Родион Михайлов
Вера, мышонок и другие
Глава 17
Сейчас ей нужно сходить в сад, который располагался перед главным входом, и срезать цветов. В цветах она не особо разбиралась, зная лишь самые простые и распространённые, но сеньора Мендес об этом позаботилась, и в переданной ею записке рядом с названиями цветов и требуемым количеством было их краткое описание. Сеньора Суарес показала, где находятся садовые инструменты. Вере оставалось только принести цветы, а уж домоправительница сама их расставит.
После обеда настало время пройтись по второму этажу, чтобы стереть пыль. Постепенно Вера дошла до коридора, обшитого деревянными панелями, в котором находилась спальня и будуар госпожи. По обеим сторонам коридора висели портреты. На них, по всей видимости, были изображены предки госпожи, и это были самые обычные портреты. Но один привлекал внимание, так как производил жуткое впечатление. На нём была изображена седовласая женщина с очень худым лицом и глубоко посаженными чёрными глазами, с кожей, бледной, словно воск. Она была одета, видимо, в дорогое платье, но при этом в фартуке, что само по себе показалось странным. И помещение, в котором она находилась, определённо было кухней.
«У представительниц высших сословий не имелось привычки заходить на кухню, а уж тем более надевать фартук», – подумала Вера, исходя из прочитанного ею в книгах о той поре.
На стене, позади той женщины на портрете, среди пучков каких-то высохших трав висел окорок, по виду напоминающий окаменелость. Его цвет был точно таким же, как цвет лица этой женщины. Больше ничего на портрете не было написано такими красками, что сразу фиксировало внимание на этих двух участках картины.
«Но для чего хранить окаменевший окорок (во всяком случае он так выглядит), если только это не семейная реликвия?» – подумала Вера.
Будучи воспитанной в семье, где мать была истовой католичкой, а дедушка, хоть и атеист, но атеист научный, имевший значительные познания по вопросам религии, Вера, знала, что реликвии порой бывают самыми экстравагантными. Однако больше всего в этом портрете привлекало внимание именно лицо седовласой, в котором проглядывали злоба, жестокость и бессердечность. И вообще, если бы Вере сказали, что на картине изображён вампир, то она бы сразу поверила.
– А-ах, тебя заинтересовала Кристобальда Мендес, – послышался справа голос привидения. Вера и не заметила, как сеньора Мендес выплыла из спальни.
– Считается, что она была отзывчивым и милосердным человеком, благотворительницей, – добавила сеньора и посмотрела на Веру. – А также одной из образованнейших женщин своего времени.
Та, сглотнув, пискнула, боясь показаться неучтивой:
– Понятно.
– Но это неверно. Привлекательный образ создали те, кого она подкармливала, при этом держа нож у их горла. Она была демоном в женском обличье. Она – самое грязное пятно в истории нашей семьи. К тому же, Кристобальда была груба и невежественна – несколько её писем я всё ещё храню в подвале.
– Но тогда зачем держать здесь портрет? – спросила Вера.
– Ты права, ему здесь не место, но до сих пор он служил мне напоминанием о том, какими бывают люди, одержимые злобой, гордыней и высокомерием. И, улыбнувшись, добавила:
– А ещё, когда я делаю что-то хорошее, то могу показать ей язык, проходя мимо.
Сеньора положила руку на плечо Веры и протянула заунывным голосом:
– Но ты ничего не бойся – здесь с тобой всё будет хорошо, с нами со всеми.
Ближе к вечеру, находясь в своей комнате, Вера всё вспоминала об этом разговоре: «Что же такое сделала эта Кристобальда, раз госпожа назвала её демоном? Нет, лучше об этом не думать. Если придётся, то узнаю, а самой не стоит интересоваться всякими ужасами».
Глава 18
В шесть часов вечера наступило время чудес. У сеньоры Мендес уже собрались её подруги и мадам Аврора. Вере не захотелось сейчас продолжать чтение «Удольфского замка», поскольку там тоже происходила всякая загадочная чертовщина. Вместо этого Вера придумала играть с Мигелем, для которого она не пожалела денег на покупку лабиринта с изменяемой конфигурацией.
Сверившись с инструкцией, она собрала один из 15 вариантов и положила в центр морковку и кусочки яблока, предварительно дав понюхать Мигелю. Но вместо того, чтобы искать путь к награде, он попытался перелезть через стенку. Хмм… Вере показалось, что это не типичное поведение для такого животного, и в инструкции было сказано, что питомец будет делать всё как надо. Наконец, Мигель сам понял, что на стенку ему не залезть, и, найдя вход, стал искать путь к еде. Вере было любопытно наблюдать за мышонком, так что ещё вопрос: для кого это игрушка, а для кого работа? И всё же Веру не могли отпустить мысли о спиритическом сеансе: «Это как ни крути жутковато. Кто знает, чего они там навызывают? Нет, конечно, ничего этого не существует. Ну, а вдруг?».
Довольно быстро Мигель добрался до приза и, съев всё, встал на задние лапы, глядя снизу вверх на Веру, словно прося забрать его из лабиринта. Она так и сделала, сняв прозрачную пластиковую крышку.
«Попробую ещё раз», – подумала она и начала пересобирать лабиринт. У неё вызвал некоторые затруднения этот вариант, и она, стараясь собраться и думать лучше, буквально подпрыгнула на месте, услышав жуткий гул и одновременно почувствовав вибрацию.
– Мамочки, мамочки, – запричитала она. – Значит, это всё правда, и они вызвали духов! И, верно, они злые, ведь добрые призраки не стали бы так шуметь.
– Мигель, Мигель, иди сюда, – Вера схватила мышонка и, прижав к себе, свернулась клубком на постели, придвинув поближе Кенгуру и Вомбата. Поглаживая мышонку голову, она приговаривала про себя: «Хоть бы со мной была Марисоль. Постой-ка! А ведь госпожа сказала, что ты послан для того, чтобы защитить нас», – подумала она, глядя на Мигеля.
«Как же это глупо», – но продолжила поглаживать Мигеля, как бы призывая мышонка применить его защитную силу, если она у него есть.
– Э-ээт-то что такое? Кто тебе велел включить стиральную машинку? Разве ты не знаешь, что сейчас в доме должна быть тишина? А ты что вытворяешь? – послышались шаги, после чего машинка стихла, потом снова шаги.
– Зачем ты её включила?
– Не знаю.
– То есть как не знаешь? О чём же ты думала, когда включала?
– Ни о чём.
– Роза, не испытывай моё терпение, говори, зачем включила.
– Стирка отгоняет духов, злых духов – так говорят у нас в деревне, – бросилась в омут с головой Роза.
– Господи Боже мой, ну как в такое можно верить? Нет никаких духов!
– А вот и есть, – громко прошептала Роза.
– Ладно, хватит, марш к себе в комнату, и надеюсь, что сеньора Мендес ничего не услышала, а если и услышала, то не поняла.
Вера, прислушиваясь к голосу сеньоры Суарес, явно улавливала нотки материнской заботы о Розе. Сеньора Суарес определённо взяла её под своё покровительство.
«Хи-хи-хи, когда я расскажу Марисоли о том, как испугалась стиральной машинки, она наверняка будет смеяться своим задорным, заливистым смехом».
У Веры моментально поднялось настроение, и она захотела заварить чаю, чтобы выпить его с печеньем. После она надела наушники и поставила случайное воспроизведение песен.
Наслушавшись всего подряд, Вера не заметила, как пролетело время, и уже пора спать. Мигель сегодня, видимо, не собирался бодрствовать ночью и спал на своём месте.
Глава 19
В понедельник домоправительница первым делом поднялась к сеньоре Мендес, которую ещё не видела после сеанса, чтобы узнать, не случилось ли непогоды в потустороннем мире из-за включения стиральной машинки, но первой не хотела об этом заговаривать. Это и не потребовалось.
– Мне показалось, что вчера работала стиральная машинка. Кто её включил?
Сеньора Суарес всё объяснила госпоже, посетовав на суеверия, которые принесла Роза из своей глухомани, и сказала, что хорошенько её отчитала, так что это больше не повторится.
– Не стра-ааа-ашно, – привычно протянула сеньора Мендес. – Это было даже к лучшему. Все мы вчера почувствовали нечто гнетущее, а эти звуки… они нас призвали завершить сеанс. Розу нужно похвалить за то, что она, благодаря своей особой чувствительности, происходящей от её наивности, избавила нас от чего-то неприятного, – произнесла сеньора Мендес.
– Я награжу её конфеткой за этот подвиг, – ответила сеньора Суарес.
Госпожа улыбнулась улыбкой доброй, мудрой волшебницы. – Ты всё такая же, Хелена, – назвала она сеньору Суарес по имени. – Годы идут, а ты не меняешься, не веришь ни во что сверхъестественное.
– Почему же, ваше объяснение поступка Розы вполне сверхъестественно.
– Я знаю, что ты приглядываешь за Розой, но не забывай, что она не такая, как ты – она иная!
– Будьте уверены, я её с собой не перепутаю, – ответила экономка.
– Не обходи своим вниманием и Веру, – попросила сеньора Мендес.
– Вы думаете, что и она иная?
– Ты шутишь, – снова улыбнулась госпожа. – Но я думаю, что да, она тоже.
– Я в любом случае присмотрю за Верой – она хорошая девушка и нравится мне.
– Пришли её сюда, пожалуйста, Хелена, я хочу поговорить с ней о Мигеле.
– Хорошо, сейчас она поднимется.
Госпожа тщательно расспросила Веру о самочувствии мышонка, и особенно её интересовало, как он вёл себя во время сеанса.
– Значит, он был совершенно спокоен? Видимо, опасности не было. Ну, а ты? Как ты чувствовала себя рядом с ним? Тебе было спокойнее?
– Д-да, пожалуй. Да, определённо мне было спокойнее с ним, – ответила Вера, вспомнив, что ещё там были Вомбат и Кенгуру, но всё же решила о них не говорить.
– Ну хорошо, ступай и будь добра, зайди к сеньоре Диас и предупреди, чтобы на меня обед не готовила – я сегодня должна быть в зоопарке.
Вера удивлённо посмотрела на сеньору Мендес.
– Ах да, ты, верно, не знаешь. Я оказываю зоопарку поддержку и являюсь председателем попечительского совета. Это дело начал ещё мой покойный муж и меня привлёк к нему. Он ещё и консультировал их по своей научной специальности, ну, а я помогаю как могу. Ты ведь любишь животных, Вера?
– О да, очень-очень!
– Если хочешь, я сделаю для тебя пропуск и ты сможешь бесплатно посещать зоопарк.
– Ну что вы, – засмущалась Вера. – Я и так могу сходить.
– Мне это только в радость, к тому же, такие пропуска есть у всех моих помощниц. Вечером я передам пропуск для тебя.
Вера была очень довольна, поскольку она никогда не была в зоопарке, ведь в их городке такого заведения нет. Да и с Марисолью можно будет сходить, и это выйдет в два раза дешевле. Нужно ещё не забыть переговорить с Розой, попросить, чтобы она подменила её в среду, в свой выходной, а Вера подменит её в другой день, когда Розе будет нужно.
– Если хочешь, ты можешь хоть каждый день уходить пораньше, пока твоя подруга здесь, а можешь и ещё взять выходной, я тебя подменю, мне не трудно. Тем более идти мне некуда, и я всё равно провожу этот день в доме, почти всегда, – ответила Роза.
– Ой, большое-пребольшое спасибо, Розита, я тебя постараюсь не утруждать, а потом, если вдруг тебе будет надо, я тебя заменю. Может быть, ты захочешь съездить к себе домой, например?
– Не беспокойся, всё хорошо, а домой раньше Рождества ехать нет смысла. Многие из моих родных разъезжаются работать, кто куда. Но я была бы рада съездить, когда все соберутся.
– Вот и съездишь, Роза. Ну, ещё раз спасибочки, – и обняла её.
Угостив Мигеля, Вера посмотрела с середины какую-то старую кинокомедию и приготовилась спать, подумав: «Ура, завтра приезжает Марисоль, а мне столько ей надо рассказать. Хоть бы скорее настало завтра!»
Часть вторая
Глава 1
Разбудил Веру неистовый грохот клетки.
– Мигель, ты что буянишь? – и приподнявшись, Вера посмотрела на него.
Он, ухватившись лапками за прутья, продолжал их трясти. Вера обратила внимание на то, что сучок, помещённый ею в клетку, превратился в груду щепок.
– Ах, вот оно что, ты сегодня ночью на славу потрудился, вот и есть хочешь.
На мордочке Мигеля появилось нечто похожее на скромное признание своих заслуг, и это говорило о том, что он и в самом деле хочет есть.
Наскоро почистив клетку, Вера дала ему зерна и яблок, а для себя заварила кофе.
«Пока есть время до приезда Марисоли, нужно пойти посмотреть, не надо ли чем-нибудь помочь Розе. Но найдя её в главной прихожей, где та чистила коврик, Вера узнала, что сегодня мало работы и её помощь не требуется, после чего она отправилась к себе в комнату, чтобы навести чистоту.
В час дня Вера быстро собралась и пошла на автостанцию – автобус должен был прийти часа в два или чуть позже. Но прибыв туда, она поняла, что автобус пришёл раньше назначенного часа. Вера, глядя по сторонам, стала выискивать подругу. Неожиданно кто-то сзади, вернее, понятно кто, закрыл ладонями глаза Веры, и она услышала девичий голос, пытающийся изобразить нахально-брутальный голос мачо, ловеласа южных широт:
– Милочка, знаешь ли ты, кто находится сейчас прямо за твоей спиной?
– О-ооо-ой, не-е-ет, я не зна-а-аю, – ответила Вера наиболее писклявым голосом, на который была способна. – А кто это?
– Я закрыл твои веки, маленькая, нуждающаяся в защите сеньорита, оберегая тебя, чтобы ты не ослепла, не лишилась чувств, увидев сразу же, без подготовки, столь прекрасный образец мужественности и величия. Я тот, о ком ты, несомненно, много слышала и уж не чаяла увидеть вживую. А теперь зажмурься и медленно поворачивайся, постепенно открывая глаза, и ты увидишь того, кто навсегда сразит твоё сердце.
Уже не в силах произносить эти напыщенные речи без смеха, подруги велело обнялись.
Они сейчас воспроизвели одну из сценок невероятно глупого сериала с очень красивыми пейзажами, над коим они же часто смеялись. Сериала о похождениях ужасно болтливого мачо, ведущего полную бессмысленных приключений жизнь в девятнадцатом веке, перед которым все девушки падали ниц, но странно, что не от смеха.
Глупость этого сериала покоряла всё новые и новые вершины глупости сериалостроения, и случалось, что иному простаку могло даже показаться, что такой прямо-таки противоестественной глупости просто не бывает на свете. Так может, это и не глупость вовсе, а некое послание с сакральным смыслом, так сказать, священная глупость для тех представителей мексиканского народа, которые были способны её вместить и постичь? Но в чём смысл этого послания? А уж если это не послание, то тогда… Как же это понимать? К чести телезрителей нужно сказать, что людей, ищущих скрытый смысл в этом сериале оказалось не так много, да и те не обладали репутацией людей благоразумных и трезвомыслящих.
Марисоль как всегда лучезарно улыбалась, и её огромные карие глаза сияли радостью. Глаза Марисоли едва ли уступали размерами глазам персонажей из аниме-сериалов и были её законной гордостью.
– Как ты доехала?
– Я уж-ж-жасно хочу пить, – Марисоль показала пустую маленькую бутылочку. – Мне этого хватило только на два часа пути – такая там духотища! А сейчас у меня уже всё горло пересохло, и я готова пить даже из лужи, если она не очень грязная, – и я могла бы превратиться в собачку на пару минут.
Вера, помня о своей непредусмотрительности насчёт воды в дороге, позаботилась о том, чтобы подруга не страдала от жажды по приезде, и достала бутыль с напитком, приготовленным сеньорой Ди, который она делала непонятно из чего, но при этом он всем нравился.
Марисоль выпила сразу половину и, ещё не успев проглотить оставшееся, с наполненным ртом, протянула бутыль Вере, предлагая отхлебнуть тоже, но та покачала головой, отказавшись. Тогда Марисоль осушила бутылку до дна и, тяжело дыша, попыталась сказать спасибо, но получилось только «спа… спа… спа…», и это было немного похоже то ли на кваканье, то ли на карканье (по-испански это звучало как «gra… gra… gra…», то есть gracias). Вера сказала ей об этом.
Выражение лица подруги изменилось:
– Ты знаешь, кого я видела перед отъездом?
По тому, каким тоном это было сказано, Вера догадалась, о ком речь.
– Там на автостанции ошивались те три вороны, глядели на меня и что-то шипели.
– Вороны не шипят, Марисоль.
– Это потому, что те – не только вороны, но и змеи. Постоянно о чём-то шепчутся, когда меня видят. А что я им сделала?
– Успокойся, Мари, они просто вредины, да и то не все. Бланка, например, хорошая девушка, просто находится под влиянием двух других.
– Это верно, но я, когда говорю о них, то и думаю в первую очередь о тех двух воронах.
Глава 2
Это была история застарелой вражды, тянувшейся со школьных времён, вражды, которую Марисоль и Вера лишь терпели, но не сеяли.
Началось всё с общешкольного выступления перед родителями на одном из больших праздников.
Ученики показывали свои таланты – те из них, кто решился поучаствовать. Дети исполняли всевозможные спортивные упражнения, пели, танцевали, читали стихи и показывали фокусы. Никакого соревнования здесь не было, но всё же вручались символические награды тем, кто произвёл наибольшее впечатление на зрителей. В том году девочке вручалась плюшевая коала, а мальчику – доска для скейтборда.
Выступали хорошо все, но вот подошла очередь Каролин. Родители, боготворящие соседнюю страну, назвали её на американский манер. Так вот, Каролин занималась уже несколько лет спортивной гимнастикой и теперь захотела продемонстрировать то, чего она добилась. И надо сказать, добилась она немалого. Упражнения на брусьях, турнике и кольцах она выполнила очень хорошо, почти безупречно. Аплодисменты были громкими, и Каролин, как и все присутствующие, уже были уверены, что приз зрительских симпатий достанется ей, и было за что. Марисоль и Вера тоже хлопали, а первая ещё восхищённо добавила:
– У меня бы так ни за что не получилось, хоть сто лет тренируйся! Ну, а следующее выступление было за Марисолью.
Она вовсе не хотела участвовать, но её уговорила классная руководительница, которая знала, что Марисоль занималась художественной гимнастикой, хоть и всего лишь ради развлечения. А поскольку выступающие от этого класса были способны порадовать зрителей только шутками, песнями и плясками, во время предварительного просмотра которых классная могла лишь вымученно улыбаться, глядя на это жалкое зрелище, то у всех могло сложиться впечатление, что в их классе учатся одни сопливые замухрышки, а у Марисоли было хоть что-то похожее на спорт. Пришлось ей отстаивать честь класса.
Выступление сопровождалось музыкой, в такт с которой очень изящно перемещалась по сцене Марисоль. Её движения были столь грациозны, что местами это уже походило на какой-то танец. Наконец, она закончила, и длинная лента, которую она держала в руке, плавно опустилась на пол.
Зрители нашли это выступление даже лучшим, нежели предыдущее, и Марисоль ушла домой с коалой, а Каролин поклялась во что бы то ни стало отомстить, о чём и сообщила Марисоли на следующий день на перемене:
– Я тебе отомщу!
– Мне? – удивилась Марисоль. – Но за что?
– Сама знаешь!
– Ничего я не знаю, скажи прямо.
– А вчерашний день ты забыла? Ты опозорила меня на весь город!
Марисоль поняла, что Каролин говорит о том праздничном представлении:
– Ты слишком близко принимаешь это к сердцу, ведь мы хотели просто порадовать родителей, не надо на меня злиться.
Каролин поднесла кулак к носу Марисоль:
– Видала? Смотри у меня! Лупоглазка! – и, развернувшись, гордо направилась прочь.
– Смотрю-смотрю, вот только сейчас за биноклем сбегаю, чтобы ничего не пропустить.
На этом всё, возможно, и закончилось бы, ведь Каролин была хоть и задиристой, но обычно границы не переходила, да к тому же побаивалась заливистого смеха Марисоли и того, что она вполне может ответить метким словом на придирки. Но тут вмешалась нелепая случайность.
Дело в том, что Каролин, видимо, выходя из класса или как-то иначе, прижалась задом к классной доске, и у неё на юбке появился отпечаток, отдалённо похожий на след от подошвы. Кто-то из лоботрясов это заметил и показал пальцем. Некоторые засмеялись. И когда Каролин поняла, что смешки относятся к ней, то обернувшись к Марисоли, посмотрела на неё таким взглядом, что той стало понятно: вина за этот конфуз полностью возложена на неё. Отныне Марисоль – причина всех бед для Каролин.
Болезненное самолюбие этой девочки оказалось задето, и в дальнейшем она раздула в себе такую обиду на Марисоль и принялась ей приписывать такое, что уже совершенно серьёзно стала считать безобидную и дружелюбную Марисоль ведьмой.
Таким образом Каролин сотворила себе своего личного демона в лице Марисоли, что было просто смехотворно, но, к сожалению, Каролин этого не замечала.
Глава 3
– Иногда мне так и хочется врезать этой противной Каролин, ка-а-ак дать ей пинка! – сказала Марисоль, на что Вера только улыбнулась, ведь глядя на субтильное телосложение и тонкие ручки Марисоль, можно быть уверенной, что эти слова останутся только словами.
– Ты ни за что не угадаешь, кого я привезла – ты очень обрадуешься! – заявила Марисоль.
– Но ведь здесь больше никого нет.
– Да они же в рюкзаке, – объяснила подруга, – они не очень большие.
Вера догадалась, что Марисоль привезла двух коал, а значит, они обязательно должны увидеться с Вомбатом и Кенгуру.
Марисоль повернулась спиной к Вере, и та, расстегнув молнию, увидела две мохнатые головы, покоящиеся посреди свалки из самых разных предметов: рубашек, тетрадок, двух книжек, расчёски, конфет, пачки печенья, носков, платков, фонарика, зарядных устройств, батареек и много чего ещё.
Вера погладила коал, убедившись, что они в добром здравии, и застегнула молнию, нисколько не удивившись бардаку в рюкзачке, несмотря на известную аккуратность Марисоли, у которой дома, в её комнате, всё было разложено по цветам, размерам, и каким-то иным признакам, ведомым только Марисоли. Вера отлично знала по походам на кроличье поле, что этот рюкзачок был единственным островком беспорядка в море Аккуратности Марисоли.
В него она бросала всё подряд без разбора, правда, коалы были завёрнуты в футболки и всё-таки ограждены от этого беспорядка.
Почему так происходило с рюкзаком, Марисоль и сама объяснить не могла, но вполне вероятно, что она несколько уставала от собственной аккуратности и пунктуальности и, таким образом, рюкзак стал для неё символом вольной вольницы, где вещи могут лежать, как им вздумается, несмотря на затруднительный их поиск. Однако чужая неаккуратность её мало трогала, и она спокойно относилась к неряхам.
«Я взяла нам по шоколадке, – бывало, скажет на кроличьем поле Марисоль, – они у меня где-то здесь», – и, сняв рюкзак, вытряхивала из него целую кучу барахла, среди которого должны были находиться те самые шоколадки. При этом в сумке на ремне, которую она обычно носила, всё и всегда было уложено так, что не придирёшься.
– А когда я увижу того мышонка? Ты ведь назвала его Мигелем? Мне можно будет прийти в дом сеньоры Мендес – посмотреть, как ты устроилась, да и так, вообще?
– Да-а! Я спросила у сеньоры Суарес о тебе, и она ответила, что завтра очень удачный день для посещений, поскольку госпожи не будет до конца дня, и что после 6-7 часов вечера я вполне могу привести подругу, только с условием, чтобы мы сидели тихо и не кричали.
– Не кричали? – улыбнулась Марисоль.
– У сеньоры Суарес своеобразное представление о времяпрепровождении современной молодёжи. Она думает, что как только молодые люди собираются, то начинают кричать, бегать и слушать громкую музыку.
Марисоль снова улыбнулась, добавив, что сеньора не так уж преувеличивает, ведь некоторые так и делают, но не мы, потому что мы – примерные! Обе засмеялись.
– Ну, а теперь пошли в дом, где ты будешь жить. Хозяйку зовут сеньора Эрнандес, и она живёт одна. У неё не отдельный дом, а квартира в четырёхэтажном здании. Но ты не волнуйся, там хорошо. Это приблизительно на полдороге ко мне, то есть до дома, где я работаю.
– А эта сеньора не сердитая?
– Я её не видела, но уверена, что сеньора Суарес такую бы не посоветовала, – ответила Вера.
– Сейчас мы пройдём через местность, где живут богачи, и выйдем к центральной площади этого района, а там уж совсем рядом.
Подруги быстро миновали особняки, остановившись только раз, чтобы передохнуть, поставив сумки на тротуар, ведь поклажи-то было много: рюкзак за спиной Марисоли и четыре сумки, две из которых несла Вера. Они шли с таким грузом пешком, поскольку не имели привычки вызывать такси по всякому поводу, и пройтись пару километров с сумками им не казалось чем-то унизительным.
– Какие же здесь огро-о-о-омные дома, – протянула Марисоль. – Только что-то никого не видно. Они, наверное, на работе?
– Вряд ли им нужно являться на работу каждый день, – усомнилась Вера. – Просто они никуда тут пешком не ходят, а только выезжают и въезжают на машинах, и бегом в дом.
– Как скучно-о-о, – опять протянула Марисоль. – Пошли лучше отсюда, мне здесь не по себе.
Пройдя площадь и повернув на нужную улицу, они добрались до дома бежевого цвета с несколькими акациями перед ним и двумя лавочками. Всё это располагалось несколько поодаль от тротуара, за метровым заборчиком из витых стальных прутьев.
