Сергей Алексеев
Три шершавых языка
Марк резко встал и направился к дверям. Сегодня он никого не мог больше слушать. Сейчас ему вдруг стали мерзостны речи о человеческой теплоте, альтруизме и прочих туманных вещах. Достав сигарету, он утопил свой взгляд в простирающемся перед ним море и только тогда смог приостановить нахлынувшие на него чувства, сберечь хладнокровие в противовес возникавшим в голове образам вселенской подлости. Я никогда не соглашусь признать людей невинными и благородными существами, думал он. Пусть даже и есть такие одиночки, всей своей жизнью доказавшие несгибаемость своей премудрости. Но таких людей мало, слишком мало, чтобы их повстречать на пути. Уважать я буду только тех, кто действительно того достоин, и никому не позволю растрачивать свою энергию впустую на глупости.
***
Вернувшись в бунгало, Марк снова оказался на поле битвы, где каждый отстаивал свою точку зрения. Спорить они умели, отметил Марк, поскольку агрессии ни тот, ни другой не выказывали. Остальные участники с любопытством продолжали наблюдать течение диалога и с упоением ждали, чья сторона все же возьмет верх.
– Разве блага, привнесенные богом, не были формой его мудрости? – продолжал говорить Курт. – В чем заключается твое богатство и твое благополучие? Правильно, в той степени, с какой ты и сам можешь источать блага этому миру. Чем большему количеству людей доставишь их, неважно в чем, литература, спорт, политика, тем больше мир будет благодарен тебе и завалит деньгами и славой. Не будь омегой, будь альфой, и только тогда тебя уже не будет пытать голод. И с той минуты ты по-настоящему станешь спокоен. А где сейчас он, бог…
– Перестань, пожалуйста, ты не меньше моего знаешь правду, – ответила Ангела. – То, что люди слепы к очевидным вещам, уже много раз доказано. Хочешь примеры? Участники реалити-шоу в считанные часы перестают помнить об устремленных на них сотнях видеоглазков, а через них забывают о миллиардах глаз зрителей. Все, что остается у бедолаг, это четкая манера поведения недоразвитого социума, легко масштабируемая на вселенский объем. И тут возникает вопрос: сам ли бог скрыл свое существование или люди признали то, что бога нет, посчитав его неудобным во всех концепциях своей жизни.
– И где он прежде всего заявлял о себе, раз это так очевидно?
– В тебе и во мне в особенности, давай-ка не ерничай. Ты нарушаешь правила вежливого спора.
– Не врать и не манипулировать правдой?
– Именно!
– Тем не менее, ты тоже иногда нарушаешь правила, допустим, сегодня я слышал…
– Это как посмотреть, коллега. Хотя признаю, что с твоей стороны это могло показаться нарушением. Устраивает такой ответ?
– Вполне, миледи!
– Тогда ты должен понимать механизмы осознания истин, ту точку, которая ставится на их утверждении.
– Ты опять про высшие разумы, но есть еще люди, раз мы живем в людском мире. Для чего мы вообще нужны, скажи мне на милость? Строго соблюдать заветы или все-таки иметь определенные свободы?
– Я верю в людей, – ответила Ангела, – и раз мы все живем, значит, имеем определенный смысл. Все имеет очевидный смысл и замысел, как можно не понимать этого? И я знаю, что свою роль, рано или поздно, человечество сыграет в своей совокупности, сплоченности, но через одного своего представителя. Разумеется, проиграет тот, кто откажется от единения, а выберет свой путь, казалось бы, легкий и ясный, но неуклонно ведущий к одиночеству и неприятию.
– Ты имеешь в виду таких, как я, – усмехнулся Курт, – но я же не одинок.
– Нет, ты невероятно одинок, и от твоего одиночества просто веет отчаянием, пусть ты и лишен способности страдать от этого. У тебя нет ни родственников, ни друзей, только запутавшиеся в твоей паутине люди. Но и они легко отвернутся от тебя, легко откажутся иметь с тобой дело, так как нет у тебя к ним душевной теплоты, впрочем, как и нет человека, искренне любящего тебя.
– А есть ли у кого-нибудь из нашей троицы такой человек? – задал Курт странный и в то же время возмутительный вопрос, немного подняв планку напряженности в голосе.
– Мы с тобой оба прекрасно знаем, что я имею в виду, – все также спокойно отвечала Ангела. – Буду ли я и в дальнейшем близким другом Марка или на моем месте окажется кто-то другой, но я нисколько не сомневаюсь, что он сможет построить свой мир так, чтобы стать частью другого человека, сплести узы любви и основать крепкую семью. Мало того, я уверена в его силе, в его предназначении. Но в чем я точно сомневаюсь, так это в тебе. Деньги, женщины, власть, азарт – боже, как это смертельно наскучило. Разве этого барахла достаточно мало в этом мире? Разве что-то стоящее из этой свалки до сих пор было рождено на свет?
– Я перестал понимать, о чем вы, – вмешался разъяренный Марк. – Но в любом случае с меня достаточно! – резко добавил он. – Я от всей души благодарю за тот поток информации, в котором вы меня сегодня утопили, но пора бы и заканчивать. Вообще, я намерен действовать и думать так, как я сам того пожелаю, опираясь лишь на свои собственные мысли и чувства. Спасибо еще раз!
***
Гости разошлись, и последним в дверях оказался Курт. Марк пожал ему руку и ободряюще подмигнул. Курт ответил ему кивком. Ангела в это время снова копошилась на кухоньке, чтобы сдать бунгало арендаторам в первозданном виде.
– Марк, мне нужно кое-что сказать тебе, – вспомнил Курт. – Я должен уехать на несколько месяцев в командировку. В Китай. А там, возможно, задержусь чуток. Ты не будешь на меня злиться, что я так протянул с твоей работой?
– Да нет, конечно, – ответил Марк, пожав плечами. – Ничего страшного.
– Тот человек, ну, с кем я хотел тебя познакомить… в общем, он попал в серьезную аварию.
– Черт, он хоть живой?
– Вряд ли все его куски до сих пор с дороги собрали!
– Хм… ладно, я потерплю, что уж тут сказать, жалко его.
– Ну тогда будь здоров, друг! И еще раз с днем рождения! – попрощался Курт.
Глава 35
Курт срочно уехал по делам в Китай на целых три месяца, оставив Марка без обещанной ему новой работы. Хотя он и успел оправдаться перед ним тем, что по приезду задумал предложить еще лучший вариант. Марк был не против, тем более начинался сезон отпусков, что не лучшее время для перемен в своей жизни.
И вот наступило календарное лето, а вместе с ним жара, духота и сказочная лень. У Ангелы освободилось еще больше времени, потому как приличная часть ее учеников разъехались кто куда до начала следующего учебного года. Серьезных концертов до осени также не намечалось, но все же, несмотря на все уговоры Марка, она напрочь отказывалась отправиться с ним куда-нибудь подальше, чем то позволяли выходные дни. Почему-то она ждала очень важного звонка со своей прежней работы, и далеко удаляться упорно не желала.
Марк, между тем, уже давно задумал купить туристический мотоцикл и отправиться вместе с ней на пару недель поколесить от одного побережья до другого. Вместо этого пришлось ограничить свои путешествия пляжем, где он лежал и жарился под палящим солнцем, а она пряталась от лучей под большим зонтом, к тому же усиленным фольгой.
Ангела брала в руки книжку и читала вслух, с грацией и выразительностью профессионального диктора, отчего даже самые скучные участки очередного творения были вполне себе приемлемыми. Иногда маленькие дети усаживались рядышком и завороженно слушали ее голос. Часто любопытство перерастало в смелость, и они придвигались все ближе и ближе, пока мамаша малыша не выдергивала его оттуда, как гвоздь из доски, рассыпаясь извинениями за навязчивость.
Все это время было тепло на душе и спокойно, по-настоящему спокойно. Кто же мог подумать, что спокойствие – это тоже удовольствие, а для многих даже редкая удача, рассуждал Марк.
Правда, было что-то странное в поведении Ангелы, что Марк не мог не заметить. И прежде всего это выражалось в ее отрешенной задумчивости, накатывавшей на нее повсеместно. Кроме того, она будто избегала всех тех мест, где проявлялась острота чувств. Словно испугавшись огня, обходила споры и даже исключила свои мягкие упреки. Вместо этого все чаще глядела на Марка как-то серьезно, невероятно внимательно и едва заметно хмурила брови.
– Ты на меня смотришь, словно на войну провожаешь, – улыбался в ответ Марк.
– Прости, дружок, – отвечала она. – Задумалась немножко.
А быть может, мы просто достигли новых высот в отношениях, думал он. Возможно, пересекли ту границу нового уровня, когда становишься мудр в любви и окончательно срастаешься душой со своей второй половиной. Уже не нужно чего-то говорить и убеждать с пеной у рта, а тем более хватать свой ржавый меч и отправляться на другой край света, чтобы что-то доказать. Уже все было ясно без слов и лишних телодвижений.
Ангела почти перестала жить в таунхаусе, за исключением пары дней в неделю, и даже перевезла часть своих вещей в квартирку Марка. Она все время просыпалась раньше него, умывалась и готовила ему кофе, затем уже в спортивном костюме несла его чашку в комнату. Резкими движениями она раздвигала шторы и объявляла всему живому о начале нового дня на прекрасной планете. Затем отправлялась на часовую пробежку. Возвращалась она со свежей выпечкой в руках, когда Марк выбирался из душа. А после они завтракали вместе.
– Мне всегда казалось, что именно я должен так поступать каждое утро, – улыбался Марк, перехватывая с ее рук пакет, источавший аромат свежей сдобы.
– Подожди еще, дружочек, – шутливо угрожала она сквозь ответную улыбку. – Я все делаю наперед. Так сказать, предусмотрительно забочусь о своем будущем.
– Значит, мое будущее ужасно?
– О-о-о, ты еще хлебнешь горюшка! – искренне призналась она.
– Спасибо, моя Сливочка, ты очень добра!
– Что тебе сегодня снилось интересного? – спросила она. – Ты брыкался как маленький щеночек.
– Что, правда? Я еще болтал, наверное? – удивился Марк.
– И выдал имена всех своих подружек, – улыбнулась она.
– Ага. И все на букву «А».
– Разумеется!
– В общем, это был полный бессмысленный бред, и откуда это в моей голове, увы, мне никто не разъяснит.
– Самые бредовые сны – самые интересные! – провозгласила Ангела. – Давай выкладывай-ка на стол! Я жду!
– Ну, в общем, мне снились другие миры, сквозь которые я путешествовал лишь одним щелчком мысли, лишь силой своего любопытства. Я наблюдал большие и красивые планеты, населенные существами-интеллектуалами, подобными нам, и прочие с невысоким относительно нас уровнем развития. Там были бескрайние засеянные поля в сельской глуши и странная для наших мест архитектура. Нередко встречались непроходимые джунгли диких растений, пока что лишенных радости слышать крики живых существ и опустевшие города.
На одной из планет я почему-то решил остановиться и сразу же ощутил такое чувство или знание, будто всю жизнь на ней пробыл, как в родном доме. Большой теплый мир, с яркой фиолетовой атмосферой, кругом цветущие и благоухающие растения, низкие постройки с темными коническими крышами, как шляпы звездочетов, обязательно увенчанными на вершине флюгерами. А над головой – красивейшие планеты-спутники, плывущие в небесах одна над другой. Но сами спутники вовсе не казались такими жалкими точками, как Марс или Венера у нас на Земле, а были огромными, тяжело и медленно бредущими сферами в половину небосвода. Такие сильные и могучие.
Самая отдаленная из них раз в десять крупнее нашей Луны и также мертвенно-бледного цвета, голая и пустая. Вся ее поверхность была испещрена кратерами и воронками от метеоритов. Самая ближняя и по ощущениям, и по размерам являлась и самой большой. Да что там, просто громадиной цвета раскаленного докрасна железа. Она была настолько близка к моей планете, что вся ее атмосфера проглядывалась невооруженным глазом, и в этот самый миг на ней происходил активный период зарождения земной твердыни. Вспышки вулканических выбросов, буйство огня, беснование огненного царства и небольшие островки черной суши, наверное, размером с Евразийский континент каждый, плавали среди широких лавовых океанов.
Островки по кусочку таяли среди магмы и возникали вновь, а мне искренне казалось, что я слышу извержения вулканов, казалось, меня каждый раз обдавало жаром, когда лавовые массы, брызги и искры высоко подбрасывало вверх. Я и вправду слышал своими собственными ушами музыку гравитационных сил тянущихся друг к другу планет, похожую на вибрацию тяжелых медных труб, обдаваемых огнем. Иногда этот звук прерывался оглушительным и резким треском Земли, бросавшим в холодный пот каждую живую здесь душу. Словно мы плыли на древнем парусном корабле, и безумно разбушевавшийся океан, будто хребет, ломал его деревянные киль и шпангоуты.
Эти тяжелые небесные сферы кружились вокруг моей планеты медленно и уверенно, чувствуя себя полновластными хозяевами внимания, мыслей и жизней каждого обитателя. И какая-то смертельная тоска, может быть, отчаяние, может, страх потерять веру постоянно жила во мне. Я однозначно признавал, что скоро, очень скоро, в течение моей недолгой жизни, этот пылающий монстр столкнется с моим домом, и все живое, так же, как и я, ожидающее скорую гибель, сгинет в огненном вихре. Мольбы, отчаянные крики из самых глубин души, надежда и самые искренние обещания – все это тщетно, все уже безнадежно потеряно. Каждый, обладающий здесь божественной искрой, каждая мелкая мушка, каждый зеленый побег – все словно ждали своего единственного освобождения, свой последний выход из этой ловушки.
Лишь дети, маленькие дети, которым не дано стать родителями, самые счастливые существа, в этом мире весело играли, позабыв о смятении, страхе или о внутреннем принуждении думать об отсроченной гибели. Оптимизм, пессимизм – всего лишь две стороны глупости. А мне было почему-то тепло, немного тоскливо и даже приятно. Чувства сверкали искренностью и чистотой, будто хрусталь. Я никогда прежде не осознавал себя таким чистым. Я лежал в гамаке и загорал под красными излучениями приближавшейся планеты. На мои глаза надвинуты темные очки, и сквозь них было так приятно наблюдать красоту вулканического мира, удивляться и восхищаться изобретательностью премудрой смерти. Это и волнительно и прекрасно. Величайшее нерукотворное произведение искусства, готовое на долгие годы поглотить все твое внимание, твои заботы и мечты.
И там я непрестанно находил гораздо больше, чем просто динамику меняющихся пейзажей. В ней было что-то такое, что словно говорит тебе: не ты главный в этом мире, не то, что здесь называют человечеством, и даже не сам бог. Все будет так, как будет, и никак иначе. Что бы ты ни думал, чего бы ты ни желал. И это нравилось мне, потому что я познал суть этого кульминационного момента. Принял, что это тот самый редчайший случай, когда я действительно ничего не хочу, мне ничего не нужно, мне не к чему стремиться и не на что надеяться. В моей голове возникали мысли, словно они были не мои. А может, они рождались потому, что я стал тем редким счастливчиком, взглянувшим в свое будущее? Я принялся думать, что приближающееся событие и все то, что предшествует ему, вся эта красота, мощь и мой внутренний мир на фоне происходящего даны мне словно как самый великий дар, будто это самое светлое знание для достойнейших из существ.
И вот это случилось! Начало и конец, ответы на все вопросы и загадки, пища для голодных и сакральная находка для ищущих. Яркая вспышка, такая медленная, тягучая, вибрирующая, накатилась на меня, сдавила мое дыхание. В моих сомкнутых глазах все ярче и ярче разгорался свет, силой пробивавшийся сквозь мои веки, и в конце меня накрыло стеной ослепительной белизны, секунды, минуты, месяцы, и вот…
– Что вот? – тюкнула она пальцем ему между ребер. – Ну, давай, не мучай меня!
– Что-что? – улыбнулся Марк. – Ты открыла шторы, свет попал мне в глаза, и я проснулся.
– Ты не мог как-то получше завершить? – огорчилась она. – Все было так волшебно описано, словно сама там побывала.
– Да, действительно, очень странный сон, – подметил Марк. – Последнее время мне редко такие снились.
– Жаль, я не могу видеть твои необычные сновидения. Но, тем не менее, каждый раз, когда я спрашиваю у тебя о них, ты рассказываешь мне такое, что открывает в моем воображении картины, достойные стать произведениями искусства. Вот знаешь, что я подумала? Мне следовало выбрать художественную школу вместо музыкальной, тогда наша пара была бы и вовсе идеальной.
– Спасибо, кисонька! Мне приятно делиться с тобой такими тайничками. И я благодарен, что тебе интересно, – ответил ей Марк.
– А мне приятно, что ты охотно делишься со мной. И мы обязаны делиться многим другим. Это так здорово – воодушевлять кого-то на какие-нибудь новые подвиги каждый день, каждую свободную секунду. Именно так мы будем интересны друг для друга, пока мы вместе.
– Пока мы вместе… мм… – пробубнил Марк. – Давай-ка заменим это выражение на какое-нибудь другое. Это звучит слишком фатально для меня. Пока мы живы! Ну, нет, тоже не подходит, давай-ка просто говорить – всю нашу жизнь.
– Но мы можем, гм… не буду говорить этого слова, в разное время, – отрезала Ангела.
– Неважно, – ответил Марк. – Ты такая сильная и умная, и я уверен, что ты легко протянешь и без моей помощи, найдешь кого-нибудь, кто лучше меня, успешнее, – улыбнулся Марк и вдруг осекся. – А вообще, что это за разговоры у нас?
– Давай я кое-что скажу, а ты не будешь отвечать или задавать новые вопросы, по этой теме. И тогда поставим точку, – предложила Ангела.
– Давай, топи!
– Клянешься, что не прервешь меня и не будешь спрашивать? – спросила она и в полную силу посмотрела ему в глаза.
– Клянусь, моя радость!
– Мне нужно действительно тебе кое-что сказать, – нахмурилась она, придав своему лицу еще больше серьезности. – Чтобы со мной ни случилось, а ведь замечу, один раз я тебя подвела, ты должен продолжать жить, и жить достойной жизнью, достойного человека. И я ни разу не солгу, сказав, что на тебе лежит тяжкое бремя миссии, которую ты должен выполнить любой ценой, ценой собственной жизни. Другие люди – просто попутчики. Хорошо, когда они будут приятны и полезны, плохо, когда…
Поверь мне, я чувствую это каким-то своим особым чутьем, каким-то своим глубинным зрением, что ли. Шути, смейся, мне все равно. И понимая это, я признаю то, что ни твоя, ни моя жизнь не будет такой гладкой и простой, какую бы мы хотели. И в том, пусть это будет моя миссия, чтобы ты ни разу не свернул со своего пути, ни из-за меня, ни из-за каких-то чувств ко мне. И вообще ни из-за кого-то еще. Это все далеко не так важно, это всего лишь эпизоды перед…
– Ладно, если что-то с тобой случится, я быстро найду другую девушку и забуду о тебе, – пытался Марк шутливо перевести тему разговора и тут же вздрогнул от пробежавшего холодка, когда его воображение включило отнюдь не радужные картинки. – Прости, лисичка, но я буду любить тебя вечно. Что бы ты ни говорила, что бы ни сделала. Я даже представить себе не могу, что произойдет со мной, если я тебя потеряю. Если бы ты только знала, что я пережил, как я мучился, лишившись тебя в детском доме. Я видел себя бессмысленным существом, словно из меня выдернули душу. Я чувствовал себя никчемным, ни на что не способным, будто кто-то забрал мой позвоночник. Ни одна физическая боль тогда не смогла бы насытить моих палачей, проклятых безысходность и отчаяние.
– Но, тем не менее, это придало тебе сил! – вставила Ангела. – Ты все сделал правильно. Ты поступил как настоящий мужчина, как лучший друг. Решительно, целеустремленно и деятельно! А следовательно, и это имело смысл.
– Это было гораздо легче, поверь мне, чем дальше жить с дырой в груди. Чтобы заглушить боль, я мог пойти и на большее, гораздо большее. Ты и представить себе не можешь…
– И ты поверь мне, все, что с нами произошло, было до последней капли важно для каждого из нас. Иначе не могло бы и быть, – как-то туманно изрекла она. – Таково и все остальное наше будущее, какие бы подарки оно нам ни принесло.
Глава 36
– Я улетаю завтра в Европу, дружок, а оттуда прямиком в Россию, – объявила Ангела, едва в закрытые глаза Марка ударили солнечные лучи, проникшие сквозь окна.
Облаченная в спортивный костюм, она открыла широко шторы и уставилась на него, желая довести начатый разговор до конца. Марк уже полчаса как смекнул про ее намерение что-то сообщить ему, поскольку за утро она несколько раз успела удариться ногой о кровать. Разумеется, случайно, и глубоко вздыхала между этим.
– Наконец спустя столько лет у меня есть возможность повидать свою мать, и мне не терпится отправиться в путь, – продолжила она, когда Марк уставился на нее удивленным взглядом. – Вся поездка займет примерно восемь дней. Ты же не успеешь сильно заскучать без меня?
– Ты серьезно? – удивился Марк. – Ты ее нашла? Уже договорилась с ней?
– Да нет, почти… Знаю только, где она живет и чем занимается, но поговорить с ней мне не удалось. Похоже, она чурается людей и общения.
– Ну, хоть что-то есть!
– Это да. Не могу даже представить, какие трудности свалились на ее голову за все эти годы. Я решила сама появиться на пороге ее дома. Просто так правильно и гораздо быстрей.
– Ой, возьми меня с собой! – предложил Марк, – Россия может оказаться опасным местом. И я не прощу себя, если что-то случится.
– Извини, дружок, но, пожалуй, нет, – выдохнула она и посмотрела на него так, как даровано только ей. Глубокую серьезность принятого решения невероятно веско доказывала особая форма складок на лбу и без слов говорящее выражение глаз. – Тут уж я одна. Ты же мне доверяешь, дружочек?
– Я тебе искренне доверяю, моя пушистая лисичка, – ответил Марк, все же чувствуя какую-то недоговорку.
– Не обижайся, пожалуйста. Мне немного и самой все это волнительно. Что я там встречу? И вообще, я не вполне уверена, что смогу выдержать это мое новое испытание. Уже прошло много лет, и самое неприятное, что со мной может случиться…
– С тобой все будет хорошо, – оборвал ее Марк, звучно зевнув и извинившись за этот проступок. – Я догадываюсь, чего ты опасаешься. Возможно, тобой овладел страх, что она тебя не признает или вообще отвергнет. Но побудь рядом с ней немножко подольше, и, я уверен, твоя теплота растопит любой лед, даже самое окаменевшее сердце, как бы ей тяжко ни приходилось. А забыть тебя – это вообще нелепость! Один раз потеряв тебя, я ни дня не прожил без воспоминаний о моем неповторимом бледнолицем человечке, – улыбнулся он. – А мы говорим про твою родную мать.
– Да, ты прав, ты как всегда прав, дружок, – туманно согласилась она. – Все будет именно так.
– Я, главное, прошу тебя, ты звони тогда почаще, иначе я места себе не найду.
– Обязательно, Марк. Но, пожалуйста, учти разницу во времени с Москвой. Будить тебя я все же не посмею, – уточнила она.
– Неважно, звони, главное, я хочу знать, что у тебя все в порядке! – настаивал он.
– Хорошо, я буду сообщать все последние новости, дружок.
– Как все-таки плохо, что вы меня оба бросили, притом одновременно, – принялся жаловался Марк. – Курт тоже задерживается в своей командировке и, похоже, еще на несколько месяцев. Он до сих пор так толком и не рассказал мне, чем там занимается. Первый раз за ним такое замечаю.
– Давай-ка перенесем разговоры о нем, – вздохнула Ангела. – Но сегодня, думаю, стоит на славу отметить предстоящие события. Предлагаю набить животики всякой вкуснятиной, сходить в кино, а вечером провести время в хорошем ресторанчике с живой музыкой.
– А после ресторанчика?
– Все, что пожелаешь, любовь моя!
– Поиграешь на рояле?
– Ах ты, хитрый плут, конечно, я сыграю тебе, дружок. Пожалуй, даже кое-что особенное, – обещала она, усевшись на край дивана и запустив свои пальцы в его волосы. Марк так и лежал в постели, оттягивая начало дня, а теперь и вовсе не хотелось. – Сегодня будет нечто сладостно-печальное и томительно-гнетущее. Такое, что душу вытянет из тела и заставит ее взлететь до небес, – обещала она и выразила свое стремление особым взглядом, какой часто можно наблюдать у поэтов, читающих стихи и застывших в ту самую секунду, перед грандиозной кульминацией.
– Мм… отлично! Тогда я самый счастливый человек на земле! – улыбнулся Марк.
– Я знаю, дружочек! В этом-то и есть большая затея, – добавила она, заставив Марка еще сильнее разворошить поток мыслей и укрепить свои подозрения. Все же что-то было сегодня такое в образе Ангелы, чего он не мог пропустить мимо своего внимания. Он всегда считал ее человеком, готовым ко всему, и едва ли мог вспомнить ее разговоры о своих страхах, а уж в такой манере и подавно. Но только не сегодня.
Хотя мать есть мать, продолжил он размышлять, одновременно вспомнив, как для него самого мучительны мысли о своих родителях. Кто знает, какие тревоги одолевают ее перед встречей с ней? А как бы я сам метался из угла в угол, окажись в такой же ситуации? Похоже, все так оно и есть. Но к чему столько туманных намеков?
***
День прошел просто великолепно. После насыщенной событиями прогулки с самых ранних утренних часов молодые и счастливые люди вернулись в дом Ангелы, не чувствуя от усталости ног под собой. Слишком много пережили они сегодня ярких событий, слишком много они разлили самых теплых и нежных чувств.
Марк развязал на шее галстук и сбросил с ног туфли. Затем, недолго думая, развалился на диване. Оттуда он взглядом поманил ее к себе. Но, несмотря на едва ли меньшую усталость, Ангела кокетливо улыбнулась и, сняв аккуратно обувь, устроилась за роялем.
Прошли секунды, в течение которых она, склонив голову, настраивала эмоции и разум, а затем принялась играть свои самые любимые произведения. Среди них оказалась и «Лунная соната» Бетховена и прелюдии Баха в редакции Рихтера, часть из которых для Марка звучали сюрпризом. Пусть они были немного грустные, иногда заставляли далеко швырнуть свой разум в самые темные дебри черного леса, но сегодня было все настолько хорошо, что не составило бы труда выйти из любых лабиринтов, повинуясь далекому зову сердца.
– Ты выйдешь за меня замуж, моя маленькая белая лисичка? – спросил он, когда Ангела присоединилась к нему на диване, положив голову ему на колени. – Мы купим большой красивый дом, заведем кота – какого захочешь! У нас обязательно будет дочь и сын, и, разумеется, мы станем самой счастливой семьей на этом свете.
– Я ждала, когда ты, наконец, спросишь меня об этом, – полусонным голосом ответила она. – Конечно же, дружочек, я с радостью выйду за тебя.
– Я так тебя люблю, моя кисонька, – прошептал Марк, поправляя волосы вокруг ее уха, чтобы лучше видеть ее лицо.
– Мм… – согласилась она еще тише, – я тоже, дружочек, я тоже.
Хотя вся сцена с предложением не излучала фонтаном брызжущего восторга со всех сторон и крайне отличалась от излюбленных сцен голливудских мелодрам, но душевного ликования, пусть и сдержанного, было отнюдь не меньше внутри каждого из них. Без тени выжидательных сомнений, без лишних эмоций, без наигранного веселья – именно потому, что все стало давным-давно ясно и переживалось более чем естественно.
Марк еще долго любовался спящей на его коленях Ангелой, боясь шелохнуться, чтобы не разбудить ее. Они были такие молодые, бесконечно молодые и невероятно красивые люди. Вся жизнь впереди, и казалось, ничему уже не под силу оторвать их друг от друга. Будущее, оно прекрасно. Будущее прозрачно, словно ключевая вода. Будет так много событий впереди, столько много радостей. Как же все-таки легко жить, когда ты лишен сомнений и неуверенности. Когда весь мир говорит тебе волшебное слово «да»!
В конце концов, Марк уснул и сам. Очнувшись среди ночи, он обнаружил себя укрытым одеялом, часы с его руки оказались на столе, а туфли аккуратно стояли рядом с диваном. Ангела в это время уже должно быть садилась на предутренний рейс до аэропорта Хитроу, откуда следовала пересадка до Москвы. Марку хотелось сердиться на нее за то, что она не попрощалась с ним, перед тем как покинула дом. Он даже схватил телефон, но все же совладал с собой и отложил разговор. Лучше позвоню позже, ведь оценить замысловатость поступков Ангелы может только сама Ангела. Все равно через неделю она вернется, успокоил он сам себя.
