– Да.
Немного помолчали. Сделали по глотку чая.
– Я вечером уйду. На работу.
Александр Иванович сделал глоток.
– Ты здесь будешь одна. Всю ночь и до трёх-четырёх часов дня.
Аня молчала.
– Справишься?
– Да.
Железобетонная уверенность в своих силах у двенадцатилетней девочки. Ни тени сомнения.
– Дом большой, старый… Но он хороший! На кухне, вижу, тоже справишься…
– Дом сонный, это здорово! – улыбнулась Аня.
– Сонный? – переспросил Александр Иванович. – Как это?
– В нём хочется спать.
– Почему?
– В нём хорошо. Он как будто дышит во сне. И хочется тоже заснуть вместе с ним. И сны будут обязательно хорошие. Мягкие и пушистые. Как будто с котёнком засыпаешь. Вы когда-нибудь засыпали с котёнком?
Александр Иванович отрицательно покачал головой:
– Никогда. Даже не представляю, как это…
Аня просияла при этом ответе Александра Ивановича. Ей так захотелось рассказать, как это здорово. Она взмахнула тонкими ручками в воздухе, совсем как дирижёр и невнятно что-то начала говорить. Потом остановилась и грустно сказала:
– Да зачем вам… У вас такой дом есть!
Александр Иванович откинулся на диван и рассмеялся. Потом перестал смеяться, посмотрел на красное, смущённое лицо Ани и снова рассмеялся. Тут уже не выдержала Аня и в третий раз они рассмеялись вдвоём.
Под этот их смех на диван между ними забрался Непутёвый. Посмотрев на Александра Ивановича, потом на Аню, он лёг посередине.
– Это Непутёвый! – представил котёнка Александр Иванович. – Он здесь живёт.
– Это здорово! – сказала Аня.
Она улыбалась.
Глава 9. Беспокойная ночь.
Фонари на улицах погасли в полночь, как обычно. Александр Иванович сидел на освещённой кухне и вглядывался в темноту. Город засыпал. В доме на разложенном диване посапывая, спала Аня. Непутёвый, весь вечер крутившийся около неё, убежал по своим делам. Нужно было идти к Митричу. И Александр Иванович, опираясь на палку, поднялся, выключил свет, закрыл кухню, прошёл двор и оказался у калитки.
– Запутался-заврался я совсем… Никогда столько не врал, никогда так не изворачивался! Видимо, время такое пришло мне под преклонные годы! Помоги уж мне, Марья Ивановна! Куда же мне без твоего заступничества небесного? Не оставь старика своего милостью!
Закрыл калитку и выдохнул.
– Пусть земля тебе будет пухом, голубка моя Марья Ивановна!
И Александр Иванович начал свой путь по бархатным чёрным улицам своего родного города. Без солнца, без фонарей, но с бегающими кошками и жуткими лапами разновеликих деревьев. Без привычного гомона и суеты, но с ночными шорохами и дикими нежданными ахами. Город без глаз и огней, без дорог и со странными тенями ждал Александра Ивановича. Старик уверенно ставил вперёд палку и шёл по своей Советской улице. Воздух уже стал прохладным, ночным.
Александр Иванович с приятной нежностью вспомнил далёкий сорок третий год, когда вот такой же ночью он пришёл на улицу Пушкина, когда город ещё был в руках немцев. Утром город уже перешёл в руки Красной армии, но той ночью он был ещё под властью фашистов. Идти тогда следовало стократ осторожнее, буквально чувствуя даже случайный взгляд в темноте. И Александр Иванович чувствовал. Шёл по родному городу, и чёрт его знает каким чувством, но чувствовал каждый закоулок, где таились враги. Тогда всё получилось, ведь утром город уже был наш. Только в ту ночь он поворачивал с улицы Лермонтова на улицу Пушкина, а сейчас наоборот.
Пока он брёл по улицу Лермонтова к бывшему маслозаводу, чувствовал, как ночь даёт ему силы. Глаза привыкли к тьме, он видел опустевшего и брошенного каменного гиганта как днём. От него свернул на аллею Победы, где чёрные ветви могучих лип, приветливо покачиваясь, встречали ветерана. По этой аллее он и вышел к вечному огню. Он горел и ночью. Ночью во всей своей жуткой прелести был слышен резкий свист, который шёл из центра распластавшейся звезды. Оранжевый пламень с синим нутром беспокойно колебался в разные стороны.
– Низкий поклон вам, ребятушки! Уж простите, что жив остался…
Огонь вздрогнул. Прижался к земле, зашипел и вновь распустился цветком во весь свой рост.
Дальше мимо старого газетного ларька, по улице Ленина, где по краям рушились дома еле живых стариков, а в центре строили трёхэтажный особняк. Потом налево. Это и есть улица Заречная, где жил Митрич.
* * *
Митрич сидел на стуле во дворе, хотя ему это было запрещено, и заметно нервничал. Александр Иванович стоял у открытой калитки, опираясь на палку. Он стоял довольно ровно и думал о чём-то своём, хотя тоже должен был нервничать.
– Ты насколько с ним договорился? – спросил Митрич, посматривая на часы на руке.
– На три, – не повернувшись, ответил Александр Иванович.
– Без пяти… – буркнул Митрич.
В калитку вошла женщина. Митрич и со своего места увидел, что женщина в старых потёртых джинсах и в просторной рубахе навыпуск.
– Ну здравствуй, Александр Иваныч! Чем же я тебе тут помочь могу?
– Здравствуй, Лен! Садись с Митричем, обожди!
Женщина покорно прошла во двор. Митрич признал Лену, жену Костика.
– Привет, Митрич! Как твои дела?
От неожиданности Митрич сказал, что «хорошо». Лена села рядом и стала смотреть в спину Александра Ивановича. Митрич тоже посмотрел в спину Александра Ивановича. Сейчас ему очень хотелось спросить старика, что тут делает эта женщина, но при ней было как-то неудобно. Сам Александр Иванович продолжал стоять, не двигался, и, как казалось Митричу, даже стал подрёмывать. Митрич ещё раз посмотрел на часы.
Три часа и три минуты.
Ночь была приятная: сверкали звёзды, тишина окутывала, точно пледом. Ночные тени мягко тлели под серебряным светом неполной луны. Было бы приятно лежать сейчас на диване и мечтать… Но мечтать было некогда. Надо было ехать за мясом.
Три часа и шесть минут.
Лена сидела рядом. Сгорбленная, пустая. Когда-то тонкие изящные руки стали костлявыми. Роскошные когда-то волосы спутались и стали запутавшейся проволокой. Время безжалостно уничтожило эту женщину, подумал Митрич и побоялся повернуть к ней голову, как будто от этого она могла услышать его мысли.
Три часа и восемь минут.
– Александр Иваныч…
Митрич хотел сделать какое-то замечание раздражённым тоном, но голос его иссяк. Александр Иванович уже ничего не мог сделать. Старик сделал всё, что мог. Всё остальное – не его вина.
Три часа и девять минут.
Около калитки останавливается запыхавшийся человек. Он бежал ночью, когда толком-то ничего и не видно. Этот человек ещё пока ничего не сказал, но Александр Иванович вдруг очнулся, сделал шаг навстречу.
– Александр Иваныч! Нельзя ей ехать!
Человек стал кашлять, и Митрич понял, что у калитки Костик.
– Я поведу! – захрипел он.
– Костя?! – Непонимающе воскликнула Лена.
Костик ворвался во двор и замахал перед ней руками:
– Лена, тебе нельзя! Ты не справишься! Не смей!!!
– Чего? – всё ещё не понимала Лена.
– Пойдём, ехать надо! – уже хлопал Костика по спине Александр Иванович.
– Стой тут! Я съезжу! Я быстро!
Лена стояла, растерянно смотря на своего мужа.
– Поехали! – кричал Александр Иванович и уже волок Костика к машине. Костик перестал сопротивляться и, лихо открыв дверь, прыгнул за руль.
– Открой ворота! – крикнул Митрич Лене.
Та удивлённо посмотрела на Митрича, поскольку уже успела забыть о его существовании, но при втором окрике побежала к воротам и открыла их. Машина с рёвом выкатила на дорогу и исчезла в ночи.
Лена осталась стоять в дорожной пыли. Митрич, даже несмотря на то, что каждое вздрагивание причиняло ему боль, расхохотался.
– Ты чего? – испуганно крикнула ему Лена.
Митрич вытер набежавшую слезу кулаком и махнул стоящей в растерянности и непонимании Лене. Мол, «закрой ворота».
– Ай да Александр Иваныч! – не мог остановиться Митрич. – Ай да сукин сын!
Лена закрыла ворота и остановилась в паре метров от Митрича. Того душили и смех, и слёзы.
– Да что тут у вас происходит? – обессиленно спросила Лена.
Митрич наконец успокоился. Сидел на стуле и держался за правый бок.
– Тебе Александр Иваныч работу пообещал?
– Да, вот я и пришла. Пришлось Дашку к маме отвести, не оставлять же её одну!
Митрич улыбался от уха до уха, хотя по его лицу ещё ходила рябь от боли, которую причиняли ему больные рёбра.
– Сколько за работу пообещал?
– Двести рублей… Но если хотя бы сто дадите, не обижусь… Понимаю…
Митрич встал и медленно поплёлся в дом.
– Если ещё работёнка подвернётся… Дайте знать…
Митрич зашёл в дом. Какое-то время был там. Лена стояла во дворе и ждала сама не понимая, чего конкретно она ждёт. Пару минут спустя вышел Митрич.
– Вот!
Он протянул ей деньги. Лена взяла. Сразу почувствовала три сотенные бумажки.
– Я бы и больше дал, но нету сейчас у меня!
– Спасибо… Что делать-то?
– Ничего. Ты уже всё сделала. Иди!
– Как? Всё?!
– Всё!
– А зачем звали-то?
Митрич хитро улыбался.
– Иди, иди, Лен! Если ещё понадобишься, Александр Иваныч к тебе зайдёт.
– Ну ладно…
Она спрятала деньги в карман, пошла к калитке.
– Спасибо, Митрич!
– Бывай, Лен!
Лена кивнула на прощанье.
– Лен! – крикнул Митрич.
Женщина сразу остановилась как вкопанная. Было понятно, что она его слушает.
– Костик всё-таки хороший парень!
Лена не ответила.
А ночь скрыла её лицо.
Глава 10. Жизнь налаживается.
Рабочий день кончился.
Не потому, что прошло восемь часов. И не потому, что покупателей стало совсем мало. Потому, что Александр Иванович продал всё. Рассчитавшись с Клавдией Васильевной, бывшей школьной учительницей, а сейчас довольно грузной и болтливой старухой, Александр Иванович остался посреди пустого грязного рабочего места.
Солнце стояло ещё довольно высоко, пекло в полную свою силу. Торговое место номер шестнадцать было надёжно укрыто шезлонгом, но горячий воздух с трудом шёл в лёгкие.
Александр Иванович открыл кран и подставил правую ладонь под бьющую струю. Постояв так, он набрался воды в обе ладони и плеснул себе в лицо. Стало значительно легче. Потом он сделал глубокий вдох-выдох и принялся за завершающую стадию работы. Место надо было привести в порядок, а руки уже как-то с опозданием слушались, ноги постоянно сгибались в коленях и хотели сесть. «Рано» – приказал себе Александр Иванович и продолжил вытирать мокрой тряпкой прилавок. Работал Александр Иванович уже без ощущения времени и остановился, когда понял, что рабочее место достаточно чистое для того, чтобы можно было идти домой.
Но домой было ещё рано. Старик забрал все деньги из кассы в целлофановый пакетик, обернул его газетой «Известия», положил всё это в тряпочную сумку. Потом взял палку.
– Вот и спасибо за день, Марья Ивановна! Со всем сладил, всё срослось. И от меня зависящее и независящее. И хитрость моя удалась, и руки с ногами не подвели. И осталось только до Митрича дойти… Дай сил на дорожку! С Богом!
И старик, медленно переступая ногами, втыкая свою палку в пыль, медленно пошёл к дому Митрича.
Митрич жил на Заречной улице. Практически у его дома находилась автобусная остановка, чем и воспользовался Александр Иванович. Выйдя с рынка, он дождался автобуса и доехал на нём до этой самой остановки. Причём сидя. Так что ещё и отдохнул по дороге.
Калитку ему открыла Настя, жена Митрича.
– Беги, беги, Александр Иваныч, – быстро заговорила она. – Он часиков с одиннадцати с ума сходит, чёрт плешивый! Ему лежать надо, а он весь день орёт и всё ему не так!
Ругалась она по-доброму, нежно, по-бабьи. Полная, с русой косой до пояса, голубоглазая, она любила Митрича до безумия, от этого и ругалась на него, и это было мило, до дрожи мило.
– Настя! – уже кричал Митрич из дома. – Кто приходил?
Настя сохранила свою юношескую ловкость и прыть, несмотря на полноту. Она забежала вперёд Александра Ивановича и громко крикнула в дом:
– Гость твой дорогой идёт! Вставать не думай! Лежи!
И после этих слов она улетела куда-то во двор. У неё всегда было дел выше крыши, никогда без дела не сидела, хотя в доме всегда был полный порядок. Хотя, полный порядок мог быть как раз от того, что хозяйка никогда не сидела без дела.
Вопреки требованиям жены, Митрич сел на кровати. Смотрел грозно, насупившись, не поздоровался. «Забыл», – подумал Александр Иванович. Александр Иванович, что ему здороваться тоже не следует, и молча достал свёрток, разложил газету на кровати и развязал целлофановый пакет. Митрич оценивающе посмотрел на ворох бумажных купюр и монет, облизал губы и спросил:
– Сколько здесь?
– Не знаю, – ответил Александр Иванович. Он и в самом деле не знал.
– Что осталось на прилавке?
– Ни-че-го! – гордо ответил Александр Иванович.
– Спасибо! – с какой-то особой внутренней теплотой в голосе пробасил Митрич и протянул руку. Александр Иванович руку пожал и улыбнулся. Всё было хорошо.
Митрич принялся считать деньги: сортировал их по бумажкам разного достоинства и цвета, раскладывал какие-то кучки. Бормотал себе что-то под нос и, щурясь на потолок, что-то считал в уме.
– Вот, – сказал он, подводя итог и вручая Александру Ивановичу стопку купюр.
– Спасибо. Надо ещё с Леной рассчитаться…
– Я уже рассчитался! – хохотнул Митрич. Александр Иванович удивлённо посмотрел на него.
– Ну и кашу ты заварил, Александр Иваныч! Неужели ничего попроще нельзя было придумать?
– Да как тут придумаешь, коли Костик ни в какую?
– А если бы он не пришёл бы?
– То деньги бы сейчас по кучкам не раскладывали…
Митрич удовлетворённо вздохнул.
– Она ничего не поняла.
– Почём знаешь?
– Я с ней рассчитывался. А Костик?
– Тоже ничего не понял. Всю дорогу мне рассказывал, почему Лену нельзя сажать за руль любого автомобиля.
– Да… – философски растянул Митрич.
– Два сапога пара, – также философски ответил Александр Иванович.
– Ладно, давай вернёмся к делам нашим скорбным…
– Будем отдавать? – со вздохом спросил Александр Иванович.
– Будем… Куда денемся?
– Я знаю, что у них, так сказать, штаб-квартира на Масловке у реки. Отнести?
Митрич удивлённо присвистнул:
– Откуда знаешь?
– Там все их машины стоят поблизости.
Митрич кивнул. Поудобнее сел. Вздохнул.
– А Кабан?
– Кабана нет в городе. Так люди говорят.
– А где он?
– Не знаю.
Митрич явно что-то обдумывал.
– Нет, нести им деньги не следует. Они со мной разговаривали, пусть ко мне и приходят. Ты свои сбережения спрячь понадёжнее. С ними не разговаривай. Укажи на меня. Мол, он главный, он за всё и отвечает. Принято?
– Они бешеные какие-то. Ничего не понимают…
– Нельзя нести деньги, Александр Иваныч. Кабан не из тех, кто сдаётся без боя. Если он отошёл в сторону, значит, на то есть причины. Представляешь, он вернётся и узнает, что мы с тобой подношения новой мафии делаем? Ой, не понравится!
– Как скажешь, Митрич!
Митрич откашлялся в кулак.
– Насте сказать чаю поставить?
– На чай в другой раз зайду, – улыбнулся Александр Иванович.
– Да ну перестань, Насте приятно будет!
Александр Иванович подумал, что Аня может испугаться его длительного отсутствия, думал, что может убежать и что надо быстрее идти домой, но Митрич уже успел крикнуть:
– Настя! Чаю сделай! Слышишь?
Как можно было не услышать, если в доме даже стёкла дрожали от этого крика? Не то что Настя, все соседи узнали, что Митрич собирается пить чай. Но это было не в новинку. Все к этому привыкли. И минут через десять в комнате на белой кружевной скатерти появился чай. Митрич, вопреки любовной брани жены, поднялся, сел на стул напротив Александра Ивановича. Настя, бегая вокруг мужчин, постоянно что-то говорила, поминутно ругая Митрича, что тот не лежит на кровати. Митрич не обращал на это никакого внимания, зычно перебивал её, указывая, что Насте следовало сделать:
– Сахар Александру Иванычу подай!
И Настя тут же подавала Александру Ивановичу сахарницу.
– У нас печенья вкусные были… круглые такие…
– Овсяные?
– Чёрт их знает! Круглые!
– Ну точно овсяные! Или крекеры? Солнышком или просто круглые?
– Да каким ещё солнышком! Говорю же тебе: круглые!
– Ну тогда точно овсяные!
И она убежала за овсяными круглыми печеньями.
– Как вообще дела в городе? – спросил Митрич, когда Насти не оказалось рядом.
– Плохо, – ответил Александр Иванович. – Рынок наполовину опустел. Сам подумай: даже я всё продал… Нет ничего в городе. Все так рады были, когда мы мясо привезли. Я и цены завысил, а всё равно разобрали.
Митрич сделал глоток, отрицательно покачал головой:
– Это ты зря, Александр Иваныч! Больше так не делай!
– Почему?
– Это людей обижает. Наживаться на несчастье – грех. А если людям купить мясо больше негде – это несчастье. Хотя бы с их точки зрения.
Александр Иванович кивнул. Вернулась Настя с тарелкой круглых овсяных печений.
– Ну да, точно, они! – обрадовался Митрич и улыбка расплылась по его лицу.
– Жизнь налаживается! – подмигнул он Александру Ивановичу. – Уже и рёбра не так сильно болят.
* * *
Аня спала на диване под виноградом, уютно свернувшись калачиком. Как будто ей было холодно. Но холодно ей не было. Солнце, хоть и собиралось на покой, палило нещадно. Находиться не в тени было настоящим испытанием. А под виноградом вроде и ничего. Во всяком случае, так казалось Александру Ивановичу только что вернувшемуся от Митрича. Девочку он решил не будить и прошёл на кухню.
И только тут он заметил, что вокруг всё изменилось. Пол натёрт почти до блеска, посуда вымыта и поставлена самым рациональным образом. Оказалось, что вся она целиком влезаем в верхний отдел серванта. Плита, которой ну никак не меньше двадцати лет, очищена до такой степени, что кажется только что привезённой из магазина. Кастрюли и сковородки убраны в отделение духовки. Окна вымыты так здорово, что если бы Александр Иванович не был уверен, он бы сказал, что в окна надо поставить стёкла. Но стёкла были. Александр Иванович для уверенности даже ткнул в них пальцем. Пауки, уже давно оккупировавшие углы кухни, были, видимо, безжалостно уничтожены.
Александр Иванович вздохнул полной грудью.
– Вот это да! – восхитился он.
Двор оказался подметён. Очень качественно подметён. Александр Иванович так бы не смог.
– Да, тут ляжешь спать…
Уборка была проведена и в доме. Оказалось, что убранство дома значительно ярче, чем казалось Александру Ивановичу последние лет пять. Поражённый, он сел в кресло и оглядывался по сторонам, как будто был не у себя, а в каком-то музее. Так его нашла Аня. Зевая, она подошла к креслу.
– Я сейчас гречку с молоком сделаю. Будете со мной есть?
Александр Иванович кивнул.
– У вас окно разбито, – она показала рукой.
– Я знаю, – сказал Александр Иванович.
– Закрытые ставни не спасут от пыли и грязи. А зимой как будете? Стекло надо обязательно вставить!
– Непременно! – согласился Александр Иванович.
– Сонный дом, – зевая, произнесла Аня. – Днём я вообще-то не сплю, а тут как убаюкивает кто…
Она медленно развернулась и ушла во двор. Александр Иванович остался один в своём обновлённом старом доме.
– Дожил, голубка моя! Уже двенадцатилетняя девчушка рассказывает мне, что я должен сделать в собственном доме! Старый балбес! Чуть что за ружьё хватаюсь! Лучше бы шваброй орудовать начал!
И Александр Иванович медленно, тяжело, но улыбаясь и качая головой, поднялся с кресла и поплёлся к Ане.
Гречку с молоком она готовила отменно.
Глава 11. Как не надо искать.
– Пап, пап! Ты меня слышишь?
– Слышу! – кричал в телефонную трубку Александр Иванович изо всех сил. – Слышу, сына, слышу!
– Да не ори так! Я тебя прекрасно слышу! Пап, мы на следующей неделе к тебе заедем на недельку. Ты как?
– Приезжайте, солнышки мои, ждать буду!
– Ну всё тогда, до встречи!
– До встречи, сынок, до встречи!
Дальше запикали гудки.
– Дождался! – выдохнул Александр Иванович. – Дождался…
* * *
Высокий мускулистый парень в спортивном костюме отбрасывал огромную тень. Два его товарища ходили по двору и что-то высматривали. Аня сидела на диване.
– Так ты его внучка?
– Нет.
– А кто?
– Просто… Родители уехали и попросили Александра Ивановича присмотреть за мной.
– Хреново присматривает…
Громила в чёрных очках явно смотрел на неё, но его глаз она не видела. Двое других рыскали по всему дому: забегали на кухню, в огород, зачем-то зашли и в сам дом.
– Давно ушёл? – спросил один из пробегавших в поисках неведомо чего.
– Минут 15-20.
– А куда пошёл?
– За хлебом и молоком.
– Вот урод! – выпалил другой.
– Почему? – спросила Аня.
– Что «почему»?
– Почему Александр Иванович урод?
Парень остановился, посмотрел на девочку.
– Он нам денег должен!
Аня кивнула.
В калитку постучали и кто-то крикнул:
– Александр Иваныч, ты дома?
– Тихо! – приказал главный и жестами стал показывать своим ребятам кто и куда должен перемещаться. В их руках мелькнули пистолеты. Тот, кто пришёл, выкрикнул ещё несколько раз. Решил, что дома никого нет, поэтому достал ключ, который висел с другой стороны забора (знал, получается, где висит, сделал вывод главарь) и открыл калитку. Тут его и взяли.
Это был Шуша.
Он испуганно крутил головой, поднял руки в знак того, что сдаётся и лепетал, что ничего не знает и никому ничего не скажет. Его усадили на диван рядом с Аней.
– Ты кто? – спросил его главный.
– Я Шуша, – испуганно ответил пойманный.
– Кто?! – издевательски переспросил главный.
– Шушаков Павел Сергеевич, – быстро исправился Шуша.
– Зачем пришёл?
– Я стекло принёс, – дрожал Шуша. – Там окно пробито…
– А где стекло?
– Там, на улице… Я занести не успел…
Стекло действительно стояло на улице, прислоненное к забору. Его занесли во двор.
– Её знаешь? – кивнули на Аню.
– Первый раз вижу, – отрицательно мотнул головой Шуша.
– Где старик?
– Не знаю…
– Ладно, сидите тихо. Будем его ждать…
Солнце поднялось вверх и зависло в безоблачном небе. Воздух расплавился и потёк отовсюду сонным маревом. Аня улеглась на диване калачиком и закрыла глаза. Шуша наклонил голову на грудь и явно стал кемарить. Один из бандитов оставался на улице, двое других ушли на кухню. Всё замерло.
– Ну где он? – неожиданно выскочил с кухни главный.
Во дворе сразу все проснулись. Аня испуганно захлопала глазами и села.
– Ты сказала, что он за хлебом пошёл?
– Да, – кивнула Аня.
– Он за хлебом два с половиной часа ходит?!
– Нет, обычно минут тридцать, не больше…
– Ну так где он?!
– Не знаю…
Главный выскочил без тёмных очков. Сейчас было видно, что у него маленькие чёрные бегающие глазки.
– Мы весь день торчать будем? – ныл парень за его спиной. – Давай завтра заедем?
Главный сплюнул под ноги.
– Обыщите дом!
– Чего?
– Обыщите дом! Деньги где-то здесь! Не с собой же он их носит!
– Чего искать? – встрял Шуша. – Могу показать, где он свои деньги прячет…
– А малый смышлёный! – ухмыльнулся главный. – Давай, показывай!
Шуша встал с дивана.
– Предатель! – прошипела Аня.
– Иначе они весь дом разнесут, – виновато ответил Шуша.
– Они враги, а ты предатель! – всё так же прошипела Аня.
Шуша вздохнул и пожал плечами, словно говорил: «Что тут можно сделать?»
– А ты, типа, герой, да? – при этих словах главный подошёл к ней и сел на корточки.
– Нет.
– А чего лезешь во взрослые дела?
– Я не лезу.
Шуша и один из молодчиков ушли в дом.
– Ты же сказала ему, что он предатель.
– И что?
– Значит, лезешь в дела взрослых!
– Я не мешаю ему показывать, где в доме лежат деньги. Я только говорю, кем он является.
– Малая, а такая смышлёная!
Он посидел, поусмехался перед девочкой и отошёл.
Шуша и его сопровождающий вернулись ни с чем.
– Переверните весь дом, но найдите деньги! Я пока за этими послежу! – приказал главный.
– Лучше не надо, – предупредил Шуша.
– Чего не надо?
– Переворачивать весь дом не надо, – упорно повторил Шуша.
– Это ещё почему?
– Он отомстит.
– Кто отомстит?
– Александр Иваныч.
– Старик?
– Ну да, хозяин дома.
– Старик, которому за семьдесят, отомстит мне?! Ты на солнышке перегрелся?
– Мне отец про него такие истории рассказывал… Александр Иваныч разведчиком был. Сумасшедшие операции военные проворачивал! Лучше не надо…
– Ты придурок! Какие операции?! Это старикашка, который с палочкой ползает по городу! У него, небось, инфаркт приключился, и он в канаве какой-нибудь валяется! Операции! Дебил!
Шуша замолчал, опустил голову.
– К этому старикашке ты за деньгами бегаешь, – прошипела Аня. – И, между прочим, их ещё пока не получил.
– Малявка, ты на что нарываешься?!
Бандиты перевернули весь дом. Потом перешли на кухню. В огороде нашли подвал, предназначенный для хранения домашних заготовок. Провозились там с полчаса, но тоже ничего не нашли. Потом взяли лопату и заставили Шушу что-то копать в огороде. Минут сорок рыли ямы в разных местах огорода, но тоже ничего не нашли.