Роман Заин
Следующий день
– Вам неправду рассказали, госпожа. Или человек, который сообщил вам подобное, является дилетантом в косметологии. Я прекрасно знаю, какую ответственность несу за результат. Понимаю, если вас крем не устроит или просто не понравится, отвечать самым строгим образом, придется именно мне. Так же, хочу уверить вас, что сама себе зла не желаю, и отдаю отчет, что и зачем делаю!!! – при этом Ревекка мягко улыбнулась и Эмилии, и Асо, стоящей за её спиной, одновременно.
Матрона раздумывала. Она не спешила соглашаться или отказываться. Женское желание выглядеть моложе, боролось с недоверием к новой рабыне. В конце концов, она рассудила так: Ревекка не похожа на дуру, и сама себе неприятностей искать не станет, более того, кожа ее, действительно, в прекрасном состоянии. Возраст не молодой, а это значит, она действительно знает толк в уходе, и глядя на результат, знает его хорошо. Выглядеть красивее, хотелось уже сегодня!!! Но вдруг станет хуже?? Она перевела вопросительный взгляд на Ревекку. Та, мгновенно прочитала немой вопрос в глазах госпожи, и не дожидаясь его озвучки, ответила:
– Вы сомневаетесь?! Я вижу это!! И надо хочу сказать, что считаю ваши сомнения справедливыми и оправданными, хотя бы потому, что тоже сомневалась бы!! Внешность для женщины важна, а для госпожи, важна втройне. Только прикажите и мы можем попробовать крем на ком-нибудь другом, например, на мне?! – она говорила с таким жаром и уверенностью, что не поверить в искренность ее слов, казалось, просто невозможно. Более того, сегодня вечером у Эмилии планировалось торжество. Их с мужем пригласили на ужин, где ей хотелось блистать, так сказать, во всей красе.
– Хорошо, – голосом полным сомнений, протяжно, по буквам процедила она. – Но учти, если что-нибудь пойдет не так, ничего тебя не спасет, – она запнулась.
– Госпожа, – перебивая её в вежливом порыве, затараторила Ревекка, – вы так добры ко мне и к дочери. Только неблагодарный и глупый человек, может не видеть вашей благосклонности. Не сомневайтесь!! Сегодня на ужине, вы будете его главным украшением, и несомненно королевой.
Эмилия на секунду перенеслась в будущее, представила завистливые взгляды матрон, восхищенные взгляды мужей. Всё как обычно!! Женское желание выглядеть красивее остальных, как всегда взяло верх, над остальным. А будь что будет!! Утвердительно кивнув Ревекке, они отправились в отдельный зал, для умащения маслами и кремами, где она полностью предалась в ее заботливые, действительно знающие толк, руки. По пути, Асо аккуратно просила подумать госпожу еще раз, но получив решительный отказ, ушла не с чем. Поудобнее расположившись на кресле, матроне не хотелось молчать, наоборот, предвкушение сегодняшнего ужина, будоражило кровь. Закрыв глаза от нежных, растирающих движений рабыни, Эмилия еле слышно заговорила:
– Ревекка, да??? – ей почему-то захотелось обозначить свое превосходство, хотя имя рабыни она помнила прекрасно.
– Ты ведь у нас недавно. Скажи, нравится ли тебе в нашей семье? – с видом незаинтересованным начала Эмилия.
– Да. Конечно, да. Вы с семьёй очень добры к нам. Я уверенна, нам с дочерью очень повезло, что мы оказались именно у вас.
– Откуда ты можешь это знать? Ведь, насколько мне известно, мы у вас первые хозяева. Вы же, вроде бы, из Иудеи???
– Всё верно, госпожа. Вы действительно у нас первые. И, надеюсь последние – при этом она глубоко вздохнула и подняла глаза вверх, как бы показывая свою искренность и смирение одновременно.
– Но как ты можешь понимать повезло вам или нет? Ведь ты же нас едва знаешь??! – с некоторым заигрыванием промурлыкала Эмилия, получающая истинное наслаждение от работы Ревекки.
– Действительно госпожа, вопрос справедливый, но я попробую объяснить. Подлинно, откуда бы мне знать, если вы мне не знакомы, и я ничего о вас не знаю. Однако, мы с дочерью плыли сюда на корабле уже в статусе невольниц. Видели, как на этом корабле обращались рабами. Видели, как обращались с остальными. Хвала всевышнему, что капитан оказался добрым, и не позволял матросам нас обижать. Только благодаря ему мы смогли пережить тот ужас, который творился в трюме.
Эмилию заинтересовал разговор, она открыла глаза и уставилась на Ревекку. В глаза бросалось, что та борется с собой, внутри себя. Сделав два глубоких вдоха, Ревекка хотела продолжить, но комок, подступивший к горлу, мешал ей. Губы сжались в тонкую полоску, глаза увлажились, отражая память ужасных мук, пережитые Ревеккой. Она изо всех сил боролась с собой. Боролась, чтобы не разревется, боролась, чтобы скорее забыть тот ужас. Но это не так-то просто как кажется. Та боль, оставила ей на вечную память огромный и пока еще кровоточащий рубец.
– Я слышала про те корабли, – с долей сочувствия и вздохом проговорила Эмилия. – Рассказы про них ужасны.
– Вот я вам их не буду рассказывать, – с болезненной, натянутой улыбкой проговорила Ревекка.
Внутренне Эмилия этому очень обрадовалась. Будучи человеком, не злым, или даже сказать добрым, подобные истории тяготили ее. Слухи о том, в каких условиях путешествуют рабы, о их содержании, и обо остальном, причиняли женщине нестерпимую боль. Она предпочитала, как страус, спрятать голову в песок, и ничего не замечать. Вообще не думать об этом. Однако, новые рабы, как назло, прибывали к ним именно на таких кораблях. Оказавшись в новом доме и чуть-чуть пообжившись, рабы проникались добротой госпожи, и иногда, в приватном разговоре, изливали той душу, так сказать, во всех подробностях. От услышанного, волосы на голове становились дыбом, сон пропадал, а в груди защемляло так сильно, что продышаться порой, не было сил. Еще больше Эмилии не хотелось слушать такую историю сегодня, в предвкушении вечера, посвещенному только прекрасному и возвышенному. То есть ей.
– Мне кажется, – желая сменить тему на более веселую, продолжала Эмилия, – мой сын заинтересован твоей дочерью, и кажется, не на шутку заинтересован.
Ревекка сразу же преобразилась. Невооружённым взглядом становилось заметно, что счастье дочери является для неё, более важным, чем свое собственное. Горе, минуту назад так тяготившее ее, будто бы ветром сдуло, не оставив на уже повеселевшем лице, и следа.
– Действительно, Авелия хороша собой и, вдобавок, прекрасно сложена. Её трудно не заметить, особенно теперь, когда благодаря возрасту, она расцвела и распустилась. Но не это поражает меня госпожа. – Ревекка понизила голос, так чтобы её кто-нибудь не послушал. Придвинулась поближе она продолжила уже не говорить, но сплетничать:
– Свою девочку я знаю с самого рождения, видела, как она в первый раз открыла глаза, помню первый её шажок, её первый зуб. Помню всё, как будто это происходило вчера, – Ревекка вздохнула, но как-то весело, без ноток печали – В неё, как и положено дочери знатного сановника, вкладывались все силы и средства, лишь бы она стала достойна своего рода и положения. Мы пригласили лучших учителей, хореографов, тренеров, одним словом всех тех, кто мог дать ей, что-нибудь хорошее. Вы точно знаете чего это стоит и как это трудно, ведь у вас двое прекрасных детей!!! Сколько нервов и сил на это потрачено, – Ревекка вздохнула и подмигнула Эмилии.
– Однако, – продолжала она, – и в хорошем, ей не никто не отказывал. Ей разрешалось делать всё что она захочет, когда захочет, и с кем захочет. Ей позволяли дружить и гулять, веселится и шкодить, в рамках дозволенного, конечно. Есть ли где-нибудь в мире условия лучшие для дитя??? Не возьмусь утверждать!!! Тем не менее, каждый день видя свою девочку, мне казалось, что ей чего-то не хватает для полного счастья. Я искала это чего-то, но безрезультатно. Да и сама Авелия не знала, что с ней не так, наигранно уверяя, будто бы всё в порядке. А сегодня, я смотрю на дочь и вижу ее абсолютно счастливой. Любуюсь, как она краснеет и улыбается от ваших слов, и кажется, я нашла ту причину. В вашем крове, госпожа, я нашла причину, которую не могла найти дома. Ну а если точнее, то Авелия её нашла. Да, обстоятельства изменились, и мы больше не живем в Махероне. Да, поменялся статус, лишив нас свободы и сделав рабами, но моя дочь счастлива, а всю ее радость составляет улыбка вашего сына. И не подумайте!! То, что я говорю искренне, без приукраса или заигрываний, и не для красного словца. Эта чистая правда. Сейчас, ухаживая за вашей кожей, я думаю о том, как странно устроен мир. Живя в изобилии, не в чем себе не отказывая, она несчастна. А ставь бесправной рабыней, загнанная в нужду, девочка радуется каждому новому дню. Как так? Как такое может быть?? А ответ прост, так прост как просто всё остальное в этой жизни. Главное самим не усложнять. – Ревекка даже задыхалась от своей пламенной речи. Каждое слово вырываясь у нее изнутри, откалывалось от сердца, обматывалось частичками души.
– Все мы приходим в этот мир зачем-то, и у каждого есть своё предназначение, -рассуждала Ревекка вслух. – Насмешкою судьбы каждому кажется, что его предназначение какое-то особенное. Но это не так. Предназначение одинаковое, лишь объект его может меняться. И именно тут мы и можем выбирать свою судьбу, точнее этот объект. Именно его мы и называем в дальнейшем судьбой. Наверное, всё то чему её так старательно учили пригодиться Авелии в дальнейшем, но истинное предназначение женщины, разделить счастье с мужчиной, стать частью его благополучия, стать его продолжением. Я смотрю, как Авелия раскрывается по-женски, без помощи самых мудрых преподавателей и советчиков, лишь повинуясь зову сердца. И верьте мне, ни один советчик не смог бы объяснить, как это сделать лучше, нибудь рядом того мужчины, для которого она расцветает. Я очень рада, что сегодня Луций рядом, да вдобавок еще и благосклонен к ней. Верьте мне госпожа, пройдет совсем немного времени, и в его обществе Авелия превратится в самый дивный и изящный цветок на свете. Да и может ли быть по-другому в обществе Луция??? Хотя, что я вам рассказываю. Вы и сами всё видите. Не только моя дочь распускается возле него!! Те взгляды, что бросают в сторону вашего сына окружающие девицы, пронзают не только его одного, но и всех остальных в округе. Такой юноша, просто не может не понравится и не заставить любоваться собой. Бог соединил в нем одном, всё лучшее, что есть у людей, и дал частичку от себя. Такого искреннего и честного юноши я не видела никогда. Луций не боится нести ответственность за сказанное, и говорить правду, пускай она и не очень приятна на вкус. Таких людей всегда всего лишь единицы.
Эмилия не любила лесть, однако, стоило разговору тронуть ее детей, эта нелюбовь проходила. Как и любая нормальная мать, она могла часами слушать и наслаждаться похвальбой своих чад, при этом, не прерывая и аккуратно поправляя собеседника, если в том чувствовалась необходимость. Ревекка продолжала превозносить внешность, ум, силу и остальные достоинства Луция, однако, не переходила ту грань, за которой все ее слова превратились бы в угодливое лицемерие.
Вдоволь наслушавшись комплементов, матроне захотелось как-то отблагодарить рабу за её справедливое мнение и понимание людской натуры. Что говорить, не каждый способен заметить столько хорошего в одном человеке. Но наградить хотелось никак всех, переливающейся побрякушкой, а чем-нибудь необычным. Однако, ничего толкового, не приходило на ум.
– Ты хорошо жила там, в Иудеи?? – неожиданно спросила она. – Ты там была богата?
– Скажем так, я жила в достатке. Моя семья считалась известной и уважаемой, – Ревекка на секунду задумалась, мысленно блуждая в кулуарах прошлых лет. Эмилия перебила ее:
– Наверное, тяжело вот так всё потерять?! Не знаю, справилась бы я. Как ты справляешься??
– Можно я буду с вами до конца откровенной? – неожиданно спросила Ревекка.
– Конечно можно, даже нужно, – заинтересовалась и обрадовалась такому повороту Эмилия.
– Как бы удивительно то не звучало, но клянусь вам всем, что у меня есть, сегодня и сейчас я счастливее, чем когда-либо в Махероне.
Эмилия не ответила словами, однако выпученные глаза, которые от удивления, казалась, сейчас выкатятся из орбит, говорили за нее.
– Я не уверенна, что смогу это объяснить. – робко продолжала Ревекка.
– Ты уж потрудись.
– В Махероне мы жили в большом доме. Мы обладали несметным количеством рабов, следившие за его порядком. Тогда я не считала, сколько их у нас, – при этом она натужно улыбнулась.
– Была земля, приносившая доход, плодонося и выкармливая скот. Муж, считался не последним человеком в городе, – Ревекка погружалась в пучину воспоминаний.
– До него, до мужа, я росла девушкой в благополучной семье, и надо добавить, наше семейство считалась богатым. Наверное, оттуда всё и началось!! С самого детства, меня учили соответствовать статусу, вести себя согласно занимаемому положению. Меня заставляли посещать те места, что мне были не интересны а даже чаще противны, водить знакомство с людьми, с которыми просто находится рядом неприятно, не то чтобы общаться. Каждый день мне рассказывали, что надо делать. И как делать, то что они указали, мне тоже рассказывали. Чего хочу я, никто никогда не спрашивал. Верите?? Ни одного раза, никто не спросил!!! Правильно ли это?? Не знаю. Как я уже говорила, не всё в этой жизни определяем мы сами. Однако, я все-таки живой человек, и у меня тоже интересы и увлечения. И пускай они нравятся лишь мне одной. Но они мои, понимаете, только мои. Так вот, с самого малого возраста меня привлекала женская красота. Не моя красота конкретно, а красота вообще. Сколько себя помню, мне доставляло истинное наслаждение сделать кого-нибудь красивее, нежели ту наградила природа. Раскрыть их женское естество, скрыть недостатки и добавить чего-то своего. Вот для меня истинное наслаждение. Однако, вместо того, чтобы заниматься косметикой и косметологией, меня вынуждали читать труды философов, петь, танцевать, ходить на приемы в цирк. Далее, я полюбила мужчину, но как всегда, решение приняли без меня. А уже, через каких-то полгода, вашу покорную слугу выдали замуж за отца Авелии. Зная, что такова женская доля, я пыталась найти счастья в замужестве, но супруг, как и родители, не прислушивался к моему мнению, решая все вопросы самостоятельно и односторонне. И вот сегодня, я задаю себе вопрос, богатая я жила в Махероне или все-таки бедная.
Эмилия слушала внимательно и невнимательно, одновременно. Поэтому не до конца понимала речь Ревекки. Однако некоторые моменты из контекста ей удалось выдернуть.
– Как можно не понимать, богат ты или беден?? – спросила она.
– Ну посудите сами. В семье есть деньги, но вам нельзя их тратить. Точнее нельзя тратить на то, чего хочется вам. Безусловно, муж отпускал мне расходы на безделушки, но тот вид, с которым он это делал. Это казалось как-то унизительным, что ли. Всё время, чтобы я ни сказала, о чем бы не попросила, он мягко улыбался в ответ и делал, так как считает нужным. Как же еще объяснить, чтобы было попонятнее?! Вот, например, я хочу, чтобы дочь училась в Греции. Это дорого!! Но деньги на то есть. Однако муж принимает решение, что дочь будет учиться в Махероне. И всё точка!!! Без обсуждения и рассмотрения. Вот и получается, что я вроде бы богата, а вроде бы и нет.
Эмилия тихо почесывала подбородок, сопоставляя услышанное, со своей жизнью. И как неприятно было то признавать, похожие черты проскакивали не просто часто, а регулярно. Вообще казалось, что Ревекка рассказывает не о себе, а о ней. Эмилия тоже не всегда соглашалась с тратами мужа, однако, воспитанная в лучших традициях славного города, никогда не позволяла себе перечить, и отгоняла мысли о том, что муж может неправильно распоряжаться бюджетом. Однако, отогнать мысли можно один раз, второй, третий. Флавиан же действительно не умел управляться с финансами, и не замечать того, было, решительно невозможно. Муж постоянно влезал в какие-то финансовые авантюры, при этом оставаясь на плаву, только благодаря связям, приобретенным во время военной службы. Получался некий замкнутый круг, в котором главной обязанностью Эмилии становилось наблюдение и помалкивание, во время глупых растрат супруга. Главной же бедой, до этого разговора с Ревеккой, матрона считала присутствием подобных мыслей в своей голове. Согласно ее воспитанию, эти мысли не должны там появляться, а малейший намек на них, она воспринимала как бабью дурость. Так вот эта дурость, в последнее время так укоренилась в мозгу, что Эмилия окончательно запуталась и не знала, что с этим делать. Поговорить с кем-то на эту тему она не решалась, ибо склоки и сплетни всегда являлись визитной карточкой Рима. Расскажи об том одной, и завтра весь город будет знать твою маленькую тайну. И вот теперь, слушая рабыню, она убедилась, что не одинока в этом мире и в своем суждении. Ей стало понятно, что причина может быть не только в ее голове и недостатке воспитания, а банально, просто не зависеть от нее.
– Продолжай – повелительно кивнув, потребовала она.
– И так во всём. Я являлась свободно рожденной, родовитой девушкой. Но всё это лишь на словах. На самом же деле, мне постоянно говорили, что делать и куда идти. Мне говорили, как одеваться и что отвечать. Если честно, то я не помню ни одного решения, которое приняла бы сама. Абсурд. Но это так. И как я уже говорила, мужа мне тоже выбрали. Вот так и получается, что я вроде бы свободна, но на самом деле нет. Я как птица, запертая в дорогой клетке. Меня у меня нет. Я есть у кого-то другого. Вы знаете, однажды, мне в голову пришла интересная идея сравнить свою жизнь, с жизнью обычной простолюдинки, с той, которых пруд пруди на улицах городов. И знаете что? Мне показалось, что она у них ярче, и что они счастливее меня.
Эмилия улыбнулась. Она, конечно, во многом соглашалась с Ревеккой, подмечая поразительное сходство с жизнью своей, но последние слова явно отдавали перебором. Ей начало казаться, что рабыня не в себе.
– Ты хочешь сказать, что жить в достатке, хуже, чем жить в нужде? – спросила она, заглядывая прямо в лицо собеседнице.
– Нет. Я хочу сказать, что жить и в излишке и в нужде, хуже, чем жить в гармонии.
Эмилия вопросительно взирала на Ревекку.
– Попробую пояснить. Давайте еще раз, с самого начала. Я считаюсь свободным гражданином?! – рабыня уставилась на госпожу. Та в ответ вытаращила глаза, пыталась угадать, когда это она успела освободить Ревекку.
– То есть считалась!!! – поправилась рабыня, – тогда, когда жила в иудеи.
Эмилия кивнула в знак согласия.
– Так вот, та гражданская свобода, это всего лишь условность. Это звук, который приятно слышать, которым можно кичится, о котором можно говорить. Но всего лишь звук. После него ничего нет. Это наше желание говорить, что звук правдивый, что он чем-то подкреплён. Это наша фантазия, наше желание верить в этот звук. Давайте разберем на моём примере. Я была свободна!!! Но!!! За меня решали, мной руководили и меня направляли. Мою волю никто никогда не учитывал, но вслух о том не говорили. Всё обставляли так, что по-другому в этой жизни, просто нельзя, или по-другому не бывает. Какие-то невидимые стены, которых как бы нет, но они как бы есть!!! С самого рождения я жила в этих невидимых оковах, вынужденная соблюдать правила, которые не понимала, не признавала и отказывалась уважать. Однако, выполнять их, и следовать им было необходимо, по-другому просто нельзя. Сейчас я раба, мое тело принадлежит вам, но теперь мне не надо притворяться, теперь у меня нет этих невидимых стен. У меня есть, то как я вижу. У меня есть, то, как я слышу. Мне всё понятно, хотя оно и по-другому. Здесь, у вас, всё близко к тому, чего я того желала в глубине души. Посмотрите на меня!! Я занимаюсь косметологией, как и хотела с самого детства, а дочери не запрещают любить того, кто ей по сердцу. И если спросить, в какой период времени, я чувствовала себя счастливее, в золотой клетке дома, или железных оковах у вас, то как бы дико то не звучало – у вас !!!!
– В твоих словах есть доля правды, – с задумчивым лицом проговорила Эмилия, – вот только, не пойму, почему ты считаешь плату женщины несоразмерной ее жизни. У нас в Риме, женщина живет на таких же правах, как и у вас, и выполняет ту же роль, что и женщины Иудеи. По мне, так все лишения и правила компенсируются шикарной жизнью.
– Вы мудрее госпожа. Возможно, жизнь женщин Рима и Иудеи все-таки отличается друг от друга. Но более всего, я думаю, что вы опытнее и умнее меня. Ведь люди, могущие сочетать в себе желаемое и имеемое, являются по-настоящему счастливыми людьми. Я восхищаюсь теми, кто примирился с собой, рад своему предназначению, и живет от этого полной жизнью.
Эмилии слова не понравились, казалось, что Ревекка заискивает перед ней. Но обдумав смысл сказанного еще раз, она обнаружила, что лести нет, и всё, о чем говорила Ревекка, имеет место быть. Приятная теплота, от гордости за саму себя, разлилась по телу матроны. Признаться честно, она никогда не думала настолько глубоко о том, что можно жить по-другому, и новость, что она живет в гармонии, да так, как не каждая умеет, оказалась для нее действительно всласть.
Более ей не хотелось разговаривать. Она закрыла глаза и углубилась в любование самой себя. Витая в облаках превосходства, Эмилии хотелось молча упиваться радостью такой продуманной, как оказалось, жизни. Ревекке, тоже вдоволь наговорившейся, стало хорошо от настроения госпожи. Ее голову наполнили старые сомнения, что возможно с ней, что-то не так, ведь вот же перед ней находится, по сути такая же женщина, довольная собой, и всем вокруг.
Вырвавшись из объятий всеобщего одобрения, похлопываний и подбадривания, Луций с Авелией оказались в повозке, тихо катящейся в направлении к дому. Остальная семья, возглавляемая Флавианом, решила остаться в термах на подольше, чтобы после, нанести необходимые визиты, сделать надлежащие знаки внимания старинным друзьям и только что появившимся приятелям. Солнце не спеша катилось на убыль, разрешая остыть и продышаться раскаленной земле. Воздух заново получил ту прозрачную свежесть, которой лишался в полуденные часы. В шуме ветра, в поскрипывании телеги, в крике птиц, изредка пролетавших над ними, чувствовалось согласие, словно звучали они в унисон друг с другом. Им вторили, еле слышно и слабо таясь друг от друга, два молодых сердца. Так, плывя на своей телеге, словно на корабле любви, они ехали, посматривая друг на друга исподлобья, и ничего толком друг дружке, не говоря. Точнее сказать, попеременно, то Луций, то Авелия, пытались завести разговор, но как-то не клеилось. Толи темы подворачивались не удачные, толи время. Хотя, настоящей причиной несомненно являлись те самые минуты, которые любой человек ищет всю свою жизнь, а найдя, боится спугнуть. Те минуты, когда обоим без слов всё понятно. Когда тепло от теплоты, любимого человека рядом. Когда это тепло греет сильнее тысячи факелов, когда ничего больше не надо, лишь бы сейчас никогда не заканчивалось. Они ехали не проронив не звука, наслаждаясь каждой секундой проведенной вместе, и искренне веря, что впереди этих секунд, будет еще очень и очень много. Возможно, поездка до виллы так и закончилась бы в молчании, если бы не воробей, появившийся, неожиданно, из неоткуда. Птичка нагло взгромоздилась на край повозки, и принялась чирикать, будто бы у себя в гнезде. Воробей казался таким бойким и забавным, что улыбки умиления, сами собой, появились на физиономиях молодых людей. Птичка же, словно чувствуя свою актерскую востребованность, продолжала выступать. Надо отметить, что этот воробей вообще оказался не робкого десятка. Луций с Авелией подвинулись к нему ближе, а он и не думал удирать. Вдоволь начирикавшись, он маленькими прыжками приблизился сначала к Авелии, потом к Луцию, как будто бы силясь что-то узнать у них, и не добившись ничего путного, покрутив напоследок, маленькой коричневой головкой, улетел восвояси.
– Воробей!! – как-то радостно выкрикнул Луций. – Для римлянина это хороший знак, – вырвалось у него из самых недр груди.
– Что он означает? – робко спросила Авелия.
Луций смутился и даже немного покраснел. Воробей считался птицей богини Венеры, и когда он являлся молодой паре, это слыло ее благословением.
– Ну … просто хорошо и всё, – неожиданно резко обрезал он, раскрасневшись, словно помидор.
Юноше не хотелось сознаваться в своих чувствах. По крайней мере, сделать это планировалось как-нибудь не так и не сейчас. Вообще, эта набирающая разбег история, нравилась и не нравилась ему одновременно. С одной стороны, тут не присутствовало ничего плохого или предосудительного. Ну, понравилась девушка, ну чего тут такого?? Однако, как она ему понравилась??!. Наверное, это как, и являлось основным противоречием внутри себя. Он чувствовал, что слово понравилось совершенно тут не подходит. Луций несколько раз признавался себе, что перед Авелией становится робким, мягким и податливым. И это при том, что по одному только щелчку его пальцев, девушка будет ему доступной, без каких-либо помех или припонов. Так в чем же дело? Однозначного ответа не существовало. Точнее сказать ответ существовал, но юноше он не очень нравился. Луций считал его неким проявлением слабости. Ну негоже, вот так, со всего размаху, не разбирая ничего перед собой – влюбиться в рабыню, да еще так крепко, что не видеть и не слышать ничего вокруг. Только она. Только для неё. Тьфу !! Противно аж!! И вот надо же такому случиться!!! И ведь именно с ним!!! Луций, как и любой другой юноша этих лет, сильно зависел от общественного мнения. Его, как и всех остальных, сильно волновало, что скажут окружающие, что они подумают. Еще совсем недавно, стоя возле зеркала и заглядывая в отражение, ему виднелся красивый, уверенный в себе парень, воспитанный в лучших традициях Рима, у которого имелся опыт общения с женщинами, и надо отметить, опыт весьма обширный. Но только дело доходило до Авелии, бравада и уверенность куда-то уходили, превращая ловеласа в робкого, ласкового кота. И самым запутанным и непонятным Луций видел то, что ему нравилось превращаться в этого кота. Ему вообще хотелось отдаться Авелии всему без остатка, стать ее рабом, а не сделать ее своей наложницей. Почему так происходит, он не понимал. Единственное, что он отмечал для себя совершенно точно, так это то, что Авелия разительно отличалась от всех остальных, до этого ему известных, девушек. Какая-то неведомая чистота, непорочность не только тела, но и мыслей. Все это, так изящно объединённое в одном человеке, влекло его. Он желал ее так сильно, что виски стучали, но не так как остальных. Авелия светилась как богиня, которую надо заслужить, надо заработать. Нужны подвиги, нужны страдания, и только после этого можно наедятся на взаимность. Юноша раздражался и трепетал одновременно. Что это слабость?? Или так и должна выглядеть любовь?? И с чего я решил, что она такая?? Ведь знакомы мы всего ничего. Его мысли прервала Авелия.
– И у нас воробей, хорошая птица. Считается, что видеть его в чужой стороне, напоминание. Напоминание о том, что богом ты не забыт, что он видит тебя и присматривает за тобой. Но я и без птицы знаю, что бог меня любит, – при этом она мягко улыбнулась, спрятала глаза, и покраснела как черешня.
Луций не понял, как это она и без птицы, так лихо всё понимает. Погруженный в собственные размышления, он и не предал этому робкому признанию никакого значения. Он пытался разобраться в себе самом. Мысли роились в голове, будто пчелы. Временами он поднимал голову и кидал напряженные взгляды по сторонам. Один такой, сосредоточеннее чем обычно, угодил в Авелию. Самоанализ оказался заершенным. Больше смотреть он никуда не мог. Все остальное растворилось, расплылось и пропало. Какая-то белая пелена вокруг Авелии, а если точнее, то только она и больше ничего. Девушка сидящая на краю телеги, казалась еще краше, чем обычно. Черные волосы, будто бы купались в потоках встречного ветра. Они казались волнами, набегающими и откатывающимися, оставляя видимым на небольшое время, прекрасный лоб и румяные щечки. Однако, волосы являлись всего лишь прелюдией. Они не шли ни в какое в сравнение с глазами. Взгляд во истину был изюминкой этой богини. Из-под опущенных век, светящимися мягкими лучами вырывался самый чувственный и прекрасный взор, что доводилось видеть Луцию. Взгляд, наполненный сердечной добротой, трепетом, немножко строгостью. Одним словом, взгляд любимых глаз. Юноша чувствовал, что не может, не хочет жить, без хозяйки этого прекрасного взгляда. Сердце от ощущения Авелии рядом стучало с утроенной силой, разгоняя кровь по жилам сильнее и стремительнее. В голове помутилось. Всё, кроме нее потерялось и престало существовать. Не в силах более сдерживать свои чувства, он подсел ближе, и уже хотел притянуть ее к себе, но не успел. Авелия, обвив его шею руками, словно лозами дикого винограда, бросилась навстречу и перестав контролировать себя и вообще чего-либо вокруг, впилась в него губами, будто в спелый нектарин. Сколько длился поцелуй они не знали, но когда он закончился, оба дышали так тяжело, как будто разгрузили целый воз камней. Счастье, словно водопад, бурными потоками пота, лился наружу с изможденных голов. В этом молчании, в этой отдышке, все казалось понятным без слов. Наконец-то, все точки расставились по своим местам. Недосказанности закончились и надо отметить, закончились хорошо. Авелия сидела рядом с Луцием, у изголовья повозки, положив свою голову на его плечо, жмурясь от заходящего солнца, и до конца не веря в происходящее. Так, в безмятежном молчании, можно бы ехать целые дни напролет, но, как тучи среди ясного дня набегают на небо, так и душу Авелии заволокли сомнения. Она подняла свою маленькую головку с плеча, и устремила в Луция вопрошающий, испытывающий взгляд.
– Что об этом скажут твои родители? – печальным, немного потухающим голосом спросила она.
– А что они должны сказать?
– Я же рабыня, а ты ..
– Ничего не скажут. Почему они должны чего-то говорить? Ты моя, и на этом всё.
Авелия, при этих словах, внутренне насторожилась. Она не понимала, что Луций имеет ввиду. То есть, общий смысл казалось ясен, но как он видит дальнейшие отношения между ними, оставалась не совсем понятно. Конечно, девушке хотелось бы большой и чистой любви, той, о которой с томными улыбками воспоминаний рассказывали ее подруги, той, ради которой стоит жить, со слов ее матери. Но после этих, каких-то резких слов, ей показалось, что он видит их светлые чувства несколько по-иному. Возможно, Луций имеет в виду, что она ЕГО рабыня, и этого уже никто не отменит. По известным причинам, такого развития отношений ей не хотелось, и о подобном, конечно же, не мечталось. А может быть, я вообще зря поверила в любовь, ведь в плане социальном, между нами действительно пропасть – рассуждала она. Но, что тогда значит этот поцелуй? А может ничего и не значит!!! Может это те самые воздушные замки, которые я успела понастроить у себя в голове. Она искоса посмотрела избранника, не желая верить догадкам, пытаясь найти подтверждения своей первой мысли. И тут, её как током ударило. Луций сидел к ней полубоком, ища глазами что-то впереди и перебирая пальцами по краю телеги. Ей показалось, что он нервничает и вообще находиться в каком-то возбужденном состоянии. Это смотрелось настолько ему несвойственно, что Авелия отвернулась. Еще секунда, и она смогла угадать его переживания, точнее, причину их. В это же мгновение, всё стало на свои места. Почему-то всё стало понятно. И хотя ни одного слова не было произнесено, но и без этих слов, картина стала абсолютно понятной. Как и откуда материализовались эти мысли, Авелия не знала, но то, что эти мысли точны, была уверена абсолютно. Сомнения, даже толики их пропали. Уверенность, чем-то бескрайним, обрушилась на неё. Она больше не боялась и не сомневалась. Авелия чувствовала, что является объектом этих переживаний. Это льстило ей, но глядя на разобранное состояния Луция ей того не хотелось. Уже в следующее мгновение девушка поняла, что не хочет, чтобы Луций еще когда-нибудь в жизни волновался. Она почувствовала ответственность за него на себе. Иудейка чувствовала его беспокойство, и от того ей становилось тревожно. Авелия открыла для себя, что теперь ей будет хорошо, только тогда, когда ему станет хорошо. Без него хорошо невозможно. В этот момент, девушка отчетливо осознала, что влюбилась в этого человека, раз и навсегда. И раз это так, раз теперь этого невозможно обойти или изменить, то в голове не может быть места для плохих мыслей. Всё!!!! С этого мгновения её сердце не слушается её. Оно теперь его. Поэтому зачем сомнения? Любит он меня или нет? Кратковременны его чувства или нет?? На любовь Авелии к Луцию это повилять не может. Юная дева приняла это. Приняла всем своим естеством, душою, дыханием. Она впустила в себя то чего боялась. Но не страх или переживания наполнили её. Наоборот. На душе стало спокойнее, глупые переживания ушли из головы. Руки, сами собой, обвили шею Луция, и от его ответного тепла, по телу девушки растеклось умиротворение.