Сергей Алексеев
Три шершавых языка
Ко всей безумности происходящего добавилось еще кое-что. Хотя его разум был перегружен тщетными попытками найти хоть одно подходящее решение, какие-то новые подозрения выползли на передний план. Он опустил взгляд и обнаружил, что под рубашкой, кончавшейся чуть ниже пупа, совсем ничего нет. Нет ни штанов, ни подштанников, ни носков и даже обуви. Лишь голое тело, навстречу всему белому свету. Именно перед теми людьми, в глазах которых он мог претерпеть наивысшие муки стыда.
Все до одного отныне знали, что он поганый убийца, подонок и извращенец. И это клеймо уже не выветрится из их памяти. Его не удастся задобрить никакими благими поступками до самого скончания времен.
***
– Я ухожу, раз и навсегда, окончательно и бесповоротно, – выложил Марк Курту, когда они завтракали в очередной забегаловке.
– Я уже давно подозревал, что рано или поздно этот разговор произойдет, – спокойно ответил ему Курт.
– Кроме того, я решил, что больше не хочу тебя видеть. Никогда в своей жизни!
– А вот это, я думаю, неправильное решение, дружище. Мы с тобой не разлей вода вот уже сколько лет, напомни-ка мне?
– Неважно! Я должен начать новую жизнь, и тебе также следует заняться делами посерьезнее. Голова у тебя однозначно на месте, и я всегда знал, что ты бы мог добиться гораздо большего, чем имеешь сейчас. И почему всегда так? Вроде есть мозги у человека, но он решает стать отморозком.
– А ты что хотел? Чтобы я жил как все? Дом, машина, ипотека, жена, малышня? Нет, это не для меня! И не для тебя тоже, кстати. И даже сейчас, когда ты намерен все изменить в своей жизни, я более чем уверен, после пары-тройки недель, ну пусть месяцев, ты опять захочешь вернуться, как пришибленный пес. Если ты боишься делать важные и ответственные решение, если у тебя коленки трясутся в тех делах, где нужно проявлять стойкость, значит, и в любой другой работе ты будешь все тем же жалким неудачником.
Лишь понимая, что именно ты властелин своего мира, только тогда ты добьешься своего. Как хозяин своего собственного дела, своего собственного бизнеса, своего, мать твою, автомобиля, ты обязан управлять всем, что тебя окружает. Стремиться и добиваться чего угодно, несмотря ни на что.
– Да дело не в страхе и не в ответственности, и даже вовсе не в желании чего-то добиться, достал ты! – взорвался Марк.
– А в чем же тогда еще?
– Я больше не хочу марать свои руки во всем этом. Я тебе не говорил раньше, зная, что ты опять начнешь ездить по ушам, но мне уже каждый день снится падаль и кровь. Каждый божий день я вижу эту омерзительную смесь – трупы, грязь, кровь и черти. А еще свои руки и лицо в этом.
Ты хоть представляешь, каково это – видеть такие, например, замечательные сновидения. Значит, представь: серый мрачный пейзаж и на его фоне вздымается высоченный холм. Вообще-то, это даже не холм, а просто куча трупов, сваленных в гору. Голых, грязных, рваных на куски. С невероятно широко разинутыми ртами и с самым уродливым выражением глаз и пустых глазниц после кормежки чаек и ворон. Сколько их там? Десятки, сотни тысяч? А вонь, мне и в жизни это не описать. И только одна живая душа на вершине этого гниющего могильника, и это, мать твою, я – грязный, вонючий, одинокий гоблин. Без одежды! И знаешь, что я там делаю?
– Давай, мне уже стало любопытно?
– Я там жру! Я жру падаль, провалиться мне! Каким-то даже не внутренним чутьем, а в силу откуда ни возьмись привычного опыта я знал, что на вершине всегда все самое свежее. Можешь себе представить этот гениальный оборот? Разве я…
– Да это всего лишь сон! – выдавил Курт, заливаясь глубоким хохотом.
– Это не сон. Это правда! И это то, кем я являюсь, без всяких преувеличений. Я поганый убийца и людоед.
– Да брось! Веришь всякой всячине, как средневековый холоп. Ты еще богу начни молиться и лоб свой об пол разбивать. Уверен, если я тебя оставлю, так оно и случится.
– Поневоле начнешь тут верить! Это происходит со мной, и я хочу хоть что-то в своей жизни исправить. Так не должно длиться вечно, и если я останусь на этом пути, то все пойдет только хуже.
– Опять ты про свои страхи! – продолжил было Курт, отвернув недовольно голову.
– Да, это страхи! Но не перед жизнью, людьми или черт знает перед чем. Я просто больше не могу. Я не могу ощущать вкус еды. Я не могу поймать и жалкого мгновения покоя. Да что скрывать, у меня с женщинами ничего толком не получается. И я знаю, где лежит этот ядовитый источник, что отравляет мне жизнь. Пусть это отчаяние, которое я сейчас не в силах осмыслить, но все равно я сделал свои выводы. Я ухожу из организации и повторяю еще раз, я навсегда разрываю всякое общение с тобой.
– Даже если я окажусь в беде и попрошу тебя помочь как друга?
– Даже так! – уверенно ответил Марк. – Можешь пристрелить меня прямо здесь и сейчас за предательство, не знаю, как ты это назовешь. Но мне уже все равно.
– Ну, зачем это мне. Ты просто устал, я уже не раз за тобой такое наблюдал. Да и не только за тобой! В организации каждый первый мне щебечет о том, как уйдет из нее на пенсию и будет с тройным рвением стричь лужайку перед домом, находя в этом что-то мудрое и философское.
– Нет! Я верен, что все будет по-моему, – ответил Марк, разгорячившись. – Я уже устал раз за разом делать глупости и вляпываться лицом в грязь. Зачем мне это все нужно? Думаешь, я не смогу жить без всего этого, как делают другие? Я хочу найти способы, как списать свои грешки. Пусть через боль, страдания и муки, но я расплачусь за все. Я знаю, что я буду спокойно жить так, как это делают нормальные люди. Вставать в шесть часов утра каждый день, целовать свою жену, детей, прощаясь перед работой, получать тычки и оскорбления от начальников. Голодным и уставшим снова находить себя за ужином в кругу семьи. Вот что греет мою душу. Пусть счастлив я уже не буду, но хотя бы верну свой покой.
– Вздор! Ты уже забыл, что это за восторг, чувствовать выпячиваемые от денег карманы, вырвавшись из глубин нищеты. Осознавать эту свободу быть, делать, покупать, иметь все что захочешь. Быстро же ты выбросил из памяти то, из какой задницы я последний раз тебя вытащил, – хрипел полушепотом Курт. – Думаешь, я просто так стараюсь, чтобы ты потом плевал на меня?
– Мы оба с тобой знаем, что деньги вообще ни при чем. К черту эти кровавые деньги! – воскликнул Марк. – Ты действительно думаешь, что спас меня? От чего, скажи мне? От того, чтобы я не спился и не издох возле мусорного бака? Да я и сейчас мечтаю, чтобы кто-нибудь снес наконец мою голову из дробовика. Я уже давно стою на краю, очень давно! Но, видишь ли, мне все еще не хватает силенок и смелости, чтобы сделать это самому.
– Ну, хорошо-хорошо, только давай потише. Я дам тебе пару месяцев успокоиться и привести мысли в порядок. Уверен, что этого времени тебе будет вполне достаточно, чтобы принять правильное решение и вновь встать на путь воина. Тем более, ты заслужил отдых, показав себя с хорошей стороны.
– Давай вообще не будем говорить на эту тему. А пока нам нужно завершить операцию так, чтобы нам по приезду головы не скрутили. И мы оба не расстались, каждый со своими планами раньше задуманного срока.
– Договорились! На том и порешим, – согласился Курт.
Глава 47
Курт отважился посетить Марка ровно через три месяца тишины, без предупредительного звонка и прочих церемоний. Все это время ни он, ни Марк не пытались связаться или даже как-то поинтересоваться судьбой друг друга, хотя бы через сеть своих знакомых. Просто подкатив на своей машине во двор арендованного Марком дома, он так и остался сидеть за рулем, чего-то ожидая.
Марк вышел на крыльцо и направил свой равнодушный взгляд на автомобиль, словно что-то про себя пытался решить. Затем он махнул головой, приглашая войти, а сам исчез в дверном проеме.
Внутри он не взглянул на Курта и даже не подал, как обычно, руки. Вместо этого постоянно прятал свой взгляд и в целом выглядел задумчиво, но и напряженно. Казалось, он был на пороге рубить правду-матку обо всем насущном, чего раньше никак не мог себе позволить, и вместе с тем, всеми силами убеждал себя не делать этого.
Одет он был в теплый махровый халат поверх пижамы, на ногах мягкие домашние тапочки. Лицо тщательно выбритое и свежее. Однозначно, алкоголю был дан бойкот. Руки не покидали карманов халата, да и сидеть ему тоже не хотелось, как не хотелось оказать гостю радушное гостеприимство. Все во внешности Марка будто говорило Курту, что ему здесь не рады.
– Ну что, выбил глупости из головы? Готов продолжать наше дело? – начал разговор Курт, воткнув стилеты своего взгляда в друга.
– У нас больше не будет никаких дел, – скаля зубы, ответил Марк. – Чем дольше я с тобой, тем больше крови на моих руках.
– Иметь дело с кровью – дело настоящих мужчин! Так кажется, говорил Хагакурэ.
– Я не идиот! Не вешай мне лапшу на уши. Может быть, так и было пять веков назад, но сейчас, слава богу, совсем другие времена.
– Времена никогда не изменятся, пока это место не займут другие существа, лучшие, чем люди. А такие есть, поверь! Мне лучше знать.
– Времена, люди, всякая чертовщина! Какое мне дело до них? Я всегда наедине с собой, со своей совестью, и плевать, кто и как привык жить. Мои грешки только со мной, и я решил стать тем, кто будет бороться со злом, всеми силами бороться.
– Зло! Грешки! Ты серьезно!? И как ты собираешься возвратить детям их отцов? Тех, кого ты, именно ты отправил на небеса? Прощение пойдешь просить? Глупец! Даже сам бог такого не делает. Ты по уши в этом, и другого тебе не дано! Такое точно не смоешь из судьбы.
– По крайней мере, я буду держаться от тебя и тебе подобных как можно дальше. А значит, уже не придется плавать по шею в крови. И это, поверь теперь мне, значительный шаг. Многие люди проживают свой век, и их ничто не заставляет использовать оружие. И даже видеть его! Я давно понял, что именно ты причина всех моих несчастий, именно ты водил меня за нос, подменяя мои ценности. Потому от всей души я говорю тебе до свидания. А теперь свалил из моего дома, сукин ты сын!
***
Для Курта не было сомнений, что он навсегда потерял связь со своим другом. Да что скрывать, мы же знаем, кто наш странный товарищ есть на самом деле. Никогда в этой жизни он не был другом ни Марку, ни кому-либо еще. А давайте назовем его наставником. В данном случае нельзя говорить, что ученик превзошел своего учителя, но можно предположить, что ученик оказался недостойным той науки, какую щедро даровал Курт. Но все-таки роль проводника была выполнена, и теперь он должен исчезнуть. Но исчезнуть, как следует хлопнув дверью.
– Значит, ты решил поиграть в святошу… хорошо! – задумался Курт. – Ты даже представить себе не можешь, как меня сейчас тошнит от тебя. Прямо вот-вот чувствую, как кислый комок подбирается к горлу. Эти подлые святоши постоянно всем доказывают, да просто до омерзения навязывают свою показную чистоту. Но я вижу их грязные душонки, их ложь, их пошлые мыслишки, похоть и убогость всех их стремлений. А на вершине этого айсберга – величайшую глупость.
– Не твое дело, кто в кого решил играться. Продолжай дальше и сам прикидываться плохим мальчиком, с искореженной чужой подлостью душонкой.
– Ладно… – протяжно проговорил Курт. – В общем так, святоша, давай поступим следующим образом. Я докажу, что ты жалкий трус и, как был грязным подонком и убийцей, так им и останешься до своего последнего издыхания. И я уверен, ты будешь помнить мой заключительный урок до гробовой доски. Каждый раз, глядя на свои руки, ты будешь видеть руки, обагренные чужой кровью. Добытой тобою самим из тел убитых тобой же людей. Потому что именно ты хотел ею насытиться, именно ты жаждал отобрать чужую человеческую жизнь. И все из-за того, что ты, святоша, решил поспорить с богом, кто тут на земле имеет право решать, кому жить, а кому умереть подзаборной собакой.
– И как ты это сможешь сделать, жалкий ты плут? – усмехнулся Марк.
– Позволь, я продолжу, ты же знаешь, как я не люблю, когда меня перебивают. А тебе стоит послушать, поскольку это определяет всю твою дальнейшую судьбу.
– Три минуты, и прощай! Даю только в счет былой дружбы.
– Хорошо, договорились! После того, что ты сделаешь сейчас, ты сбежишь в то место, где тебя никто не найдет, и забьешься там как трусливая собачонка. В противном случае тебя достанут наши веселые коллеги и сделают то, зачем меня послали сюда. А именно, поработать с тобой до завтрашнего денька. Организацию так просто еще никто не покидал, знаешь ли. Кроме того, это я рекомендовал убрать тебя как человека опасного для общего дела. И вину за мертвого полицейского я тоже на тебя свесил. В общем, до завтрашнего вечера ты должен кормить червей. Так что, у тебя есть почти сутки впереди.
– Пошел ты!
– Подожди еще, я должен договорить. Тут начинается самое важное. Помнишь, как я ездил в Китай? У меня в кармане куртки связка ключей. На них указан номер отеля, где ты можешь прожить до конца своих дней, ни о чем не беспокоясь. Номер куплен, и услуги за обслуживание предоплачены на пару лет вперед. Очень советую! Там вокруг живописнейшие места, рисовые поля и чайные плантации. К тому же там тебя ждет письмецо от твоей ненаглядной Ангелы. Не спрашивай, как я его заполучил, но чтиво, скажу я тебе, прелюбопытнейшее. Я столько слез пролил, читая его.
– Да как ты смеешь!
– В общем, тебе есть повод туда ехать. Жаль только, китайского ты не знаешь. Ну, да это даже к лучшему. Будет время наедине подумать, какой ты хреновый святоша. Там в номере, в глубине кресла лежит отличнейший пистолет и патроны к нему. И я уверен, когда ты очередной раз вспомнишь меня, как я все-таки был прав, то найдешь в себе остатки смелости и спасешь этот мир от своего пребывания в нем. Иначе так и останешься жалким трусом и подонком, каким я тебя встретил в детском доме. Каким жалким трусом знал всю свою жизнь.
– Еще раз оскорбишь меня…
– Подожди! Ты обещал не мешать мне! Кстати, за твои похороны я тоже расплатился, ни о чем не беспокойся. Тебя быстренько кремируют, а твой прах спустят в деревенский толчок. Но перед этим, – и Курт выдержал трагическую паузу, – перед этим ты пристрелишь меня прямо здесь и сейчас, как поганый убийца! И, как ты там выразился? А, ну да, – людоед! Как поганый убийца и людоед!
– Да пошел ты! У тебя серьезные, очень серьезные проблемы с головой. Ты хоть слышишь, что за бред ты несешь? Тебе нужно долго-долго лечиться. Что бы я… – усмехнулся Марк. Но про себя вспомнив многообразие приемчиков и выходок своего товарища, осекся. Какого черта он все-таки задумал?
– Уверен? – злобно улыбался Курт.
– Уверен! Я, к твоему счастью, избавился от всего своего арсенала до последнего патрона. А тебе пора валить со своим бредом, иначе я сам тебя вышвырну.
– Тогда я дам тебе свой пистолет, – предложил Курт и вытащил из заплечной кобуры новенькую беретту, сияющую красотой оружейного мастерства. Курт повертел ее в руках, словно исполнял ритуал секретного ордена поклонников оружия, вытащил магазин из обоймы и установил его обратно. Затем дослал патрон в ствол и щелкнул предохранителем.
Марка его поступок привел в дикое бешенство. Еще чуть-чуть, и он вправду был готов броситься грызть горло, забрызгивая кровью Курта все стены. И все потому, что лишний здесь подонок смеет размахивать своим оружием. Курт же вздохнул, бросил печальный взгляд, будто навсегда прощался со своей любимой игрушкой детства, и положил пистолет рукоятью к Марку, а стволом к себе. Так, чтобы его собеседник не испытывал и доли неудобства, чтобы схватить его и использовать по назначению.
– Убери эту грязь со стола, и сам убирайся вон из моего дома, раз и навсегда, – зашипел Марк и вытянулся во весь рост. Кулаки сжались, а мышцы напряглись.
– Подожди! Дай мне договорить, и я навсегда оставлю тебя. Договорились? Ты же знаешь, я свое слово держу, и обо мне ты больше никогда не услышишь. Клянусь!
– У тебя осталось полторы минуты, и я больше тебя не вижу, не слышу, никогда в своей жизни!
– Хорошо-хорошо! Мне этого будет вполне достаточно. Только, пожалуйста, прекрати стоять. Сядь, пожалуйста, за стол, это важно.
– Твое время пошло, – ответил Марк и резко отодвинул стул от стола.
– Так ты все еще не уверен, что я заставлю тебя сделать это? Вот скажи, в каком месте наших совместных приключений я научил тебя сомневаться во мне?
– Сделать что?
– Ты пристрелишь меня!
– Не смеши меня, я еще властвую над собой как никак. Да и практически с самого начала у меня были кое-какие минуты прозрения. А значит, я давненько начал сомневаться в тебе. Ты думаешь, облегчил мою жизнь? Я только недавно понял, что ты все время водил меня за нос. С умыслом или без, но тот ад, в котором я сейчас сгораю, во мне, потому как именно ты всегда был рядом. Я словно подобрал кусок самого худшего, что мог найти в детском доме, и носил это с собой всю свою жизнь у сердца. Пусть это и отравляло мое существование. Я уверен, когда, наконец, перекрою всякие с тобой дела, то разорву этот порочный круг, в котором дальше блуждать нет никакого смысла.
– Без меня тебе будет хуже, поверь!
– Куда уж хуже?
– Ладно, приступим! – прервался Курт, неожиданно взбодрившись. – А то мое время убегает. Напомни мне, пожалуйста, нашли того самого убийцу Ангелы до настоящего времени или нет?
– Нет, все глухо, – злобно ответил Марк.
– А если я скажу тебе, что это я сделал?
– Я тебе не верю, ты был в Китае.
– Все правильно! Я и вправду был в Китае. Но взял чартер до Канзаса, сделал дело и тем же самолетом вернулся назад.
– У тебя точно не было столько денег.
– У меня больше денег, чем ты можешь себе представить.
– Я тебе не верю все равно. Ты просто хочешь разозлить меня.
– Хорошо. Придется мне рассказать во всех подробностях о нашей встрече, – зевнул Курт. – Убил я ее, значит, в заброшенной церквушке. Жаркая была, однако, встреча. Дралась она отчаянно и самозабвенно, к тому же страшно поранила меня. Кстати, она за тебя дралась, чтобы я от тебя отошел. Во время нашего боя были даже такие повороты, когда она одерживала верх. А у меня мелькала мысль, что все, я больше не увижу, как метко стреляет мой пистолет в дырочки писсуара. Помнишь, меня не было несколько месяцев. Все это время я зализывал свои раны. А если быть точным, после встречи именно с ней. Один глаз, который теперь стеклянный, высадила именно она, а не фейерверк. Воткнула как стилет свой указательный палец в глубину моей черепушки и выдернула его ошметки. А что она сделала с моим лицом! Сколько костей переломала! М-м-м!
– Я ни слову не верю! – продолжал хрипеть Марк. Он оказался в крупном замешательстве. Он верил и не верил Курту одновременно. Он жаждал продолжения. Он жаждал, как и прежде, поймать и казнить убийцу самым бесчеловечным образом, отделяя его конечности от тела по одной. Но то, что говорил Курт, все еще казалось невероятным.
– Я не буду тебе врать, я вообще никогда тебе не врал. В этом мой метод воспитания. А пока подожди, мне нужно продолжить, а то я не успею выложить все факты на стол. В общем, я переломал ей кости рук и ног своими собственными руками. Я отгрыз ей переломленные руки своими собственными зубами, а это было нелегко! Их, я отмечу, она мне тоже здорово проредила. Ее ребра я превратил в песок, ее позвоночник я переломил так, что ее голову мог засунуть в ее собственный зад. И при всем при этом она все еще была жива. Отдадим ей должное, она даже не пикнула от боли, вот только болтала без умолку какую-то святотатскую чушь. Прямо как ты сейчас. Напоследок я вырвал ей нижнюю челюсть, поскольку мне надоело ее слушать, и торжественно забрал ее глаза. Представь, как она выглядела без рук, без ног, без глаз, без половины башки. Ты бы все еще любил ее такую, если бы она продолжала жить? Ну и мерзость!
– Ты врешь! Я убью тебя, сука!
– Но и после этого она оставалась живой. В конце концов я растоптал ее голову, как поганую пивную банку, и сжег ее вместе с прогнившей церковью.
– Я тебе не верю, ты хочешь разозлить меня, – рычал Марк, уже бросая косые взгляды на пистолет.
– Значит, ты все еще не веришь мне? – заулыбался Курт.
– Пошел ты, подонок, тебе осталось десять секунд.
– Тогда вот что, взгляни-ка на эту штучку! – И он достал из кармана круглый стеклянный предмет, который некоторое время рассматривал сам. Курт небрежно бросил это на стол, отчего вещица подскочила и затем покатилась прямо к Марку. Тот спохватился в ту самую секунду, когда она намеревалась уже упасть с края на пол.
– Узнаешь? – ехидно спросил Курт и уставился на Марка, пытаясь запечатлеть момент его прозрения.
Сомнений не было. В небольшой стеклянной капсуле идеальной сферической формы плавал глаз, всегда неуклонно обращенный вверх своим зрачком. Все бы ничего, Марку уже приходилось держать в руках подобные шокирующие предметы. Но это был глаз человека, конкретного человека. Человека, которого он хорошо знал и любил больше своей жизни. Это был васильковый глаз Ангелы.
– Ублюдок! – взревел Марк, и стол вместе с пистолетом мгновенно взлетел до потолка. Быстрее молнии он накинулся на Курта и стал наносить град ударов по его лицу, горлу, груди, еще и еще, кулаками, локтями и, не щадя, своим лбом. Курт вместе со стулом вылетел назад и, ударившись об пол затылком, оказался лежащим на спине. Но, вот что странно, он не пытался встать или как-то оградиться от ударов Марка. Напротив, расслабленно растянулся на полу и своим опухшим кровоточащим лицом охотно принимал все сметающую злобу и ярость, что лилась наружу из Марка. Он смеялся, неровно, прерывисто, но упорно смеялся.
– Это долго и бесполезно, – прохрипел Курт в коротком перерыве и снова изрыгал подлый смех.
Страшный удар в солнечное сплетение твердым как камень локтем, а затем еще несколько вдогонку. Дыхание Курта сбилось, легкие не слушались, а вместо выдоха – сдавленный сиплый хрип. Но на лице все та же омерзительная, пусть и рваная улыбка.
Марк остановился и встал с колен. Он остервенело смотрел на распластавшегося по полу Курта и думал. Цели для него стали ясны, а задачи определены. Молча подобрав пистолет, Марк приставил его к губам врага. После чего тот, будто желая угодить, открыл рот, и оружие провалилось глубоко в глотку, грубо ткнувшись в стенку горла.
Секунды тишины, Марк безумными глазами смотрел на Курта, Курт в ответ смотрел на Марка. Затем лицо Курта расплылось в кривой улыбке, насколько он мог улыбаться разбитым лицом с пистолетом во рту. Но он улыбался и гоготал, брызгая кровью и слюной.
Однозначно, он был доволен своей работой, творением настоящего художника, режиссера и актера в одном лице. Произведением лучшего палача человеческих душ. Ведь сейчас наступала та самая секунда, когда он сделает последний шаг и поднимется на свою вершину, свой Эверест, протянет руки к своему вожделенному золотому Оскару. Вот-вот он выполнит свою миссию, и ее конец станет началом его освобождения.
Как же меня тошнит от всех этих хитросплетений человеческих взаимоотношений. Как же я ненавижу делать то же, что делают обычные смертные людишки, думал он. Прежде он не раз себе удивлялся, каким образом ему вообще столько времени удавалось походить на человека, жить как человек и играть дружбу с человеком. Хотя люди для него были не более чем скот, не более чем корм. И его оскорбляло это, потому как приходилось играть с кормом в глупые игры по правилам, придуманным самим кормом.
То, что произойдет дальше с Марком, было для него безразлично. Позже, разумеется, все пойдет по его плану. По его долгосрочному плану, с ним или без него.
Ему не нужно было убивать Марка, и крайне недопустимым было, чтобы это сделал кто-то другой. Мученическая смерть списывает прижизненные грешки легко и непринужденно. Нет, на это Курт точно не мог пойти. Смерть, пришедшая со стороны, нарушает планы и смещает устоявшийся баланс. К тому же уязвляет профессиональную гордыню демона. Каждая тварь во всей вселенной должна знать, что он всегда добивается своего, и спорить с этим отнюдь не стоит! Все-таки боги хотят, чтобы люди действовали по их сценарию. А Курт многое отдал, чтобы Марк сам распорядился своей жизнью как следует. Именно тогда его душонка достанется ему, на вечные поруки и без лишних хлопот. Столько времени ушло, чтобы посеять черные зерна зла в его душе. Столько усилий было отдано, чтобы славно удобрить их.
Не отрывая взгляда и не скрывая улыбки, Курт артистично подмигнул распухшим глазом, что был у его настоящим, отчего у Марка на пике злобы сжались все мышцы тела вместе с теми, что лежали на спусковом крючке. Произошел выстрел. Потом, через несколько секунд уже обдуманный, выверенный в правый глаз, тот, что решил подмигнуть. А затем в левый.
– Подмигиваешь мне, сука! – выругался Марк и швырнул пистолет прочь.
Сомнений не было, Марк проиграл. Проиграны даже последние надежды изменить свое будущее, измениться самому. Выпусти свою смелость добиться чего-то в жизни, а та, ради шутки или в награду, обязательно покажет, что ты жалок и никчемен. Да просто недостоин ее. Пусть даже имея за плечами такую невероятную судьбу, какую перенес на своих плечах Марк. Но возможно, такое происходит потому, что все не так уж и важно этому миру. Ему совершенно плевать на тебя. Есть ты, нет тебя, мучаешься или живешь в незаслуженном удовольствии, но кто об этом расскажет правду.
