Роман Владимирович Моргунов
Старикам – вечно восходящее солнце
– Может, отпроситься на денёк… – робко попросил Александр Иванович.
Костик покривился, сплюнул в сторону.
– Не могу я, Александр Иваныч! Человек я у них новый, для них ненадёжный. Знают, что в семье проблемы… А у них таких красавцев, которые могут только баранку крутить тьма тьмущая… Если что так им проще меня в шею и другого взять… А куда я пойду? Ленка меня даже и на коврик у двери не пустит…
Александр Иванович вздохнул.
– Не силён я в уговорах, – буркнул он Костику.
– Да не могу я! – почти закричал Костик.
Александр Иванович пожевал ртом, как будто что-то ел и мелко закивал.
– А у Ленки-то давно был?
– Давно… Она меня как увидит, так словно в собаку… камнем, а бывает и ещё чем…
Костик махнул рукой.
– Вы это, – сказал он Александру Ивановичу. – Не обижайтесь. Я ж не со зла…
– Да, понимаю…
Они ещё посидели. Молчали. Очень уж тяжело молчали.
– Ну пойду я, – сказал Александр Иванович.
– Вы не обессудьте, как сейчас говорят, ничего личного, просто бизнес, – виновато сказал Костик и поднялся со скамейки.
– Да чего уж там!
Старик поднялся, опёрся на палку, собрался идти, но Костик его окликнул.
– Я правда боюсь потерять работу, – сказал он. – Это же мой единственный шанс человеком стать… Другого может и не представится.
– А у нас с Митричем не лучше, – буркнул Александр Иванович.
Костик протянул руку. Александр Иванович задумался на секундочку, но всё-таки пожал настойчиво протянутую к нему руку.
– Удачи! – крикнул Костик и зашагал прочь от Александра Ивановича.
– Удачи… – прошамкал Александр Иванович эхом.
Вот всё и кончилось, не успев начаться, подумал Александр Иванович. Он покрепче сжал палку в руках и сделал несколько шагов. Повернулся. Костика уже не было. Старик повернулся, чтобы идти, опять сделал несколько шагов и повернулся. Нет, что-то он ещё не сделал. Костика надо было убедить, надо… Только как?
У своего дома с закрытыми ставнями Александр Иванович остановился, вытер пот со лба. Солнца на небе уже не было, хотя всё ещё было светло. У старика гудели ноги, и пот катился градом. Во рту пересохло. Александр Иванович отворил калитку. Волна опасности окатила его с головы до ног.
Внешне всё было спокойно: дверь дома закрыта, диван под виноградом пуст, всё чисто и пусто. Однако кто-то был в этом родном пространстве. Александр Иванович слишком трепетно относился к своему дому, чтобы не заметить это. Даже стоя в маленьком дворике, не открывая дом, он чувствовал сквозняк, который шёл по самой большой комнате дома от разбитого окна. А тут явно есть человек.
Александр Иванович сжал палку крепче и, стараясь преодолеть расстояние до кухни как можно быстрее и тише, стал двигаться в задуманном направлении. Уже у двери он понял, что этот «кто-то» находится у него за спиной. Он обернулся, готовясь защищаться палкой.
Тень мелькнула к забору, легко вспрыгнула на него и исчезла. Всё.
Александр Иванович стоял у двери кухни с палкой в руках, держа её как дубинку. Сплюнул. Рукавом вытер со лба пот.
– Нет, ну не дурак ли я, Марья Ивановна? Девочка в коротком платьице пугает меня больше, чем мужики в чёрных очках! Всё к ружью бегу как ненормальный какой-то…
Александр Иванович отпёр кухню, налил молока в большую кружку, отрезал ломоть хлеба, намазал масло, отрезал сыр. На столе около дивана Александр Иванович соорудил нечто: на кружку с молоком поставил хлеб с маслом и сыром, а сверху накрыл глубокой тарелкой. Потом подумал, сходил в дом, взял лист бумаги и ручку. Край листа положил под кружку, чтобы тот не унесло случайным ветром, и написал:
ЭТО ТЕБЕ
Глава 7. Житейские мудрости.
Митрич позвонил вечером, сразу после ужина.
– Как дела, Александр Иваныч?
– Плохо, – не стал врать старик.
– У меня лучше: завтра вечером нам нужен шофёр, а послезавтра ты должен быть в своей лучшей форме!
– Да где же мы шофёра найдём?
– Надо найти.
Помолчали.
– Я буду думать, Митрич.
Ещё помолчали.
– Ладно, бывало и хуже.
Александр Иванович не успел спросить, когда было ещё хуже. Митрич повесил трубку.
* * *
Солнце ещё не выползло на небо, и было холодно и свежо. Где-то по обыкновению гурковали голуби, а где-то кричали петухи. Иногда лаяли собаки. Этим утром был и ветер. Он шуршал листьями огромных деревьев, качал их ветки и гнал по небу белые перистые облака. Александр Иванович прекрасно знал, что все эти сигналы к плохой погоде не оправдаются. День будет жарким и солнечным, как и вчера.
Однако подойдя к столу и дивану под виноградом, он заулыбался. На столе стояла пустая кружка. Рядом тарелка. Исчез лист бумаги. Не было и бутерброда с маслом и сыром. Диван был аккуратно заправлен клеёнкой.
Александр Иванович вспомнил, как он пугался, когда видел девочку дважды. Оба раза она перелезала через забор, и оба раза старик испытывал жуткое потрясение от этих встреч.
– Так-то лучше! – сказал Александр Иванович и остановился перед дверью кухни. Пока он открывал, подбежал Непутёвый. Замурлыкал, стал тереться о ноги.
– А-а, проказник! Где был, гулёна?
По-хозяйски оба они зашли на кухню. Александр Иванович включил радио, поставил на огонь воду и молоко. Диктор привычным бархатным голосом стал начитывать новости.
– Опять пусто в холодильнике, – улыбался Александр Иванович. – Хлеб кончился.
Непутёвый прыгнул на колени к сидящему Александру Ивановичу и стал умываться лапкой, урча от удовольствия.
– Водителя надо найти.
Котёнок по-прежнему урчал и умывался.
– А потом мясо продать. И это только для того, чтобы от нас отстали. Несправедливо… И куда этот Кабан делся? Что он так легко ушёл от наших денег? Эти новые действительно сильнее или он так, присматривается?
Александр Иванович вздохнул.
– Митрич прав. И эти уйдут, и другие, и третьи. Фашисты были и те ушли, а уж эти-то… только эти свои, можно сказать.
Александр Иванович подумал.
– Ну как свои… Своими их тяжело назвать. Скорее, они боковые какие-то, несуразные.
Закипел чайник. Александр Иванович заварил чай, с молоком сделал кашу и сел завтракать. Диктор стал говорить о погоде. Непутёвый запрыгнул на стол и стал лезть в тарелку Александра Ивановича. Всё это было мило и хорошо. Александр Иванович откинулся на спинку стула и рассмеялся. Всё это так хорошо!
– Ладно, теперь в бой! – сам себе приказал Александр Иванович.
Он убрал со стола, поставил блюдце с молоком Непутёвому, сполоснул посуду, взял со стены висящую на крючке тряпочную сумочку и, опираясь на палку, покинул кухню.
Во дворе никого не было.
Александр Иванович миновал двор, закрыл за собой калитку и отправился к хлебзаводу.
Солнце выглянуло из-за крыш домов и верхушек деревьев. Людей на улице почти не было. Идти было приятно и легко. И палка, на которую опирался Александр Иванович, казалось, даже мешала.
– Александр Иваныч! – окликнули его с другой стороны улицы.
Старик повернул голову.
– Тимофей Сергеич! Сколько лет, сколько зим!
Тимофей Сергеевич Галицкий пришёл после войны в пустой, как говорили, «в нищий дом» к старушке-матери. Земля при доме заросла бурьяном, садовые инструменты пропали, а жить было как-то надо. Тимофей Сергеевич надел соломенную шляпу и отправился работать на свой неказистый кусок земли. Вот и вся его история.
Сейчас он, округлившийся, стоял с этой самой соломенной шляпой и улыбался пухлыми губами Александру Ивановичу.
– Ну, как живёшь, боевой товарищ?
– Помаленьку! – откликнулся Александр Иванович и старики обнялись.
– Говорят, ты весь в работе. Пашешь с утра до вечера с Митричем? А? Миллион хочешь заработать?
– Какой миллион? Где пашу? Митрич с переломленными рёбрами дома валяется, а я еле ноги передвигаю с палкой…
– А что так с Митричем? Упал где?
– Да какой там упал…
Александр Иванович махнул рукой.
– Ты-то как?
– Так, погоди. Где у нас тут лавочка? Пойдём-ка присядем!
Тимофей Сергеевич взял Александра Ивановича под руку и повёл в сторону узкой скамейки под большой придорожной вишней.
– Что, новенькие были? – спросил Тимофей Сергеевич.
– А ты откуда знаешь, что новенькие есть?
– А я мёдом торгую.
– А с Кабаном у тебя как?
– А никак.
– Как это?
– А вот как: он меня не знает, а я его! – Тимофей Сергеевич клокочуще захохотал.
– А эти, значит, тебя нашли?
Тимофей Сергеевич сразу погрустнел.
– А эти нашли, – согласился он.
– Ну и как теперь?
– А что тут сделаешь? Плати и будь здоров! Как сейчас говорят, голосуй или проиграешь… А ты как?
– А мы плохо…
– А дальше как будете?
– Так это если будем…
– Так надо же что-то делать! Митрич мужик мозговатый, что-нибудь придумает!
– Он придумал, но нам водителя найти надо, а я, дурак старый, не могу!
– Ну ты чего? Раньше времени-то себя не хорони!
– Можно раньше, можно позже, итог мне не нравится.
– Что, вообще никого нет?
Александр Иванович вздохнул.
– Да нет, почему же. Есть один на примете.
– Ну?
– Костик ленкин.
Тимофей Сергеевич сощурил глаза и посмотрел на небо.
– Помню, помню… Пьёт не в меру, но парень неплохой. Бабу бы ему похозяйственнее, нормальным бы мужиком был бы. А с его Ленкой каши не сваришь!
– Да Ленка-то чего сделает!
– Ну ты, брат, зря! Не всякую бабу в дом пускать можно! Ну с тобой-то понятно, у тебя Машка была, царство ей небесное, ты и жил у неё, как у Христа за пазухой!
– А Ленка-то чем плоха?
– Как чем плоха? Кто на людях сказывал, что муж больше жрёт, чем приносит? Кто ему истерики закатывал? Вспомни, на весь город собака разбрехала, что мужа домой не пустила, когда у него с работой не сладилось? Какой мужик это выдержит?
Александр Иванович чутко вслушивался в слова собеседника. Тимофей Сергеевич, конечно, грубоват, но проследить его мысль труда не составляло.
– Представляешь, твоя Маня бы себя так повела? – не унимался Тимофей Сергеевич. – Она у тебя деньги когда-нибудь отбирала?
– Да зачем ей? Я и сам всё отдавал до копейки.
– А Костик, что? Не отдавал что ли?
– Не знаю я!
– Отдавал всё! Ежу понятно, что он ради неё всё делал, что мог! Дура она! Жизнь так человека проверяет: пошлёт какое-нибудь испытание и смотрит: вытерпит человек, сдюжит, своих не предаст – вознаградит. Пойдёшь во все тяжкие, предашь – будешь в грязи копаться, как червяк в навозе, до конца дней своих! Что, не так скажешь?
– Да Ленка-то в чём виновата?
– Дура она, вот в чём она виновата!
– Не пойму я тебя Сергеич!
– Да что тут понимать, Александр Иваныч! Ну сам посуди: она ведь его любит?
– Ну, любит, наверное…
– Не-ет! – тут Тимофей Сергеевич погрозил пальцем. – Тут, я тебе скажу, дело, как мой отец говаривал, принсипа. Любишь – будь с человеком до конца, до смерти будь с ним. А не любишь – бросай всё и уходи! А она как сделала?
Александр Иванович вздохнул.
Тимофей Сергеевич уже вошёл в раж и, вовсю махая руками, объяснял:
– Она его любит, а из дому выгнала! А ведь ещё дочь у них! Ну и о чём она думала? О муже? О дочери? О себе? Нет! Гордыня в ней взыграла! И гордыня взяла верх над любовью! А была бы жива твоя Маня, она бы тебе сейчас сказала бы, что гордыня – страшный грех!
В завершении своей речи он перекрестился и выдохнул.
– Не зря тебя в председатели колхоза чуть не выдвинули, – спокойно сказал Александр Иванович.
Тимофей Сергеевич сначала захохотал, а потом бурно закашлял.
– Скажешь тоже! Тебе-то за Маней хорошо было!
– Твоя правда, Сергеич!
– Ладно, засиделись мы! Давай двигать! Ты куда шёл?
– За хлебом.
– А, ну тебе туда. А мне в другую сторону! Не поминай лихом!
– Свидимся ещё, Сергеич!
Старики пожали друг другу руки, обнялись.
– Не падай духом, Александр Иваныч! Всё образуется!
– Спасибо, поддержал!
Александр Иванович медленно побрёл на другую сторону улицы.
Что-то было в словах Тимофея Сергеевича. И весь путь до хлебзавода Александр Иванович обдумывал всё то, что услышал от старого приятеля. Вроде бы цинично, даже немного грязно, он разобрал семейные неурядицы Лены и Костика, но – и никуда от этого не денешься – по-настоящему жизненно. Как-то всё это надо было использовать.
Александр Иванович стал чувствовать, что появился шанс уговорить упёртого Костика. Или нет, не уговорить, но добиться от него так нужных сейчас водительских услуг.
Но это всё потом.
А сейчас Александр Иванович купил буханку белого хлеба, бутылочку минералочки и медленно побрёл обратно, по тем же самым узким прямым улочкам.
Солнце забралось наверх, поближе к облакам и там набирало силу. Дорога домой стала стократ тяжелее, палка Александра Ивановича стала теперь не мешать, как это было по дороге от дома, а помогать. Рука радостно опиралась на дерево, и ногам было приятно передать часть несомой тяжести. На улице Ватутина около скамейки, где окликнул его Галицкий, Александр Иванович заметил милицейскую машину. Событие для этого места весьма неординарное. Обычно милиция была только в центре города или на вокзале. Сюда заезжали только если что случалось. Но в этом случае машина бы мигала, вокруг бы толпились пострадавшие или какие-нибудь другие люди, а тут никого.
Александр Иванович остановился, гадая, что могло заставить милицию заехать в этот тихий пустой уголок города. Из-за угла дома справа неожиданно показался милиционер. Толстый, с пухлым лицом. Шёл медленно, отирая пот со лба носовым платком. В другой руке нёс стопку каких-то бумажек. Александр Иванович уже решил продолжить свой путь, как неожиданно услышал голос толстого милиционера:
– Эй, папаша! Куда идёшь?
– Домой… – растерялся Александр Иванович.
В этот момент окно машины открылось, и из него показалась рыжая маленькая голова напарника толстяка.
– А дом-то у тебя где?
– На Советской…
– Ну и отлично! Иди сюда!
Толстяк стал возле машины. Пот катился с него градом, и он постоянно вытирался платком. Рыжий напарник засунулся обратно в машину. Александр Иванович медленно полз через дорогу на другую сторону улицы с помощью палки.
– Ой, медленно же ты ходишь, папаша! – пожаловался милиционер, когда Александр Иванович оказался-таки рядом со служителем закона.
– Вот, – продолжил милиционер. – Тут листовки. Отрываешь верхнюю и нижнюю полоски и крепишь на забор или дерево. Это ориентировка.
С этими словами милиционер протянул стопку бумаги Александру Ивановичу. Тот взял.
– А кого ищем-то? – спросил Александр Иванович.
– Девчонку какую-то, – потеряв к нему интерес и повернувшись спиной, ответил толстяк.
– И что она сделала? – не унимался Александр Иванович.
– Из детдома сбежала.
Александр Иванович, может быть, спросил бы ещё чего-нибудь, но доблестный милиционер с поразительной ловкостью сел в машину, которая тут же, подняв столб пыли, умчала его в несколько мгновений с улицы Ватутина в сторону улицы Космонавтов.
Александр Иванович остался стоять в столбе из пыли, глядя вслед исчезнувшей машине. Когда пыль улеглась, Александр Иванович глубоко вдохнул чистого воздуха.
– Может, я её видел? – сказал он пустому месту, где стояла милицейская машина.
– Может, я хочу помочь её поймать! – крикнул он уехавшей машине.
– Нет, ну понятно, что не сказал бы, – начал бурчать Александр Иванович, – но обидно, что даже и разговаривать не стали! Даже обманывать не пришлось…
Солнце повисло точно над головой Александра Ивановича.
Глава 8. Небольшие хитрости.
Костик был рад видеть Александра Ивановича на автобусной остановке улицы Пушкина.
Да, последний разговор, который состоялся между ними, душевным не назовёшь, но это было нормально. Каждый из них отстаивал свои интересы, а мужчина, который умеет отстаивать свои интересы, всегда вызывает уважение другого мужчины. По крайней мере, так думал Костик.
Поэтому Костик был рад видеть Александра Ивановича на автобусной остановке.
– Здравствуйте, Александр Иванович!
Старик поднял голову, улыбнулся, в знак приветствия поднял руку.
– Садитесь поближе! Куда вам?
– Здравствуй! На рынок, Костик! Всё туда же!
Автобус был практически пуст. Вечером практически никто не ездит на рынок. Поэтому рынок пуст, автобус пуст да и по улицам не спешит толпа народа.
– Поздно вы, Александр Иваныч, на рынок собрались.
– Надо место приготовить, завтра будет мясо. Вот и еду!
– Я рад, что у вас всё сложилось! А то таким отчаянным выглядели!
– Ничего, сдюжим!
Автобус послушно ворчал на дороге, изредка преодолевая ямы.
– Как у тебя-то дела? – спросил Александр Иванович.
– Всё хорошо, работаю потихоньку! А как Митрич? Сильно ему досталось?
– Досталось сильно, но он крепкий.
Автобус остановился, чтобы повернуть с улицы Пушкина на улицу Лермонтова, и, как оказалось, последние пассажиры покинули его. Остались только Костик и Александр Иванович.
– Значит, завтра вы в одиночку работать будете?
– Нет, но напарница моя тебе будет знакома… Останови во-он там, около дерева! Хочу мимо вечного огня пройтись.
Костик послушно остановил автобус перед бывшим маслозаводом.
– И кто же?
– Ленка твоя.
Костик грустно улыбнулся.
– Выбирать мясо она, конечно, умеет, но торговать… Она же ни дня за прилавком не стояла, Александр Иваныч!
– А за прилавком и не надо, – сказал Александр Иванович и вышел из автобуса. – Ну, бывай!
Костик думал было попрощаться, но, вместо этого, высунувшись из окна, зачем-то спросил:
– А что же она будет делать?
– Везти! – крикнул через плечо удаляющийся Александр Иванович.
Костик откинулся на спинку сиденья и тихо самому себе сказал:
– Ну, везти, так везти…
Он уже включил заднюю передачу, чтобы развернуться, как вдруг до него дошёл смысл слов Александра Ивановича. Он в момент остановил автобус, выскочил из кабины и в два прыжка оказался рядом с Александром Ивановичем.
– Что везти? Куда везти?
Александр Иванович не остановился. Медленно шёл к рынку.
– Мясо везти будет. А я торговать. Хочешь, тебе кусочек получше оставим?
– Она же не умеет…
– Она сказала, что ты её учил. Сказала, что справится.
– И вы ей поверили?!
Александр Иванович остановился.
– А у нас вариантов нет, Костик. Ничего личного, просто бизнес… Так сейчас говорят?
– Я учил её на легковой ездить, – бормотал Костик. – Там же рефрижератор… Он большой! Я с ней не ездил больше, чем на второй скорости и по пустой дороге… Александр Иванович, не делайте этого! Разобьётся она! Понимаете?!
– Ей деньги нужны, нам деньги нужны…
Александр Иванович медленно поплёлся к рынку.
– … И терять нам нечего! У нас-то жизнь не налаживается… Беги, Костик! Автобус-то, поди, на стоянку гнать надо!
Александр Иванович входил на пустующий рынок. Костик растерянно смотрел ему в спину. Он, словно раненый, добрёл до автобуса, сел в кабину и укатил.
Александр Иванович доковылял до вечного огня. Пламя со свистом вырывалось из середины звезды. Ярко белела стела.
– Низкий поклон вам, ребятушки! Уж простите, что жив остался…
Проковыляв тёмный и мрачный переулок лётчика Бабушкина, Александр Иванович подошёл к киоску, привычно спросил «Известия».
– Нету их… – печально ответила ему женщина в маленькое окошко.
Старик перешёл дорогу и по узким рядам уже пустого рынка добрался до торгового места номер 16 и взялся за работу: мыл, передвигал, протирал. Работа не была для него тяжестью. Работа была для него чем-то само собой разумеещемся.
– Вот, Марья Ивановна, опять солнце покатилось вниз… Земля остывает.
Александр Иванович закончил работу, сел на старую табуреточку и взял в руки палку.
– Помоги мне, Марья Ивановна! – сказал старик. – Тяжко мне, немощному, такие дела вершить, такие премудрости складывать. Надо камнем не быть на шее у Митрича, надо говорить правильные слова… А я что могу? Могу ползти по земле, палкой опираясь, могу врать, отводя глаза в сторону! Была бы ты рядом, подсобила бы, научила бы уму-разуму… Так что не обессудь, что тебя прошу… Некого больше, Марья Ивановна!
Старик замолчал, склонив голову.
Шумел город. Город вообще всегда шумел, даже если ничего не происходило, и он казался пустым. Таков удел города – шуметь.
Александр Иванович встал и медленно отправился к выходу.
* * *
Привычным движением Александр Иванович нашёл крюк, который висел на заборе над ящиком для писем и газет с внутренней стороны и открыл калитку. Дом был для Александра Ивановича почти живым существом. Хозяину не надо было вглядываться во двор, чтобы понять, что на диване во внутреннем дворике кто-то есть. Но он уже не боялся. И даже не сильно был удивлён. Уходя, он оставил на столе не только еду и чай, но и те листовки, которые дал ему милиционер.
И вот теперь девочка сидела на диване. В летнем платьице, с распущенными волосами до плеч. Худенькая, даже немного костлявая, но с круглым личиком и пухлыми губками. Смотрела немного испуганно, храбрясь из последних сил, сцепив тонкие пальцы рук в маленький замочек у себя на острых загорелых коленках.
Пока старик медленно брёл к столу, отставлял палку, ставил стул так, чтобы сесть напротив, она судорожно сглатывала и периодически смотрела по сторонам. Потом, видимо, думала, что по сторонам смотреть не следует, и смотрела прямо. А прямо уже был Александр Иванович, на которого она смотреть боялась, и она вновь не знала, куда ей смотреть и что делать.
– Александр Иванович! – представился хозяин дома.
– Аня, – тихо ответила девочка.
– Тебя ищут, – кивнул в сторону листовок, лежащих на диване, Александр Иванович.
– Я знаю. Спасибо, что не выдали.
Александр Иванович кивнул.
– Зачем ты убежала из детского дома?
– К брату.
Помолчали.
– А где брат?
– В Москву уехал. Сказал, чтобы через полгода я к нему бежала. Вот я и побежала.
– Сколько тебе лет?
– Двенадцать.
– А брату?
– Восемнадцать.
Ещё помолчали.
– Давно пробираешься к нему в Москву?
– Два месяца.
– А где он там?
– Не знаю. Приеду – найду.
– А как зовут брата?
– Федя.
Александр Иванович что-то обдумал, причмокивая губами и невнятно бормоча себе под нос. Потом вздохнул и сказал так:
– Вот что, Аня! Я тебе помогу добраться до Феди, который в Москве. Но мне нужно время. Поэтому пока поживёшь у меня, хорошо?
Аня неуверенно кивнула.
– Жить будешь в большой комнате. Спать на диване. Пока будешь здесь, поможешь мне по хозяйству. Хорошо?
– Спасибо, – кивнула Аня.
– Пойдём, я покажу тебе дом.
Старик взялся за палку и медленно побрёл к крыльцу дома. Аня шла за ним.
– Вот тут диван. Бельё в шкафу. Графин с водой всегда на подоконнике. Сейчас сходим на кухню… Там возьми себе стакан, а этот мой.
Также медленно они пришли на кухню, где Александр Иванович показал ей, где и что брать.
– Ты готовить умеешь?
– Да.
Маленькая, уверенная, немногословная. Руки постоянно держит около груди, как будто молится или просит.
Страшно с ней.
– Сможешь чай сделать?
– Да.
– Ну я на диване во дворе посижу. Принесёшь старику чашку чая?
– Да.
– Мне одну ложечку сахара, хорошо?
– Да.
– Ну, я пошёл…
– Хорошо.
Александр Иванович сел на диван. Вокруг скрипели сумерки, а он вслушивался в то, что происходит на кухне. Аню слышно не было, она была для этого слишком маленькая и лёгкая. Иногда позвякивала посуда, и по этим звукам Александр Иванович догадывался, что конкретно происходило на его кухне. Вот, например, Аня поставила две чашки на стол. Включила плиту. Правда, со второй спички. Открыла сахарницу. Режет… Что режет? А, хлеб! Холодильник… Хлеб с маслом будет! Это хорошо…
Александр Иванович успокоился, прекратил вслушиваться в звуки на кухне и посмотрел в догорающее небо. Вздохнул. Солнца уже не было.
Старик дошаркал до дома и набрал номер Митрича.
– Что не звонишь, Александр Иваныч? – обиделся Митрич, услышав голос напарника.
– Делом был занят, Митрич!
– Ну и как дело? – даже через провода слышался нерв, который жёг Митрича изнутри.
– Договорился. Будет у нас водитель.
– Ай, молодца, Александр Иваныч! Я же говорил, свет клином на Костике не сошёлся!
– Не знаю, я с ним договорился.
– Ну и так тоже хорошо! Жду!
– Увидимся.
Александр Иванович посмотрел на стены дома. Пустой дом. Даже от дыхания Александра Ивановича по комнатам и коридору шло эхо. Старик пошаркал обратно на двор.
Чай был уже готов. Аня нашла на кухне поднос. Поставила на него чашки, чайник, сахарницу. Принесла всё это на стол под виноградом и расставила как опытная хозяйка. Сама скромно села на краешек дивана и не решалась налить себе чай в отсутствие хозяина дома.
Александр Иванович улыбнулся.
– Разливай!
Аня послушно и аккуратно налила чай в чашки. Сначала положила Александру Ивановичу одну ложечку сахара, потом себе – три.
– Любишь сладкий чай? – спросил Александр Иванович.
