Сергей Борунов
Цугцванг
Я мечтала работать в биомедицине. Прошла подготовку в специальном центре. То, образование, которое получала я, сильно отличается от вашего. Мне просто поэтапно загружали всю необходимую информацию, а после, рядом с опытном наставником, я применяла полученные знания на практике. Это обучение было крайне эффективным и быстрым. При этом каждый на ранних стадиях подготовки понимал, подходит ему то, для чего его готовят, или нет. И при желании мог стереть всё из головы и попробовать себя в чём-то другом.
Моим наставником был доктор Иффридж. Считалось невероятной удачей попасть к нему. Он ещё до внедрения технологий изменения ДНК творил настоящие чудеса. Из-под его ножа совершенно здоровыми вышли тысячи безнадёжных пациентов. Он был универсалом и мог справиться с операцией любой сложности. Многие тогда подозревали, что он использует некие «запрещённые» методики, настолько велико было его превосходство над остальными.
– Но ведь вы не могли лгать. Если бы он применял что-то «запрещённое», об этом бы сразу узнали.
– Не факт. Люди с исключительным умом управляли своим сознанием на таком уровне, что сами себя убеждали, что ложь – это истина.
Несмотря на то, что наша продолжительность жизни была в два, а то и в три раза выше вашей, мы работали над решением проблемы стремительного старения. И у нас уже были кое-какие успехи, мы провели несколько успешных опытов, когда неожиданно все наши исследования отозвали.
В полнейшем недоумении мы пытаемся понять, в чём дело? И, как оказалось, в другом кластере под грифом абсолютной секретности успешно завершились испытания по пересадке человеческого сознания в искусственно выращенное тело. Многолетний труд Иффриджа оказался больше никому не нужен.
Тогда весь мир разделился на два протестующих лагеря. Одни были убеждены, что за переселением будущее, другие, и я в том числе, приверженцы классической смены циклов, категорически осуждали идею вечной жизни.
В конечном счёте, первые взяли верх и всех, кто отказался примириться с этим решением, пытались усмирить принудительно. Все прочие исследования в области медицины более не финансировались, всё свелось к тому, чтобы по максимуму износить одно тело и переселиться в другое.
– Так, ну дальше я знаю. А за что тебя отправили сюда и «оцифровали»?
– Я тайно продолжала работу с доктором Иффриджем. И однажды, когда мы проводили очередной эксперимент с ДНК, доброволец погиб. Скрыть это не удалось, и нам дали «пожизненные». За умышленное убийство и ведение незаконной лженаучной деятельности. Ну, а в дальнейшем численность населения планеты росла экспоненциально и было принято решение «оцифровать» заключённых и переселить сюда.
– А почему они просто не дождались, пока вы умрёте? Как бы это странно ни звучало, но на мой взгляд, это даже гуманнее!
– Так и есть. Но тогда понятие слова «пожизненно» фактически сравнялось с «бесконечно».
– Удивительная жестокость. Организовать оцифровку тысяч заключённых, обеспечить их серверами и энергией. Одним словом, не пожалеть ни сил, ни средств, чтобы вы мучились целую вечность. И ты ещё нашу цивилизацию критиковала?
– Изначально вы и не должны были узнать правду.
– Но Ивраоскарь разрушил твои планы? – язвительно спросил Михей.
– Нет, их разрушил ты, – с печалью в глазах ответила Анна и растворилась, оставив капитана один на один с невыносимым чувством стыда.
***
Массимо, Паоло и Лео шли навстречу Иффриджу, то и дело толкая в спину Оливера, на которого больно было смотреть. Казалось, он сдался и наверняка знал, что не выйдет из этой лаборатории живым.
– Что вы тут делаете? – спросил Массимо, демонстративно вращая пистолетом.
– Мы пытались спасти ни в чём не повинных людей, – ответил Иффридж, не дожидаясь каких-либо инструкций от немого.
– Это вот этих, что ли? – уточнил старший Моритез описывая рукой громадное хранилище крио-капсул.
– Да, – смело ответил Иффридж, положив руку на отобранный у Хорлео пистолет.
– А чего их спасать? Они на это пошли добровольно! У меня даже бумаги соответствующие есть.
– Как вы смогли обмануть меня? – едва держа себя в руках, процедил Иффридж.
– О том, о чём следует молчать, лучше и не думать вовсе. Вот моё правило. Не знаю, как, но ты явно понимаешь людей без слов. А немой слишком много знает. Поэтому кто-то из вас останется тут навсегда. Я сегодня в отличном настроении, так что решайте сами.
– Эй, Ральф! – окликнул Массимо своего наёмника. – Дружище, ты сделал своё дело, можешь идти.
Ральф, провожаемый округлёнными взглядами Иффриджа и Оливера, с невозмутимым лицом поплёлся прочь. Хорлео отправился за ним, едва братья пригрозили ему свинцовой «премией» после его долгих и нудных жалоб на испытанные страдания и полученные повреждения.
В этот момент неожиданно очнулся профессор Лейкрикс. Габино, сидевший всё время возле его тела и старавшийся не светиться, вздрогнул, напомнив о своём присутствии братьям. Профессор застонал.
– Что, чёрт возьми, произошло?! – воскликнул он и тут же пожалел об этом: каждый звук отражался нестерпимой болью в его голове.
– Вот эти двое, – Массимо указал на Оливера и Иффриджа, – одурачили тебя. А наш старый знакомый Габино, судя по всему, им помог. Не так ли?
– Я, я… У меня не было выбора! Я слишком стар. Они физически сильнее меня.
– А в лабораторию ты их зачем провёл?
– Профессору нужна была помощь! Я сделал ему инъекции ноотропного и антигипоксического препаратов. Иначе он бы погиб! И, как вы можете наблюдать, это сработало.
– Старик, не морочь мне голову, – ответил Массимо, целясь в сторожа.
Иффридж принялся активно уговаривать главаря банды не нажимать на курок, а Оливер, зажмурил глаза то ли от страха, то ли понимая, как он, обещавший защиту, подвёл старика. Прозвучал выстрел. На лице Массимо растянулась ехидная улыбка, а Лео и Паоло громко засмеялись за его спиной.
– Расслабься, Габино! Я же не зверь, чтобы расстреливать стариков.
Габино на тот момент практически был мёртв. От страха он потерял дар речи и то, что пуля была отправлена в молоко, до него дошло не сразу.
– И всё-таки отсюда ты не выйдешь, – стерев улыбку, добавил старший из братьев. – Выбирай местечко поуютнее.
– Я, я понял, хорошо, хорошо, – причитал старик, похоже, так и не придя в себя.
– Профессор, займись им, – скомандовал Массимо.
– Я не могу, я еле на ногах стою. Голова… Послушай, может, пойдём отсюда, на воздух. А? Пойдём отсю… – на полуслове профессор рухнул навзничь и забился в конвульсиях.
– Что с ним? Что ты ему вколол? Габино! – наперебой закричали братья.
– Может, побочный эффект? – застонал старик.
В этот момент Иффридж и Оливер обменялись парочкой мыслей и сошлись на том, что именно сейчас у них появился единственный шанс изменить расклад. Воспользовавшись тем, что всё внимание братьев было приковано к корчащемуся профессору, Иффридж выхватил пистолет и дважды выстрелил. Оливер в этот момент попытался обезвредить Массимо, но тот увернулся и попытался выстрелить в ответ. Немой навалился на него, пытаясь сбить бандита с ног. На удивление, старший из братьев оказался невероятно силён.
Иффридж, подстреливший двух других братьев, стоял в смятении, он целился в Массимо, но не решался стрелять, боясь попасть в немого. Ему почему-то не пришло в голову вступить в рукопашную борьбу, и Оливеру пришлось пойти на риск. Он убрал одну руку, чтобы как следует замахнуться и ударить Массимо, и поплатился за это.
Быстрая, натренированная кисть взметнулась, курок был спущен. За выстрелом последовал тяжелейший удар. Массимо рухнул, как сноп, а Оливер закричал из-за резкой боли в простреленном боку.
– Дай, я посмотрю, – кинулся к немому Иффридж.
– Не сейчас. Помоги профессору. Брата. Мне нужно найти брата.
Оливер, зашагал к крио-капсулам медленным, но твёрдым шагом, будто не замечая тёмно-красную струю, стекающую на бедро. Иффридж несколько мгновений смотрел ему вслед, надеясь уловить его мысли, пытаясь удостовериться, что он, действительно, способен это пережить, но в его голове был лишь хор, кричащий в унисон имя его младшего брата.
Лейкрикс так и не приходил в себя. Иффридж и Габино сделали всё, чтобы спасти профессора, но, похоже, сегодня был не его день. От удара, судя по всему, у него началось кровоизлияние, требовалась краниотомия, а Иффридж не делал операций уже сотню лет. К тому же в здешних условиях это было невозможно.
– Надо его заморозить, – предложил Габино.
– Не лучшая идея.
– А какие варианты? Так, по крайней мере, останется малюсенький шанс, что он выживет. Точнее, он наверняка выживет, но вот только продолжит ли жить – вопрос.
Как бы этого ни хотелось Иффриджу, но ситуация заставила его согласиться с Габино. Крионика – единственный шанс не дать умереть Лейкриксу прямо сейчас. Пока профессора готовили к долгому, но не совсем здоровому сну, Оливер обошёл несколько сотен капсул. В конце концов, поняв, что на поиски может уйти слишком много времени, он вернулся и стал яростно «выбивать» информацию из братьев. Иффриджу даже не пришлось переводить его мычание.
– Я клянусь, проклятый калека! Клянусь, не знаю я, где твой брат!
– Отпусти! Придурок! – вновь прозвучало в ответ на озверелое мычание Оливера.
– Прекрати! – вмешался Иффридж. – Ты же знаешь, что это правда.
– Однажды они уже нас обманули! – «возразил» немой.
– Эй! Немой, как тебя там? Когда твой брат пропал? – обратился к Оливеру Габино.
– Почти три месяца назад, – ответил за него Иффридж.
– Тогда иди в соседний зал, здесь все «свежие», – сторожа передёрнуло от собственных слов. Он выдержал неприятную паузу и продолжил с дрожью в голосе: – Им всем не больше месяца.
– Откуда ты знаешь?
– Сторож – очень скучная профессия. Выходи, как мы шли, и поворачивай налево. Или соседний сектор, или следующий за ним. Прикидывай так: один день – два ряда.
Оливер с благодарностью посмотрел на Габино, а потом вновь, как ни в чём ни бывало, зашагал между рядами «спящих» тел. Иффридж с тоской провожал его взглядом. Ему было его безумно жаль. Никто вокруг его не любит, а он при этом продолжает безмерно любить.
Возможно, профессору Лекриксу сегодня и впрямь не повезло, но, в конце концов, судьба решила всё-таки ему дать шанс. Габино успешно провёл процедуру крионики, а Иффридж, вспомнив былые годы, написал на клочке бумаги краткий анамнез и закрепил его под стеклом, рядом с идентификационной панелью.
Затем они связали Паоло и Лео. Привели в чувства Массимо, а затем связали и его. В их головах стала мелькать мысль, что всё может обойтись. Никто больше не пострадает, и вскоре они отсюда уйдут. В тот момент, когда они готовы были поделиться друг с другом этими предположениями, где-то вдалеке, через стену, или, быть может, через две прозвучал безумный, пугающий рёв.
Иффридж бросился на звук. Пока он в страхе отсчитывал дни, которые «спящие» успели скоротать в этой усыпальнице, прозвучал ещё один разрывающий сердце крик. Ещё мгновение, и в проходе между очередными рядами мелькнула фигура немого, стоявшего на коленях перед одной из капсул. Он уткнулся лбом в холодный металл её корпуса и безудержно рыдал. Его тело дрожало от спазмов, корёживших его лицо, а из глаз ручьём текли слёзы.
– Что с тобой? – спросил Иффридж, сев рядом с ним и ласково положив свою руку ему на плечо.
Оливер ничего не ответил. Он едва заметно кивнул на соседнюю капсулу. Иффридж приподнялся и взглянул на панель: «Патриция Виорсо».
– Она жива? Так, а чего ты тогда… – хотел было спросить Иффридж, но осёкся.
Сложившиеся у него в голове фразы всё мгновенно прояснили: одна «Бранко Чако» – имя и фамилия его брата, написанная на капсуле, над которой рыдал Оливер. Другая, на залитом кровью немого листе бумаги, на которой крупным шрифтом было указано: «Пробуждать в реанимации. Большая потеря крови. Четыре пулевых ранения».
Глава 13. За гранью
Саша очнулся на уже знакомом матрасе, окружённый невидимой стеной. Голова у него раскалывалась, а челюсть болела так, что он с трудом мог ей шевелить. Аккуратно приподнявшись, Саша сел и осмотрелся по сторонам. Ничего не изменилось. Всё как было в тот самый день, когда они сюда прилетели.
– Может, этого и не было всего? Может, приснилось?
Не понимая, радоваться этой мысли, или страшится, землянин переключил своё внимание на присутствующих. Четверо спасшихся бунтарей мирно спали. Вокруг было разбросано шесть незанятых матрасов.
– Значит, всё-таки было! – он невольно улыбнулся.
– Эй! С возвращением! – шепнул кто-то позади него. Саша обернулся и увидел улыбающегося во весь рот Роберта. – Ты не представляешь, что произошло!
– И что же? – спросил Саша, удивляясь настроению учёного, который всегда отличался излишней хмуростью.
– Прости, я не могу рассказать, но это просто что-то невероятное, если мне удастся задуманное, я стану величайшим учёным на земле!
– Роберт, ты помнишь, тех, что сбежали отсюда? Знаешь, почему вернулось только четверо?
– Да. Они всё рассказали. Это просто кошмар. Но мне это не грозит! Я тебе потом расскажу.
Саша сделал вид, что ему очень интересно, и погрузился в воспоминания. Амферы, костёр, пляж, музей, троллей…
– Чёрт возьми! – воскликнул он непроизвольно, чем сазу привлёк к себе внимание.
– Что, уже соскучился по своей девке? – кольнул кто-то вдалеке и тут же отовсюду послышался довольный гул.
– Тебе хоть под панцирь-то ей залезть удалось? – крикнул кто-то, здорово подогрев толпу и конкретно задев Сашу, но всё, что он мог, это лишь визгливо крикнуть в ответ:
– Идите к чёрту!
Следующие несколько минут стали для него сущим кошмаром. Обезумевшие от скуки пленники то и дело отпускали ядовитые острые выпады. Сашино терпение стремительно оскудевало, пока, наконец, гнев, пробив тонкую стену самообладания, не вырвался наружу.
Несколько раз он попытался прорваться сквозь «светлячков» чтобы поквитаться с особо болтливыми. Обжегшись несколько раз, он оставил попытки выбраться и стал кричать:
– Откуда в вас столько злобы? Что я вам сделал плохого? Подонки! Вы позор всей нашей цивилизации. Да вся наша цивилизация сплошной позор! Я лучше останусь тут! Пусть меня сожрёт аномалия, или я с ума сойду в этих амферах. Это лучше, чем мирно жить на одной планете с такими ублюдками, как вы.
Саша произвёл фурор. Все, казалось, только и ждали, когда его нервы не выдержат. Только Роберт и ещё несколько человек, кто не участвовал в травле, стыдливо опустили головы. Эмоциональная речь оборвалась лишь тогда, когда в темноте засветился разрыв и стали появляться знакомые чёрные фигуры людей.
Замолкнув, Саша стал перебегать взглядом с одного человека на другого в поисках знакомого силуэта. Ему безумно хотелось вновь её увидеть, и в то же время было стыдно за свою несдержанность.
Появившиеся люди стали разбредаться по «камерам». Один из них остановился напротив Саши. Лица не было видно, но землянин был уверен, что это Ли-а. Он подошёл так близко, как позволял барьер, и улыбнулся.
– Я уже соскучился, – сказал он с нежностью и любовью в голосе.
Его фраза сработала, словно волшебное заклинание, прогоняя с лица девушки панцирь.
– Как ты узнал, что это я? – улыбаясь, спросила она.
– Не знаю.
– Что случилось? Ты встревожен?
– Уже нет.
Стена из светлячков расступилась перед входящей девушкой и, едва она вошла, засияла в полную мощь, так что Саше пришлось зажмуриться. Не успел он открыть глаза, как почувствовал прикосновение губ Ли-а на своём лице. Он обнял её и что было сил прижал к себе.
– Нашёл, из-за чего расстраиваться! – прошептала она ему на ухо. – Тебе станет легче, если ты узнаешь, чем всё кончилось.
– И чем же?
– Я их отделала! – смеясь, сказала девушка, – Ты только представь, четыре здоровых мужика получили по полной от хрупкой девушки.
– Да, знаю я, какая ты хрупкая!
Ли-а засмеялась и взглянула сияющими глазами в лицо Саши. В этот момент ему казалось, что всё остальное не важно. Плевать, что он непонятно, где, с кем и как далеко за пределом понимания происходящего. Он счастлив, а главное, она счастлива. В этом не было никаких сомнений. Только у счастливого человека могут так сиять глаза.
Однако счастливые мгновения быстро закончились, когда Ли-а неожиданно сделалась серьёзной и вдумчивой. Саша не любил это. «Сейчас будет неприятный разговор», – подумал он.
– Да, ты прав, – подтвердила Ли-а его опасения, прочитав его мысли. – У меня, действительно, плохие новости. Завтра вас отправят обратно.
– Что? Уже? – с тоской в голосе спросил Саша.
– Да. Тебе нужно принять непростое решение.
– Ли-а, – землянин сделал паузу, понимая важность каждой сказанной сейчас фразы. – Ты любишь меня?
– Саша, это твоя жизнь. Не нужно принимать решения ради кого-то. Люблю, не люблю, какая разница? Если хочешь остаться, я всё устрою, если нет – улетай.
– Здесь мне ничего не нравится, кроме тебя. И если в какой-то момент ты решишь, что нам не по пути, что я буду делать?
– Скажи мне, разве на Земле люди не расстаются? Разве там не угасают чувства?
– На Земле я всегда смогу найти себе место.
– И здесь найдёшь, если захочешь. Я понимаю, тебе кажется здесь всё чужим, поэтому я хочу, чтобы это решение было только твоим.
– Мне нужно ответить прямо сейчас?
– Что за глупости! Ты можешь ответить, когда решишь, хоть во время взлёта станции. Но тогда тебе придётся из неё выпрыгивать!
Лёгкая улыбка промелькнула на лице землянина. Он уже всё решил, и мог ответить сию секунду. Но он боялся признаться в этом даже себе, не говоря о своей возлюбленной, которая уже наверняка всё знала, но продолжала надеяться.
– Прекрати грузиться, слышишь? – она сжала его руку в своей.
Заглянула в его лицо и стала перебегать глазами с одного зрачка на другой, будто решая, какой ей больше нравится. Саша был готов разрыдаться, но держался из последних сил. Ли-а решила немного заболтать его и заодно попытаться примирить его с чужим, неприветливым миром.
– Почему тебя так пугает этот «другой мир»? Что в нём такого, что не поддавалось бы пониманию?
– Всё, – с трудом ответил Саша.
– Но ведь вы сами вышли за рамки привычного вам мира, оказавшись в «другом» мире!
– О чём ты? О телепортации? Это другое. Я уснул, проснулся в другом месте, где почти всё было как на Земле.
– Но ведь не всё. Что, вообще, для тебя другой мир? – неожиданно спросила Ли-а, и, не услышав ответа, продолжила: – Если мир называют «другим» – это означает, что он не имеет никаких материальных, осязаемых нами взаимосвязей с привычным миром, в котором мы родились.
– Так.
– Ты стремился передвигаться пешком, чтобы воспринимать преодолеваемое расстояние привычным образом, не через «другой мир», к которому мы привыкли и который нам стал вторым домом. Но разве ваша «телепортация» – не то же самое? Разве в тот момент, когда ты, уснув в самолёте, приземляешься в другом конце света, ты не оказываешься в другом мире? И в чём отличие наших амфер от вашего метро? Ты спускаешься под землю и появляешься в совершенно другой точке города. Люди так живут годами, даже не зная наверняка, один ли это город или, быть может, они живут и работают в разных мирах?
– К чему ты клонишь?
– Если ты не можешь своими глазами проводить каждый метр проделанного пути, то есть все основания называть пункт назначения другим миром. Или всё-таки всё куда проще, и дело исключительно в привычке?
Саша был шокирован. Ли-а чуть ли не слово в слово описала его давние впечатления, когда он впервые переехал в мегаполис на учёбу. Он, действительно, испытывал дискомфорт от поездок в метро, которые, как ему казалось, вырывали его из реальности, перемещали в пространстве, а взамен отнимали минуты, а иногда и часы его собственной жизни. Он поднимался, глядя на незнакомые огромные строения, и не понимал, где он находится и зачем.
Но слова Ли-а про привычку оказались не менее меткими, они зажгли в его сердце небольшой, тусклый огонёк надежды, что не всё здесь так ужасно. Ведь тогда, во времена его студенчества, он быстро привык и перестал обращать внимания на подземные перемещения. Его жизнь при этом не стала хуже, скорее, наоборот. Возможно и сейчас, это не что иное, как нежелание организма вновь привыкать к чему-то новому.
Ли-а уловила его мысли и решила, что сейчас лучше всего будет оставить его одного, дав возможность ещё раз всё обдумать и взвесить.
– Мне пора идти. Завтра я найду тебя перед стартом станции. Постарайся к этому времени определиться. И помни, твоё решение никак не повлияет на моё отношение к тебе.
Ли-а ушла, оставив Сашу наедине с необходимостью принимать, возможно, труднейшее решение в жизни. Он был не в силах её остановить и только проводил её взглядом, пока за ней не сомкнулись чёрные края разрыва амферы.
***
На Еве, в бывшем лагере лесорубов, прошёл очередной день, точь-в-точь повторяющий предыдущий. Михей и Анна пропадали где-то в лесу. Фёдор и Степан целыми днями слушали невероятные рассказы Ивраоскаря о его приключениях во времена, когда он был лазутчиком. Тибо всерьёз занялся изготовлением самогона из тростника и уже достиг некоторых успехов в виде мутной забродившей жижи. Марк и Тарас Петрович смастерили нарды и часами напролёт в них играли, периодически прерываясь на походы в лес за провизией. Николай без перерыва занимался исследовательской деятельностью, набрав столько материала, сколько у него не было за всю его научную жизнь.
– Петрович, ты сегодня сам не свой! Четвёртый раз мне проиграл уже! Что с тобой? – поинтересовался Марк, обеспокоенный плохой игровой формой старика и отсутствием малейшего азарта.
– Не выспался, – коротко ответил Тарас Петрович.
– Ещё одну?
– Давай.
Марк принялся шустро расставлять фишки по местам, но, увидев озадаченное лицо своего оппонента, еле-еле восстанавливающего расположение на доске, остановился и стал выяснять, в чём дело:
– Петрович, я твой друг, можешь мне всё рассказать. Тебя Фёдор довёл? Давай я его проучу!
– Не смей! Он мне почти как сын. Глупый, инфантильный, но чертовски хороший парень.
– Так что с тобой тогда?
– Так говорю же, не выспался я. Кошмары мучат который день.
– Что за кошмары?
– Да глупости! – отмахнулся старик и начал расставлять фишки. Но Марк продолжал настойчиво глядеть на него, принуждая к откровенной беседе. – Ты играть будешь, нет?
– Нет, пока не расскажешь, что тебя тревожит.
– Послушай, я не думаю, что стоит придавать этому значение.
– Не стоило бы, если бы это так тебя не беспокоило.
– Марк, сейчас вновь начнутся разговоры, что я умом тронулся.
Марк ничего не ответил, но продолжал молча сверлить старика взглядом, пока тот не сдался и не начал рассказывать:
– Я вижу в который раз один и тот же сон. Я иду по пустыне, мне очень жарко, песок нестерпимо жжёт пятки. Хочется пить, но воды с собой не осталось. Куда иду – не знаю. Но чувствую, что очень тороплюсь. А потом, через некоторое время, вдалеке Катю начинаю видеть, отчётливо так. Я шаг ускоряю, и она тоже. Бежим друг другу навстречу, но не сближаемся, а отдаляемся! А годы-то своё берут, я задыхаться начинаю, перехожу на шаг, потом и вовсе останавливаюсь. И вижу, как у Катеньки за спиной огромнейший, во весь горизонт, поднимается огненный диск. Он всё выше и выше, будто Солнце на рассвете, только в сотни раз больше. И я чувствую, как у меня кожа начинает огнём гореть. И Катенька пропадает в этом огне. Понимаешь? Как уголёк чернеет и исчезает. А в конце глухой мощный взрыв меня сбивает с ног и я, лёжа, чувствую, как меня живьём поглощает жар. В этот момент я просыпаюсь с постоянным ощущением, что кто-то находится рядом со мной.
– М-да… – протянул Марк. – Я от такого тоже был бы встревожен. А может, это проделки местных электронных узников?
– Не думаю. Зачем им пытаться свести меня с ума?
– А чьё присутствие ты чувствуешь?
– Не знаю. Но каждый раз после этого сна я не в силах больше заснуть. Такое бывало и раньше, мне какая-то женщина во сне грозила расправой. Только вот тогда их цель была ясна – запугать нас, чтобы мы перестали рубить лес. Что от меня сейчас хотят, мне невдомёк.
– Может, это Анна? – вполголоса спросил Марк, будто полагая, что громкость как-то влияет на способность «читать» мысли.
– Исключено. Она бы не стала так делать. Ей хватило бы смелости просто поговорить со мной.
– О чём секретничаете? – прервал их беседу внезапно появившийся рядом Ивраоскарь.
Марк замолчал и нахмурил лоб. Ему, как и многим, не нравился лингвист. А Тарас Петрович, напротив, изобразил на своём лице улыбку и ответил:
– Да вот, думаем, как решать проблему, которую нам подбросил Великий Правитель.
– Вы её сами себе «подбросили», – ответил Ивраоскарь и ушёл так же стремительно, как и появился мгновением раньше.
– Не нравится он мне, – ещё тише сказал Марк. – Ты уверен, что ему можно доверять? Вся эта сделка. Сомнительно это всё.
– Я ни в чём не уверен. Но даже мысли об этом опасны. Он их в одно мгновение считывает. Сейчас открыто конфликтовать неразумно.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– И не надейся. Ходи!
***
Почти четыре дня пути, и, наконец, Михей увидел тот самый водопад, о котором ему рассказывала Анна. Он срывается вниз с утёса особой породы. Эти камни имеют множество гладких граней, которые почти не поглощают свет. А из-за того, что по ним протекает водная струя, создавая дополнительное преломление, лучи отражаются вверх, разбегаясь против потока миллионами ярких искр.
Это выглядело по-настоящему волшебно. В озере, где вода, не унимаясь, взбивала пену, крохотные частички влаги дружно собирались в разноцветные арки, играя знакомой для землян палитрой. По обеим сторонам водопада всё было усеяно зеленью, в которой суетливо возились, звонкие неугомонные птицы.
Бурный поток, по-видимому, трудившийся не одну сотню лет, проточил в скале огромный жёлоб, над которым нависал массивный камень, державшийся, как показалось капитану, на честном слове. На небе не было ни облачка, стояла тёплая, приятная погода. Михею, с опаской поглядывающему на камень, хотелось сделать что-то безрассудное. Он, не имея богатого опыта общения с женщинами, застрял ещё в школьных годах, когда уровень привлекательности измерялся количеством глупых, но эффектных поступков.
– Красиво! Даже искупаться захотелось! – сказал бывший разведчик.
– А в чём проблема?
– Я ночью в мокром белье околею.
– Так сними, – с дразнящей ухмылкой предложила Анна.
– Что? Нет! – словно мальчишка, засмущался Михей и отвернулся.
Анна не смогла сдержать смех, но быстро подавила его, боясь обидеть Михея.
– Я ничего не увижу, – продолжила она. – У меня нет органов зрения. Кроме нас, тут никого, кто мог бы тебя увидеть и передать мне эту информацию. Ты, главное, сам «туда» не смотри.
– Нет, я, лучше в другой раз, – замялся капитан и поспешил сменить тему. – Слушай, как так вышло? Такая прекрасная, нетронутая планета практически не используется. Неужели это для того, чтобы усугубить ваше забвение?
– Нет. Всё куда прозаичнее. Во-первых, они за годы разгульной жизни растеряли и умственные, и физические кондиции и теперь попросту нас боятся. Ну, а, во-вторых, для них прогулки по лесу и созерцание природы – самое страшное наказание. Тут слишком много всего нужно построить, чтобы жить по привычному сценарию. Там у них уже всё есть, всё налажено.
– Да, лихо вы разворотили станцию, когда вызволяли Петровича! – с улыбкой вспомнил Михей.
– Того требовала ситуация. Не держи на него зла, он славный старик.
– Не называй его так, всё-таки он моложе тебя на две тысячи лет! – рассмеялся капитан.
– Моложе, но при этом мудрее.
– Я надеюсь, он знает, что делает, – задумчиво проговорил землянин и, не выдержав воскликнул: – Зачем он его притащил сюда?
– Отпусти свою злость. Она ничего не изменит, только сожрёт тебя изнутри. Мне тоже неприятен Ивраоскарь, признаться, он даже из меня смог вытащить эмоции. Но худшее, что мы можем сделать, это продолжать поддаваться на его уловки.
– О чём вы с ним говорили?
– О многом, – честно ответила Анна, чем одновременно и расстроила, и обрадовала Михея.
– Он обидел тебя?
– Прекрати. Даже если я скажу «да», ты ничего не сможешь ему сделать. И не нужно раздувать из этого драму. Я из-за этого не перестану тебя любить… – Анна осеклась сразу, как только поняла, что стала слишком комфортно себя чувствовать в компании капитана и совсем перестала фильтровать направляемый поток.
– Что ты сказала? – переспросил шокированный Михей.
– Я не перестану тебя любить, – спокойно повторила Анна, будто говорила это ему уже тысячу раз.
– Я тебя тоже, – ответил он.
Ему в этот момент ещё сильнее захотелось нырнуть в воду, чтобы потушить пылающее от стыда лицо. Анне, с виду невозмутимой и равнодушной, дважды хотелось раствориться, но она сдержалась, понимая, что Михею, имеющему полный набор органов чувств, приходится ещё сложнее, а исчезнуть некуда.
– Как такое возможно? – прервал неловкую паузу землянин. – Миллиарды галактик, планет, а мы прилетели именно сюда. Неужели это случайность? Или всё-таки кто-то подтасовывает карты? Как ты считаешь?
– Я не знаю.
– Вот как? И это несмотря на ваше превосходство в развитии. Печально, значит и нам в ближайшие годы не познать этого.
– Печально? – воскликнула Анна. – Это прекрасно.
– Почему? Что прекрасного в незнании?
– Всё. В незнании весь смысл нашего существования. Если точнее, в борьбе с незнанием. Только благодаря этому жизнь имеет смысл. Мы существуем и развиваемся, пока Вселенная подбрасывает нам новые загадки.
– Звучит парадоксально.
– Это только так кажется. Представь, что ты знаешь всё на свете. Чем бы ты занимался? Что бы заставляло тебя испытать новые эмоции?
– Да что угодно. Посмотрел бы футбольный матч.
– Ещё до того, как я стала такой, профессор Демпфинур доказал теорию квантовых сценариев, согласно которой будущее можно предсказать с достаточно высокой вероятностью. Нужен либо сверхмощный компьютер, который до сих пор не изобретён, либо, как в твоём случае, нужно быть всезнающим.
– Что за бред?
– Это не бред, это реально существующая научная работа. Всё происходящее можно предсказать, зная необходимые параметры окружающих нас частиц.
– Ну, я бы точно нашёл бы себе развлечение, – стоял на своём Михей.
– Нет. Ты жил бы в абсолютной экзистенциальной пустоте, будто читая одну и ту же книгу, или каждый раз заново проживая один и тот же день. Ничего нового. Ничего. Понимаешь? Даже будущее тебе было бы знакомо.
– Звучит как фатализм. Я не хочу в это верить, – расстроился капитан.
– Вовсе нет. Мы принимаем активное участие в плетении тонких нитей вселенского кружева. На этот счёт тоже существует множество теорий, версий и домыслов. Некоторые даже доказаны, но исключительно на бумаге. Какие-то совсем абсурдные, а какие-то даже романтически-фантастические.
