Салма Кальк
Женитьба дядюшки Жиля
10. Три розы
Сестрица Катрин очень любила устраивать праздники – сколько Жиль её помнил. У неё всегда всё было красиво, пышно, торжественно и волнительно. Вот и сейчас – ну подумаешь, жених к девчонке приехал, но Катрин улыбалась и говорила – эти дни в родном доме Лионелла должна запомнить на всю жизнь. Что бы ни случилось в её жизни – у неё за спиной семья, она не одинока. Мы с ней, мы за неё. И пусть все это видят и мотают на ус, и мой любимый будущий младший зять – первым номером, усмехалась она.
О да, у Катрин уже есть один зять, наследник герцога де Лока, и он по струнке ходит. А обеих невесток она по-хозяйски подгребла под крылышко и опекает, даром, что и одна, и другая из правящих семейств, обе сёстры королей. Но для Катрин обе принцессы теперь были дамами из семьи Вьевилль, и это значит – обе они должны быть веселы, счастливы и благополучны, потому что их благополучие – это благополучие внуков Катрин, и точка.
Зять-маршал посмеивался, что ни за что не стал бы воевать с таким противником, как богоданная супруга. И благодарил бога за то, что Катрин ему супруга, а не кто другой.
В большом зале Пале-Вьевилля сегодня было всё – и накрытые столы, и цветы, и музыканты, и толпа гостей. Жиль прибыл во главе небольшой армии и подумал ещё, что может быть зять-маршал не был так уж неправ, когда сосватал ему троих парней в свиту. Сейчас с ними, да с Жакеттой и с её женихом – он выглядел внушительно. Они приблизились к голове зала, приветствовали хозяев дома и счастливую пару – кажется, и вправду счастливую, юная племянница сияла так, что никто не сомневался – она идёт замуж за этого парня с большой охотой. Жакетта тоже так светится, когда смотрит на своего нищего виконта.
Жиль даже устроил небольшое показательное выступление – не фейерверк, фейрерверк они потом сделают с де ла Моттом, когда стемнеет, но просто видение счастливой и богатой жизни для жениха с невестой. Для него ничего сложного, а всем понравилось, племянница даже подскочила со своего места и бросилась обнимать Жиля – так она была довольна. А её матушка усмехалась и говорила – девы-то у нас не иначе как от Анжелики де Саваж набрались таких изумительных манер. Жакетта услышала и захихикала – да-да, именно от неё. Но она хорошая, а сейчас ей вообще трудно – муж тяжело ранен, выздоравливает, а её саму приняли в школу боевых магов, где очень-очень нелегко. Парню-то нелегко, а девчонке – особенно. Правда, тут влез де ла Мотт и сказал, что Анжелика того и хотела, и вообще – она сильная, как пять парней, справится.
И дальше можно было отойти и заняться своими делами.
Свои дела почему-то были не видны, наверное – снова куда-то спрятались. Жиль внимательно осмотрел зал… и чуть не упал, хоть и опирался на посох. Мадлен де Саваж, тьфу, де Кресси стояла совсем рядом с хозяевами дома и сегодня она была невыразимо прекрасна. Видимо, загребущие руки Катрин дотянулись и до неё. А что – живёт в моём доме, значит – моё.
Никаких белых чепцов и скромных платьев. Чёрный цвет ткани подчёркивал стройную фигуру, платье плотно облегало высокую грудь, медовые волосы струились на спину из-под драгоценного арселе – вот как эта штука называется. Эх, коснуться бы тех волос, пропустить меж пальцев, и обхватить ту талию, и чтоб глаза смотрели не в пол, а на него… Впрочем, сейчас глаза смотрели именно в пол, и с этим следовало что-то сделать.
– Так, армия. Жироль и Сен-Мишель свободны, пока, Аккарен и де ла Мотт при мне. Не кривитесь, отпущу тоже, но чуть погодя. Жакетта, что можно подарить прекрасной даме?
– Цветок? – улыбнулась Жакетта. – Граф Саваж тайно дарил Анжелике розы, это было очень романтично.
– Тайно не хочу, роз не захватил. Впрочем, где-то же они есть, правда? – Жиль подумал, что знает на свете пару-тройку мест, где в эту пору года должны быть цветущие розы.
Конечно, эти места довольно далеко от Паризии, но – кто ж сказал, что будет легко? Раз он не догадался с утра послать того же де ла Мотта в цветочную лавку, то теперь ему и отдуваться.
Жиль зажмурился, сосредоточился, вспомнил кое-какие свои упражнения в доставке мелких предметов из точки А в точку В… и у него в ладонях материализовался цветок. Что характерно, роза. Настоящая – с лепестками, запахом и, чтоб её, шипами. Белая.
– Как вы это сделали? – де ла Мотт широко распахнул глаза и разинул рот.
– Потом покажу, – отмахнулся Жиль. – Ты вот лучше скажи – белую розу ж лучше подарить девице?
– Наверное, – пожал плечами тот, балбес никому ничего не дарил.
Даже из чужих садов не таскал, подобно помянутому Саважу.
– Тогда это тебе, – Жиль протянул розу Жакетте. – Пристрой куда-нибудь. Куда там девают розы – в шапку, в причёску, ещё там куда.
Жакетта ойкнула, напоровшись на шип, облизала руку и спрятала нос в цветке. Судя по всему, она была довольна. Можно повторять.
– Сейчас добудем ещё одну. Не белую. Экзотически красивую, – сказал Жиль и протянул руку.
Роза образовалась, но она была голубая. Вот прямо голубая – очень нежного оттенка, как глаза Жакетты.
– Где вы их берёте? – почти простонал де ла Мотт. – Тоже хочу так!
– Потом, – отмахнулся Жиль. – Где беру – там уже нет. Наверное.
Этот цветок подойдёт для Катрин. Для его интереса снова нужна другая. Надо конкретизировать условия задачи.
Третий вариант получился бордово-красным, и оказался крупнее первых двух. Да, с этим уже и подойти не стыдно.
Впрочем, манёвр был сложносоставным, и зять-маршал, наверное, оценил бы. Потому что сначала Жиль прошествовал к сестрице Катрин и осчастливил её промежуточным результатом эксперимента, а потом уже подошёл к объекту своего интереса.
– Приветствую вас, прекрасная госпожа Мадлен. Вы знакомы с моей дочерью? Её зовут Жакетта. Это её жених, виконт де ла Мотт. Виконт д’Аккарен – мой человек. Возьмите, этот цветок для вас, – Жиль поклонился, как мог учтиво, вообще он никогда не забивал себе голову всеми этими поклонами и прочей чушью.
Но ведь понадобилось же!
Госпожа Мадлен сделала изящный реверанс и приняла розу – с улыбкой.
– Благодарю, ваше высочество. Очень красивый цветок.
И снова опустила взгляд в пол. Жиль уже был готов брать её под руки и вести куда-нибудь, чтоб хоть как-то разговорить, но распорядитель торжества объявил, что сейчас немного танцев, а потом торжественный ужин. И первый танец по традиции – павана.
Отлично, просто отлично! Павану он вышагает, тут нет ничего сложного.
Жиль оглядел своё войско и обнаружил, что хитрец де ла Мотт уже сбежал и вместе с Жакеттой становится в колонну.
– Госпожа Мадлен, вы составите мне пару на этот танец?
– Вы… готовы танцевать? Ваша нога позволит вам?
– Позволит, – ответил он так, чтобы пресечь все возможные разговоры.
Вот ещё, про ногу его болтать! Нога и нога, он ходил этой ногой по таким местам, что всем бы здоровым добраться без потерь.
Д’Аккарену не повезло – он остался сторожить посох Жиля, цветок госпожи Мадлен и лавку.
11. Говорите, праздник?
Мадлен едва вынесла сборы на праздник – да что это такое, в самом-то деле!
Принцесса Катрин прямо с утра прислала некую госпожу Онорину – даму средних лет в идеально накрахмаленном чепце, её чёрные глаза на круглом лице смотрели строго и требовательно. Она оглядела Мадлен, будто Мадлен была куклой, позвала Одиль, привлекла ещё каких-то служанок и начала распоряжаться – ванну воды, принести то и это, и прочее.
Мадлен отмочили в нескольких водах – и просто в воде, и с каким-то молочком, и с травами, и она уже даже не понимала, с каким дьявольским зельем. Но надо отдать даме должное – она знала, что делала, кожа Мадлен стала необыкновенно мягкой, пахла приятно, а все лишние волосы всё равно что сами убрались. Тьфу, это-то зачем, там-то кто на неё вообще смотреть будет?
Потом Мадлен уложили на кровать, сказали закрыть глаза, и положили на лицо пропитанную чем-то пахучим ткань, у неё даже голова заболела от запаха. Она попробовала сказать об этом госпоже Онорине – но та только отмахнулась, пройдёт, мол, ничего страшного. И потом ещё намазала чем-то лицо, и отдельно – веки.
Кисти и стопы натёрли чем-то жирным, сверху замотали в ткань, снова велели лежать спокойно. И правда, толк был – размягчились все мозоли, тут их аккуратно и срезали. И поскребли пятки чем-то шершавым.
А потом стали издеваться над волосами. Чем-то намазали, накрутили на тряпки, завязали узелками и принялись сушить магически. Мадлен тоже так умела, очень полезно, потому что девочкам после купания проще как раз высушить волосы руками, чем просить их спокойно посидеть у камина и подождать, пока само досохнет.
Кажется, где-то в процессе разрешили поесть. А потом ещё девочки пришли с прогулки, и по команде госпожи Онорины их быстро переодели в красивые платья, хорошенько расчесали волосы и отправили к госпоже Шарлотте, которая взялась устроить развлечение для всех живущих во дворце детей. Обычно во время одевания кто-нибудь капризничал, не Аделин, так Шарлотта, а тут госпожа Онорина только глянула – и все капризы кончились, не успев начаться. Мадлен подумала – надо бы выучить такой взгляд, полезно.
Платье прибыло в сопровождении двух девушек, которые принялись ловко одевать Мадлен. Самая красивая её сорочка – вышитая, и кружево она тоже сплела сама. Одобренные вчера принцессой низы – корсет и юбка. Подушечка – приподнять юбку на бёдрах. И невероятное платье из заморского бархата, само по себе как произведение искусства.
Хорошо ещё, что матушка подарила на свадьбу ниточку жемчуга и серёжки. И что Мадлен удалось сохранить украшения от хищных лап покойного супруга и его братьев.
Дальше принялись раскручивать тряпочки на волосах. И под пальцами госпожи Онорины невероятным образом струились золотисто-медовые локоны, подумать только, как бывает-то, Мадлен всю жизнь была уверена, что с такими локонами – только родиться. Их осторожно расправили, чем-то помазали и угнездили сверху драгоценный чепец. И показали ей в большое специально принесённое зеркало – что получилось.
Да это не она, так не бывает. Это кто-то незнакомый. Её ж родные дети не узнают!
Оказывается – ей подвели глаза и накрасили ресницы, и чем-то помазали лицо, чтобы казалось белее и ровнее. И губы сделали алыми, вот ужас-то! Все же будут на неё пялиться!
Но… красиво, очень красиво. Мадлен и не думала, что её можно сделать такой красивой. Теперь она хотя бы это знает. И стало понятнее, почему госпожа Шарлотта всегда прекрасна, а её высочество, несмотря на свои годы, весьма молодо выглядит.
И уже пришло время спускаться в большой зал. Мадлен взяла с собой Одиль – мало ли, что, вдруг что-то развяжется или потеряется, кто будет её спасать? Она ж совсем не привыкла ходить в таких платьях! Как же все они – женщины Вьевиллей – справляются? Даже самые юные, такие, как Лионелла и Франсуаза?
Лионелле было шестнадцать, и она шла замуж с радостью – сияет, смотрит на жениха, глаз не сводит. Наверное, они знакомы давно и понравились друг другу. Дева вообще была красива, а сегодня второй такой прелестной просто больше не было. Мадлен с чего-то подумала ещё, что рыжую масть господина маршала унаследовали только две дочери – Шарлотта и Лионелла, а все сыновья и самая младшая дочь Франсуаза пошли в её высочество, золотоволосые и сероглазые. И сейчас у Лионеллы было прелестное зелёное платье, отлично гармонирующее с её рыжими кудрями – настоящими, не как у самой Мадлен.
И ещё Мадлен вспомнила себя перед свадьбой – испуганное нечто, которому и в голову бы не пришло улыбаться жениху. Наверное, предчувствовала, что замужняя жизнь – не сахар и не мёд. Впрочем, у сестрицы Мари иначе – они с её бароном вечно переглядываются и перешёптываются, и говорят друг другу что-то, более ни для кого не предназначенное. А женаты уже тоже почти десять лет – это ведь на свадьбу Мари тогда притащились Кресси в качестве друзей жениха и прямо там решили сосватать последнюю незамужнюю дочь графа Саважа за самого старшего из четверых.
Никто не живёт так, как другие, но всё – по-своему.
И эта умная мысль никак не поясняла, как дальше жить самой Мадлен.
А потом думать стало резко некогда, потому что к ней подошёл его высочество Жиль де Роган собственной лысой персоной, да не один, а с кучкой молодёжи. И в руках он держал розу – очень красивого тёмно-красного цвета и огромного размера. Где только взял такую, Мадлен отродясь таких крупных роз не видела. Поклонился, поздоровался и преподнёс эту самую розу – и что теперь с ней делать? Красивая, конечно, но куда её?
Мадлен осторожно понюхала цветок – очень нежный запах. Тем временем принц представлял пришедших с ним – оказалось, это его дочь с женихом, жених был смутно знаком, а вот о дочери Мадлен ничего не слышала. Он вдовец? Дочь была типичная девица из Роганов – очаровательная блондинка с серо-голубыми глазами, и у неё в руках тоже была роза – неужели папенька и о ней заботится, или всё же жених?
Вот ведь, и не сбежишь – невежливо, и роза красивая. И что дальше?
А дальше объявили начало танцев и павану, и принц, ни мгновения не раздумывая, пригласил её. Мадлен изумилась – с больной ногой? Он, правда, ответил резко, видимо, уже устал отвечать про эту самую ногу, но – ещё скажут потом, что она принца уморила!
Впрочем, в том, чтобы станцевать павану, и впрямь нет ничего сложного. Роза осталась на лавке, и второй сопровождавший принца парень остался её сторожить. Надо будет потом попросить Одиль унести цветок в комнату.
Танцевал принц сносно – двигался легко, правда – не с той ноги. И его это совершенно не заботило. Идёт – и хорошо. Держит Мадлен за руку, легко поглаживает ладонь. Потом ведь она опять полночи не уснёт, будет выискивать на запястье его следы! Но, к счастью, танец оказался коротким, дальше объявили гальярду, и её-то уже никто из них танцевать не стал. Мадлен, сказать правду, и не умела. В её жизни балы встречались нечасто, и обычно она ограничивалась тем, что не требует искусства – бранлями, той же паваной, или, на худой конец, аллемандой. Это Жанно умеет и гальярду, и вольту, и южные новомодные балетти, но он учился не дома, он учился в своих дальних странствиях и при принце Анри, племяннике принца Жиля.
Принц Жиль раскланялся – и смотрел при этом на неё так, что ей было очень не по себе. Ну вот почему он на неё так смотрит? Не на всех ведь, это к ней как репей прицепился!
К счастью, его куда-то отозвали, он извинился и отбыл – вместе с одним из сопровождавших его молодых людей. Остался второй – жених дочери – с той самой дочерью.
Правда, дочь вела себя совсем не заносчиво, а ровно и дружелюбно – как принцесса Катрин или любая из её дочерей. Породу не скроешь. Она сообщила, что её жениха зовут Орельен, и что он друг Жанно. Ну конечно, и ещё с ними ходил младший принц Роган, племянник Жиля. Вроде бы этот молодой человек не отличался запредельной знатностью или большим богатством, как он умудрился заполучить принцессу в невесты? Впрочем, не важно. И он, оказывается, искусный маг, несмотря на юный возраст. Может быть, всё дело в этом?
К ним подошёл побеседовать его преосвященство Лионель, и молодёжь тут же засыпала его вопросами – как там Жанно. Тот рассказал, что навестил его накануне, он постепенно поправляется, ему разрешают вставать с постели и ходить, но – совсем недолго. С ним Марсель и госпожа Лика.
Про эту самую госпожу Лику – Мадлен не сразу поняла, что речь о супруге Жанно – спрашивали ничуть не меньше, чем про брата. Его преосвященство со смехом рассказал, как та сдавала экзамен в какую-то магическую школу – ей не поверили, что она что-то там умеет, потому что не мужчина, и пришлось доказывать. И она доказала, и теперь там учится. Тут Мадлен подумала, что тоже может поддержать беседу – и рассказала, что девочки вспоминают Анжелику до сих пор и очень хотят повидаться с ней снова, потому что она рассказывала какие-то интересные сказки. Принцесса, её жених и его преосвященство переглянулись и рассмеялись, и согласились, что Анжелика может рассказывать ещё какие сказки.
А потом возле них возник какой-то весьма щёгольски одетый кавалер, и попросил господина Лионеля представить его неизвестной прекрасной госпоже.
12. Неудачная попытка
– Госпожа де Кресси – сестра Саважа, – пояснил его преосвященство медовым голосом. – Советую вам, Эскар, быть осторожнее.
Неизвестный кавалер вздохнул.
– Конечно же, ваше преосвященство, – тот выглядел кротким и добронравным. – Я буду очень вежлив с прекрасной госпожой. Могу ли я пригласить её на танец?
– Госпожа Мадлен, это Габриэль, граф Эскар, он служит его высочеству Генриху. И, очевидно, желает с вами танцевать.
– Благодарю, – вздохнула Мадлен. – Но не уверена, что смогу составить пару – я не знаю объявленного танца.
Всех пригласили на что-то, Мадлен неизвестное, и в первой паре стояла сияющая Лионелла де Вьевилль со своим женихом.
– Тогда, может быть, следующая аллеманда? А пока прогуляемся?
– Благодарю вас, я не расположена гулять.
– Тогда я подойду к вам перед танцем, – граф Эскар поклонился изящнейшим образом и отошёл.
Может быть, позабудет? Или найдёт другую жертву? Тем временем рядом появилась Одиль, Мадлен отдала ей цветок и велела унести в спальню, там поставить его в воду и возвращаться.
– Мы присмотрим, госпожа Мадлен, – подмигнул ей виконт де ла Мотт. – Он будет с вами только танцевать, ничего более!
Надо же. Для Мадлен и танцевать-то – уже много. В её прошлой жизни танцевать можно было с мужем и с его братьями, и ещё иногда с Жанно – если он вдруг случался там же, где и она, и это уже был праздник. Мадлен поняла, что просто не умеет танцевать с чужими мужчинами! Ей это не то, чтобы неприятно, но – не в радость совершенно.
А как ты будешь девочек замуж выдавать – подумала она. Тоже как тебя саму – ничего о жизни не знающими? Умеющими только рукодельничать, вести дом да читать? Или, может быть, лучше, как Лионелла де Вьевилль – радостная, счастливая, наслаждающаяся и вниманием жениха, и праздником, и вообще жизнью? Потому что самой Мадлен стало обидно до слёз, когда она вдруг поняла, что её жизнь тоже могла быть другой. И для этого ей даже не нужно было рождаться мужчиной, как Жанно, женщины тоже живут не только так, как жила до недавнего времени она.
И ей бы очень не хотелось, чтобы её девочки, попав на такой вот праздник, не знали, куда деваться от неловкости и неумения. Поэтому – нужно пробовать самой. Просто танцевать и разговаривать. Вдруг получится? А потом – учить их.
Жакетта в ответ заулыбалась, и рассказала – она тоже, оказывается, почти не умеет танцевать. Так вышло, она стала учиться совсем недавно. Как, граф Саваж не рассказывал госпоже Мадлен её историю? Значит, надо будет рассказать.
Объявили ту самую аллеманду, и тут же к ним подскочил граф Эскар, и раскланялся, и подал руку, предварительно коснувшись запястья губами – прямо как при дворе. Мадлен сделала реверанс и подала ему свою руку, тоже сначала поднеся её к губам.
Шаги в целом несложные, о них можно не думать. Можно присмотреться к кавалеру. Он темноволос, темноглаз, и не пожирает её взглядом, как принц, а поглядывает осторожно и изредка, но поглядывает, даёт понять – что она в центре его внимания. Одет роскошно – видимо, не бедствует. Жемчуг на дублете ровный и крупный, рисунок вышивки – прихотливый. Много колец на пальцах – и гладкие, и с рисунком, не видно, каким, и два – с камнем. И ещё от него пахло – не обычным запахом мужчины, пусть даже и следящего за собой, а вот прямо – какими-то притираниями. Как будто – немного цветочного масла, и ещё чего-то, в целом – запах гармоничный, но – какой-то сладковатый. И – этот наносной запах смазывал впечатление от его собственного. Любопытно. Интересный вариант. Ну да, некоторые придворные кавалеры даже глаза подводят, говорят – им это нравится. Покойный муж и его братья о таких говорили недобро, ну да они и к серьге в ухе Жанно поначалу попытались прицепиться, одного раза хватило, больше не заикались.
Мадлен не заметила, что танец закончился. Поняла только, когда её кавалер остановился и, не выпуская её руки, поклонился. Она спешно ответила – ещё подумает, что она совсем деревенщина. Впрочем, про неё пусть что хочет, то и думает. Пока. А вот девочкам уже совсем скоро нужны будут её безупречная репутация и какая-то основа для выхода в свет – там должны знать хотя бы её, Мадлен. Значит… никуда не уезжать, пользоваться добротой Вьевиллей и заводить знакомства?
– Госпожа Мадлен, дорого бы я дал, чтобы узнать ваши мысли, – улыбался Эскар.
Довольно хищно улыбался, если уж на то пошло.
– Они просты, как летний ветер – я думаю о дочерях, и о том, что старшей уже через несколько лет выходить в свет и представляться ко двору.
– Если ваши дочери унаследовали вашу красоту – то им просто не будет равных, – улыбался Эскар. – Может быть, теперь вы согласитесь прогуляться – хотя бы до фонтана во дворе и обратно? Ваши друзья вскоре вновь получат вас в безраздельное пользование.
Друзья? У неё? Нет у неё друзей, подумала Мадлен, и поняла – насколько это грустно. У отсутствующего здесь брата – есть, и она сейчас пользуется именно его дружескими связями – на благо себе и девочкам. А у Ангеррана друзей не было. Что он мог дать дочерям? Да ничего.
Но кажется, она отвлеклась и снова прослушала слова своего кавалера, а он, видимо, принял её молчание за согласие, и уже вывел её из зала во внутренний двор и вёл к фонтану. Сейчас там не было играющих детей, и вообще сгущались сумерки.
– Вы снова где-то в дебрях ваших мыслей, прекрасная госпожа де Кресси, – говорил он. – Вас совершенно невозможно очаровывать сладкими речами – вы их не слушаете. Может быть, с вами нужно быть откровенным?
– Будьте любезны, – она насторожилась.
Слова об откровенности обычно не означали ничего особенно хорошего.
– Вы очень красивы и вы свободны. За вашей спиной не стоит никакого злого мужа. Вы сама себе хозяйка, и можете сами решать – отвечать ли на предложение мужчины.
– Предложение? – нахмурилась она.
Вот ещё не хватало!
– Я тоже свободен, и я восхищён вами, дорогая госпожа де Кресси. Я готов петь вам оды и дифирамбы, и не только петь – если вы позволите утешить вас в вашем суровом одиночестве. Уверяю вас, я достаточно искусен, чтобы вы быстро забыли вашего неуклюжего мужа – вряд ли он в любви был лучше, чем во всём остальном.
– Я не понимаю вас, – отрезала Мадлен.
То есть на самом-то деле она прекрасно всё понимала, но предпочитала, чтобы все вещи были названы своими именами. Чтобы потом никто не мог сказать – ах, я совсем не то имел в виду.
– Вы не можете быть настолько наивны, прекрасная Мадлен. Или вы наоборот – искушены? Хотите назвать всё прямо? Извольте. Вы прекрасны, и я хочу вас – сейчас. И потом тоже. В идеале – насовсем, но вдруг мы не устроим друг друга в любви? Вы свободны, и ничто не мешает вам попробовать. И никто. И я постараюсь не разочаровать вас, – он поднёс к губам её пальцы, легко дотронулся.
Именно чуть дотронулся – вовсе не так, как принц до того.
И его сладковатый запах стал настолько приторным, что Мадлен чихнула.
– Простите, господин граф. Я не хочу вас обидеть, но – нет. Между нами не может быть ничего.
– Отчего же? Вполне может. Позвольте себе захотеть – хоть немного, и дальше вам понравится, уверяю вас. Вы ещё будете просить меня повторить, вот увидите!
– Не хочу ничего видеть, и ни о чём просить тоже не хочу. Благодарю за танец, приношу извинения за всё остальное, – Мадлен вырвала руку из его пальцев и хотела было подхватить юбки – о проклятущие тяжёлые юбки! – и бежать к дверям в зал, но он перехватил её, прижал к себе и впился в её губы редкостно неприятным поцелуем.
Мадлен попробовала вырваться – не получилось. И тогда она вспомнила науку Жанно – несложное действие, которое можно выполнить, даже если у тебя руки несвободны. Только нужно расслабиться на мгновение, и…
Эскар, скотина, тут же воспользовался этим мгновением и принял его за сигнал к действию. Его поганый язык ткнулся ей в рот, а дальше она сосредоточилась и зажала ему нос, да так, что он тут же отпрянул от неё и принялся хватать воздух ртом, а ещё его дёрнули сзади и оторвали от неё совсем.
– Думать забудьте об этой даме, Эскар, – холодно произнёс хромой принц, держа его на некотором расстоянии от земли.
И при этом – не касаясь Эскара даже кончиком пальца.
