Сергей Алексеев
Три шершавых языка
Глава 46
В один из тех прекрасных дней, когда наших друзей отправили колесить по стране с грузом на борту, Курт вновь предавался пороку великого уныния. К тому же казался без причины капризным и раздраженным. Но деваться было некуда. Оставалось развалиться на заднем пассажирском сиденье мчащегося автомобиля и развлекать себя обрыдлым бездельем. К прочему удовольствию, было очень жарко и вяло. Кондиционер как назло не справлялся со своим предназначением, и пришлось опустить все окна. Радио также было выключено, а привычный гул двигателя давно перестал быть заметным для слуха. По ощущениям, автомобиль был битком набит смертельно-тоскливою скукой, которую то и дело прорывало как следует поджечь.
Печное пекло, пустынная дорога. По сторонам такие же пустынные пейзажи. За текущий час на пути не встретилось ни одного замшелого водителя, ни одной работающей бензоколонки. Наконец впереди забрезжила одна такая одинокая машинка, расплывавшаяся поначалу в потоках горячего воздуха, и от царившей скуки привлекла к себе все внимание друзей.
Внезапно какая-то оголтелая мысль пришла в голову Курту, невольно склонившая его к активным действиям. Он громко, с характерным хрипом прочистил свое горло и затем, подтянувшись к окну, метко плюнул в лобовое стекло навстречу летевшего автомобиля. Тот в свою очередь с визгом притормозил и разразился прерывистыми сигналами клаксона в убегающей позади дали.
– Твою мать, ты какого черта делаешь? – злобно возмутился Марк.
– Езжай, не твое дело, – грубо ответил Курт.
– Ты совсем мозги пропил, нам нельзя попадаться на глаза!
– Без тебя знаю, как и где себя вести. Рули и не отвлекайся.
– Больше так не делай, ты тупишь!
– Ладно, ладно, тоже мне разнылся, сыночек. Давай я сяду за руль, только заткнись, – предложил Курт.
Они поменялись местами, и теперь уже Марк растянулся на заднем сиденье. Болтать ему не хотелось.
***
Примерно через двадцать минут в зеркале заднего вида отразился еще один автомобиль с подозрительной манерой езды. Поначалу он ехал на приличном удалении, не догоняя и не отставая, хотя скорость их автомобиля была весьма приличной. Несмотря на то, что инструкциями предписывалось вертеть головой во все стороны и все ситуации на дороге априори считать подозрительными, вялотекущие от жары мозги со всеми остальными потрохами отказывались включаться и концентрироваться на работе.
Но «веселые» события не заставили себя долго ждать. Злополучная машина, следовавшая позади, вдруг замигала синим светом, и вместе с этим зазвучали не самые милые каждому из нас звуки сирены.
– Да какого хрена ему надо, – возмутился Марк, еще не успевший в полной мере успокоиться после выходок Курта.
– Не боись! Товар компактный, ничего он не найдет. Спрячь оружие под сиденье, а диспетчеру не звони.
– Но мы обязаны! – возмутился Марк.
– Я все беру на себя. Проверит документы и свалит. Ничего страшного, – уверил Курт.
Полицейская машина в конце концов почти уперлась в зад, и теперь растаяли сомнения, что она была нацелена на их новенький BMW.
Курт припарковался на обочине, достал документы и стал ждать. Полицейский также остановился позади, медленно вышел и направился к нашим героям. Здоровая двухметровая дубина в форме и маршальским значком на груди сначала молча заглянула на место пассажира, где сидел Марк, затем выросла над водителем.
– Здравствуйте! Маршал округа DS такой-то. Поступила жалоба. Кто-то из машины, похожей на вашу, плюет в проезжающие автомобили.
– Вам может это показаться невероятным, но, сэр, мы, видимо, стали жертвами тех же самых хулиганов. К нашему великому изумлению, некто лишенный благоразумия совершил тот же возмутительный акт вандализма, проезжая мимо нашего автомобиля, – ответил ему Курт.
– Он двигался вам навстречу или попутно? – спросил полицейский.
– Он двигался попутно, сэр. Немного быстрее нас.
– Хотите сказать, что кто-то, двигаясь в том же направлении, что и вы, на скорости около восьмидесяти миль в час смог плюнуть и попасть в вашу машину?
– Да сэр, именно так и было, – уверенно ответил ему Курт, впечатляя Марка блестящим актерским мастерством. – Мы не стали вызывать полицию и вообще сделали вид, что ничего особенного не произошло. Сами знаете. Если откликаться на таких невежд, а тем более отвечать грубостью на нахальство, это ни к чему хорошему не приведет.
– Разумеется! Я с вами совершенно согласен, – ответил маршал, немного расслабившись. – Откуда вы едете?
– Мы едем с восточного побережья, у нас был небольшой перерыв в работе, и мы воспользовались им, чтобы немного восстановить силы.
– Вы американцы? У вас небольшой акцент.
– Сейчас мы американцы. Мы даже успели послужить в Афганистане, а мой друг был сильно ранен под Кабулом в живот, представляете!
– Хорошо, – успокоился наконец полицейский. – Не могли бы ли вы показать ваше водительское удостоверение? И вашего пассажира попрошу предъявить документы.
– Разумеется, сэр!
– Вы сегодня пили?
– Нет, сэр.
– А ваш попутчик?
– Нет, сэр, он трезв.
– Однако я бы очень хотел, чтобы вы прошли тест на алкоголь. Это чистая формальность для галочки. Вы же не будете возражать?
– Конечно, сэр, все, что вам угодно!
– Что вы предпочтете, тест на координацию или подышим в трубочку?
– Предпочту тест на координацию.
– Хорошо, тогда медленно выйдите из машины, чтобы я постоянно видел ваши руки.
– Хорошо, сэр, правила я знаю. Меня останавливают не впервые.
– Тогда все пройдет быстро, и мы спокойно разъедемся, – уверил служака.
Курт спокойно вышел из машины, встал, куда указал маршал, и выслушал вводный инструктаж.
Марк был исключительно уверен в своем товарище, ведь прежде, в любой другой жизненной ситуации он всегда оказывался неоспоримым победителем. Будто он был этаким храбрым пилотом злющего П-51 «Мустанг» на фоне этажерки-кукурузника жизненного пути Марка и всех прочих людей. Но сегодняшнее утро творило чудеса и воистину поражало воображение.
Неожиданно, потому как это казалось невозможным, у Марка закрались какие-то неприятные предчувствия. Что-то было в поведении Курта, тонким голоском вопившее о совершаемых им мелких ошибках. Проскальзывали какие-то мизерные неточности, то ли в движениях, то ли в самом внешнем виде его товарища. Эти песчинки нескладности, возможно, оказались бы незаметны для простого обывателя. Но для полицейского, повседневной обязанностью которого являлось умение читать такие подробности, могли бы стать довольно заметным указателем.
Курт по команде полицейского довольно гладко повторял его движения и даже с прецизионной точностью коснулся кончика своего носа. Казалось, вот-вот еще пару шагов по прямой линии, и можно расслабить булочки, но шаг, еще шаг, и нога, описав в воздухе какую-то незатейливую кривую дугу, упала туда, где ее совсем никто не ждал.
Разочарование Марка было ошеломительным. Если собрать и впихнуть в одного человека боль и страдание всех футбольных болельщиков испанской национальной сборной, когда та в пух и прах проигрывает, это и было именно то, что почувствовал Марк.
Полицейский был на удивление справедлив и предложил еще раз пройти по прямой. Но шаг, два, три, и…
– Твою мать, твою мать, сука, твою мать! – рассыпался искрами Марк, намертво вцепившись от напряжения в ручку двери автомобиля, а другой в водительское кресло. – Какого черта ты, кусок идиота, вытворяешь?
Разумеется, дальше все пошло не по плану.
– Пожалуйста, встаньте лицом к автомобилю, – скомандовал маршал Курту.
– Простите, сэр, совсем недавно я получил спортивную травму, позвольте мне еще раз пройти этот тест, – спокойно ответил Курт.
– Пожалуйста, встаньте лицом к автомобилю, я прошу вас.
– Но, сэр…
– Четко выполняйте мое требование! – поднял голос маршал. – Вождение в нетрезвом виде является серьезным правонарушением. Не усугубляйте свое положение сопротивлением должностному лицу.
– Сэр, я не употреблял сегодня алкоголь и готов пройти дыхательный тест.
– Пожалуйста, встаньте лицом к автомобилю и положите руки на крышу.
Курт нехотя встал перед автомобилем полицейского, но руки остались висеть по швам. В это же самое время Марк, недолго думая, вышел из автомобиля, решив вмешаться и мирно разрядить ситуацию.
– Сэр! – снова обратился полицейский к Курту. – Положите обе руки на крышу автомобиля, а вы, сэр, пожалуйста, вернитесь на свое место, ситуация серьезная.
Курт как стоял лицом к машине, так и остался стоять и даже пальцем не пошевелил. Марк успел сделать два шага к маршалу, на что тот тут же среагировал, ловко расстегнув кобуру и положив правую руку на рукоять пистолета.
– Пожалуйста, вернитесь в машину. Прошу вас не накалять обстановку. Повторяю, ситуация очень серьезная, – стоял на своем маршал.
Марк, оценив серьезность его намерений, остановился и приподнял руки выше пояса.
– Прошу прощения, сэр, – начал Марк, – мой друг действительно имеет серьезную травму ноги. Он вообще не имел права проходить этот тест.
– Понимаю! Мы разберемся. Пожалуйста, вернитесь в автомобиль и сядьте так, чтобы я вас видел, – велел полицейский в ответ.
Марк медленно попятился к машине. Хотя ситуация и приняла довольно неприятный оборот, в любом случае она обязана была разрешиться. Курьеры в организации всегда выбирались среди чистеньких перед законом кандидатов. И в подобных ситуациях, даже если в машине был груз, следовало в полной мере выполнять все требования полицейских, быть вежливыми и ни в коем случае не ввязываться в перепалки. Но какого черта ты опять вытворяешь, Курт?!
Следующие несколько секунд промчались будто в замедленной съемке. Полицейский, провожая взглядом Марка, потянулся к рации, его большой палец уже касался гашетки, и рот было начал издавать звуки…
– Центральная…
Словно молния посреди звездного неба, Курт бросился на служителя закона, оттолкнувшись ногой от автомобиля, и в мгновение ока на песке бешено рычал и пульсировал плотный комок разъяренной злобы. Грянул выстрел, затем еще один, еще и еще. Полицейский держал пистолет в одной руке, пытаясь достать им Курта, другой сжимал выносной элемент рации, одновременно стараясь отбиться от напавшего. Он что-то кричал, но едва ли его слышали коллеги-полицейские, так как Курт, сквозь удары по лицу маршала, успешно затыкал ему рот, а затем вообще захватил власть над средством связи.
Опять выстрелы, и Марк на лету к кратеру горячего события слышит, как пули свистят мимо его головы. Он с трудом выломал из рук полицейского пистолет, опустевший и теперь бесполезный, и пытался помочь Курту, пока не появились свидетели.
Но маршал оказался не такой уж легкой добычей. Он быстро поменял тактику, понимая, что сейчас нужно использовать тело Курта, чтобы закрыть себя от атаки со стороны Марка. Теперь все, что ему требовалось, это как можно дольше тянуть время. Только хороший жирный кусок времени мог спасти его жизнь, и поначалу ему это вполне удавалось. Курт пытался оголить места для ударов, чтобы Марк воспользовался ими, но совершил оплошность. В руках полицейского оказался перцовый баллончик, и он хорошенько обработал им единственный глаз Курта, хотя и самому, конечно, досталось прилично.
– Застрели его, твою мать! – орал Курт, задыхаясь и пытаясь как-то парировать атаки полицейского, все чаще пробивавшиеся в его лицо. – Убей его, наконец!
Марк кинулся к машине, под переднее сиденье, откуда выхватил пистолет и побежал обратно. Он три раза выстрелил около головы полицейского, лежащего на спине под грузом ослепленного Курта, и скомандовал, чтобы тот не двигался.
– Стреляй в него, говорю, стреляй, он нас всех посадит, ты видишь! Стреляй, слабак, трус! – орал Курт.
То ли от отчаяния, то ли от неверия в свою удачу, но полицейский отказался подчиняться командам и, полностью перехватив инициативу, начал жестко колотить Курта по лицу, притом находясь снизу.
– Убей его, трус! – продолжал орать Курт сквозь удары.
Марк выстрелил в местечко, расположенное примерно под ребрами полицейского, поскольку ничего пригодного для удачного выстрела в такой бешеной динамике больше не нашлось. Причем рвануло два выстрела не сдерживающего себя «Глока» – любимого оружия Курта. До его оружия добраться было быстрее.
Полицейский тут же обмяк, отцепившись от Курта, и перевалившись на левый бок, согнулся в позу младенца. Одной рукой он прикрывал рану, а другой голову. Сквозь пальцы обильным потоком сочилась кровь черно-бурого цвета.
Марк без тени сомнения знал, что это значило для полицейского. Сейчас его печень превращена в жалкие ошметки, в чертов фарш, и жить ему осталось-то не более десяти минут. Теперь и сам дьявол не поможет ему увидеть свою семью в последний раз.
Курт встал, вытирая глаза рукавом, затем вырвал у полицейского радиостанцию и угостил его несколькими хорошими пинками по незащищенной спине.
– Дай пистолет, – скомандовал он другу.
– Достаточно с него, он уже труп, – рычал Марк.
– Давай быстрее мой пистолет, я в любом случае убью его. Хочешь задом торговать в федеральной тюрьме! – заорал Курт и с силой вырвал оружие из рук Марка, поймав его за ствол.
Он снова повернулся к полицейскому и стал наблюдать, как тот корчится на земле. Первый выстрел был в колено, затем в то место, где позвоночник переходит в таз. Затем Курт обошел жертву с другой стороны и выстрелил в желудок, но тот все еще был жив. В обойме оставались несколько патронов, и он высадил их все до одного, не особо прицеливаясь к конкретному месту. Полицейский больше не шевелился.
– Бери за ноги, его нужно забросить в багажник.
– Да хрен на него, – рычал Марк, прочувствовав, что его мир сегодня разрушился раз и навсегда. – Сука ты!
– Слушай меня! Бери за ноги, забросим его в багажник, отвезем на свалку, а там наши коллеги о нем позаботятся. Ты слышишь меня? – хрипел от злобы Курт.
– Да, слышу, твою мать, сегодня я уже наслушался от тебя, подонка.
– Я сяду в полицейскую машину и буду ехать впереди, а твои заботы на этом заканчиваются. Когда мы подъедем к свалке, ты остановишься, где я тебе махну рукой и будешь ждать меня. Ты хорошо меня понял?
– Да понял я! Какого хрена ты меня переспрашиваешь, – злобно ответил Марк.
– Тогда за дело!
Они забросили тело маршала на заднее сиденье его же автомобиля, поскольку багажник оказался заваленным покрышками, с которыми возиться вовсе не хотелось. Затем расселись по машинам. Движение начал Курт, резко вырвавшись вперед, и будто назло его выходки сегодня на этом не кончались. Он вел полицейскую машину, размашисто виляя из стороны в сторону вдоль дороги, затем испробовал ее тормоза и проверил, какое она делает ускорение. Разве об этом думают обычно люди, когда убивают кого-нибудь? Да почему, кого-нибудь – это же треклятый полицейский. Просто так с рук такие ошибки не сходят. Что вообще вдруг взбрело в голову этому черту одноглазому, всерьез кипел Марк.
Через пару десятков миль полицейская машина с Куртом завернула влево и помчалась по проселочной дороге, высоко подпрыгивая на кочках и издавая глубокий рев. Курт явно выбивал из мотора все, на что тот был способен. Ко всему прочему удовольствию, он врубил полицейский звуковой сигнал, мигалки и на всю громкость радио.
– Вот же глупец, – рычал от злобы Марк, ударяя раз за разом ладонью о руль. – Мало упырю сегодня было развлечений? Все, черт меня побери, пошло все к чертовым чертям. Так меня со времен детского сада никто не раскалял. Больше я тебя, отморозка, слушать не стану. Я все буду делать по-своему, и плевать мне на тебя, плевать на организацию, плевать мне на всю эту обгаженную планету, на каждую клятую травинку, на эти широкие просторы, что не пересрать, и ясное солнышко. Пошли вы все к черту, – разрывался от злобы Марк.
Курт резко затормозил, со всей силы вдавив в пол педаль тормоза, и махнул рукой в открытое окно водительской двери. Махнул он, как приятели-соседи махают друг другу. Как чертовы придурковатые семьянины. Марк остановился и тут же вышел из машины. Сидеть на месте он не мог. Мышцы от злобы, адреналина и напряжения, то сжимаясь, то разжимаясь, ввергали в еще большее бешенство своим неподчинением. Колени вздрагивали нападками и не хотели слушаться.
– Какого хрена ты натворил, идиот? – со всей силы проорал он уезжающему автомобилю, сгибаясь с выдыхаемым воздухом.
***
А тем временем все так же спокойно продолжался издевательски-прекрасный солнечный день. Возможно, цвет небосвода был такой невероятной глубокой синевы, какую видишь только один раз за всю свою жизнь. Случается, и природа в подобные минуты бывает самой чарующей красоты. Как в те моменты, когда узнаешь, что кто-то влюблен в тебя или же ты совершил самое невероятное достижение. Возможно, редкие облачка сейчас, как никогда, повторяли контуры и даже форму зверушек, плюшевых мишек и роботов-трансформеров. Кто знает. Небось, и звуки природы, пение птиц, стрекотня насекомых слились в единый ансамбль, сорвавший бы бурные аплодисменты любого искателя божественной музыки. Да черт с ним, что тут спорить. Возможно, над головой с сотрясающим горы шумом пролетела звезда смерти, но Марку на это было ровно наплевать. Он этого точно бы сейчас не заметил. А если бы и заметил, просто послал бы к чертовой матери и забыл.
Недолго думая, он нервно достал сигареты, широкими резкими жестами разорвал упаковку на землю и с выражением лица разгневанного монарха времен крестовых походов стал курить одну за другой. А сигареты пошли просто великолепно. Сквозь дым, словно ежик из тумана, выпрыгивали самые противоречивые мысли. Я бы даже сказал, их чехарда, их куски и обрывки. Редкая удача действительно курить с таким удовольствием. Да какая, к черту, удача, врагу не пожелаешь оказаться на моем месте. Опять ты ноешь, посмотри, во что ты уже превратился. Это все глупый страх, не подчиняйся ему. Разве я боюсь чего-либо на самом деле, разве есть на этом свете то, о чем я могу пожалеть, особенно после… Она, только она. Вот чего я всегда хотел всю свою жизнь. Мне ничего не нужно больше, кроме нее. Разве я о многом просил, разве я не достоин хотя бы десяток лет прожить спокойно, с тем, кого я люблю. Разве возможно исправить то, что произошло? Разве найдется за всю мою жизнь кто-нибудь, кто хотя бы чуть-чуть напомнит ее? Почему я не достоин того, чтобы завести семью и растить детей? Я, наверное, был бы самым счастливым отцом на этом свете. Я бы смеялся в глаза всем тем, кто блеет, как трудно растить детей. Я бы ржал в лицо всем тем неудачниками, кто бы пытался всплакнуть в мою жилетку на своих жен. Я бы весь мир в клочья разорвал, но стал бы самым лучшим для своей семьи. Разве я заслужил такое наказание? Разве у меня когда-либо был выбор делать так, как я хочу? Разве я хотел быть тем, кем я стал? Почему я самый не свободный человек в этом мире? Поганый сексуальный раб, и тот бы не позавидовал мне. Какой вообще глупец сказал, что счастье приходит только через тернии? Разве с этих пор я буду когда-нибудь в этой жизни счастлив? Возможно ли теперь, за всю эту жизнь найти ту, что полюбит меня, кого я полюблю? В этой жизни? Жизни?! Интересно…
Твою мать, я знаю, кто во всем виноват, я давно это подозревал! Я словно бурлак всю жизнь тянул за собой свои беды, но теперь понимаю, зачем и почему всегда это делал. Начиная с моих родителей, с проклятого детдома, бездумной армии и этой глупой, оскорбительной жизни, блиставшей надеждой и радужными образами, и вместо этого бьющей свинцовой кувалдой по голове, по всему, что мне дорого. Всегда подло, из-за какого-нибудь темного угла, как бьют свиней на дешевой скотобойне. Это ты виноват! Это ты забрал у меня ее, ты, жалкий трусливый, лживый… Ты вечно где-то прячешься, когда был так нужен мне, ей, да всем…
Докурив очередную сигарету, он бросил бычок в поле, надеясь что жухлая трава покажет яростный цвет пламени, сметающий все на своем пути. Нет, конечно же, легче не стало. Обидным казалось то, что впереди его ждали долгие и мучительные дни, месяцы и годы. Мимо его ноги пытался проскочить большой черный жучок. Скорее всего, жужелица. Сегодня оказался не его день. Марк размазал жука пяткой своей туфли, живо представляя, как лопаются под давлением его хитиновые покровы и из них обильно брызжут сжиженные внутренности.
– Вот видишь, дружище, как важно маленькому никчемному существу не оказаться в этом бесконечно большом вонючем мире в определенное время и в определенном месте. Сейчас ты как никто другой понимаешь, как эта ирония жизни целиком определяет все твое дальнейшее существование, – завершил Марк свою бессмысленную лекцию и закурил вновь.
Курт появился примерно через два часа. Пешком он добрался до их машины, а в руках держал небольшой сверток. Сам он был одет в другую одежду – майку и спортивные штаны, из-под которых нелепо выглядывали прежние лакированные туфли.
– Тебе желательно переодеться, – предложил он. – Вся твоя одежда, скорее всего, тоже в крови полицая, – объяснил он, бросив сверток на капот.
– Если бы ты не решил поглумиться над ним, переодеваться бы и вовсе не пришлось, – злобно ответил Марк.
– Ой, только не начинай ныть опять. Я спас нас от тюрьмы. Ты должен быть мне благодарен.
– Какого хрена ты, кусок бревна, плюнул на лобовое стекло проезжавшей машины? – заорал разъяренный Марк, уже готовый кинуться на Курта с кулаками.
– Да успокойся! Это всего-навсего эффект бабочки. Такое происходит сплошь и рядом. Иногда испортишь случайно воздух в светском обществе, а на следующий день через газеты вся страна считает тебя королем отравлять вечеринки. Ты, например, сможешь со всей своей ответственностью заявить, что когда-то далеко-далеко, еще в своем сопливом детстве не стал виновником гибели этого бедолаги? У каждой козявки всегда есть выбор. Один раз сделав его, возможно, придется расплачиваться всю свою жизнь.
Но пойми и мою философию. Не стоит жалеть об этом. Ты сделал свой, тебе он нравился. Гордись теперь своим выбором, не будь жалким слизняком. Не думай, что есть однозначно правильные и легкие пути. Один тебя сразу заведет в пропасть, другой до конца твоих дней будет вилять из стороны в сторону. Ну а третий, вроде гладкий и прямой, и даже кажется, что он будет таким вечно, рано или поздно заканчивается глухим тупиком. Попробуй мне сейчас придумай, какие еще бывают пути и какой бы ты сделал выбор?
– Да пошел ты, – ответил ему Марк. – И знаешь, я действительно сделал выбор: я больше твою болтовню слушать не стану. Никогда в своей жизни!
– Как хочешь, друг, – ответил Курт, и они оба замолчали.
Тем не менее, разговор следовало продолжить, и главным образом с той целью, чтобы обсудить случившееся и составить план дальнейших действий. К великому облегчению Марка, первым подал голос Курт, когда тот два часа спустя сменил своего товарища за рулем.
– Э-э-э… это… Пожалуй, знаешь, что мы сделаем? Сейчас доберемся до мотеля и приведем себя в порядок. Затем отъедимся до отвала, хороших жареных стейков и… и салатов. И икры обязательно. Я знаю, ты голоден, потому и зол как собака. Купим себе в городе отличнейшую одежду и обувь. Потом сходим в хороший стриптиз-бар, будем пить что-нибудь неприлично дорогое. Я думаю, именно это тебе сейчас как никогда нужно. А именно выпить и сбить эмоции. А вечером обязательно раздвинем парочку прекрасных женских ножек. Как тебе план?
– С твоей-то набитой рожей? – скептически ответил Марк.
– Не обращай внимания на нее, к вечеру она будет вполне сносной. Скажем дамам, что я боксирую на ринге.
– Что будем делать с рапортом – вот что лучше мне ответь.
– Не беспокойся, я всех уже обзвонил, и как старшему по операции рапорт писать мне. А тебе просто помалкивать.
– А если меня спросят?
– Скажешь вот что. Помнишь, как вчера вечером мы ужинали в кафе. Значит, там, я уверен, ты заметил нескольких дальнобойщиков. Так вот, прямо у кафе я подрался с одним из них, пока сидел в машине, а ты выбежал из кафе и все разложил по полочкам. Все понятно?
– И ты думаешь, этот бред сойдет за правду?
– Ты опять сомневаешься во мне? – ответил Курт. – Мы всегда выбирались из передряг, и во многом благодаря именно моей эрудиции. Не забывай об этом.
– Однако я при этом оказывался по уши сам знаешь в чем. Тоже держи это хорошо в своей памяти, – ответил ему Марк, сделав ударение на слове «своей».
– Кто с самого дна вылез, тот грязи больше не чурается, – выдал Курт.
– Но это не значит, что нужно в нее возвращаться как в отчий дом. Согласись, я же не чокнутый жук-навозник?
– Ну что же, ладно, что тут обсуждать.
– Кстати, объясни-ка мне вот что, пожалуйста! Что это было сегодня на тесте, безмозглый ты олень? Ты что, дар ходьбы потерял?
– Ерунда! Я просто выкурил косяк и пару раз хлебнул из фляжки, ничего такого. Пока ты спал ночью, я решил немного расслабиться за рулем.
– А я-то думал, где это ты принять на грудь успел?!
– Да ладно, я был трезв как стекло. Но обещаю тебе, утонуть в выпивке мы сегодня успеем.
***
Наконец-то мотель, наконец-то душ, наконец-то можно побыть подальше от всего мира, подальше от съехавшего на дно Курта. Как странно, подумал Марк, когда пытаешься сбежать от своих мыслей и проблем, свое укрытие находишь в таких вот эфемерных вещах. От жизненных забот – за бутылкой. От страшных ночных монстров в детстве – под тонким шерстяным одеялом. От чумы, войн и голода – конечно же, ищешь спасение в религии. Затем в голове Марка вновь засели мысли о свеженькой истории и всей цепи событий, тянущейся с раннего детства.
Что же теперь меня вытащит из этого смертельно наскучившего пребывания в этом глупом мире? Неужели мне больше не удастся снова почувствовать вкус жизни? Да хоть бы вспомнить его послевкусие. Хоть бы знать, что вообще делать теперь, думал он. Разве это не похоже на ад? А каков он, ад? Может быть, он именно такой. Может, это он и есть?
Он резко перекрыл горячий кран и до упора открыл холодный. Ледяная вода из скважины теперь лилась ему на голову и тело. Она перехватила его дыхание, и капли кололи кожу будто миллионы маленьких острых льдинок. Он стоял и стоял, пока не почувствовал давящую тисками боль, что чуть не взорвала мозг. Стоп, хватит, в любом случае нужно все заканчивать. Пора взять свою жизнь под личную ответственность, и теперь я знаю, с чего мне следует начать. Я буду решителен, тверд как камень, и начну с самого простого. Пора посылать всех к чертовой матери.
***
Ночью Марку приснилось одно из тех сновидений, что, по его мнению, имели особое, магическое для него значение. В этот раз он прекрасным летним днем мчался на своей машине неизвестно откуда, неважно куда. Просто ехал и все, как едут на свою работу, совершенно не думая о маршруте. Потом в сюжете что-то поменялось, и он чувствует какие-то вибрации при движении. Похоже, спустило переднее левое колесо. Марк просовывает голову в окно, и да, так оно есть, будь оно неладно. Недолго думая, он завернул на полупустую стоянку супермаркета, припарковался и решил взглянуть, что все-таки произошло. Беглый осмотр и очевидное решение – нужно менять колесо. Марк открыл багажник и схватил гаечный ключ, лежавший сверху. А за ним выдернул домкрат. Крышку он решил оставить пока открытой, ведь ему еще доставать запаску.
И вот опять меняется эпизод, как на быстрой перемотке, и Марк обнаруживает, что часть манипуляций уже выполнены. Дырявое колесо висит в воздухе, в руках ключ, и он тянется к своей первой гайке. Но открутить их оказалось делом вовсе не простым. До последнего витка резьбы они изо всех сил сопротивлялись расставанию со шпильками, и как итог времени потребовалось чудовищно много.
Откуда ни возьмись, пока Марк мучился, прошла парочка любовников со стороны разинувшего рот багажника. Они, до этого непринужденно щебетавшие, вдруг стали какие-то возбужденные и ускорили шаг, прочь отсюда. Потом прошмыгнули еще какие-то люди. Они тоже вмиг исчезли, от греха подальше. Затишье, и снова та же ерунда. Группа из пяти человек, взрослые и дети, скорее всего, это была семейка, медленно плыла в сторону машины Марка. Мать почему-то спохватилась и полушепотом просила детей не смотреть туда. Еще чуть позже шумная процессия подростков оборвала свои реплики как раз позади автомобиля. Но они оказались достаточно отважными и решили далеко не уходить. Просто остановились поодаль и стали поглядывать за всем происходящим. К ним присоединились еще люди, подхватившие чужую смелость и пополнив ряды вечно скучающих ротозеев. Толпа росла, становилась шумнее, и уже довольно смело окружала полукругом далеко не самый любопытный, с точки зрения какой-либо ценности, автомобиль.
Наконец Марк, раздраженный вниманием чужаков, решил взглянуть, что так притягивало их внимание. Но только он выпрямился во весь рост, толпа всполошилась и немного отступила от объекта наблюдения. Ну и какого черта вам всем здесь нужно, подумал он, пока не бросил свой взгляд в ту же сторону, что и остальные.
Каково же было его удивление обнаружить нечто похожее на человеческую ногу, нагло свисающую из подлого багажника. Из-под мокрой запачканной брючины к свету тянулась голая человеческая стопа, красно-бурого цвета от запекшейся толстым слоем крови, но не лишенная подтеков еще более-менее свежей, блестевшей на солнце. Пальцы медленно сжимались и разжимались то ли от боли, то ли от предсмертных конвульсий раз за разом.
Приподняв покрывало и заглянув глубже, Марк с величайшим разочарованием запечатлел остальную часть полицейского, в грязной, заляпанной форме и с будто стоящим против всех невзгод, сияющим маршальским значком. Его лицо, шея, впрочем, как и все остальные оголенные участки тела, были также выкрашены запекшейся кровью. Рот, ноги, руки двигались как-то странно, сами по себе, без какого-либо умысла, но с той лишь целью, чтобы двигаться не прерываясь. Только движение есть жизнь, но остановка смерти подобна. Так шевелятся щупальца осьминога в каком-нибудь корейском блюде, когда их поливают острым соусом, вспомнил Марк. Глаза тоже вращались без устали и ни разу не смыкались – безумные безжизненные белки посреди омерзительно-красного хаоса.
Марк в замешательстве захлопнул багажник, тщетно пытаясь придумать хоть что-нибудь. Как свалить отсюда и остаться неузнанным? Но обернувшись на толпу, он с разочарованием различил в ней многих своих прежних знакомых. И чем дольше он смотрел сквозь нее, тем больше людей признавал. Старые товарищи по детдому, сокурсники из университета, бывшие подруги, преподаватели, соседи, коллеги по работе. Они немного стали старше, но каждого Марк мог вспомнить по имени. Все эти люди осуждающе смотрели на Марка, и он понимал нелепость ситуации, чувствовал, что с головы до пят повинен в том, что произошло.
