторожа из-за двери придал ему сил, но прыгнул он так, что по пояс оказался в канале. Под звуки открывающегося замка Иффридж лихорадочно засовывал ноги в противоположную часть канала. Когда зажёгся свет, он уже стоял на четвереньках в вентиляции и придерживал руками решётку, которая чудом не отвалилась.
– Кто здесь? –раздался голос сторожа. Он заглянул за перегородку, увидел поваленный стеллаж и разбросанные вокруг него книги. – Чёртова макулатура, и чего её до сих пор не сожгли?! – выругался он и направился к выходу.
Иффридж выдохнул. Он был в шаге от провала, от очередного заключения. «Два ареста за несколько дней – это слишком. Даже для инопланетянина», – подумал он и позволил себе мимолётно улыбнуться.
Через несколько мгновений он разглядывал полупустой кабинет, свет в который проникал через маленькие окна цокольного этажа. Под решёткой, между двумя высокими верстаками был проход. Спрыгивать было рискованно, и Иффридж решил посмотреть остальные кабинеты.
Следующее помещение было застелено старыми изодранными матами. Когда-то тут был зал единоборств, а теперь излюбленное место ночлежки крыс. Иффридж уже успел осторожно свесить ноги, готовясь к прыжку, как вдруг услышал голоса, доносящиеся из следующей решётки. Он влез обратно и осторожно подполз к очередному отверстию в канале.
В маленькой комнате горел свет, и было сильно накурено. Дым, втягивающийся в канал, стал резать Иффриджу глаза, мешая как следует разглядеть четверых мужчин, находящихся в комнате. Один из них угрожал чем-то, скорее всего, пистолетом другому, стоящему на коленях и что-то нервно бормочущему. Другой стоял рядом, упершись в стену и понуро опустив голову. Четвёртый сидел за столом, вальяжно откинувшись на спинку кресла.
– Я последний раз тебя спрашиваю. Что ты делал возле двери в мою лабораторию? – спросил мужчина в кресле, ловко вращая в руке нож-бабочку.
– Я, я… ничего! Я не отошёл ещё от вчерашнего вечера, голова не соображает. Я этаж не признал, мне в кабинет астрономии нужно было. Там… Там занятий давно нет, а мне краску припрятать надо было. Виноват, бес попутал! Я всё отдам!
Иффридж узнал этот голос, а вскоре узнал и мужчину, стоявшего на коленях и неумело оправдывающегося. Это был Ральф. Избитый и связанный. А рядом с ним стоял Оливер. С заплывшем глазом.
– Хватит нести чушь!
– Клянусь! – завопил Ральф после очередного удара, полученного от человека с пистолетом.
Мужчина поднялся из кресла, разложил нож и схватил свободной рукой лицо Оливера.
– Спрашиваю ещё раз. Что ты делал возле моей двери?
– Я хотел краску припрятать. Этажи перепутал. Правда. Отпустите нас!
– Слышишь, немой! Тебе не кажется, что он что-то недоговаривает? Надо ему помочь как-то! Мне жаль использовать тебя, хотя какая разница? Вряд ли тебя можно испортить сильнее.
Едва закончив фразу, мужчина засунул нож в рот Оливеру и резким движением рассёк ему нижнюю губу. Немой заревел. Мужчина вновь сел в кресло, разъярённо воткнул нож в стол и на некоторое время замолчал. Он наслаждался ужасом, с которым Ральф смотрел на немого.
Оливер смог быстро успокоиться. Иффридж, с содраганием наблюдая эту картину, стал подавать ему сигналы, что он тут и что он сможет помочь. Правда, пока не знает, как.
– Не вмешивайся! Они тебя убьют! Дождись, когда все разойдутся, и беги! Беги из этого города, – «отправлял» Оливер ответ.
– Ну, уж нет! Я обязательно что-нибудь придумаю. Обязательно. Придумаю, слышишь… – Иффридж осёкся.
Поток его мыслей прервался, уступив место единственной, внезапно пришедшей в голову идее. Оливер заметил это, и, направив взгляд в темноту вентиляционной решётки, едва заметно одобрительно кивнул.
***
Глеб, Вениамин и Макар быстрыми шагами удалялись друг от друга, стараясь всё время мысленно поддерживать связь. Когда передача информации стала требовать серьёзных усилий, было принято решение развернуться направо и по дуге к центру возвращаться к амфере, охватив как можно больше площади.
Ничего, кроме песка, подло заметающего следы человеческих ног, они не нашли и уже смирились с потерей «драгоценных» тел. Но вскоре Макар стал пропадать из мысленного эфира. Его «речь» перестала быть понятной, и Глеб с Вениамином рванули к нему.
Прибежав с разных сторон от амферы и убедившись, что силуэт, открывший проход, ещё мерцает, они отправились на поиски Макара вместе, не разделяясь. Оба чувствовали нарастающий страх, свой собственный и страх друг друга. Страх, резонирующий с тишиной, которая ответом возвращалась на вопрос: «Что случилось?»
Еле дыша от бега по песчаным дюнам, Глеб и Вениамин бросились к Макару, который лежал на спине и не подавал признаков жизни. Он был болезненно-серого цвета, а в широко раскрытых глазах застыл удивлённый, испуганный, но в то же время безжизненный взгляд. Ни травм, ни ран, ни следов сильного удара на нём не было. Кроме крошечных ссадин, будто следов от уколов, под левым глазом и над правой бровью.
Сколько ни пытались Глеб и Вениамин привести его в чувство, всё зря. Он смотрел сквозь них куда-то вдаль, не замечая ничего вокруг. При этом сердце его билось стабильно, а дыхание было ровным.
Вокруг его тела Глеб обнаружил странные следы. Как будто кто-то истыкал весь песок кольями. Точки на песке уходили вдаль по замысловатой траектории и пропадали из вида.
– Это следы. Слышишь? Кто-то или что-то сделало это с ним! Мы должны пойти по следу! – смело предложил Вениамин, хотя сам в этот момент едва сдерживал панику.
– Нет! – коротко возразил Глеб и подал знак замолчать.
Он не двигался и пытался сконцентрироваться, чтобы «услышать» что-нибудь, что бы помогло прояснить ситуацию.
Вениамин замер и направил умоляющий взор на Глеба, надеясь, что сейчас всё прояснится и закончится. Глеб, то ли никак не мог сконцентрироваться, то ли улавливаемые им импульсы содержали что-то негативное, но выражение его лица становилось с каждой секундой мрачнее. Через мгновение без каких-либо комментариев он взвалил на себя Макара и скомандовал:
– Уходим.
– Как уходим? А остальные.
– Если попытаемся им помочь – погибнем.
Ответ развеял все сомнения, которые роем кружились в голове Вениамина. К счастью, наличие такого козыря, как чужое тело, давало прекрасную возможность оправдать себя в любой ситуации. Так и поступил бывший руководитель станции, ныне руководимый куда более развитым инопланетным интеллектом. Терзания совести, испускаемые его мозгом, затмились страхом, выработанным, как он сам себе надумал, несовершенным земным телом.
У амферы их уже ожидал страж, который зачем-то решил констатировать очевидный факт:
– Кажется, вашему товарищу нездоровится! Что, остальных не нашли?
– Заткнись! Делай своё дело! – резко ответил Глеб.
Страж никак не отреагировал, сохранив на лице наигранную ухмылку. Он открыл проход и любезным жестом предложил им воспользоваться. Глеб с Вениамином, держа на руках полуживого Макара, исчезли. В попытке вызволить несколько ценных земных тел они, возможно, стали свидетелем первой за последние тысячелетия смерти.