Роман Алимов
Академия святости
Тучные птицы не летают
Потоптавшись немного у креста, отец, осознал, что ему совсем не хочется назад к драке и звону бутылок. Раздумывая, что же делать теперь, он заметил впереди небольшой мост над речкой. Мостик был таким же серым, как и вся улица, да и вода в реке тоже оказалась мутной и безжизненной. Но он и подумать не мог, что за пределами толпы у магазина, существует другой мир, отдельная жизнь, мутная река стала неожиданным открытием. С моста обнаружился вид на противоположный берег, и он побрел на новый ориентир, через реку.
Плелся и болтал сам с собою:
– Неужто там кто-то есть? За мостом движение, но почему не горят фонари?
Впереди кто-то шевелился, послышалось чавканье.
– Эй, сто-ой, ты кто-о? – прокричал в темноту.
Рядом с мостом, появилась согнувшаяся фигура толстяка, он быстро жевал, отрывая зубами куски от чего-то съедобного, неразличимого во мраке. Услышав крик, толстяк молниеносно затолкнул кусок внутрь, за оттопыренную рубаху:
– Ну я здесь, что дальше? – настороженно ответил странный незнакомец.
– Ты давно здесь, откуда этот мост? Почему о нем никто не знает? – сыпал вопросами отец.
– Да кому какое дело, ну мост, ну не знает никто! У тебя еда есть? Жутко есть охота! – чавкал толстяк.
– Еды у меня нет, да и не помню, чтобы она у меня была, у нас бутылки в цене, там за мостом! – расстроился отец, понимая, что разговор не вяжется.
– Ну тогда давай проходи, время только отнимаешь! – отвернулся толстяк, озираясь на собеседника.
Бывший обитатель очереди побрел дальше, в город, а толстяк, проверил не видит ли кто, вытянул из-за пазухи абсолютно голую, старую кость и вонзился в нее зубами, громко причмокивая.
На многих домах висели рекламные вывески. На одной предлагали выгодно приобрести свежие колбасы, приготовленные на ароматном дымке, на другой рекламировали сладкие пирожные и нежные торты.
Под одним из плакатов, прямо на тротуаре лежала худая девушка в коротких шортах и огромной футболке с плохо читаемой надписью – «Марафон похуд…». На ее шее просматривались синие вены, а ноги были такими тонкими, что издали можно было принять их за кости, которые уходили внутрь кроссовок. Щеки и глаза впали и даже просматривался желтоватый цвет черепа под тонкой кожей.
Отец подошел ближе и долго наблюдал. Худышка держалась за живот и корчилась, видимо от жуткой боли.
– Милая, что у тебя? Может, помогу чем? – неожиданно для себя произнес он слова жалости.
Девушка повернула голову и протяжно ответила:
– Ой-й-й все отлично, не волнуйтесь, я просто худею, вот живот просит, но я ему сказала резкое нет! Пока не скину еще килограмм, а может два, никакого яблока он не получит!
– Да ты что же, не видишь, у тебя и этих двух лишних килограммов нет? Кости не худеют!
Девушка еще больше скорчилась, но ответила:
– Ох-х, сама разберусь, лучше идите, куда шли, и без вас тошно! – катаясь из стороны в сторону, прямо под дверями магазина фруктов, на котором висел плакат с сочным, зеленым яблоком.
На улице не было ни души, впрочем, как и полноценного освещения, поэтому отец решил постучаться в один из домов. Выбрав дом покрасивее, с фасадом и фигурами странных крылатых существ, громко забарабанил в дверь.
С обратной стороны послышались шаркающие шаги, и дверь со скрипом отворилась. За порогом стоял одетый с иголочки господин, в дорогом костюме и пушистых тапочках с изображением зеленой гусеницы на передних язычках.
– Хм, так, так, та-а-ак, слушаю вас сэр! – пытаясь скрыть удивление, проговорил хозяин дома, выдерживая осанку и подбородок, отчего голова приподнималась вверх при каждом произнесенном слове.
Отец решил проявить подобный такт и учтивость и ответил:
– Я тут, это. Заблудился, что ли. Соблаговолите сэр, в дом меня пригласить, я сам не местный, не могу понять, что тут у вас такое творится, света нет нигде, народ странный, серое все, да и с памятью у меня чего-то.
– Прошу вас, как раз ужин накрыт! – господин повернулся и элегантно провел рукой, приглашая пройти гостя внутрь.
Интерьер дома говорил о том, что в нем живет если не князь, то точно граф или как минимум владелец «голубой крови». В центре прихожей расположилась широкая лестница со ступенями, ведущими на второй этаж, по бокам находилось несколько дверей, а прямо за лестницей уходил в конец дома длинный коридор, на стенах которого висели картины.
Рассматривая одно за другим изображения, отец заметил, что все картины объединяет тема изысканных блюд. На одной из них упитанная крестьянка доила длинноногую лосиху, а на нарисованном столе лежала надрезанная головка сыра. На соседней, мальчик засовывал в рот ложку с шариками жемчужного цвета, по виду похожими на рыбную икру. Дальше на холсте изображалась жареная утка в виде рыбы, затем огромные лобстеры, крупные синие пельмени, отправляющиеся в рот модной девицы. И много чего еще.
– Проходите прямо, в столовую и присаживайтесь, сейчас будем ужинать! – монотонно произнес господин дома.
Гость уселся за стол, на котором уже присутствовало несколько блюд, все они были накрыты ажурными салфетками.
– Я есть не хочу, вы расскажите, что у вас творится здесь?
Хозяин тоже сел и судя по краю рта, который слегка перекосило в подобии улыбки, стало понятно, что он в курсе происходящего.
– А зря не хотите! Мы пережевываем кусочек нежного мяса, рыбы или фруктов, чтобы снова захотеть есть! Когда мы едим, мы живем! Еда – это зависимость, от которой практически невозможно избавиться! Ведь даже святые, что сейчас не с нами – ели. Пусть траву или пустынных кузнечиков, но ведь жевали! От пищи нельзя отказаться, так уж мы устроены, – крепко сжав вилку в одной руке и нож в другой, рассуждал господин. А по поводу того, что здесь происходит. Это открытый вопрос! Можно, конечно, дать слишком общий ответ, но у каждого он индивидуален, всякий ответит по-своему!
– И какой же общий ответ? – никак не мог настроиться на волну этого сэра, отец.
– Он прост – смерть! Все присутствующие здесь мертвы! В прямом и переносном смыслах, к сожалению! – снимая ажурные салфетки с тарелок, произнес господин.
Под салфетками стояло множество разных размеров тарелок, солонок, блюд и кувшинов, но, к удивлению отца, абсолютно все они были пусты:
– Как это вы, пустые тарелки, что ли, едите? Для чего тогда этот цирк с ужином?
– Едим мы пищу, но скорее мысленно, в фантазиях. Главное не сама еда, а решимость есть или не есть, но, все индивидуально. Кто-то очень хочет еды, и не может победить себя из-за ее отсутствия, а другой мучается от привычки ограничивать себя в этом. Если вы еще не поняли господин, то, мы с вами в аду! – произнес хозяин дома, сохраняя идеальное спокойствие, и с интересом наблюдая за собеседником.
Отец замолчал, в голове пронеслись слова с выцветшего голубого плаката про работников неба, лозунг из храма без креста, где два пьяных разгильдяя шатались на фоне требования об удалении церковных праздников!
Если бы он сейчас жил, он сказал бы что-то такое:
– Бр-р-р, на душе холодрыга, – или же, – сердце ушло в пятки, – но он стал теперь душой и поэтому осмотрел себя внимательно, все ли на месте, ноги и руки. Затем отчетливо вспомнил, как бесы несли его из горящего дома.
– Да ведь, я же на пожаре сгорел, вот ведь зараза какая! – в ужасе произнес отец, подпер руками голову и заплакал, хотя слезы не капали. Ему вспомнилось, как он так же, как сейчас, сидел у себя дома, как предал сына, как пьянствовал всю свою короткую жизнь. На сердце стало еще тяжелее чем было до этого!
– И что же мне делать теперь?
– Никто не помнит, что нужно делать! Я, например, удивлен тем, что вы вообще сюда пришли, обычно мы можем встретиться с кем-то, но это бывает только на общих территориях. Как вы сюда попали, уважаемый? – с вниманием обратился к гостю хозяин дома.
– Я торчал в этой проклятущей очереди, много, очень много раз, толкаясь в муках с такими же как сам, всегда за выпивкой, эх-х, за чем же еще. Может, по-нашему, обычному времени – годы, кто его разберет это время. Потом загорелась яркая лампочка в кресте над аптекой, я стал вспоминать, голова закумекала. Вот я и побрел на мост, а затем сюда, к вам и попал.
– Это поразительно интересно, но не удивляет! Хотя бывают случаи, я слышал, когда что-то зажигается, падает сверху, светится изнутри или спускается сюда в виде облака. Большинство не помнит, что это такое, некоторые даже не верят, но я уверен, это однозначно есть! Сам однажды видел, поэтому и начал задумываться и даже немного понимать, где же мы с вами сейчас находимся, – деловито ответил господин, пытаясь показать, что он хорошо разбирается в данном вопросе. – Так что, же уважаемый, у вас там, за мостом никто не мечтает о еде? – заинтересовался хозяин.
– Да-а-а что вы, у нас там алкашня одна, драки, да магазины водки, вот и вся жизнь. Впрочем, – задумался гость, почесывая затылок, – все, как и было при жизни. Мучения, те же, а выпить не получается.
Поднося вилку ко рту и демонстративно имитируя гримасу эмоций от вкуса изысканного блюда, хозяин произнес:
– Интересно, интересно, а здесь вам как? Выпить хочется или может быть, поесть?
– Да все то же самое, выпить хочу, но, по правде сказать, после этой аптеки мне полегчало малек, – сочувственно ответил отец, желая донести до собрата по беде, что ему тоже, чего-то хочется сильно, как и хозяину дома.
– Ну что ж, – вытирая салфеткой уголки рта, – пройдемте в гостиную, – пригласил хозяин.
На стенах гостиной висели такие же картины с пищей, как и в коридоре. В центре стояли кресла и маленький столик, на котором лежала книга с кулинарными рецептами. Хозяин уселся в одно из кресел и пригласил сесть отца рядом.
– А знаете ли дорогой вы мой, что у нас здесь идут активные споры? По теме – есть ли Бог! Что вы думаете по этому вопросу уважаемый? – господин, делая вид, что закуривает сигару, приставил пустые пальцы ко рту и зажмурился.
– Я сомневаюсь. Иногда думаю нет Его, а в другой раз верю что есть. Но если бы Он был, разве мы с вами сидели бы здесь? – мигом в голове пролетела мысль о том, как бесы несли его сюда, в ад, – хотя знаете, после этой аптеки у меня какие-то странные воспоминания, будто бы меня по небу тащили сюда очень странные создания, уж не знаю, не черти ли это были. Ведь если есть черти, значит есть и Бог! – с глупым лицом отец замолчал.
– По-вашему, если есть люди или, например, ад, то получается, что обязан существовать и тот, кто их создал? – ухмыляясь, пускал невидимые кольца дыма, господин.
– А разве не так? Вот помню, в школе говорили, большой взрыв и создание вселенной. А откуда этому взрыву взяться, если нет ничего, ни пространства, ни материи, кто взорвал и что взорвал? – вспоминая с трудом школу, которую так и не закончил, ответил гость.
– Для атеиста вопрос о первопричине не имеет ни начала ни конца! – произнес господин, затем затянулся и добавил, – по-вашему, вселенную создал кто-то, но кто создал его? Допустим неизвестный абсолют, а кто создал этот абсолют? И так можно рыться, не достигнув глубин вопроса!
Отец прищурился, почесал затылок и выдал:
– У меня за домом яблоня выросла из семечка яблока, что упало с той же яблони. Только яблоко это никогда не узнает, что я сам посадил в землю саженец.
Хозяин дома, замолчал, видимо сигара закончилась, – ну хорошо, зачем же тогда вашему Богу создавать место, где большинство мучается, а горстка святош, радуются там вверху? – злорадствовал хозяин.
– Кто знает, могу за себя ответить, вот я дурак, всю жизнь жил за счет других. Разве меня Бог заставлял пить и гулять? Помню, бабка говорила, – «Царство божие внутри каждого есть!» Разве это святые мне заливали совесть самогонкой, чтобы она не перечила? Я кумекаю так, разницы здесь и там никакой почти, что в деревне своей я мучался и других изводил, что здесь. У меня там ада внутри столько же всегда было! – разгорячился гость, доказывая истину своей бабки, что учила его в детстве. – Или вот вы уважаемый, при жизни обожали небось до одурения поесть, разве не так? Видать, столько уплетала изысков ваша любезность, что не каждый самодержец такие синие пельмени, как на ваших картинках, да птицу со вкусом рыбы пробовал? Не так говорю? А теперь вот изводитесь. А что можно сделать? Да ничего! Как привыкли, так и живите в вечности, – отец сам не понимал, откуда у него брались слова, но захотел излить все те оскорбления и обиды, которые ему многократно наносили соседи по очереди.
– Что-то в ваших словах есть, конечно, надо будет подумать, в свободное время. Ну а теперь с вашего позволения, у меня по графику чаепитие, ежели соизволите, добро пожаловать! – пригласил гостя в столовую хозяин.
– Благодарствую, но я уже дымка из бутылок натрескался, за все эти проклятущие походы к магазину. Лучше я пойду, прощайте, – направился к выходу.
Господин в столовой пил незримый кофе с невидимыми кубиками сахара и закусывал отсутствующим пирогом, а отец шагал по темной улице. Разум понемногу возвращался.
Глава седьмая
Дай проход пенсионерке
Молодая пара возвращалась из храма. Что может быть приятнее, чем прогуляться вдвоем, по загородному лесу в выходной день. Слушать пенье птиц, тихо шагать, размышляя о немой красоте природы, вечности.
– Дим, представь, умрем когда-нибудь, как думаешь, встретимся с тобой там?
– Ну ты спросила, Катюха, на философию потянуло? – улыбался муж.
– Да, вот задумалась после вчерашней беседы с батюшкой, а что, если твой отец действительно в аду. Наверное, непросто ему, да еще и сон этот. Вдруг и мы там окажемся? Вот, батюшка, вчера слова древнего святого вспоминал «Куда будет ввержен Сатана, туда и я отправлюсь!» – если уж чистым сердцем людям так трудно к Богу попасть, что же нам говорить? – рассуждала Катя, шагая за мужем по тропинке.
– Кать, думаю не все однозначно, я вот в таких вопросах маму вспоминаю, она говорила, о разбойнике, помнишь, тот, что висел на кресте рядом со Христом, ведь он оказался первым жителем Царства Небесного, когда там еще ни одного другого святого не было. Неужто мы не сможем, если бандит смог покаяться?
– Ты прав. Я тоже про него помню, – одобрительно кивнула Катя, – наверное, главное желание.
Позади, на пыльной дороге послышался звук громыхающего автобуса.
– Что-то малыш в животике недоволен, устал, наверное, рано проснулись сегодня. Давай на автобусе до дома? – поглаживая живот, предложила Катя.
Пригородный автобус подошел практически пустой, ехали рядом на заднем сиденье. За окном изредка проносились встречные машины, внутри стоял удушливый дух бензина и отработанного выхлопа. Деревенская дорога переменилась на городское шоссе, и водитель осипшим голосом объявил:
– Остановка ПТУ номер пять.
Задние двери раскрылись наполовину, и через них внутрь автобуса стали активно проталкиваться молодые люди. С усилием распахнули они заклинившую половину дверей. С воплями и шутками вскакивали на свободные места. Вливались клокочущим потоком сквозь горлышко узкого входа, как бурная стая чаек, что делит корм у рыбацкой сети. Видавший многое автобус стал пошатываться от молодой энергии новоиспечённых пассажиров. В несколько мгновений набился полный салон. Автобус неторопливо тронулся с места, пыхтя и раскачиваясь как объевшийся бегемот.
– Давай сойдём на следующей, дышать нечем, – закрыла глаза Катя.
– Сейчас окно открою, бледная что-то ты, – безуспешно попытался сдвинуть с места окно-задвижку, – ай-й, не открывается, заело, – огорченно пробурчал Дима.
– К дверям проберусь, может легче станет.
Катя поднялась и растопырила руки вокруг живота, как обыкновенно делают незрячие люди, защищаясь от невидимой угрозы. Протиснулась сквозь гам к выходу. Щели дверей легко подарили небольшую порцию кислорода, а из противоположного окошка даже обдало струйкой ветерка, тошнота не ушла, но стало терпимо.
– Ме-е-есто, свободное! А ну, катись отсюда, я первый занял!
– Не-ет, мое-е-е! Ах-ха-ха-ах-ха! – из прохода посыпались ПТУшники, на освободившееся сидячее место.
Снова началась толкотня и горластая толпа прижала Катю к металлическому поручню.
– Вы там осторожнее, куда прете?! – отталкивая пассажиров изо всех сил, прикрикнул Дима.
Через несколько минут автобус замедлил движение, и студенты собрались на выход.
– Остановка Парк имени Ленина, – сипло проговорил водитель, пытаясь докричаться сквозь галдеж.
Рядом с Катей нервозно ерзала и крутила головой пожилая женщина. Всю дорогу она крепко держалась за поручень хозяйственной тележки и настойчиво пыталась отгородиться от нависающих студентов. Теперь, она, видимо, решила высказать накопившиеся жизненные обиды на вылезающую из автобусных дверей молодежь:
– Что ж вы демоны эдакие делаете?! – пихая колесами, ноги ПТУшников, что спотыкались о тележку, – да кто ж вас народил эдаких, лучше бы в брюхе околели, негодники! Все банки мне небось расколотили!
Затем кряхтя направилась к выходу и покосилась на зеленоватое лицо Кати:
– О-о еще одна! Небось с гулянки возвращаешься, лучше бы в церковь в воскресное утро сходила! Ох и молодежь! А ну! Дай проход пенсионерке! Что б тебе вечно в аду мучаться, наркоманка проклятущая!
Колесо тележки зацепилось за оттопыренный металлический щит на стенке, и бабка едва не грохнулась на бордюр уличной остановки. Неожиданно сработала заедающая дверь и тележка осталась наполовину внутри автобуса, старуха начала стучать и что-то громко выкрикивать водителю.
Катя стояла рядом с дверями, ей была безразлична ругань. Лица и сиденья, поручни и сумки, все вокруг поплыло и зазвенело. Ужасно мутило и хотелось наконец выйти из мучительной металлической коробки с ароматом бензина. Старушка активно пыталась одержать победу над заевшей дверью, дергая тележку вперед-назад задрала ее высоко вверх и с силой надавила. Внезапно дверь распахнулась, и старуха влетела внутрь салона, шлепнувшись на ступеньки.
Страх и пронзительная боль молниеносно прогнали тошноту, запахи и головокружение. Адреналин молниеносно направил внимание будущей мамы на главное – малыша! Колеса тележки жестко вонзились в живот. В глазах потемнело.
Пришла в себя от женского натужного голоса, что стонал от боли где-то рядом.
Осмотрелась. Светлая больничная палата. Дурно. Все кружится. Ужасно болит живот.
«Что со мной случилось?» – зашевелились мысли.
«Автобус! Боль! Малыш! Где мой малыш?»
Моментально сбросила простынь. Сердце обдало жаром, по спине пронесся холодок трепета, брызнули слезы.
– Не-ет, мой малыш! Нет! Господи, за что, за что-о! Аа-а, малы-ы-ыш… – Катя упала без сил на больничную подушку и горько заревела. В палату спешно вбежала медицинская сестра и направилась к ее койке:
– Успокойся милая! Бывает! Еще родишь, все будет хорошо, не нужно так!
Отламывая верхушку стеклянной ампулы:
– Скоро, муж придет, он там, рядом, не волнуйся. Сейчас укольчик сделаем, все будет славно дорогая!
Из глаз лились слезы, горечь на сердце перекрывала тянущую боль во впалом животе. Катя ревела и ревела, пока слезы не прекратили катиться, отказываясь облегчить ее горе. Зашел Димка, тихо сел рядом и взял за руку. Сквозь опухшие веки заметила – он тоже выглядит измученным.
Говорить было нечего, да и не хотелось. Держались за руку, молча, как еще вчера утром, сидя в храме.
ШИПР
В глубинах преисподней, прямо посреди кабинета главы Штаба искуса пьяных разгульников (ШИПР) вершилась «отчитка подчиненных».
Черный бес нервозно расхаживал из стороны в сторону, то раздуваясь, до размеров небольшой дремучей пещеры, то сдуваясь, до маленького фыркающего улья:
– Молитвенники они там, видишь ли! Подавать писульки свои собрались в алтарь, ишь чего! А вы куда смотрели мерзавцы?! – следя за лукавыми подчиненными лукавыми, негодовал шеф.
– Я у кого спрашиваю? Почему не предприняли ничего, когда они попа просили на проскомидии этого алкаша – папашку помянуть?! – остановился и грозно прорычал босс.
– Мы-ы, стархр-хрались, даже очерх-хредь хр-хразогнали, лишь бы он быстрх-хрее в магазин попал, – дергаясь от страха, хрюкал Серый.
– Да-а! А он выпил! Тот свет противный, все испортил, мы не виноваты! Это все аптека! – добавил желтый Салафур.
Черный весь закипел:
– Я вам покажу аптеку, больницу и морг одновременно, за такую работу, покажу, как куролесить подопечным позволять!
Мрачный клубок ненависти зашевелился, заерзал и за мгновение расширился до размеров среднего слона, а затем бросился на своих подчиненных поглотив их целиком, как если бы цистерна нефти, растворила в себе несколько капелек дождя, так босс впитал всю мерзость и сравнительно жалкую злость двух своих помощников.
Мучение и невыносимое страдание испытали бесы сразу же, как очутились внутри начальства. Многие тысячелетия провели они в аду, но нечасто приходилось им чувствовать подобное. Совершенно неспособные противиться бешеной мощи зла и черной ненависти, без надежды выкарабкаться назад, они попросту утонули в начальнике.
Черный поразмыслил и мало-помалу сдуваясь, выплюнул своих злополучных работников назад:
– Все равно задачу будете выполнять! Больше некому! Все на проектах заняты!
Серый с Салафуром вяло пошатывались бок о бок, не подымая глаз на начальство и испуганно ждали распоряжений:
– Будем стараться шеф! Навечно в покорности вашему темнейшеству!
– Делайте что хотите, а Димке с Катькой жестоко отомстить! Результаты ко мне доставить! Крест аптечный с улицы пропойц снять! Лампочку разгромить! И чтобы никакого там кирие илейсона!
Вылетая из здания ШИПРа, бесы совещались:
– А что это он, то «кирие илейсон» то «куролесить» поминает? Уж не собирается ли назад на облачко? А что, если на него жалобу накатать, туда в самый низ, в надзор за изменниками? – поражаясь своей сообразительности, бубнил Салафур.
– Не знаю, не знаю. Будем держать как аргумент, если что. Может он на византийский проект, назад, захотел? Давным-давно стоящей задачи не давали. Я сам ужасаюсь безграмотность этих лоботрясов! У грека господи помилуй – «кирие элейсон», а этим «куралесить» все мерещится, ну и народец!
– А я подумал, уж… – ответил желтый.
Серый скомандовал:
– Разделяемся, ты пилишь медицинский фонарь на улице пьянчуг, а я к Катьке.
Пока летел, вспоминал приказ, размышлял, как именно нужно отомстить, с наибольшим вредом для «молитвенников».
– И как это у них приняли писульку о поминовении в алтарь, да еще и за пьяницу? – сам с собою бормотал Серый, – свет в аптеке так просто не загорается! Сбежал подопечный? Значит, ищи корни в литургии, больше негде, – решил бес, проносясь над храмом, в котором еще недавно подавали записку за отца Димы.
– Представляю, что будет на отчете внизу у самого главного, хорошо нас туда не отправили! – бормотал Серый.
– А-а-а! Вот и мои разлюбезные! Ехать собрались, ну я им сейчас устрою, ох-х отомщу! – настигая автобус, рявкал бес.
– О-о, а ты тут еще чего расселся, святоша?! – озлобленно вытаращился на ангела-хранителя, который ехал рядом с Димой.
Лазриил разгладил крылья и с улыбкой произнес:
– Уважаемый бывший коллега – Серый! Понимаю твою печаль, о которой мне уже сообщили! Хотя, наверное, нет, все же не понимаю. Ну да ладно, – ангел извлек из-под крыла светящуюся бумагу и стал просматривать документ, комментируя вслух.
– Учитывая, что у меня совсем необычная подшефная, а ее муж, итак, пострадал немало в жизни, что его значительно укрепило… А малыш, даже если и родится долго не проживет с саркомой мозга, мне выдано поручение не мешать тебе. Но! Все только в рамках разумного! Для укрепления моих подопечных – ангел вздохнул и продолжил, – к сожалению, без скорбей они скоро от веры отойдут и в итоге не спасутся, а это будет печальнее чем, то, что ты хочешь причинить, поэтому – «Делай, что задумал!»
В мгновение бесу как будто развязали крылья! Он выскочил сквозь крышу и понесся вдоль дороги. Отыскал второй автобус, что шел по тому же маршруту на несколько километров впереди, нахально влез в водителя, отчего тот вспомнил, что забыл дома включенный горячий утюг и решил срочно остановиться для звонка жене. Затем Серый мигом смотался на следующую остановку, там быстренько подначил парочку болтунов среди толпы ПТУшников и немедленно отправился обратно, к Кате с Димой. Расположился рядом со старухой на сиденье:
– Пусть теперь эта Катька поучится, как мужа к попам отправлять! – высказался в сторону ангела-хранителя.
Процесс шел по накатанной. Бес беззаботно ехал в автобусе и пассивно ждал результата:
– Людишки сами все умеют делать! Без ошибок! По нашим, свирепым законам ада!
