Сайфулла Ахмедович Мамаев
Реставратор
– Это у них называется контролировать оперативную ситуацию, – подал голос еще один. – Тихари ленятся сами работать, вот и выколачивают информацию у тех, кто в камеру попал. Заодно и удары отрабатывают! Козлы!
Олег закрыл глаза и прислонил голову к холодной стене. Вступать в разговор не было ни желания, ни сил. В глазах стояли круги, в душе пустота. Как ни странно, но после первого шока от известия о гибели Карины он до сих пор не осознал полностью, что та, которая всю прошлую ночь была в его объятиях, теперь мертва.
Возможно, если бы его не избили, а просто вызвали на допрос и там огорошили этим сообщением, то потрясение было бы посильнее, но разве наша милиция умеет по-другому работать?
Болело все тело, гудела голова, в мыслях стоял полный разлад. Почему все думают, что это он убил девушку? Почему ему не верят? Только из-за того, что они с Кариной переспали? Да каждую ночь кто-то с кем-то спит. И не единожды. Если хотите, то и не с одним или одной. И не только ночью. Люди и в другое время суток тоже не отказывают себе в этой радости, за это не арестовывают.
Черт возьми, почему Карина его не разбудила? Он бы наверняка проводил ее, и тогда, может быть, она бы осталась жива. И уж точно его рисунок остался бы дома и не вывел бы ментов на него. И зачем только она его утащила?
Рисовал Олег всегда, сколько себя помнил. И действительно только шариковой авторучкой. В этом молва о нем не врала, ничего другого Олег не признавал, хотя перепробовал все – от карандашей и до пастели. Способности ребенка не остались незамеченными. Еще в дошкольном возрасте он поражал всех точностью изображения, тщательной проработкой деталей, искусным воспроизведением игры теней. Мама показала его рисунки в художественной школе, маленького Олега приняли туда сразу в четвертый класс. Ему прочили большое будущее, но отец, который и думать не хотел ни о чем, кроме арены, решил иначе.
Школа и занятия спортом отнимали у младшего Чернова столько сил и времени, что было не до рисования. А потом все закрутилось, завертелось, пошла взрослая жизнь, надо было самому зарабатывать на хлеб. Какое тут искусство! Пришлось вместо него заниматься реставрацией, пусть это не творчество, зато денежно.
Олег очнулся оттого, что пошевелился. Твердые доски не лучшим образам действовали на избитое тело, резкая боль напомнила о страшных реалиях сегодняшнего дня. Сколько же он пробыл в забытье? Час? Два? Судя по тому, как онемели мышцы, довольно долго. Интересно, сколько там натикало? Часы отобрали вместе с остальными вещами, так что он не имел понятия, который час. Вечер? Нет, скорее, ночь, допрос кончился поздно.
Как же могло так получиться, что он оказался в камере? Почему он должен отвечать за то, чего не совершал? Почему все это произошло именно с ним? Почему все так? Стоп! Остановись, не накручивай себя. Нельзя раскисать. Есть же способ уйти от боли и неприятностей. Он же не один. С ним его друзья, его монстрики. Те, которые с детства помогали ему и которых он всю жизнь рисовал. Они ни разу не предали своего Олежку, всегда его понимали и подбадривали. Даже когда мама ругала и наказывала, они приходили и утешали его, принимались играть с ним, носиться по другим мирам, по другим измерениям.
Олег прислушался. Он почувствовал, что они и сейчас ждут его. Они всегда ждут. Достаточно только отправиться в путешествие и уйти в пустоту…
– Мы здесь! Мы идем за тобой! Ничего не бойся, мы с тобой! Ничего не делай, мы найдем тебя и поможем! – вдруг услышал он незнакомый голос.
Олег вздрогнул. Что это? Неужели это начало происходить уже и наяву?
Он осторожно посмотрел по сторонам. В тусклом свете слабой электрической лампы, закрытой густой решеткой, разглядеть что-либо было затруднительно, но все-таки он бы заметил, если бы сокамерники забеспокоились. Получалось, что кроме него эти слова никто не слышал? Значит, это у него в голове? Или почудилось? Да, скорее всего, не мог же он один слышать, а все остальные нет! Скорее всего он просыпаясь успел услышать конец разговора монстриков. Или, наоборот, только вошел в состояние сна, и тут же от чужих слов проснулся. Наверное, часть сознания сама по себе стала уходить в пустоту. Что ж, при такой головной боли это немудрено. Мозг помнит, как Чернову было хорошо среди своих друзей, вот он, защищая психику Олега, отправляет сознание в такое место в памяти, где он чувствует себя комфортно.
– Мы с тобой! Мы поможем. Не бойся, мы уже близко!
Господи, опять этот голос! Олег вздрогнув, огляделся, нет, он не обманывается, все спят! но он же явственно слышал, значит должны слышать все остальные обитатели камеры! Иначе и быть не могло! Голос громкий, отчетливый, он бы обязательно кого-нибудь, да разбудил! Или… или это у него в голове? Раньше такого не было. Прежде с ним говорили только тогда, когда он сам обращался к кому‑то из персонажей своих фантазий. Вернее будет сказать, он сам спрашивал и сам же отвечал за них всех, и лишь благодаря его воображению получалось так, что каждый выдуманный герой как будто бы жил своей собственной жизнью. Такое бывает в детстве – один общается с феями, другой с волшебниками, а кто и с такими же малышами, как он, но только из сказок. А у него всегда были его монстрики. Тогда он слова монстры не знал, называл своих друзей мультиками – считал, что это в его голове мультики показывают! Для маленького Олежки не имело значения, что все его друзья такие странные, для него они были красивыми и добрыми. Он к ним привык! Он настолько к ним прикипел, что когда подрос и мультики перестали проигрываться в его голове, стал сам рисовать их. В альбоме, в книжках, в дневнике, да где угодно, везде были только те, кто приходил к нему в его фантазиях. Поначалу мама, отец, учителя, да все пугаются, кто видел детские рисунки маленького Чернова, пугались, думали, что дети не должны изображать такое. Что страшные волосатые, мускулистые чудовища не должны жить в детской головке, но что может современная наука при встрече с настоящим желанием, с настоящей волей? Никто и никак не смогли убедить Олежку отказаться от своего творчества. Все, что добились «доброжелатели», это то, что младший Чернов перестал показывать кому-либо свои рисунки, и только все понимающая добрая мама знала, что он продолжает изображать чудовищ. Кто лучше мамы знает своего ребенка? Кто больше мамы верит в него?
– Мы близко! Мы идем!
Откликаясь на зов, Чернов машинально открыл глаза. На этот раз подхватился не один Олег.
– Братва, слышите? – Один из сокамерников поднялся с нар:
– У мусоров что-то не то происходит.
– Да ладно, не гони, спать только мешаешь, – раздраженно пробормотал тот, кто ранее вступился за Олега. – Мало ли что они там придумали? Нажрались, вот и…
Договорить он не успел. В коридоре послышались выстрелы, один, другой, кто-то вскрикнул, стена содрогнулась от сильного удара. Удар повторился, теперь уже ближе. И еще ближе! Они стали раздаваться все чаще, и уже почти рядом!
В камере уже никто не спал. Всполошенная братва тревожно озиралась. Кажется, только один Олег не вскочил на ноги. Он бы и рад, но не было сил. А удары приближались.
Арестанты тихонько подкрались к двери.
– Третья, – уверенно сказал тот, что проснулся первым. – Вован, точняк третья камера!
Удар.
– Четвертая! – констатировал арестант.
Удар.
– Первая! – Теперь считали уже хором.
Удар.
– Вторая!
Удар.
– Шестая! – Заорали хором сразу несколько голосов. – Братва, наша следующая!
Все отпрянули от двери. Кто-то в суматохе споткнулся о ногу Чернова и, матерясь, упал. Следом повалились несущиеся за ним сокамерники.
Грохот от толчка в дверь был такой силы, что у Олега зазвенело в ушах. На арестантов посыпались куски бетона. Дверь сошла со своего места и опасно наклонилась внутрь камеры.
А удары не стихали.
– Эт‑то‑о ч‑ч‑что? – заикаясь, спросил кто-то в глубине камеры. Олег даже не успел заметить, как все оказались там.
– Землетрясение, – буркнул другой.
– Тогда это тюрьматрясение! – подал голос следующий сиделец.
– Ну да, – отозвался еще один. – Дверное.
– Да хватит вам базлать, остряки нашлись! Ремонт, наверное, начался.
– Ты чего лепишь, какой ремонт посреди ночи! – прикрикнул тот, кого называли Вованом. – Башкой своей прикинь, кто так ремонтирует? Если бы это был ремонт, нас бы в другую хату завели!
– Да тихо вы! – шикнул тот же голос, который считал удары. – Слышите, вроде стихло.
Действительно, в коридоре наступила тишина. Да еще какая! Опасливо поглядывая на дверь, кто-то из самых нетерпеливых подобрался к образовавшемуся пролому. Заглянул и отпрянул. Снова приник к щели.
– Братва, мусора в натуре замочили, – прошептал он.
– Гонишь! – не поверил Вован. – Дай я гляну.
В луче света, пробивавшемся в камеру сквозь щель, Олег смог разглядеть говорившего. Невысокий, молодой, спортивного сложения, тот быстро заглянул в коридор.
– Вареник! Ты где мента видел? – спросил он.
– Ты вниз, вниз посмотри, – сказал тот, кого назвали Вареником.
– Ну, вижу, лежит кто-то. Но кто это, не видно. Ноги только торчат. Башмаки, правда, мусорские.
– А красный шнурок на штанах? – не унимался Вареник. – Шнурок видишь?
Любопытный Вован, стараясь заглянуть подальше, толкнул от себя. Искореженная рама не поддалась, в сердцах он двинул ее изо всех сил. Страшный скрежет упредил падение массивной конструкции, затем с грохотом рухнула в коридор.
вновь клубы пыли и строительного мусора обрушились на братву.
– Нет, ну что за хрень? – начал стоявший рядом с Олегом арестант, но тут такой же грохот раздался из соседней камеры. Все в недоумении застыли. Неугомонный Вареник высунулся в коридор.
– Вован! В натуре, это засада! – закричал он. – Во всех хатах калитки выбили. Висят, как у нас. Висела… Бдя буду, на кипиш нас подписывают!
– Да не пыли ты! – разозлился спортсмен. – Дай подумать!
– А я ничего, – сник Вареник. – Только стремно все это.
– Прикинь, здесь мусора завалили! – закричали из соседней камеры. Видимо, и там увидели труп в коридоре.
Раздался грохот еще одной падающей двери, в потолок ударил вопль. Все же то, что должно было случится, случилось, тяжелая стальная дверь рухнула на одного из сидельцев.
– Человека задавило, врача в хату вызывайте! – пронеслось по коридору. Братва с ходу сообразила, что появился повод пробить ситуацию. – Дежурный! Что за дела? Врача давай! Лепилу давай! Человек помирает! Почему никого нет?
– Врача! Врача вызывайте! – кричали голоса. – Да что происходит? Вымерли все, что ли?
– Вареник, беги на пост, с понтом врача нужно, – приказал шепотом Вован. – Цинканешь оттуда, что и как. Давай, быстро!
Варенику и самому уже невтерпеж было стоять на месте. Выскочив в коридор, он побежал по коридору.
– Врача, человека убило! – заорал Вареник на всякий случай. – Лепилу давайте, помрем тут все!
Вован покачал головой, минуту подождал и, не выдержав, тоже вышел в коридор. За ним потянулись и другие.
– Них… Афигеть! Смотри, как его! – воскликнул один из заключенных. – Да его же надвое развалили! Вован, смотри!
– Ну ни х‑хрена себе, – протянул Вован. – На подставу непохоже. Это точно мусор, Равиль его зовут. Вредный… был. Не, братцы, это не постанова, ради нее мусора своих мочить не будут. Тут что-то не то.
В это время в конце коридора появился Вареник.
– Братва! Валим отсюда! – заорал он. – Всех мусоров порубили. Всех! На куски! Бошки, руки отдельно, тела отдельно валяются! И кровище, мама родная! Даже потолок забрызган! Я блеванул там походу! их как косой разрубило, кишки везде валяются.
– Да ты гонишь! – Не поверил ему один из сокамерников.
– Хочешь, сам иди смотри, – огрызнулся Вареник. – Вован, кули стоишь, бежим! Сейчас сюда ОМОН или СОБР налетит, всем достнется! Они правых виноватых не знают, если нас рядом с этим мочиловом прихватят, расшмаляют и разбираться не будут.
В том, что говорил Вареник, был свой резон. Озверев от гибели коллег, менты могли в любой момент устроить беспредел.
– Так, только уходим все! – скомандовал Вован. – Чтобы никто не остался! Иначе потом на тех, кто подорвался, все и спишут. А так все ушли, все ровно. Ну не захотел народ попадать в непонятки, вот и ушли.
– А как же новичок? – спросил тот, кто стоял рядом с Олегом. – Сам он не выйдет!
– Вынесем. – Вован вошел в роль лидера. Он незаметно поднял пистолет, валявшийся рядом с трупом. – Эй, братва, вываливайтесь из хат и уходим. Мишань, бери людей и вытаскивай этого.
Лидер кивнул на Чернова.
Олег не стал ждать помощи и начал подниматься. От боли потемнело в глазах, сознание помутилось. Почти ничего не понимая, он позволял тащить себя по коридорам, автоматически переступая через пороги и поворачивая вслед за теми, кто его тащил, подхватив под мышки. Если б они его выпустили, он бы рухнул на землю. Глаза его были закрыты. Открыть их просто не хватало сил. Работали одни только ноги.
Он не понял, как оказался на свободе. Его спрашивали, он почти не понимал, что, отвечал, его тоже не понимали… Затем просто потерял сознание.
Глава 7
Утро пришло неожиданно, словно зима для коммунальщиков. Всем ведь известно, что в календаре российского чиновника зима не предусмотрена, иначе почему она из года в год застает нас врасплох? Вот и Инна оказалась в похожей ситуации. Почти полночи напрасно прождала мужа и только закрыла глаза, как тут же зазвенел звонок. Лучше бы совсем не спала. Голова просто раскалывается. Может, часы спешат? Да нет, сама ставила. Хочешь не хочешь, нужно вставать.
Инна вскочила. Превозмогая лень, она принялась делать зарядку, по опыту зная, что иначе ей обеспечена на весь день головная боль. Хорошая разминка, потом контрастный душ – это ей необходимо. И чашка крепкого кофе. Нет, в этой жизни еще не все потеряно. Некоторые радости остались.
Выбежав из ванной, Инна на минутку задержалась перед зеркалом. Плоский живот, стройные ноги и почти девичья грудь. Попка тоже ничего, еще не опала, круглая и аппетитная. Нет, за фигуру ей не стыдно. Вот только для кого все это? Виктор снова не ночевал дома. Это уже становится правилом. Как только дело доходит до дела, тут же вызывают на работу. Что это за работа такая, просто непонятно!
Инна присела, держа в руках чашку с чудесным ароматным напитком. Вспомнился вчерашний ужин. Так хорошо все шло! Витя пришел довольный, ужин понравился, выпили. Муж похвастался успехом – маньяка поймал. Сволочь такая, женщин на куски рвал! Вот что им женщины так дались? Пусть мужиков рвут! Трахают и рвут! Или режут, там у них не разберешь! Да и не важно! Зато можно было бы оценить, кто из них круче. А то моду взяли: как что, так сразу слабый пол. Уроды! Монстры недоделанные!
О, монстры! Что это там Витя про них говорил? Вчерашний маньяк художником оказался? Точно, так и сказал, чудищ рисует!
Инна вскочила и пошла в комнату. Так и есть, дипломат мужа остался на журнальном столике. Может, посмотреть? Витя же сказал, что для нее принес, чтобы посмотрела! А если она понесется в институт, а он приедет, заберет дипломат и уедет? И она ничего не посмотрит? Получается, не выполнит просьбу мужа!
Убедив себя, что действует как примерная супруга, а не как любопытная Варвара, Инна приступила к делу. Щелкнув замками и подняв крышку дипломата, она тут же увидела то, о чем говорил муж.
Альбом с рисунками лежал поверх всех бумаг, и Инна в нетерпении раскрыла его сразу на середине. И тут же в ужасе отпрянула. Инне показалось, что на нее глянул зверь. Нет, это был не просто зверь. Это был ЗВЕРЬ! Или, все же человек? Монстр? Да, пожалуй, это самое точное определение.
Крупный, хорошо развитый, человеческий торс, венчала большая рогатая бычья голова с горящими глазами. Мутант был так красив своей мощью, своей мужской силой, что просто завораживал. Тугие, пересеченные узлами вен ленты мышц перевивали все его восхитительно сильное мужское тело. Особенно впечатляли мускулы спины и шеи, воротником подпирающие гордо вскинутую голову.
Художник сумел сделать так, чтобы даже звериная морда казалась красивой и привлекала взор. Возбужденно раздутые ноздри и огнедышащий взгляд налитых кровью глаз говорили, да нет, просто кричали о настоящем мужском желании. Не о том рафинированном, что с цветочками и вздохами, а об истинном, пещерном, таком, от которого женщины теряют голову.
Господи, вот это экземпляр! Такой бы не бросил женщину одну. И не побежал бы прикрывать свою немощь этой бесконечной работой. Вот для такого и рабыней стать не страшно.
Инна почувствовала, как низ живота наполняется теплом. Черт возьми, она давно уже привыкла сама помогать себе, не ждать же, когда муж найдет время для своих незатейливых ласк! Но боже, это так унизительно! К тому же сейчас, когда Инне пора было выходить, иначе опоздает на очередные занятия, такой прилив желания был ни к чему. Быстро захлопнув альбом, она сунула его назад в дипломат. И уже выходя, в дверях, остановилась и обернулась.
Ее словно что-то удерживало, не отпускало.
Вернувшись к столу, Инна раскрыла скоросшиватель и вытащила несколько рисунков. Можно было взять и весь альбом, но, как говорится, береженого бог бережет. Неизвестно еще, как наставник отнесется к рисункам, а неприятности ни ей, ни Виктору не к чему!
* * *
Чернову снилась Илса. Она была в тонком черном свитере, плотно прилегающем к телу, и в голубых джинсах. Девушка сидела в старинном кресле с прямой спинкой и читала книгу. Кресло стояло боком, и Олег имел возможность, не тревожа Илсу, вдосталь налюбоваться всем тем, до чего добирался его взгляд. Хорошая чистая кожа, овальный подбородок, по-девичьи пухленькие губки и небольшой, правильной формы нос – положительно, при всей своей требовательности, недостатков в Илсе Чернов не находил.
В очередной раз подтвердилось его давнее наблюдение: если человек по-настоящему красив, то ты каждый раз находишь в нем что-то новое, что-то еще более привлекательное, ускользнувшее от твоего взгляда ранее. Сегодня ты любуешься фигуркой, ножками, грудью, а завтра ты вдруг замечаешь, как прелестно разлетаются ее четко очерченные брови. Проходит время, и тебя умиляет ее маленькая ступня или нежная кожа. А еще наслаждаешься, когда твои руки обнимают ее тонкий стан, или согревают в ладони ее замерзшую ладошку. Тебе нравится ее запах, ты представляешь ее в нарядах пушкинских времен и влюбляешься в эти белоснежные плечи, в эти тонки пальцы, что листают страницы книги лежащей на очаровательных коленках.
Интересно, что она читает? Если бы это был не сон, Чернов спросил бы, обязательно. Он сам любил книги, и ему всегда было интересно, что предпочитают другие люди. Но во сне спрашивать не хотелось, все равно это же его сон, а не ее, значит, и сниться Олегу будут прочитанные им, а не Илсой, книги. Но действительно забавно было бы узнать, какие книги она любит? Фантастику? Детективы? Или классику? Только не любовные романы! Это было бы разочарованием.
Мышцы спины затекли, Чернов начал было поворачиваться на бок, но его пронзила такая острая боль, что он, не сдержавшись, застонал. И тут же Илса оказалась рядом с ним. Ее волшебно прохладная рука легла на лоб, и Олегу сразу стало легче. Черт с ней, с этой болью, лишь бы сон не кончался! Хотелось пить, но Чернов решил перетерпеть, чтобы не спугнуть чудесное видение. Однако его пересохшие губы сами пошевелились, и это не ускользнуло от внимательного взгляда заботливой сиделки. Девушка вышла из комнаты и тут же вернулась с чашкой в руке.
– Пей, это тебе поможет, – услышал Олег ее теплый грудной голос. Такой родной, такой желанный! – Давай я тебе помогу подняться…
– Какой сон хороший, – еле слышно пробормотал Чернов и тут же испугался: вдруг он проснется и окажется в камере?
Видимо, эта мысль отразилась на его лице.
– Олег, все хорошо, – ласково, как маленькому ребенку, сказала Илса. – Я объяснила маме, что ты друг и я верю тебе.
Маме? А при чем здесь мама? Следователь не послушает никакую маму. Ишак твердолобый! Он уже вынес свой приговор, и теперь его ничто не убедит, что Чернов не убивал Карину. Господи, Карина! Как же он забыл о трагедии! Наверняка Илса уже знает о ней!
– Олег, ты меня слышишь? – Погруженный в свои мысли, Олег не сразу услышал голос Илсы. – Олег, ответь!
– А разве я… я не сплю? – удивился он.
Илса, отпаивая Чернова настоем из неизвестных ему трав, рассказала, как они с мамой перепугались, когда ночью неизвестные люди привезли его и, позвонив в дверь, убежали! Мама долго не решалась открыть. Когда же они, наконец, набрались смелости и выглянули в коридор, то, увидев окровавленное лицо Олега, сидевшего, прислонившись к стене, не сразу узнали его. А узнав, еще больше испугались. Точнее, испугалась Илса. Алла Рихардовна, наоборот, словно бы напрочь забыла свою нелюбезность, выказанную при первом знакомстве. Она так рьяно взялась оказывать помощь, что Илсе почти ничего делать не пришлось.
– Подожди, я не понял! Так я у вас дома? – растерянно проговорил Олег, озираясь.
– Ну конечно! – Илса засмеялась. – А ты думал где?
– Я вообще ничего не думал, – ответил Олег. Он был ошеломлен, – Мне казалось, что я сплю. Но как я оказался здесь?
Теперь настал черед удивляться Илсе.
– Это ты у меня спрашиваешь? И вообще, может, ты объяснишь, что с тобой произошло?
У Олега перехватило дыхание, он чувствовал себя так, будто земля ушла у него из-под ног и он летит в бездонную пропасть. Он тоже ничего не помнил! Помнил, как проспал, помнил, как его арестовали, помнил, как били – такое вряд ли забудешь! А вот как он оказался на свободе, и не просто на свободе, а здесь, у Илсы?
Черт, сейчас он был готов оказаться где угодно, только не здесь! Ведь ему придется поведать хозяевам обо всем, что с ним произошло, а как он расскажет о Карине? О ночи с ней, о том, что его подозревают в ее убийстве? На том основании, что Карина спала с ним у него дома? Нет, лучше назад в камеру.
В камеру? Знать бы еще, как он из нее вышел! А может, это ребята подсуетились? Лешка с Игорем? Нет, тогда бы они его и встретили. И уж точно сюда бы не привезли.
– Так ты совсем ничего не помнишь? – спросила Илса, нарушив затянувшееся молчание.
– Мне нужно позвонить, – сказал он. – Игорю или Лешке. Может, они что-нибудь слышали. Девушка кивнула:
– Хорошо, я сейчас принесу телефон. Я проверяла, шнур достает.
Номер Алексея не отвечал. И в этом Олегу повезло – телефон друга уже был поставлен на прослушивание. Взрывы домов, расчлененка, разгром отделение милиции и массовый побег, во время которого было убито несколько милиционеров, – это ли не повод для того, чтобы ФСБ взяло под пристальный контроль всех, кто имел хоть какое-то отношение к Чернову. То, что адреса Илсы и ее номера телефона не оказалось в списках, объяснялось просто – она и ее мать только недавно вернулись в Москву, и об их знакомстве с Олегом еще никто не знал. Когда позвонил Олег, Алексей Тарасов был на допросе, Вера ушла на работу, дома никого не было.
Не дозвонившись до Лешки, Олег набрал рабочий телефон Игоря. Нефтяная компания, в которой тот работал, находилась под высокой «крышей», и без особого разрешения прослушивать рабочее место Смолы не стали – с этим Олегу тоже повезло.
– Слушаю вас! – Смоленский всегда так отвечал на звонки.
– Здравствуй, Игорь.
– Олег?! – По голосу чувствовалось, то Игорь не ждал его звонка.
– Что, удивлен? – спросил Чернов. Что-то в голосе Игоря ему не понравилось.
– Ну еще бы! – закричал Игорь. – Про тебя здесь такое говорят! Лешка сейчас у них на допросе. Меня, наверное, тоже вот-вот вызовут. Верке уже звонили, просили прийти.
– У кого у них?
– Ну, у этих! Что, сам не понимаешь?
– Игорь, кончай, толком скажи, мне не до загадок, – сердито проговорил Олег.
– Да я точно не знаю. – В голосе Игоря звучала растерянность. – Может в прокуратуру, а может в ФСБ!
– Что? ФСБ? – оторопело переспросил Олег. – Ты в своем уме? Они– то тут причем? Ты еще ГРУ вспомни! Или СВР!
– Я не знаю, но думаю, когда громят отделение милиции и с особой жестокостью убивают сотрудников, то это вполне в их компетенции, – сказал Игорь. Чувствовалось, что он напуган. – Понимаешь теперь, при чем здесь они?
Олега охватило странное ощущение, будто он бредет в зыбком тумане. Налет на милицию? Какой налет, какая милиция? О чем идет речь? И какое отношение это имеет к нему?
– Игорь, подожди! Ты можешь говорить проще? Это я, твой друг Чернов. Я о своих делах спрашиваю. К чему здесь все, что ты наговорил? – Олег вконец растерялся. Он ничего не мог понять. Игорь что, с ума сошел? Или, может, выпил? Или просто разыгрывает? Бред какой-то!
– Говорить проще? – Игорь был сердит и обижен. – Да ты телевизор включи, там весь день про тебя говорят. Про тебя, про Карину. Говорят, при нападении на отделение милиции было использовано то же оружие, что и при ее убийстве! Теперь я ясно выразился?
– Подожди, какое нападение?! Ты что, пьян? – вспылил Олег. – Нет, извини, я не хотел… Прости, у меня полный сумбур в голове. Игорь, я тебя прошу, расскажи все подробно!
– Сначала скажи, что произошло с Кариной? – потребовал Смоленский. – Ты спал с ней?
– Да! Но она, – Чернов посмотрел на застывшую в кресле Илсу. Их глаза встретились. И Чернов увидел в них столько терпеливого ожидания, когда же он наконец все ей объяснит, столько предчувствия беды, что смешался и не стал продолжать дальше.
– Я не делал того, что мне приписывают, – сказал он больше ей, чем Игорю.
– Олежек, ты, что дурак? Уж в этом мы на минуту не сомневаемся, – откликнулся Игорь. – Вчера, когда Лешка рассказал, что тобой интересовались из милиции, мы оба решили поехать и разобраться, в чем тебя обвиняют. К тебе нас не пустили, но удалось выяснить, что они тебе инкриминируют. Ну, в общем, мы им не поверили, но шансов вытащить тебя под подписку не было. Решили, что с утра займемся поисками адвоката. А ночью, почти утром менты приехали к Тарасу домой, искали тебя. Спрашивали, к кому еще ты мог поехать, но ни Лешка, ни Вера не сказали ничего. Даже обо мне промолчали, хотя вполне могли, я же не при делах… Ой, Олег, не подумай ничего такого, я просто не так выразился. Короче, Тараса вызвали на утро! Думаю, что скоро за мной приедут, поэтому не спрашиваю, откуда ты звонишь.
– Игорь, клянусь, я не делал этого! Ну, в чем меня… – Чернова снова охватило чувство нереальности происходящего, он будто бы оказался в одном длинном нескончаемом кошмаре. – А что ты говорил про отделение милиции?
– Олег, а как ты оказался на свободе? – вопросом на вопрос ответил Смоленский. – Я не спрашиваю подробностей, ни спрашиваю как, просто одной фразой, скажи. Бежал, отпустили, откупился…
– Чем? У меня денег‑то, не было. Все, что оставалось менты забрали. – Чернову вспомнились радостные рожи милиционеров, когда они выворачивали его карманы. – Все, что заработал с твоей помощью, менты забрали. Нет, если бы удалось откупиться, я бы был только рад, но я ничего не помню. Знаешь, после допросов я…
Олег бросил взгляд на Илсу. Хотя он понимал, что девушка наверняка видела на нем следы побоев, признаваться в том, что его били, не хотелось. Как это унизительно…
– Короче, я в камеру попал в таком состоянии, что толком не помню, что дальше было, – сказал он. – Даже как к… сюда, откуда звоню тебе, как попал, не помню.
– Олег, дружище, то, что ты говоришь, еще больше ухудшает твое положение, – с испугом проговорил Игорь. – Там милиционеров перебили. И так же, как Карину. Тем же способом. Порубили на куски! Последним Карину видел ты. Чтобы так разрубить, нужно иметь силу и оружие, все это у тебя есть. И в обоих случаях ты замешан…
– Слушай, ты кому это городишь? – вспылил Чернов. – Я же говорю тебе – я не делал этого! Ни ее, ни ментов я не убивал! Но раз ты считаешь…
– Я, Тарас и Вера, может быть, единственные, кто тебе верит, – с обидой в голосе ответил Смоленский. – Я лишь повторяю тебе версию следаков! Весь день телевидение говорит о том, что… Вот черт! Олег, быстро говори, что я могу сделать для тебя, кажется, приехали за мной! Внизу две «волги» остановились!
– За тобой? – Чернов посмотрел на Илсу. Не хватало еще и ее подставить. – Слушай, ничего не бойся, у тебя все ровно! У них на тебя все равно ничего нет, допросят и отпустят. Это им активность нужно проявить, после всего, что случилось, но тебе они ничего предъявить не могут. Понимаешь?
– Да, точно, голос Смолы стал бодрее. – А я еще адвоката подключу…
– Игореха, мне нужна твоя помощь. – Перебил Чернов словоизлияния друга. – Сходи, пожалуйста, ко мне домой, ключи ты знаешь где. Знаешь же, да?
– Нет, не помню, подскажи.
– У соседей, дверь справа от моей. Они тебя знают, отдадут! В квартиру не заходи, менты могут тебе потом проблемы создать. Сходи в гараж, там за ящиком, ну, да ты знаешь, я тебе показывал.
– Да, помню, помню, говори быстрее, скоро они будут здесь.
– Там у меня чекан спрятан. Это такой инструмент, смесь топорика и кирки, только наконечник другой. Отдай его Иванычу, я у него брал, неудобно будет, если менты заберут. Решат, что это оружие, он очень похож, хотя это натуральный инструмент ремесленника. Чеканщика. Но при случае он может и оружием послужить. короче, надо его отдать Иванычу. Выручи, не поленись.
– Да ты о чем говоришь! – обиделся Смоленский. – Сегодня же все и сделаю. Еще что нужно, говори быстрее, они вот-вот поднимутся.
Олег замялся. Ему было неудобно, но ситуация была не такая, чтобы миндальничать.
– Мне нужно уходить отсюда, – сказал он в трубку. – Игорь, у тебя есть деньги? Свободные.
– Не поверишь, но не дам. При себе нет, да и следят за мной наверняка. Любой съем со счета тоже вызовет подозрения. Сделаем вот что, записывай телефон. – Смоленский продиктовал номер. – Это Жак. Скажешь, что от меня, он даст, я его предупрежу. Меня не ищи, наверняка прослушку установят. Связь будем держать через того же Жака. Все, держись и помни – мы в тебя верим…
В трубке раздались короткие гудки. Чернов медленно положил трубку. Ему ужасно не хотелось поднимать голову и встречаться глазами с девушкой.
– Олег, что все это значит? – спросила Илса. – Тебя обвиняют в убийстве?
– Илса, я не убивал, – севшим голосом произнес Олег. – Я не знаю, каким образом оказался здесь, у тебя, но понимаю, что не должен был приходить сюда! Я сейчас уйду.
– Никуда ты не уйдешь! – не громко, но твердо ответила Илса. – Это же самоубийство. В таком состоянии я тебя не отпущу. Но в то же время, я думаю, имею право знать, что все-таки происходит. И с чем нам придется столкнуться.
– Нет, я должен идти. – Олег приподнялся и, почувствовав приступ головокружения, замер.
– Прекрати говорить глупости. А тем более делать. Судя по тому, что происходит, ты их и так уже наделал немало! – Произнося эти слова, Илса внимательно следила за выражением его лица. – Хорошо бы некоторым людям, которые никак не могут расстаться с детством, понять, наконец, что жизнь не имеет ничего общего с книжной романтикой. Это жизнь, здесь все иначе!
