Сборник статей
Владимир Иванович Герье: у истоков высшего женского образования
В.И. Герье в воспоминаниях Н.И. Кареева
Буренина М. П.,
студентка 4 курса Института филологии Московского педагогического государственного университета
Аннотация: В статье разбирается вопрос взаимоотношений известных мировых ученых В.И. Герье и Н.И. Кареева. Рассматривается научный путь ученика и учителя. Задача статьи – показать читателю личность В.И. Герье глазами ближайшего окружения учеников в общем, Н.И. Кареева – в частности.
Ключевые слова: В.И. Герье, Н.И. Кареев, ученики В.И. Герье.
Abstract: The article examines the relationship between two leading historians, Vladimir Guerrier and Nikolai Kareev. Professor Guerrier is shown through the eyes of the nearest circle of his students, most notably Nikolai Kareyev.
Keywords: Vladimir Guerrier, Nikolai Kareyev, Vladimir Guerrier’s students.
В настоящий момент о В.И. Герье как о выдающемся человеке стоит говорить объективно, отбрасывая попытку какой-либо его идеализации. Главная задача для нас – посмотреть на Владимира Ивановича глазами его ближайшего окружения, глазами учеников в общем и Н.И.Кареева – в частности. Мы пробуем показать целостный портрет, акцентируя внимание на отрицательных сторонах характера Владимира Ивановича.
Большинство биографов, авторов статей о В.И. Герье относились к нему с нескрываемой симпатией. Нельзя отрицать огромный вклад Владимира Ивановича в историю. В.И. Герье заложил основы системы исторического образования, стал человеком, который впервые предложил семинарские занятия, наладил систему подготовки стипендиатов, уже в то время создавал обучение, опирающееся на постановку проблемных вопросов, систему, которую впоследствии назвали «проблемным обучением».
Однако едва заметные упоминания о нескладности характера Герье все же встречаются, кое-где между строк – упоминание о сухости замечательного ученого, о его бестактности. За рассказом о неровности характера обычно следуют слова о достоинствах профессора: «студенты же замечали в Герье и другое – серьезнейшее отношение к своим профессорским обязанностям, широту его исторических взглядов… Именно эти особенности, как мощный магнит, притягивали к Герье студентов» [1, с. 151].
Поскольку значение ученого бесспорно, мы не будем замыкать свой взгляд исключительно на достоинствах В.И. Герье, попробуем отразить и недостатки, шероховатости характера, отметим мнения людей, которые не были приближены к известному историческому деятелю.
Посторонние для семинаров студенты считали, что на занятиях В.И. Герье царило патриархальное самовластие учителя. Так, например, Кизеветтер (годы обучения 1884–1888) отмечает: «Характер Герье был строптивый, капризный и язвительный. Тяжелый был он человек. Когда к нему собирались ученики, среди которых были люди самых разнообразных возрастов, его домашние ревностно наблюдали за тем, чтобы в разговорах не поднималось таких тем, которые могли бы рассердить Владимира Ивановича. И уже заранее было условлено, что как только кто-нибудь из домашних прикоснется рукой к лампе, это значило, что надо было немедленно менять тему разговора» [3].
Владимира Ивановича назвать хорошим педагогом было бы неправильно, говорить о его безупречном такте тоже. Нередко в мемуарах упоминаются случаи, когда он, недовольный происходящим, оставлял своих собеседников в одиночестве, слушал студентов с «кислым лицом», при этом рассматривая носок своего сапога. Можно вспомнить студента Ершова, который, не выдержав натиска профессора, бросил все и ушел с третьего на первый курс медицинского факультета. В.И. Герье не щадил студентов, если они не сходились с ним в идеологических взглядах, он не выбирал слов, подчас жестоко относился к студентам.
Конечно, можно говорить и об особой тенденции преподавания того времени: педагоги зачастую позволяли себе некоторую некорректность, не отличались особой гуманностью по отношению к ученикам. Но в характере В.И. Герье веяние эпохи отразилось в степени абсолютной, он был крайне нетерпимым и чрезмерно требовательным. Так, Маклакову он однажды сказал: «Вы напоминаете мне молодого петушка, которому хочется кого-нибудь задеть шпорой, чтобы показать, что он тоже петух» [2]. Гнев В.И. Герье касался не только студентов, но и коллег, преподававших с ним. Н.И. Кареев вспоминал историю о Куторге: «Как-то во время лекции он [Прим. авт.: Куторга] в одной своей статье проврался, перевел слово «преимущественный» как «могущественнейшего». Герье и еще кто-то состряпали об этом злую заметку, которая, кажется, даже была где-то напечатана» [3].
Строгость профессора не обошла стороной и историка Н.И. Кареева, не считавшего необходимым выстраивать свои научные взгляды соответственно взглядам своего учителя. Молодой человек, воспитанный в интеллигентной семье, отличался огромной трудоспособностью и широкой эрудицией. К моменту поступления в Московский университет на славянско-русское отделение он уже превосходно читал на латыни, греческом и даже занимался переводами иноязычных авторов. Николай Иванович вспоминал, что в студенческие годы на славянско-русском отделении обучение было довольно однообразным и даже скучным, потому что материал зачастую дублировался с гимназическим. Под влиянием лекций и практических занятий Герье он отказался от занятий филологией и перешел со славянско-русского отделения на историческое: «Да, окончательным выбором специальности я обязан В.И. Герье, и это произошло не под влиянием его, как человека, как личности, а как ученого и учителя» [Там же].
Н.И. Кареев был романтически настроенным юношей, который верил в возможность переустройства общества и, как следствие, светлого будущего: «Уверен, что на эволюцию интересов студента Кареева оказал влияние не только и не столько Герье, сколько российская действительность 1870-х гг., которая властно диктовала свою волю всем, кто был воспитан на идеях добра и справедливости», – считает Золотарев [1, с. 151]. Однако отношения с Владимиром Ивановичем Герье у Николая Ивановича Кареева были сложными. Николай Иванович в своих мемуарах вспоминает: «С Герье отношения не сложились. Он был суховат и тщательно самолюбив. Я же как-то мало считался с этим и неоднократно навлекал на себя неудовольствие Герье» [3].
Многие исследователи взаимоотношений двух ученых отмечают, что после блистательного окончания Н.И. Кареевым Московского университета В.И. Герье предложил ему остаться при кафедре для приготовления к профессорскому званию. Да, действительно В.И. Герье предложил Н.И. Карееву остаться, но предложение было исключительно формальным, так как университет не мог предоставить ему работу в последующем, о чем Владимир Иванович прекрасно знал. Успешно сдав магистерские экзамены, Н.И. Кареев получил заграничную командировку, где стал работать над своей магистерской диссертацией «Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века», с защитой которой возникли проблемы. Профессор В.И. Герье упорно не желал пропускать научную работу дальше, придирался к сущим пустякам. Он, как официальный оппонент, выступил с негативным отзывом, но не сделал замечаний сколько-нибудь принципиального характера: «Мой учитель, в роли главного оппонента, был очень немилостивен. Раза два-три мне аплодировали. Не отличавшийся вообще находчивостью Владимир Иванович как-то по их поводу осклабился и громко сказал: “Александр Македонский – великий человек, но к чему же стулья ломать?”. Ковалевский точно в пику Герье стал неумеренно расхваливать диссертацию и тем вызвал новые рукоплескания публики» [Там же].
Не в пользу В.И. Герье говорят и другие значимые персоны, сумевшие оценить труд Н.И. Кареева. Так, в письме Ковалевскому К. Маркс называет научную работу Кареева «превосходной», Ф. Энгельс же справедливо считал диссертацию «Лучшей работой о крестьянах». С осени 1879 г. по конец 1884 г. Николай Иванович состоял экстраординарным профессором Варшавского университета, откуда также получил заграничную командировку для приготовления докторской диссертации «Основные вопросы философии истории». После ее защиты в 1885 г. он переехал в Санкт-Петербург, где читал лекции по всеобщей истории в Александровском лицее и параллельно преподавал на Бестужевских Высших женских курсах. Этот период жизни Н.И. Кареева можно считать наиболее плодотворным и благополучным. Педагогическая деятельность складывалась как нельзя лучше, многие отмечали его прирожденный дар наставничества. Счастливо сложилась и личная семейная жизнь. Важную роль в жизни Н.И. Кареева играла общественная деятельность. Благодаря ученому в 1889 г. возникло историческое общество, в котором он стал председателем и редактором непериодического сборника «Историческое обозрение».
Надо отметить, что предпочитаемые ученики у В.И Герье все же были: о том свидетельствуют многочисленные переписки с Виноградовым, Корелиным. Однако приближенными могли стать люди, готовые к постоянному снисхождению к абсолютистским и непримиримым взглядам ученого. Н.И. Кареев был иным, его характер не позволял мириться с откровенной несправедливостью. Так, в своих мемуарах он отмечает и излишнюю запальчивость в ответах на реплики своего учителя, отнюдь не смягчавшую В.И. Герье. Как говорили современники Н.И. Кареева: «Он не покрывал молчаливым одобрением известных ему фактов несправедливости и произвола» [2]. Все это характеризует Кареева как неудобного студента, неуступчивого, не склонного думать так, как ему предлагают. А Герье предлагал, настаивал, не был склонен к пониманию умонастроений прогрессивной части студенчества.
За свою прямолинейность и неуступчивость Н.И. Кареев неоднократно испытывал неприятности, это вредило его карьере. Ему не удалось получить вакансию в Московском университете. Пришлось долго ожидать подходящего назначения в Польше, где Кареев стал преподавать, впоследствии испытал нищету и позорное увольнение в конце своей жизни за желание помиловать бастовавших студентов.
Несмотря на то, что жизненные пути учителя и ученика – В.И. Герье и Н.И. Кареева разошлись, второму удалось достичь огромных высот в исторической науке. «Философия культурной и социальной истории нового времени», «Монархии древнего Востока и греко-римского мира», «Введение в изучение социологии» – его сочинения до сих пор не потеряли своей научной значимости. Помимо основных исторических трудов Н.И. Кареева интересны его работы публицистического характера, которые он писал для прогрессивной молодежи.
Актуализация значения личности В.И. Герье – человека противоречивого, необходима. Бесспорны его достоинства, бесспорен его вклад в научную деятельность, но спорны характеристики его личности, спорны вехи биографии. Необходимо задействовать новые источники. Нужно составить четкий и точный портрет ученого – без прикрас, не опускать значимое, добавлять новые персоналии, стараться многогранно и всесторонне описывать существовавшее. Только в этом случае стоит говорить об объективности. В нашей работе такой персоналией стал Николай Иванович Кареев – ученик Владимира Ивановича Герье, который пришел в науку благодаря своему учителю. Благодаря своему же учителю едва не покинул ее.
Литература
1. Золотарев В.П. В.И.Герье и Н.И.Кареев: к истории взаимоотношений / В.П. Золотарев // Истории идей и воспоминание историей: Владимир Иванович Герье. – М.: ИВИ РАН, 2008.
2. Кареев Н.И. В.И. Герье / Н.И. Кареев // Голос минувшего. – 1922. – № 2.
3. Кареев Н.И. Прожитое и пережитое – Изд-во Ленинградского университета, 1990.
В.И. Герье – видный представитель Московского городского общественного управления
Быков В. Н.,
кандидат исторических наук, доцент, директор Центра исследования городского управления и самоуправления (г. Москва)
vladompress@mail.ru
Аннотация: Представлен краткий очерк развития московской модели самоуправления XVIII – начала XX столетия. Рассмотрены особенности состава гласных в представительном органе власти пореформенного периода. Подвергнут разбору вклад В.И. Герье в создание централизованной системы общественного призрения в Москве в 1890-е гг. Отмечена его деятельность на всероссийском уровне.
Ключевые слова: органы самоуправления, гласные, интеллигенция, общественное призрение, В.И. Герье.
Abstract: The writer gives a short outline of the Moscow model of local self-government in the 18th – early 20th century including the analysis of the composition of the Moscow City Duma, Gurrier’s role in the emergence of a centralised system of charitable societies in the 1890s and his contribution to projects concerning entire Russia.
Keywords: self-government bodies, Duma members, intelligentsia, public charities, Vladimir Guerrier.
Более 30 лет, с 1876 по 1912 гг. жизнь профессора Владимира Ивановича Герье была связана с московским самоуправлением, проходила, пожалуй, в самый насыщенный и плодотворный период в развитии самоуправления в пореформенной России. Хотя сам он оставил воспоминания о своей деятельности в стенах Московской Городской Думы, в современной справочной и научной литературе встречаются неточности и некорректные оценки при характеристике его трудов в этой сфере.
Россия наработала собственный опыт освоения гражданских институций, одной из которых была русская модель самоуправления. В законченном виде она оформилась во второй половине XIX – начале ХХ столетия в виде всесословных Городских Дум и Земских собраний. Несмотря на ограниченность полномочий общественных институтов в системе государственного управления, базовые институты самоуправления находились в центре внимания общественно-политической, научной и культурной жизни российского общества, о чем свидетельствует дореволюционная историография [23, с. 9–11]. Не меньше внимания уделяла самоуправлению центральная власть. С 1785 по 1917 гг. семь раз менялось законодательство по местному самоуправлению, что, собственно, определило динамику развития московской модели.
При Петре I «московская столица» первой из российских городов получила новые типы политических институтов. Вернувшись из путешествия по Западной Европе, молодой монарх особыми указами учредил в русских городах Бурмистерскую избу (указ от 30.01.1699 г. [24, с. 600], которую вскоре переименовал в ратушу (указ от 17.11.1699 г.) [Там же, 670]. В 1721 г. добавил к ним Городовые магистраты [18, с. 438], позже принявшие на себя функции органа городовой сословной судебной системы. При императрице Екатерине II имело место еще более широкое внедрение европейских институций, в том числе норм так называемого магдебургского права [20, с. 479].Несмотря на сохранявшееся отчуждение городских сословий (с 1780-х до начала 1860-х гг. дворяне ни разу не воспользовались правом на представительство в общегородских органах самоуправления), петровские законы, как и новации екатерининской эпохи, позволили создать российский аналог европейских органов местного самоуправления. Правда, Шестигласная Дума (Рис. 1) избиралась без представителей городового дворянства [23 с. 47]. Ситуация кардинально изменилась в начале 1860-х гг., в эпоху «великих реформ».
Вслед за северной столицей (ее дворянство проявило интерес к городским делам еще с 1846 г. и имело своих представителей в Городской Думе) 23 октября 1859 г. в Москве был учрежден особый Комитет по делам управления. Рабочая группа, которую возглавлял по должности и в чьей деятельности участвовал московский генерал-губернатор, разработала необходимый проект [4, с. 17–19]. Все наработки были представлены в Министерство внутренних дел и после двухлетнего рассмотрения в министерствах, Сенате и Государственном Совете сведены в единый документ – «Положение об общественном устройстве города Москвы», который был конфирмован Александром II 20 марта 1862 г. Действие Городового положения распространялось только на Москву, сохранив актуальность до 1873 г. [30 с. 5].
В соответствие с новым подходом властей к институту самоуправления, состав гласных Общей Городской Думы формировался строго по сословному признаку, объединив с февраля 1863 г. в пять сословных групп владельцев городской недвижимости. Спустя 10 лет, согласно Городовому положению 1870 г., городское выборное собрание было переформировано. С 1873 по 1892 гг. формально на бессословной основе в Московскую Городскую Думу гласными избирались кандидаты от трех групп выборщиков. Сами группы формировались по имущественным куриям, различаемым величиной налоговой ставки на недвижимое имущество.
Рис. 1. Шестигласная Дума
Именно на основании этих новых принципов пришел в Думу профессор В.И. Герье. Он стал полноценным горожанином («цензовым москвичом») вскоре после приобретения небольшого особняка в Гагаринском переулке: «…я его и купил, и стал домовладельцем, и на первых выборах после того в 1876 г. был избран в число гласных» [29, с. 141]. Всего в Думу в эти годы избиралось от 150 до 180 депутатов (Рис. 2).
Очередной пересмотр статей Городового положения произошел летом 1892 г. Законом предусматривалось уменьшение количества выборщиков от мелких домовладельцев, увеличение доли крупных. За счет переучета форм домовладений доли крупных выросла с 34 до 92% [23, с. 193], поскольку право на участие в выборах получили не столько владельцы городской недвижимости, сколько – по их «мандатам» – арендаторы сдаваемых помещений.
Рис. 2. Заседание Шестигласной Думы
В отличие от прежних лет засилья на думских скамьях выходцев из торгово-промышленной среды, в период с 1892 по 1916 гг. выборщиками становились совершенно новые персоны. К избирательным ящичкам подходили профессора вузов, преподаватели гимназий, интеллигенты из различных социальных страт московского общества, представлявшие высокообразованную московскую публику. На выборах 1912 г. их представители составили 36% гласных Думы [23, с. 211]. Профессор В.И. Герье, заставший в 1870-х гг. деление гласных на либералов-дворян, выходцев из «старого купечества» и группу «текинцев» (из низов третьего сословия), в начале ХХ столетия оказался совершено в иной социальной среде. Он сам и несколько других ветеранов думской деятельности, таких как князь В.М. Голицын, банкир Н.А. Найденов, братья А.А. и В.А. Бахрушины, братья И.Ф. и Е.Ф. Гучковы, П.И. Санин и др., в течение 30 лет воочию наблюдали разительные перемены в составе думцев. Заметно повысилась среди них доля высокообразованных гласных, сократилось влияние гласных выходцев из предпринимательских кругов. Произошло размывание сословных границ в группах гласных, пришедших в Думу в период революционной активности 1900-х гг. Теперь и выборщики, и кандидаты в гласные были меньше связаны с сословным представительством.
Весь период пребывания профессора В.И. Герье в Московской Думе думская среда представляла собой уникальный социальный феномен. Ее формировали наиболее авторитетные представители городских деловых и интеллектуальных кругов. Сам В.И. Герье в середине 1870-х гг. представал в Городской Думе в двух ипостасях. Несмотря на изначально скромное происхождение, по чину действительного статского советника он входил в группу представителей первого сословия. Принадлежал к близким ему по общественно-политическим взглядам, сословному положению и менталитету деятелям из группы либеральных дворян и неформальной группы интеллигенции. Среди дворян-гласных – тех, с кем началась его совместная работа в Думе, – были маститый публицист Иван Аксаков, начинающий адвокат Федор Плевако, бывший городской голова князь Владимир Черкасский, экс-попечитель Виленского учебного округа Помпей Батюшков, экс-министр путей сообщения граф Алексей Бобринский.
Близкими к ним были представители интеллигенции и преподавательского сообщества. К неформальной группе интеллигенции, вместе с молодым профессором истории, принадлежали профессора университета А.П. Богданов, Г.И. Браун, Н.Ф. Гагман, А.В. Маклаков. К ним примыкали получившие известность благодаря вкладу в различные области литературы, науки и техники доктор Г.Ф. Марконет, издатель М.П. Щепкин, инженеры Г.Е. и Ф.Е. Струве. Как и амбиционные региональные земские деятели, избиравшиеся одновременно городскими гласными, – будущий вице-губернатор П.Д. Ахлестышев, публицист Д.Д. Голохвастов, правовед М.В. Духовской, граф М.С. Ланской, председатель губернской земской управы Д.А. Наумов. Вместе с ними в декабре 1881 г. В.И. Герье проголосовал за избрание на должность московского городского головы ученого-правоведа, бывшего университетского профессора Б.Н. Чичерина, своего единомышленника, соавтора и друга студенческой юности [31, с. 341]. Вместе с ними в декабре 1881 г. В.И. Герье проголосовал за избрание на должность московского городского головы ученого-правоведа, бывшего университетского профессора Б.Н. Чичерина, своего единомышленника, соавтора и друга со студенческой юности.
«На одной скамье» с ними оказались и такие яркие фигуры просвещенного купечества, как железнодорожный подрядчик П.И. Губонин, фабриканты М.М. Рязанов и В.М. Бостанджогло, торговцы мануфактурой Павел и Сергей Третьяковы, книготорговец А.Н. Ферапонтов, меценаты В.И. Якунчиков и С.И. Мамонтов. «Выдавался своим умом в делах и, вместе с тем, своими литературными вкусами Директор банка М.А. Горбов, переведший на русский язык поэму Данте», – писал о коллеге В.И. Герье [8, с. 429]. В начале ХХ столетия в Думе все чаще можно было увидеть не только коренных москвичей, но и представителей провинциальных элит, прошедших школу общественной работы в близлежащих к Москве городах. Стало больше представителей разночинцев и неторгового купечества, в том числе получивших высшее образование. Как показала в своих работах Л.Ф. Писарькова, произошли существенные изменения в социальной стратификации состава гласных. При сравнении итогов выборов за 30 лет оказалось, что доля гласных с высшим образованием с 17% в 1884 г. (30 из 180 гласных) выросла до 35,7% в 1893 г., достигнув 47% на выборах в 1912 г. Если в Думе в 1897–1900 гг. из 120 гласных высшее образование имели 29 дворян (24,2%) и 16 почетных граждан (13,3%), то в 1913–1916 гг. из 146 гласных высшие учебные заведения окончили уже 38 дворян и 30 почетных граждан [23, с. 220].