Роксана Миллер
Лучший мир
Он сам всё больше напоминал механизм, настроенный на волну моих пожеланий. Я знала принципы его функционирования. Как он ходит, как смеётся, как шутит. А ещё я знала, как он мог бы функционировать… И эта потенциальность тут же воплощалась. Всё это время с момента «пробуждения» я его программировала, а он, в свою очередь – меня, чтобы я ни о чём не догадалась.
Название второго компонента, которого не хватало сну для превращения в явь, крутилось на языке, но никак не желало принять форму конкретного слова.
«Он не я. Пожалуйста, вспомни меня», – попросил плакат на автобусной остановке.
– Илья?!
«Я с тобой, пока ты помнишь, что меня нельзя заменить», – прочитала я, обойдя остановку.
– Я помню, но… как?.. – спросила я вслух.
«Она мне всё рассказала», – последовал ответ в витрине магазина.
– Кто?
«Твой автоответчик. Она замещает тебя, пока ты… не здесь. Ведёт тело на автопилоте, почти всё время сидит в телефоне, иногда отвечает, если к ней обратиться. Но она не ты».
– А он – не ты…
«Как хорошо, что мы это понимаем».
– Получается, моё тело функционирует, но сама я сейчас сплю?
«И очень крепко», – высветилось на табло обмена валют.
– Сколько можно, – процедила я, по-прежнему обращаясь в пустоту. – Вы достали твердить, что я сплю. Я должна проверить это сама!
Как по щелчку, асфальт перестал мельтешить, фонари погасли, а провода затихли. Мир снова стал максимально нормальным, если не считать полностью пустые улицы. Ну отлично, и что теперь? По внешним ненормальностям ориентироваться было однозначно проще. По внутренним тоже немного удавалось, хотя их хватало лишь на то, чтобы осознавать, что «что-то не так».
Моё внимание перетянул на себя трамвай, одиноко стоявший на рельсах. Его двери были призывно открыты, а табло горело. Его что, вот так вот просто бросили посреди улицы? Мир настолько катится в неизвестном направлении?
«Вспомни момент, когда последний раз проживала эмоцию. Любую. Он и был настоящим», – я едва успевала читать оранжевую бегущую строку, пока ноги сами несли к застывшей махине.
То есть, тот день, когда я лила слёзы у визового центра, и был кусочком реальности? Он – начальная координата?
Я устроилась на синем сиденье и смотрела прямо перед собой, подсознательно ожидая, что двери закроются, и трамвай поедет домой. Мимо всех этих границ между мирами, через пустой город, без водителя и светофоров. Просто домой, где можно будет наконец сбавить градус осознанности и выдохнуть. Осознанность… Модное слово, которое прямо сейчас ни капельки не помогало, а только заставляло бесконечно ставить под сомнение реальность.
Что лучше – жить себе спокойно или сомневаться?
Внезапно я поняла, что та самая музыка, на которую я шла, звучала прямо из колонок по всему салону. И это стандартная мелодия айфоновского будильника.
Двери синхронно закрылись, и вагон тронулся с места.
«Нет, ну если он и вправду отвезёт меня домой…» – пронеслась шальная мысль.
А затем весь салон погрузился в темноту.
Я очнулась всё в той же темноте, на том же сиденье, которое даже не нагрелось. С трудом подняв голову, я принялась тереть глаза, чтобы скорее разглядеть за окнами, куда меня привезли.
Дом?
Я действительно дома? Это что, сработало, оказывается, надо было только захотеть?
Вопреки здравому смыслу за окнами была моя квартира. Я видела кресло и задёрнутые шторы, слабый луч солнца, всё же нашедший лазейку и разбивавшийся об стеклянную фигурку в радужную тень на противоположной стене. Пошатываясь, как после долгого сна (интересно, это он и был? Или есть?), я ухватилась за гладкий поручень и встала. От комнаты меня отделяло непробиваемое стекло с чёрной наклейкой по контуру. Я положила на него руки и прижалась лбом. Легче не стало.
В комнату вошёл Илья. Мне неистово захотелось броситься к нему, но в этой игре я была всего лишь наблюдателем. Всё, что было доступно – сильнее вжаться в стекло, попутно нашаривая глазами аварийный молоточек, который мог бы его разбить.
Он настоящий! Как я могла сразу не отличить?
Илья сел в кресло напротив и грустно улыбнулся. Затем что-то взял с журнального столика и протянул в мою сторону. Это была маленькая тонкая книжечка.
Ракурс изменился, и вот в окне уже был виден пол, колени и пара рук – всё от первого лица. Как из-под воды послышался искажённый голос Ильи. Я моргнула и пропустила момент, когда книжечка оказалась в «моих» руках. Это же паспорт. Мой загранпаспорт!
Руки с чёрно-серебристым маникюром открыли паспорт точно на странице со свежей зелёной наклейкой. Такая новая, аккуратная – жаль, что теперь непонятно когда получится ей воспользоваться. А нет, не совсем аккуратная. На фотографии владелицы – меня – красовался развод краски.
Я действительно очень сильно расстроилась в тот день, потому что поняла, что мне снова придётся быть одной.
Горло сдавил ком. Я ударила кулаком по стеклу, но результата не последовало. Наклейки «При аварии разбить стекло» тоже нигде не наблюдалось. В такой темноте было сложно даже собственные пальцы разглядеть. Я обмотала кулак рукавом и с размаху ударила снова. И снова. И ещё раз.
– Эй! Эй!!! Я здесь!
Удар.
– Слышишь?!
Снова.
– Илья!
И ещё раз.
Придерживая разбитую в кровь руку другой, чуть менее разбитой, я упала на сиденье и бессильно разревелась в голос.
– …пожалуйста, вернись.
– Илья?
Всё это очень напоминало пустой кинозал: тёмное пространство, освещённое большим экраном. Никогда не думала, что смогу увидеть свою жизнь вот так. К счастью, у фильма начал появляться звук – ужасный, шипящий и булькающий, но всё же лучше, чем ничего.
– Я уже понял, что проводил время не там, где надо. Я должен был… Чёрт. Я даже не знаю, слышишь ли ты меня.
– Слышу, – просипела я, растекаясь по сиденью. Трамвай казался бездонной ямой, в которую я провалилась без страховки и возможности позвать на помощь.
– Во сне я худо-бедно с тобой поговорил. Правда, для этого пришлось стать целым городом. Представляешь?
Я понуро кивнула, а вот моё тело там, наяву, по всей видимости, никакой реакции не выдавало.
– Пожалуйста… Я же не знал…
Никогда на моей памяти Илья не выглядел таким встревоженным. Иногда мне казалось, что он вообще не умеет волноваться. Если возникала проблема, то он просто её решал – и, наверное, так было правильно. Но сейчас страх в его глазах превышал все допустимые уровни.
– Я же мог сбаланисровать всё, что угодно. А собственную жизнь не смог. Дурак, да? Просто хотел, чтобы у нас всё было хорошо. Чтобы всё было. Чтобы ты бросила наконец этот свой ущербный офис…
Он что, сейчас начнёт извиняться? Вот уж чего так точно не хватало!
– Слишком пристально глядел в будущее. Если честно… Для меня как будто не существовало времени. Колесо вращалось так быстро, что начало казаться статичным. И я любил это колесо по-своему. Чего уж врать.
Я горько сглотнула.
– Мне и в голову не приходило, что ты можешь уйти… вот так. Я не знаю, специально ты или нет, ищешь ли дорогу назад, но пожалуйста… Пожалуйста.
Илья опустил лицо в ладони и просидел так несколько минут. Затем рывком поднялся и посмотрел в глаза моего тела так, будто пытался отыскать что-то на самом их дне.
– Прости меня, Лесь. Я сделал тебя частью этого колеса, сам того не заметив. Но ты важнее всего на свете. Я думал, что смогу сделать тебя счастливой, но, видимо, не понял, как надо. Объяснишь, когда вернёшься?
«Не говори так… Ты ни в чём не виноват. Да, я хотела больше твоего времени. Но мне следовало набраться смелости и озвучить своё желание напрямую тебе, тому, кто может его исполнить. А не через всякие инстанции, даже не осознавая этого…»
Его рука потянулась к телу, из которого я наблюдала, и коснулась его. Я этого не почувствовала. Только увидела.
– …это не лучший мир, но я обещаю сделать всё, чтобы он стал для тебя местом, куда хочется возвращаться. Не так, как раньше. Я буду рядом.
Я молчала, слизывая с губ слёзы и сильнее сжимая пострадавшую руку.
– …оно тебя затягивает. Пожалуйста, не поддавайся.
Вдруг низкий тембр Ильи сменился непривычно высоким, и в кадре появилась Катя.
– …до конца не верили, но это так! – она тараторила в своей манере так быстро, что я едва успевала понимать, да ещё и звук шёл с задержкой. – Я сама думала, что это чушь, но это правда! Леся! Я была там!
Что всё это значит?
– …никого не слушай! Эта штука хочет, чтобы ты спала как можно дольше! Она хочет отнять тебя! Помнишь, когда мы гуляли по Китаю…
Какая ещё штука?.. Я снова бросилась к стеклу и прижалась так сильно, будто могла бы пройти сквозь него. Ещё две мокрые дорожки скользнули вниз.
Помеха. Ещё помеха, как на настоящем экране. Как будто где-то терялся сигнал. Лица Ильи и Кати начали тускнеть и расплываться, а потом фильм резко оборвался, и я осталась в темноте в пустом трамвае наедине со своими слезами и проблесками понимания происходящего.
Что я знаю о реальности?
Что в ней меня ждут.
Что знаю о нереальности?
Что она почему-то хочет, чтобы я задержалась в ней подольше.
Надо узнать, почему.
VI.
«09.04.2020: Не удалось обновить страницу».
Мне ещё никогда так не хотелось держаться подальше от собственного дома, но прямо сейчас все ответы таились именно там. Путь от двери в подъезд до двери в квартиру растянулся на непривычные несколько минут. Дверь оказалась открытой нараспашку, и всю меня сдавило дурное предчувствие.
Я шла сквозь золотую пыль, неподвижно висевшую в воздухе. Почему-то вспомнился день, когда мы только въехали сюда и привыкали к странному расположению комнат и огромной площади. Три комнаты, подумать только! Илья освоился быстро после своей холостяцкой двушки, а меня, до этого делившую личное пространство с бывшей одногруппницей где-то за МКАДом, ждало множество открытий.
Хорошие были времена. Такие простые и понятные.
Ощущая себя призраком, я вошла в большую комнату – ту, которую совсем недавно видела в окне трамвая. Медленно наклонилась к журнальному столику и достала свой загран. Повертела в руках.
«Вспомни момент, когда последний раз проживала эмоцию. Любую. Он и был настоящим».
Как же стрёмно я получилась, зато качество фотографии отличное. Никаких разводов на бумаге, виза как новенькая. Ни следа того момента, в котором я проживала самую настоящую эмоцию, пусть даже это был страх одиночества. Все эмоции имеют значение – иногда они остаются одним из очень немногих маркеров реальности.
– Где ты была? – раздалось за спиной.
Илья стоял у входа в комнату, насупившийся, словно сердитый маленький мальчик. Нет, не Илья. Если буду его так называть, то уйти будет сложно. Не-Илья сойдёт.
– Я всё знаю, – сказала я. Получилось так спокойно, что это даже порадовало. Знание правды – одно из лучших успокоительных, ведь только так получается делать верные и, может даже, безопасные следующие шаги.
– Что ты знаешь?
– Что ты обманул меня. Что это сон. Я не сержусь, понимаю, что это что-то вроде лжи во спасение. Если я проснусь, то тебя не станет, потому что ты в моей голове. Так ведь?
Не-Илья виновато опустил голову, превратившись из рассерженного мальчика в виноватого и ожидающего наказания.
– И ты теперь уйдёшь? – спросил он.
В груди защемило.
– Да.
– Неужели там настолько лучше? – он наконец-то перестал прятать глаза и теперь смотрел на меня в упор. Теперь растерялась я.
– Лучше.
– И чем же? Чем же там лучше? Объяснишь? Тот мир загибается в болезнях и войнах… Люди развели там целую пандемию. Это же немыслимо! Почему ты убегаешь туда?
– Потому что он настоящий. Искалеченный, но настоящий.
– И?
Я замешкалась.
– Ты спрашиваешь, чем иллюзия лучше реальности?
Не-Илья сложил руки на груди, переходя в нападение.
– Да. Именно это я и спрашиваю. Объясни мне, как существу из другого мира, чем твой мир лучше? Пока что практика доказывает обратное.
Мысли закружились в воздухе, как стая мошек в жаркий влажный день. Мой взгляд шарил по комнате, выхватывая отдельные предметы, словно пытаясь найти в них ответ, но ожидаемо безрезультатно.
– Меня в нём ждут…
– Слабо. Очень слабо. Я вообще-то тоже тебя жду и люблю даже больше, чем они. И не только я, тут целая реальность разделяет мои чувства.
– Но…
– Ты как и все, пропитана этим штампом, что реальность лучше по умолчанию. Повторяешь то, что решили другие, а своей головой не думаешь.
– Это не так, – дрогнувшим голосом возразила я.
– Тогда чего глазки забегали? М? Почему иллюзия – это всегда враг? Зачем надо было будить Спящую Красавицу? Что если ей было хорошо во сне и безо всяких принцев? А ради чего стоило жрать красную пилюлю и выбираться из Матрицы, ломая при этом свой мир? Только не вздумай ответить, что ради правды. В большинстве случаев она объективно того не стоит. Да и… Стремиться узнать правду ради самой правды… – Не-Илья с каменным лицом помахал ладонью в воздухе. – Я хоть и выдуманный, но такое даже для меня примитивно.
– Людям нужно знать правду ради их же безопасности, – процедила я. – Таков инстинкт.
– Неужели? А если другой мир и есть самое безопасное на свете место, то что тогда?
– Ничто не может быть безопасным, пока ты не знаешь полной картины. Вот когда узнаешь – сможешь выбирать. А до этого, будь добр, копай до самой правды. Лишить человека выбора это считай что лишить его части самого себя. Разве честно?
Он удовлетворённо хмыкнул.
– Ну вот, ты знаешь про два мира. Настоящий и его отражение. Так почему же выбираешь первый?
– Да потому что… Потому что… – я почувствовала, как лёгкие опустели, будто из них выкачали весь воздух. Я не могла сделать ни вдоха, ни выдоха.
– Потому что есть ещё один инстинкт, – ласково пояснил Не-Илья и сделал пару шагов в мою сторону. – Инстинкт страдать.
Я непонимающе уставилась на него.
– Вы в своей настоящести так привыкли страдать и крутиться в колесе забот, что жизнь в светлом, свободном от несчастий мире представляется вам так же слабо, как и смерть. А ведь и то, и другое – бесконечный процесс творчества, только вместо холста – целая новая вселенная. Ты правда этого не понимаешь? Ты правда хочешь вернуться в этот чемпионат по поеданию дерьма, где все только и делают, что меряются своими проблемами? – он посмотрел на меня с таким разочарованным видом, что мне стало за себя неловко. И за всех людей на свете заодно.
– Я не то чтобы жажду их решать. Но и бежать от них сюда я не буду.
– Что ж, ожидаемо. По алгоритмам всегда проще. «Решать проблемы» – это как раз он.
– О чём ты?
Не-Илья сел в кресло и жестом пригласил меня сделать то же самое. Я опустилась на краешек, готовая в случае чего бежать куда угодно.
– Предлагаю мысленный эксперимент. Представь, что возвращаешься в реальность. Что пойдёшь делать в первую очередь? Вариантов куча, верно? Лечить моего оригинала от ковида. Разбираться с работой, с сорвавшейся поездкой, что у тебя там ещё… Возможно, даже голову обследуешь. А вот если… Я тебя не уговариваю, но просто на минуту представь, что остаёшься здесь. Ты не знаешь, за что возьмёшься первым делом, правда? Ведь здесь нечего решать. Всё уже решено в твою пользу. Всё хорошо. Слишком хорошо. Леся не умеет находиться в этом «хорошо».
Я слушала и ковыряла угол столика, чтобы хоть как-то заземлиться. Самый обыкновенный угол. Из какой материи всё здесь состоит? А ведь Не-Илья прав. Зачем он так прав?
– Может и так, – ответила я. – Но это моя жизнь и я её не оставлю.
– Жизнь, придуманная и расписанная кем-то другим, – констатировал Не-Илья. – Браво! Я знал, что люди себя не ценят, но чтобы настолько, чтобы между возможностью самому стать творцом предпочесть существование по сценарию, который пишется случайным образом… Извини, это уморительно. И всё ещё непонятно. От тебя мне вообще дико это слышать – ты же с самого детства хотела стать художником, так вот тебе самый огромный холст, который только можно вообразить!
– Не строй из нас беспомощных щеночков, – меня охватила злость вперемешку со странным смущением. Никогда не думала, что стану амбассадором человечества перед выдуманным созданием. – Мы прекрасно способны направлять свои жизни в нужное русло.
– Но для этого нужно преодолевать, превозмогать, терпеть… Так романтично – бороться и не сдаваться. Терпение и труд, ха-ха… А ведь здесь все твои цели уже стали сбывшимися фактами. Я здоров, с нелюбимой работой покончено, можно выбрать другую, ведь ты не об офисе и страховке мечтала. Но в чём проблема? – он сузил глаза и принялся рассматривать меня, словно экспонат в музее, наклонив голову. – Слишком просто? Скучно? Непонятно, что делать дальше? Страшно, что игра закончится, если выполнишь все квесты? Или же… привычка? Просто привычка, что ничто не достаётся даром. А может, банальный страх перемен?
Его слова начинали давить уже вполне физически. Виски сжимались, словно стены ловушки в заколдованной египетской гробнице, грозя раздавить мозг.
– Может быть, я что-то упускаю? – с тоской в голосе добавил Не-Илья, опуская голову на сложенные на коленях руки. Теперь он смотрел на меня снизу вверх. – Ты скажи, если что. Я могу только догадываться, как там у вас, у людей. Ну же, не молчи. Поговори со мной.
– Даром… – прошептала я. – Даром действительно ничто не достаётся. Чтобы получить, надо отдать. Таков закон сохранения энергии.
Не-Илья иронично поморщился.
– Ну давай ещё физику приплетём, как какие-нибудь писаки-эзотерики, которым книжки толкать надо. Чтобы солидно было.
– Дело не в физике, – мой голос медленно, но неуклонно обретал уверенность и переставал быть похожим на чириканье ослабленной птички. – Получаешь всегда пропорционально вложенным усилиям. Вложил немного сил во что-то – получил немного. Вложил больше – получил больше. Отдавая, освобождаешь место для того, что приходит. Так сколько же мне нужно вбухать и, самое главное, чего, чтобы расплатиться за всемогущество, которое ты мне тут обещаешь? Почему так хочешь, чтобы я осталась?
Не-Илья посерьёзнел и выпрямился.
– Ты умная девочка. Но что если я скажу, что ничего?
– Так не бывает.
– Штука в том, что тебе нужно… Просто быть. И всё. Как безусловный доход – эта реальность отплатит тебе чем хочешь просто за факт нахождения в ней.
– Зачем?
– Она хочет жить.
Я почти было встала, но тут же повалилась обратно, потому что тело неожиданно стало мягким от этих слов.
– И я хочу жить. Лесь, очень хочу. Больше всего на свете.
– При чём здесь я?
– Живые люди с их желаниями и намерениями – источник неопределённости в этом мире. С неопределённостью приходит эволюция. Мне нужно… Нам нужно…
– Что?
– Просто останься. Смотри. Делай. Всё, что угодно. Этот мир твой, только протяни руку и возьми. В нём даже времени нет, живи и наслаждайся.
– Что я должна за это отдать?
– Да говорю же, ничего! Просто остаться здесь навсегда и занимайся чем захочется. Если считаешь меня мерзким обманщиком, я исчезну. Это будет твой идеальный мир. Просто будь, большего не прошу.
– Свою жизнь там, в реале. Так?
Он стиснул кулаки и поджал губы.
– Верно. Пути обратно не будет.
– И это не всё, я права?
Не-Илья упрямо молчал.
– Я не знаю, как это объяснить человеку, – угрюмо выдавил он.
– А как бы нечеловеку объяснил?
– Постепенно ты будешь прорастать в этот мир, пока не станешь наблюдателем.
– В каком смысле?
– Этот мир – симуляция, и она стремится стать максимально похожей на оригинал. Для этого она нуждается в тех же механизмах. Со временем люди, которые перебираются сюда, теряют физическую форму и становятся чистым вниманием. Случаем, если угодно. Почти как в реале. Не думай, этот мир никого насильственно не пожирает. В какой-то момент они сами этого захотели. Это новый уровень развития сознания. Отказаться от тесного «я», чтобы стать движущей силой всего сразу.
– Им просто надоедает двигать фигурки на доске. Любая игра рано или поздно заканчивается.
Не-Илья поморщился.
– Ты просто не знаешь, о чём говоришь. А ведь это именно то, чего ты всегда хотела. Ты же хотела творить.
За окнами начинало темнеть. День действительно так незаметно прошёл или симулированное время шалит? Или же… Да нет, быть того не может. Или может? Чёрт. Кажется, я впервые за долгое время наблюдаю сумерки вместо солнца-прожектора, и осознаю это только сейчас.
Задумавшись о том, насколько время здесь отличается от настоящего и зависит ли от наблюдателя, я встала, чтобы налить себе воды. Не-Илья дёрнулся в мою сторону, будто думал, что я убегу. Я тактично сделала вид, что не заметила. А что если я действительно убегу? Начнёт ли этот мир менять форму, чтобы удержать меня? Будет ли Не-Илья удерживать меня силой, и насколько далеко зайдёт такое удерживание?
Мы просто молчали и смотрели друг на друга. Наконец я собралась с мыслями и решилась прервать тишину.
– И что же, без меня этот мир умрёт?
– Нет, не умрёт. Есть же и другие. Те, кто не боится завершить алгоритм и остаётся. Просто люди здесь пока ещё редкость, поэтому важен вклад каждого.
– А ты?
Он встал и подошёл ко мне вплотную. Я ощутила его дыхание на своей щеке. Такое настоящее. И он казался таким настоящим… В какой-то момент мне показалось, что от Ильи даже исходит живое тепло, как от маленького солнца.
– Я… – хрипло начал он. – Ты верно подметила в начале. Твоя субъективная реальность теперь часть этого мира. Все, кто попадает сюда, приносят свои, как кусочки в большой общий пазл. Без твоего внимания, без твоего… нахождения внутри этого кусочка… Чёрт, ты и есть тот самый кусочек. Я – часть тебя. И да, если ты уйдёшь отсюда, меня не станет в том виде, в каком я есть сейчас. Я вернусь в твоё бессознательное. Снова буду абстрактной совокупностью твоих представлений и воспоминаний о человеке по имени Илья Самойлов, – горько усмехнулся он.
Внутри снова защемило. Я осторожно коснулась его груди, погладила шею, волосы. Он стоял, затаив дыхание, словно надеялся, что мои прикосновения сделают его более материальным, и старался впитать их всем своим естеством.
– Останься, – тихо попросил Не-Илья, накрывая мою ладонь своей. – У нас ведь всё ещё есть билеты в Берлин. И мы столько всего сможем увидеть. Столько всего прожить… У нас есть целый мир.
– Ты не он, – произнесла я, будучи мыслями где-то далеко. – Ты – то, что я о нём знаю и думаю. Но как бы мы с ним не были близки, я не знаю его настолько хорошо, чтобы ты был на сто процентов идентичен оригиналу. А значит… Ты не он. Прости.
Не-Илья печально улыбнулся. Совсем без злобы. Как будто очень сильно устал.
– Хм… Это делает меня сильно хуже?
– Нет. Ты просто не он. Выдуманный ты или настоящий – неважно. Ты. Не. Он.
Не-Илья отпрянул. Я смотрела ему прямо в глаза, изучая их форму, цвет, разрез. Чем отчётливее я осознавала своё пребывание в нереальности, тем больше несоответствий замечала – даже во внешности. Стоило вспомнить о маленьком шраме над бровью у Ильи-оригинала, как он тут же появился и у копии, ровно на том же месте, где и полагалось, словно мы были частью нейросети, которая обрабатывала данные, выуженные из моего мозга, и на их основе достраивала детали.
Я прошлась по комнате, оглядывая её и подмечая удивительные вещи. Я нечасто смотрю на самые верхние полки шкафа, у меня нет чётких воспоминаний о них. И что я вижу сейчас? Размытые зоны под потолком. Непрорисованные текстуры.
А вот за окном всё достоверно. Так и должно быть – я очень часто в него смотрю.
– Ты спрашивал, почему я хочу в реальность, – сказала я, машинально поправляя занавеску.
– И?
– Реальность нельзя познать на сто процентов. А значит, её нельзя заменить.
– Но можно максимально воссоздать и даже сделать лучше.
Я покачала головой.
– Когда я была маленькой, то обожала играть в куклы. Сочиняла ситуации – и бытовые, вроде чаепития или похода за покупками, и экстраординарные, скажем, нападение плюшевого медведя. Было весело.
– Это весело, когда есть воображение, – грустно отозвался Не-Илья. – Когда его нет, то куклы это просто куски пластика.
– Прости, но ты тоже… – я замешкалась, пытаясь изложить мысль помягче.
– Кукла. Запрограммированная твоим знанием об оригинале. Об Илье. Это ты хочешь сказать?
Почему всё так? Почему всё, чёрт возьми, именно так?
Я не буду плакать. Это же не по-настоящему. Он просто кусок моего подсознания. Или сознания. Или всего вместе. У него человеческая форма, и не какая-нибудь, а моя самая любимая во всех существующих параллельных мирах, и поэтому оно так на меня влияет.
– Да. Я хочу сказать это.
– Так. А потом ты скажешь, что слишком большая для кукол?
– Я не…
– А по сути, ты хочешь скорее вернуться в свою хвалёную реальность, чтобы самой стать куклой в руках случайности. Так же удобнее. Всё делается за тебя. Конфликт пишется за тебя и для тебя – знай себе, бери да проживай.
– А ты сам разве не того же самого хочешь? Тебе тоже нужен кто-то, чтобы играть тобой.
– Мне нужен кто-то, чтобы жить! И не кто-то абстрактный, а ты! – в его глазах заблестели слёзы.
Я отшатнулась. Он всё ближе подбирался к моим больным местам. Пара слов, попавших точно в мою острую необходимость быть кому-то нужной – и я, словно в морском бое, ранена.
– Я не могу… Я не готова платить эту цену. Прости.
– Какую цену? Там нет ничего такого, чего ты не сможешь получить здесь. Там идёт точно такая же игра, только заправляет ей неизвестно кто. Здесь же всё честно и понятно.
– Даже если и так… Я хочу быть частью этой игры, – выпалила я, пугаясь неожиданности своих слов. – Не божком, который смотрит сверху, а… Частью… Равной… Чтобы играть вместе со всеми.
Не-Илья посмотрел на меня, явно озадаченный внезапным откровением.
– Тебе одиноко?
Этот вопрос прозвучал как выстрел, и я не выдержав, схватила со стола ключи от машины и бросилась вниз.
Убита.
Они всегда играли без меня.
Пока все с криками и свистами носились по двору, я сидела на крыльце и строила свой маленький мир. В нём было целых два жителя: новенькая Барби в блестящем розово-перламутровом платье и с гладкими тёмными волосами (это мне нравилось больше всего – Барби остальных девчонок были сплошь блондинистыми) и нескладная, но симпатичная резиновая куколка, которую мне купил отец в качестве платы за молчание насчёт того, что он уронил мамину палетку с тенями. Иногда к этой парочке присоединялся плюшевый медведь. Я пока не решила, друзья они или враги. Отношения были хрупкими и неоднозначными.
Мимо пролетел мяч, а следом, чуть не падая, один из ребят. Мяч в кусты и он туда же. Через несколько секунд мальчик вылез, крепко сжимая пропажу в руках, и тут я ощутила направленное на меня внимание. Я заставила себя поднять глаза и увидела, что он стоял неподалёку и смотрел на меня с любопытством, застенчиво ковыряя носком землю. Моё сердце забилось где-то на уровне шеи. А что если он сейчас подойдёт? По-настоящему, как я представляла?
Мальчик сделал шаг. Ещё один. Я отложила куклы и не мигая смотрела, боясь, что если отведу взгляд, то он исчезнет.
Это что же, можно будет погонять мяч со всеми? И показать моих кукол? Нет, мальчикам вряд ли такое интересно. Но у меня дома есть радиоуправляемый вертолёт, уверена, каждый в этом дворе за такой бы отдал что угодно. А вот девочкам бы и кукол хватило, если бы я только знала, как к ним подступиться. Тут все давно дружат, а я всего три недели как переехала в этот район.
– Анто-о-он! – звонко раздалось со стороны футбольной площадки.
Волшебство развеялось. Мальчишка тут же развернулся и побежал прочь, как будто и не было его вовсе.
Ну и ладно.
Я всегда приходила на уроки заранее. Опоздать – значит, привлечь к себе лишнее внимание. Как бы мне ни хотелось, чтобы меня заметили, надо придумать другой план – слишком уж яростно учителя распекают «опоздунов», я от такого совершенно точно разревусь. Ещё чего не хватало.
Ближе к восьми начали подтягиваться одноклассники, и в коридоре мало-помалу образовалась громкая компашка. Делая вид, что поглощена учебником, я осторожно бросала на них взгляды. Мне повезло учиться с хорошими ребятами. Сплошь дети правильных родителей, после школы занимаются танцами и спортом, строят планы на будущее. Никто ни до кого не докапывается – разве что иногда, забавы ради и ненадолго. Они хорошие и нормальные. И я тоже вполне себе хорошая и нормальная. Так почему же прошло пять лет, а я всё ещё сижу в отдалении? Почему они замолкают, когда я подхожу, и переключаются на обсуждение учёбы и тренировок? Почему никогда не зовут на дни рождения? Со мной что-то не так?
В книгах «неправильных» героев игнорируют, высмеивают и даже иногда травят. Не то чтобы я завидую, нет, мне в этом плане более чем повезло. Я просто не понимаю. Со мной всегда здороваются. Отвечают, когда спрашиваю. Если забыла учебник – делятся. Но из отведённого нам времени прошла уже почти половина, а я так и не стала «своей». Почему?
– Привет, Олеся!
Одноклассница Марина дежурно помахала мне рукой и пролетела мимо. Она влилась в эту компанию словно капля воды в море, вернувшаяся на своё место. Я ощутила себя каплей мерзкого чёрного дёгтя и невольно сжалась.
В конце концов, у меня ещё шесть лет впереди. Вдруг что-то получится.
Лекционный зал почти наполнился. Студенты расселись по парочкам, а я устроилась в последнем ряду у окна. Я никогда особо не задумывалась об отсутствии друзей, но в такие моменты это бросалось в глаза. Особенно когда какая-нибудь стайка миловидных девочек неподалёку затевала спор, кто с кем сегодня сидит.
Я сосредоточилась на своём блокноте, в котором при помощи карандаша и ластика творилась маленькая история. Кажется, получается довольно-таки неплохо, только надо бы перспективу как-то поправить, если ещё не поздно. И лица чуть повыразительней.
А что друзья? Мне не до этого. Я здесь, чтобы учиться.
Обеденный перерыв опять сместился на три часа. Стараясь не умереть с голоду по пути, я взлетела по лестнице и устремилась на офисную кухню, здороваясь по пути со всеми, кого встречала, и не всегда получая ответ. За дверью кухни, практически неотличимой от двери в кабинет, раздался взрыв хохота, и я замедлила шаг. Сейчас снова будет неловко. Стараясь ни о чём не думать, я вошла.
