Роксана Миллер
Лучший мир
За столом сидело четверо коллег из разных отделов. При моём появлении они мгновенно смолкли, несмотря на безудержное веселье секунду назад.
– Кхм… Привет, приятного аппетита, – я доброжелательно махнула рукой и прошла к холодильнику.
– Привет, спасибо, – хором отозвались они и принялись за еду.
Всё то время, пока я искала свой контейнер среди десятков одинаковых, видимо, купленных на одной распродаже, тишину нарушал только стук ложек и вилок об тарелки. Но стоило мне разыскать свою еду и удалиться, как за закрытой дверью вновь потекла оживлённая беседа.
Не знаю, что обиднее – если они сплетничали обо мне или просто не хотели обсуждать при мне свои дела.
Забей, Леся. Ты здесь ради зарплаты, а не ради кухонных посиделок.
Всё это уже давно не имеет никакого значения, потому что у меня есть Илья, Катя и несколько других замечательных друзей. Точнее, имеет, но исключительно в степени, достаточной для того, что помнить, сколько дорог пришлось пройти в поисках человеческого тепла. Я с таким трудом находила тех, кто увидит меня настоящую, и если окажется, что всё это время их можно было просто выдумать, то чего тогда стоили годы одиночества? И не только – если поставить знак равенства между реальным и нереальным, та редкая, неуловимая, похожая на FM-волны связь между нами тоже окажется не стоящей ни гроша.
А сколько стоит жизнь выдуманного создания?
Зависит от того, оригинальное оно или репродукция кого-то, кто уже существует. Наверное, в других обстоятельствах Не-Илья был бы хорош сам по себе, если бы не пытался заменить моего любимого человека. Но сравнения он не выдерживает, потому что пытается быть «идеальным» в моём представлении, а карта, увы, не территория. То, что люди хотят и то, что они любят зачастую оказывается двумя различными объектами.
И что же в итоге реально?
То, что нельзя заменить.
Реальность дарит чувство причастности. Всё остальное – игра в куклы, когда один отыгрывает всех и знает об этом. Я не хочу больше быть одна.
Я вернусь. Я обязательно вернусь.
Моя старенькая белая «мазда» стояла на привычном парковочном месте. Я завалилась в неё, словно в спасительную капсулу, которая могла бы увезти меня подальше отсюда. Не прошло и минуты, как на соседнем сидении материализовался Не-Илья. Я зашипела и попыталась выбраться, но дверь лишь жалобно щёлкнула, не давая сбежать.
– Выпусти меня отсюда.
– Нет, – сказал Не-Илья с таким невозмутимым видом, будто я попросила его прикрыть окно.
Не задумываясь я со всего размаху ударила по рулю. Его это не впечатлило. Только сейчас я заметила, что разбитая в трамвае рука успешно зажила.
– Глупая. Я же хочу как тебе лучше. Только подумай, ну куда ты вернёшься? В эту чумную дыру?
– Именно так. Здесь для меня слишком стерильно.
– Да, ты права. Этот мир стерилен. Но ты привнесёшь в него фактор случайности. Только представь! Разве не хочешь быть молнией, которая бьёт в первичный бульон?
– Меня задрали твои метафоры.
– А что если я умру в твоём мире? Да от той же самой короны? Всё равно предпочтёшь его?
– Ты не он! – закричала я, вдавила тормоз и ударила по кнопке зажигания. Приборная панель приветственно загорелась и пискнула, а двигатель заурчал.
– А кто же?
– Ты – содержимое моей головы. То, что я знаю о нём и могу воссоздать в памяти. Но не он.
– Понятно. А поедешь куда?
– Домой, – ответила я, аккуратно выруливая из двора. Несмотря на то, что это всё было уже совершенно точно не по-настоящему, почему-то очень не хотелось поцарапать мою красавицу.
Весь путь до Волколамского шоссе Не-Илья молчал. Я отпустила все мысли и просто смотрела вперёд. Машин становилось всё меньше и меньше. Жилые дома наконец остались далеко позади, вскоре мы проехали и последнюю развязку. «Скорей бы уже открылась новая…» – пронеслось в моей голове.
– И всё-таки…
Я усмехнулась и сильнее нажала на газ. Стрелка спидометра подскочила до сотки. Не-Илья наблюдал с показным равнодушием.
– Чего ты добиваешься?
– Всегда хотела узнать, какой максимум у нашей ласточки, – ответила я.
Стрелка дошла до верхней точки диска в сто двадцать километров в час и продолжила ползти вправо, к угрожающим ста сорока… Ста шестидесяти… Почему-то вспомнилось колесо обозрения и момент, когда кабинка проходит самую верхнюю точку и начинает опускаться. Путешествие продолжается, но ты не можешь отделаться от ощущения, что оно уже закончилось.
– Если тебе так нужны проблемы, то мы можем насоздавать их и здесь. Главное, скажи.
– Заткнись, – процедила я, не сводя глаз с дороги. – Мне не проблемы нужны. Мы же это выяснили, как ты ещё не понял!
– Да всё я понял, – с каким-то странным смирением произнёс Не-Илья. – Но разве я не лучше? Тебе ведь не всё нравится в нём. Тебе хотелось бы больше его времени и внимания, разве нет?
Мои пальцы вцепились в руль так, будто это был последний кусочек ускользающей реальности. Я старалась не смотреть на него, но не смогла сдержаться. Он смотрел на меня с тоской, но при этом его взгляд был наполнен теплом. Мне стало его жаль. Он совсем как там, дома. С той лишь разницей, что соткан из материала о настоящем Илье, который хранится в моей голове на данный момент времени. Дубликат. Ну и что? Я смогу сделать его каким угодно. Каким я захочу.
Но это же как читать книгу, прерваться в какой-то момент и начать дописывать её самой, так и не узнав, что хотел сказать автор. Кто дал мне на это право? А может, копия Ильи права, и никакого права нет? Только установки в наших головах о бесплатном сыре и мышеловке, отсутствие доверия к себе, убеждённость в незыблемости «неповторимого оригинала». Ну да, неповторимый, и что? Можно же придумать лучше! Кто запретит?
Может быть, не так уж и плохо стать этим наблюдателем? Я просто пока не созрела…
Не-Илья удовлетворённо наблюдал, как стрелка спидометра опускалась до ста.
– Вот так. Вот видишь. Ты молодец, я в тебе не сомневался, – он нежно погладил меня по бедру.
Нет.
Дело не в праве и не во внутренних запретах. Я хочу читать то, что написано в оригинале. Историю Ильи, историю реальности, в которую намерена вернуться – даже если сюжетные повороты не понравятся. Я прочитаю вместе со всеми. Как есть. А если захочу что-то переписать на свой лад, то это увидят все причастные.
– Да, – сказала я, набирая скорость обратно. – Молодец.
– Всё-таки передумала, – криво усмехнулся Не-Илья.
Сто сорок.
– Мне не нужно лгать, чтобы кто-то остался в моём мире. Одно это делает его лучше. А ещё куча других вещей, которые ты не поймёшь.
– Ты тоже так ничего и не поняла, – равнодушно отозвался он. – Я не виноват, что этот мир затащил тебя сюда и выбрал меня в качестве средства для твоего удержания. Мне правда нравилось быть с тобой.
Я молчала, стараясь не поддаваться, но в горле стояли слёзы. Что я творю? Я же почувствовала себя так, как всегда хотела, зачем уходить? В моём распоряжении целый мир! И всё время Ильи впридачу. И какая-нибудь новая работа, которая мне понравится. Или вообще её отсутствие. И Катю тоже потом придумаю, и всех-всех…
Но я же двадцать лет этим занималась, неужели в этот раз всё сложится иначе? Да, декорации будут правдоподобными, куклы – практически настоящими, но знание о том, что всё это подделка, а я предала своё настоящее, не вытравить никогда.
Илья… Если он и совершил какую-то ошибку по отношению ко мне, то не нужно исправлять её самой. Скоро мы сделаем это вместе. На этот раз я наберусь смелости и загадаю своё желание, но сделаю это адресно, так, чтобы его услышал его главный герой.
Вселенная, Бог, поле вероятностей – да что угодно! – всё это специализируется на желаниях, для исполнения которых надо подкрутить винтики и перевести несколько стрелок-событий, чтобы в итоге всё встало на нужные рельсы. Но если исполнение желания зависит от конкретного человека, то не стоит делегировать их вышеупомянутым инстанциям.
И да – замалчивать их тоже не стоит. Невысказанное всё равно прорвётся наружу, при этом не в лучшем виде. Теперь я это точно знаю.
Чтобы отвлечься, я включила радио. Монотонный шум дороги сменился музыкой: Carpenter Brut – Turbokiller. Самое то, чтобы просто ехать вперёд и ни о чём не думать. Хватит. Обо всём уже подумано. Смотри на дорогу и делай то, что должна. Нет, не так. Делай то, что для тебя правильно.
Не спи.
Сто шестьдесят.
Локация менялась на глазах. Деревья и земля становились прозрачнее, и в итоге от них остались лишь светящиеся силуэты. Небо с каждым километром темнело и вскоре стало угольно-чёрным, без единой звезды. Как же мне не хватало ночи, пусть и такой. Не изменилась только дорога. По пути не встретилось ни одного съезда или поворота – только идеально прямая полоса с убегающей под колёса белой разметкой и редкими огнями, пролетающими по встречке.
– Если задумала убить себя, то тебе следует знать, что это может и не помочь, – заметил Не-Илья. – Просто сразу превратишься в наблюдателя.
Я ничего не ответила, только поддала газу. Ещё немного и двести сорок, максимум. Слева кометой пронёсся очередной огонёк, на мгновение ослепив меня фарами.
Двести.
Двести двадцать.
Двести сорок.
– Останься со мной. Пожалуйста. Я люблю тебя. Пока ты рядом, я жив.
– А вот я не очень. Прости.
Я выехала на встречку, отпустила руль и закрыла глаза.
VII.
«09.04.2020: В России выявлено почти 1,5 тыс. новых случаев заболевания коронавирусом. Напоминаем, что на заболевание коронавирусной инфекцией может указывать потеря вкуса и обоняния».
Я выключила телевизор и повернула голову в сторону окна. Небо затянули низкие плотные тучи.
Получилось?..
Словно в первый раз, я принялась тщательно рассматривать свои руки, обстановку в комнате, посчитала предметы, принюхалась, затем подбежала к зеркалу и всверлилась в глаза своего отражения. Наконец-то видимые.
– Леся?
В дверном проёме стоял Илья, положив руки в карманы. Я осторожно прислушалась к ощущениям, не осмеливаясь подойти, пыталась уловить потусторонние отголоски. Но всё было более чем нормально – по-странному нормально. Я так привыкла, что пространство подёрнуто слегка искажающим свет маревом, что даже растерялась.
– Где я?
– Надеюсь, что здесь, – он подошёл ко мне и вытащил руку из кармана, словно хотел прикоснуться, но потом передумал.
– И как нам это проверить?
Вместо ответа он подошёл вплотную и порывисто поцеловал. Я ощутила его запах и тут же потеряла голову. Такой родной – кондиционера для волос, одеколона, его собственный – как из прошлой жизни. Как будто я действительно вернулась домой после долгого-долгого путешествия. По-настоящему. Мы простояли так несколько минут, около трёх, если быть точной. Я решила больше не позволять времени идти так, как ему вздумается. Он гладил моё лицо, а я изучала его, вспоминая каждую деталь, сосредотачивалась на ощущениях в пальцах, на том, как они соприкасались с его кожей и рубашкой, на каждом движении воздуха между нами. Память о мире из сна была слишком свежей и пока что позволяла всё это сопоставить и сделать вывод, что мы обнимаемся наяву. Но сон, как и любой другой, начинал потихоньку выветриваться.
– Что со мной произошло? Где я была?
– Ты не поверишь. Я сам до сих пор не верю.
Он усадил меня на диван и сел рядом. Видно было, как неловко он себя чувствует во всей этой чертовщине и как тяжело ему даются слова, чтобы её описывать. Ведь сказать о чём-то вслух – в какой-то степени подтвердить существование этого «чего-то».
– Она мне всё рассказала.
– Автоответчик?
– Да. Ты помнишь.
– Конечно. Спасибо, что связался со мной.
Илья усмехнулся и погладил моё плечо.
– Это был… Интересный опыт. Своеобразный.
– Как тебе это вообще удалось?
Он смущённо опустил голову, явно не желая признаваться в том, что занимался чем-то противоречащим его скептической натуре. Затем взял мою руку и, не говоря ни слова, прижал пальцы к своей щеке.
– И что же она рассказала? А главное, как? – я поспешила сменить тему.
– Посмотри сама.
Он достал телефон, открыл галерею и открыл какое-то видео, на превью которого была я.
– Будет необычно. Готова?
Я кивнула.
Необычно стало с первых же секунд – как ещё может быть, когда видишь себя на видео, в котором совершенно точно не участвовал? В кадре я сидела на кухне напротив окна, чтобы лучше падал свет. «Мой» взгляд был отсутствующим, но при этом направленным прямо в камеру, а выражение лица – пугающе-нейтральным, лишённым малейшего намёка на эмоции. Никогда такого не видела. Кроме…
Когда он улыбался. Когда волновался за меня. Когда сердился и не отпускал на работу. Когда сжимал мою руку до синяков. Даже в последние минуты, когда мы неслись на огромной скорости по пустой трассе.
Лицо Не-Ильи отражало не больше эмоций, чем лицо моей куклы Барби, улыбавшееся от уха до уха. Но при этом он был живым… Таким живым! Хоть и по-своему. Где же он сейчас…
Я мысленно одёрнула себя. Что за дурацкое качество – пытаться сбежать, а потом проваливаться во что-то, нехорошо напоминающее жалость?
– Ещё раз. Кто ты? – раздался приглушённый голос Ильи за кадром. – И где Олеся?
– В Лучшем мире, – механическим голосом ответила «я». – Я теперь вместо неё.
– Что за Лучший мир?
– Самозародившаяся симуляция этой реальности, только совершенная.
– Что это за хрень? Где она находится?
– Когда-нибудь сам попадёшь и узнаешь. У неё нет аппаратного хоста, если ты об этом. Она не привязана к физическому миру. Только к его жителям.
– И как же она самозародилась? Впрочем, плевать. Объясни, как Как Леся туда попала?
– В результате самопроизвольного запуска исполняемого файла в цепочке симуляций, если тебе это о чём-то скажет, – автоответчик поднял уголок рта в подобии улыбки. – Close the world, open the next, как говорится. Отвечаю на второй вопрос: Лучший мир давно засматривался на неё. Таких, как она, проще забрать себе, их ничего не держит. Всю жизнь одни, в себе. Если человек не от мира сего, наверняка где-то есть мир, который подойдёт ему лучше. Мир, который позаботится о нём.
– Леся не одна. О ней есть, кому позаботиться.
– Правда? Да что ты такое говоришь. Давно интересовался её делами?
Пауза. Довольные, но не наделявшие лицо живостью, искорки в глазах.
– Что значит «забрать себе»?
– То и значит. Он тоже хочет жить. В первый раз он позвал Лесю через радио, когда она была за рулём. Мы надеялись на эффект неожиданности и получили его, но полноценного перехода не получилось, ей удалось остаться здесь. После этого Лучший мир не раз подавал голос, но она не замечала. А потом мы решили связаться с ней через стены.
– И она теперь там? – к беседе неожиданно подключился голос Кати.
«Я» на экране широко улыбнулась. Эта улыбка была похожа на бездумно повторённое танцевальное движение, оторванное от всего танца.
– Да. И у неё хорошая компания. Не трогайте её.
– Это уже не тебе решать. Что за компания?
– Ты, Илья. Только лучше.
– Не слушай её, – сказала Катя. – Леся сама разберётся, кто лучше.
– Не сомневаюсь, – отозвался «автоответчик». – Она как раз в процессе.
– А ты, значит, из этого Лучшего мира. Получается, вселилась в её тело?
– И да, и нет. Все люди связаны через Лучший мир. Скорее даже так: сначала была эта связь, а потом она дала жизнь и симуляции. Если упрощать, то можно сказать, что это что-то близкое к тому, что вы называете «коллективным бессознательным», одушевлённое и неодушевлённое одновременно. Всех вас можно привести к общему знаменателю: если убрать из любого человека ядро, которое вы называете своим «я», то внутри него останется чистый кусочек Лучшего мира, способный выполнять функции человека. Но, скажем так, обезличено. Почти каждый там бывал, но единицы остались.
– Значит, её ядро – там?
– Верно.
– И как его вернуть?
– Она сама вернётся, если захочет. Но поверьте, ей там очень хорошо. Нет нужды волноваться. Там она получит всё, что давно хотела. Лучший мир на то и лучший. Он любит её.
Я судорожно вдохнула. Смотреть становилось всё тяжелее.
– Не решай за Олесю.
– Это вы решаете за неё, – пожала плечами «я». – Что если ей там действительно лучше, чем здесь? Всё равно заставите её вернуться, чтобы удовлетворить свою потребность в ней?
– Поговорим с ней и узнаем. Как её найти?
– Подайте знак.
– Какой?
«Я» снова улыбнулась.
– Такой, какой она точно заметит.
Видео закончилось. Я только сейчас заметила, что обеими руками вцепилась в диван, до царапин на обивке.
– И что в итоге? – спросила я, облизав пересохшие губы. – Как ты вообще понял?
– Ну ты её видела? Что тут непонятного? Не совсем же я слепой. Хотя, конечно, сначала решил, что с тобой после аварии у тебя с головой что-то случилось. Но было и ещё кое-что.
Я напряглась.
– Катя заметила кое-что странное. Ей в рекомендациях выпал один аккаунт. Духовный, скажем так. Она перешла, изучила, написала туда, и… Короче, его вела ты.
– Какой ещё аккаунт?
– Сейчас его уже удалили, но в общих чертах это напоминало огромную рекламную кампанию для Лучшего мира.
– То есть?
– В основном там были техники выхода в осознанный сон, всякая высокодуховная муть, – Илья помотал головой. – Так сразу и не скажешь, что что-то подозрительное, обычное разводилово. Но подозрительнее всего был раздел «Запись». На аккаунте предлагалось приехать куда-то и записаться на какую-то процедуру «пробуждения». Ну Катя и поехала. Я хотел с ней, но мне тогда ещё нельзя было выходить из дома. Это всё-таки был ковид.
– Как ты сейчас? – спросила я, чувствуя, как в груди нарастает новая тревога.
– Отлично, – уверенно кивнул он. – Поболел дня три. Дольше на карантине держали, ну и фотки свои отправлять кому-то не очень-то здорово.
Я обняла его за плечи.
– Кстати, не знаю, показалось ли в бреду, но я вроде как видел тебя… Не её, а тебя. На тот момент уже было, с чем сравнивать.
– Да, я и вправду выпадала оттуда. В том мире я уволилась и поехала в офис забирать вещи и прощаться.
– Наконец-то, хоть где-то ты это сделала.
– Ох… Ладно, я подумаю насчёт того, чтобы повторить. Так вот, в какой-то момент начался полный сюр, и меня выбросило. Видимо, тот кусок реальности не слишком подробно скопировался из моей головы в Лучший мир, и я не смогла в нём удержаться. Плюс со мной не было твоей копии. Теперь я понимаю, что она была главным якорем, который меня там удерживал.
– Это лестно.
– И всё?
Он посмотрел на меня взглядом, полным благодарности, но ничего не сказал. Наши лица незаметно сблизились, и он снова поцеловал меня. Вкус слегка мятный, как же мне его не хватало. Всё-таки Илья есть Илья – красивые слова не его конёк. Впрочем, мы и без них могли прекрасно обойтись. Всё, что он для меня делал: от подарков без повода до ежегодной записи меня в поликлинику на самую полную из возможных проверок – это и был своеобразный язык любви, единственный из ему известных. Он не дарил мне своё время, а по-деловому вкладывал его и делился прибылью, как умел. Ну а я никогда не говорила, чего хочу на самом деле, не желая обесценить его старания. Тем более, всё было вроде как хорошо. Он у меня был.
Надеюсь, я не кажусь ему послушной программой, как мне – Не-Илья? Не заставляю ли я его жить с тем же ощущением, что в Лучшем мире? Я поёжилась и решила впредь заявлять о своих пожеланиях чаще. Обходясь без красивых слов, мы опрометчиво забыли о необходимости разговаривать как таковой.
Вот, кажется, и ещё один компонент реальности. Чувствуешь себя неживым? Попробуй хорошенько чего-то захотеть. Наши желания не такой уж и пустой звук для этого мира, просто здесь их исполнение – не главный сюжет, а один из штрихов на не имеющей границ картине. Но если научишься смотреть на картину целиком, то будешь точно знать, где мазнуть кистью так, чтобы вышло заметно.
– Леся?
– Что?
– Знаешь, кого я вспомнил, когда не мог до тебя достучаться?
– М-м-м?
– Маму.
Внутри меня всё мгновенно оборвалось. Мама Ильи умерла несколько лет назад, ещё до нашего знакомства. По необъяснимой причине в каких-то шестьдесят лет у неё начала развиваться деменция. Всё начиналось с мелочей, которые списали на обыкновенную забывчивость, а спустя пару лет она разучилась ходить и есть. Позже впала в кому и не проснулась. Сам Илья всегда отмалчивался, когда речь заходила о ней, но это молчание сквозило какой-то особенной болью, степень которой я не могла оценить даже приблизительно.
– Бывало, сидит она, смотрит телевизор. Уже не понимает, что на экране происходит, но всё равно наблюдает за картинками. Зову её – не шевелится. Не понимает, что позвал. Подходил, брал за руки, обнимал, разговаривал, – Илья перевёл дыхание и закусил губу, чтобы не выдать кома в горле. – Просияет на мгновение, узнав меня… и снова туда… на дно. Куда не докричишься.
Я взяла его лицо в свои руки.
– Это так страшно, – продолжал Илья. – Вот он, твой самый родной человек, сидит прямо перед тобой в кресле. Но при этом его нет.
– Илья… – я растерянно смотрела в его глаза, изо всех сил стараясь не разреветься.
– Совсем нет, понимаешь? Как так может быть: человек жив, но его нет?
Каждое слово Ильи отпечатывалось на изнанке моей души, будто татуировка. Кажется, мы никогда не были так близки.
– Я боялся каждого нового утра. Она каждый день что-то забывала, и мне было страшно, что однажды она проснётся и не вспомнит меня.
Не отвечая, я сгребла его в охапку и прижала к себе, что было сил.
– Каждый день мама уходила всё дальше в тот чёртов океан. Я был маяком, на свет которого она иногда возвращалась. Только вот это случалось всё реже и реже. Порой я даже злился: ну зачем она туда уходит! Здесь же есть мы и отец, почему она бросает нас? Неужели нельзя бороться вместе с нами? Как человек над пропастью, которого держишь за руку, чтобы не сорвался, а он тебя – нет.
– Милый мой. Этот океан был сильнее.
– Я знаю. Мне так стыдно, что я злился на неё…
– Ты не на неё злился. А на болезнь. Слышишь?
Илья неуверенно кивнул.
– На болезнь, – отрешённо повторил он.
– Ты до последнего возвращал её к жизни. Она очень тебя любила. Мне далеко до этого, но… Меня ты тоже вернул. Ты – мой герой.
– Пожалуйста, не уходи туда. И ни в какие другие океаны тоже.
– Я никогда от тебя не уйду.
– Ты начинала уходить совсем как она…
Я гладила Илью по спине, а сама представляла шум чёрно-белого ветра, гоняющего волны страшного океана, в тысячи раз более огромного, чем весь воспринимаемый человеком мир. И одинокую женщину в лодке, которая высматривает на горизонте родной огонёк, но колючий шум забивает ей глаза и уши. Она пытается позвать – но им наполняется и рот, до горла и дальше вниз, в лёгкие, в сердце, в кровь, разносится с ней по всему телу вместо кислорода…
– Никогда не уходи.
– Обещаю.
Человеческий мозг – страшная в своей сложности вещь. Достаточно повернуть не туда один крошечный и с виду совсем не важный рычажок, и…
Мы просидели так около получаса, не отпуская друг друга. Илья старательно прятал глаза и украдкой шмыгал носом, а я не уставая гладила спину и волосы. Наконец, он выпрямился и поцеловал меня в лоб.
– Прости, что я…
– Я тебе сейчас нос за это «прости» откушу. Мы только что стали ближе, чем за все годы вместе, а ты извиняешься.
– И правда ведь. Я на чём остановился-то?
Общими усилиями мы вспомнили, и он продолжил.
– Поехала, значит, Катя по адресу. Там её целый час обрабатывал какой-то жуткий тип с пустыми глазами. Это уже после разговора с твоей копией мы поняли, почему он такой. Тоже Лучший мир в человеческой оболочке. Катя молодец, включила дурочку, и её позвали снова. Потом ещё раз. Где-то на пятой встрече ей предложили побывать там самой, и она согласилась. Да-да, не смотри так, я её тоже чуть не убил, но всё прошло хорошо. Впрочем, она сама тебе сейчас расскажет, – он смахнул уведомление с экрана телефона и загадочно улыбнулся, а через пару секунд раздался звонок в домофон.
Ещё через минуту я висела на Кате и незаметно принюхивалась. Духи, что я ей дарила на день рождения. Свежий воздух в волосах. Ну как же я могла сразу не отличить сон от яви?
– Ой, да что бы они мне сделали, – отмахнулась Катя, выслушав от нас с Ильёй лекцию о том, как было опасно соваться в другой мир, даже заявленный как лучший. – Всё прошло хорошо. Там действительно круто, но подвох чувствуется. Тебя встречает самый яркий образ из твоего подсознания и начинает всё показывать и рассказывать. Правда, таскается за тобой везде, это немного навязчиво. Мне врать не стали, разложили всё как есть: вот, мол, крутая симуляция, хочешь – приходи иногда, хочешь – оставайся насовсем.
– А опция «не понравилось – уходи» была предусмотрена? – поинтересовался Илья.
– Не-а, – беспечно ответила Катя. – Но, признаться, мне правда там понравилось. Весь мир будто сам ложится у твоих ног. Очень подкупающее чувство.
– Так. И что потом?
– Потом я сказала: да, почему нет. Ну не всерьёз, конечно. Хотелось знать, как это вообще технически происходит. Оказалось, что если хочешь туда только иногда приходить, то тебя обучат специальным техникам, а вот если ты настроен серьёзно… – Катя замялась.
– То что?
– Ну… Типа операция. Только из наркоза тебя не выводят.
Моя челюсть отвисла сама собой.
– В смысле? Это законно вообще?
– Сама-то как думаешь? Эвтаназия у нас пока что запрещена. Но желающие всё равно есть! Да какие! Ты бы видела, какие там тачки у входа!
– Господи…
– Ага. Короче, проводят операции на мозге, мозг потом сохраняют, а с телом не знаю, что. Но в нём потребности уже точно не будет.
– Люди, которые на это соглашаются, в курсе, что их ждёт в конце? – спросила я.
– А что их ждёт в конце?
– Илья… – я запнулась. – Копия Ильи, с которой я была там, сказала, что сначала ты крутишь миром как хочешь, а потом становишься наблюдателем. Направляешь внимание в разные точки и генерируешь случайности, я так поняла. Большая игра в куклы.
– Типа Богом? – неуверенно вставила Катя.
– Не знаю, чего ожидает этот мир от своего Бога. Может и Богом, кто знает.
– Значит, им нужно много богов, – заметил Илья. – Судя по масштабам.
– Или слить кучу людей в одного… – добавила я.
– Или уже существующий Бог пытается обрести что-то, что есть только у людей.
Мы помолчали, думая каждый о своём. Наконец, Катя продолжила:
– Да, это целая сеть, которой заправляют эти… Этот… Я запуталась. Ну, по сути, ожившая симуляция и заправляет. И никто ничего не может сделать, потому что…
– Почему?
– Я провела ещё одно маленькое расследование внутри расследования…
– Оставила айфон в кабинете «гуру», – уточнил Илья. – Там есть функция «Слух»: вытаскиваешь её в пункт управления, нажимаешь, вставляешь наушники в уши – и слушаешь, что говорят в том помещении, где ты «забыла» телефон.
– Круто, да? Говорю же – расследование.
– И что? – нетерпеливо вмешалась я.
– Ничего там особо не сделаешь, – Катя закусила губу. – Не всех людей, которые ложатся на такую операцию, подвергают эвтаназии и отпускают гулять в эту долбаную долину вечной охоты. Точнее, операцию делают всем. Но если пациент особо влиятелен, то ему просто перекроят мозги, имплантируют этот Лучший мир – точнее, выжмут из человека всё, кроме него, всю личность – и отпустят жить дальше, чтобы были свои люди. Так что там, где надо, их подстрахуют и прикроют в случае чего. Всё схвачено.
Илья едва слышно вздохнул, окончательно распрощавшись с надеждой вернуться в рациональную и логичную зону комфорта. А я с ужасом думала о том, глазами какого количества людей Лучший мир смотрит на настоящий.
– Прекрасно. Просто восхитительно. И что нам теперь делать с этим знанием?
Илья и Катя переглянулись между собой.
– Думаешь, мы что-то можем?
– Но… – я осеклась.
Маленькая женщина в лодке посреди чёрно-белых волн. Что если всё было не так? Вдруг она стоит посреди знакомого города, странно подсвеченного солнцем, будто на старой фотографии? Вокруг него плетётся кокон, сквозь который всё ещё прорываются звуки из внешнего мира. Однако чем целее и плотнее кокон, тем слабее они до неё долетают. Сначала они становятся приглушённее, как на старой пластинке, затем пластинка заедает, шумит, обрывается, проигрывает одни и те же куски по нескольку раз. Голоса превращаются в фрагменты стонов и хрипов, их расщепляет и разбивает на дёрганое эхо, отражающее само себя. Женщина пытается собрать их в единую композицию, которая стала бы спасительной путеводной нитью назад, но нить скручивается и рвётся. Кокон смыкается над городом, и наступает тишина.
Женщина не помнит, куда идти. Всё знакомо до каждого камушка на дороге, но при этом соткано из совершенно чужой материи.
Или, наоборот, помнит очень хорошо, а голос того, что мы здесь зовём реальностью, со временем утонул в голосах тех, кого она любила, и чьи копии кое-что заботливо достало из её памяти и овеществило.
В конце концов наяву осталось лишь тело. Усыхающая до призрачной тонкости оболочка.
Лучший мир существовал всегда. По крайней мере, ровно столько же, сколько и человечество. Возможно, он появился в тот момент, когда первый человек взял уголёк и нарисовал на стене своей пещеры черту. А может, когда нечленораздельные звуки-сигналы древних превратились в праязык, и на нём стали рассказывать самые первые в мире истории. Кто теперь узнает наверняка.
Сейчас 2020-ый. Больше никто не рисует на стенах пещер. У людей другие игрушки, сложные и технологичные. Чем активнее они будут пронизывать реальность, тем больше новых способов проявиться найдёт Лучший мир.
Зачем? Ответ на этот вопрос застыл в глазах Не-Ильи, когда мы неслись по встречке.
– Чем больше живых людей, тем живее эта симуляция. Она просто хочет жить, – вырвалось у меня.
– Ты что, оправдываешь это? – Катя посмотрела на меня, как на больную. – Тебе там так понравилось?
Повисла неловкая пауза, пока я прокручивала дни, проведённые с Не-Ильёй, в мире, где было возможно всё. Живой, но по-своему. Придумавший эпидемию редкой болезни, чтобы подменить реальность и объяснить пустые улицы, которые я ещё не заполнила своими фантазиями. Убедивший сменить работу, чтобы стереть старые привычные ассоциации из моей головы. Державший Катю подальше, потому что её образ наверняка пока был не так хорошо прописан, и я могла заподозрить неладное. Постоянно находящийся рядом, чтобы я погружалась всё глубже в сон. Исполнявший каждую прихоть, чтобы мне сильнее хотелось остаться.
