bannerbannerbanner
полная версияТри цветка и две ели. Первый том

Рина Оре
Три цветка и две ели. Первый том

«Островок роз» Нюёдлкоса представлял собой длинный двухэтажный сруб у густого леса, отделенный от прочих домов пустырем. От побережья к нему вела протоптанная в снегу, среди редких елей, грязная дорожка. В окнах этого лупанара никто не появлялся, ведь на зиму их забили, зато оттуда порой доносились женские вскрики, похожие как на звуки страстной любви, так и на вопли избиваемой. Четко слышались многократно повторяющиеся «да» и «нет». Рагнер, Рернот и Сиурт подъехали к пустырю, где после грязищи «набережной» начинался снег, спешились и замолчали, чувствуя некую неловкость. Не сговариваясь, они все трое стали про себя гадать, почему кричит женщина и что происходит внутри лупанара.

– Вашо Светлость?.. Рагнер… Эээ, Ойрм? – нарушил молчание Рернот. – Можное мне отойтити?

– Давай, – вздохнул Рагнер, думая, что пойдет по нужде следующим. – Отходим по одному, – удержал он за рукав Сиурта. – Чтобы не потеряться в тумане да не ловить, если так случится, ту троицу в ненадлежащем виде…

Оглядевшись, Рернот побежал по дорожке к лупанару, свернул на ее середине и зашел за ель. Рагнер отвернулся к морю и вздохнул, досадуя, что придется развязывать веревку, прижимавшую рубаху к паху, а потом все возвращать на место, потратив кучу времени.

– Сиурт, – задумчиво спросил он, – а что тебе твой друг сказал про местных, рыжего и толстого?

– Нича обсобенага. Рыжай и толстай – братья от разнах отцов, как я и Эорик. Толстай свиней держат и живаат с братом. Жаны нету у их. Мне друг скажал, ча у рыжаго тока две любвови, – улыбнулся Сиурт. – Кости и девки.

– Понятно… Значит, дрянь, а не люди…

– Мясник – уважаемае ремясло, – не согласился Сиурт. – Пущай и свиньи.

– Ладно… Смотри-ка, – весело кивнул Рагнер на огонек фонаря в синих сумерках и шагавшую из тумана толпу лесорубов. – Даже к девкам дружно ходят. Приспичило, небось, раз так торопятся…

Стоя в начале пустыря у трех лошадей, Рагнер и Сиурт усмехались да подшучивали над лесорубами, но пятнадцать бородачей не свернули на дорожку к лупанару, а быстро их окружили – и «ряженые» вовсе перестали улыбаться, когда лесорубы достали из-под плащей топоры.

– Гдя третяй? – сурово спросил «предводитель», тот самый русоволосый бородач, который всех поднял в харчевне.

– Твое какое дело? – заговорил Рагнер. – Иди подобру-поздорову своей дорогой.

– Гафага кошелю вы сняли! – утвердительно заявил «русобородый» и показал топором на шмыгающего носом прислужника.

Гафаг Боппхог укутал голову и плечи в плащ так, что из коричневатой войлочной тряпки торчало только его сморщенное лицо.

– Давай жива маейнай кошелю, да пожавее! – выкрикнул он из-за спин лесорубов. – Тада тока руки вам отхватим! Не то и головы сымем!

– Да врет он! – возмутился Сиурт. – А я яму аще «на палачу» дал!

– Гафаг Боппхог – сваейнай! – твердо ответил ему предводитель лесорубов. – Ему скарею повераю, чем вам. Давай взад кошелю.

– Три сотни в серябру гони, не то пропал ты, х…сос, – гнусаво пригрозил Гафаг Рагнеру. – Ента он меня обдул! Маейнай кошель, поди, ужа сбросили, а в суме у дятлы маейнае серябро!

– Давай-сюды-сумку!! – хором потребовали лесорубы.

– Руки от нас прочь! – резко сказал Рагнер, нащупывая тонкий кинжал в рукаве. – Мы тоже свои. Сиурт, кто твой друг?

– Да кта жа его знаат! – своим тонким голоском в сердцах воскликнул здоровяк

– Сиииурт?! – не уставая ему поражаться, протянул Рагнер.

– Ну ента… – сдвигая назад желтую шляпу с козырьком-клювом, утер рукавом низкий лоб Сиурт. – Друг-та меня абзнал и арадовался, а я яга – нет… Борода у яга нынча… А справиться, кта он, я не могся – разобижу другу запроста так.

– Надоело! – подбросил топор в руке русобородый предводитель. – Хвати их, мужики!

– А ну стоять! – крикнул им Рагнер. – Я – сам герцог Раннор, всех вас хер на хер! И хер на хер ваш драный-сраный Нюёдлкос! Зубы серебряные видите, лободыры?! Живо пали на колени, не то огнем испепелю вашу помойку!

Но лесорубы ничуть не испугались, а басисто захохотали.

– Давай, дыхай, х…сос, – проскрипел сквозь смех Гафаг.

– Герцаг Раннор – маейнай герой! – отсмеявшись, заявил «русобородый». – Я за ега, хоть в адову Пеклу! Он, ежаля захочат, то росту станет аж до небу, и ширшее Нюёдлкосу тожа станет! Ега ведьма загаворила! Всё он могёт, и огнем дыхает. И в сильван точна не рядится, затем ча имеат плащ-невидимку!

– Ваш Светлость, – обрадовался Сиурт, – надёвавайте ваш плащ!

– Позабыл сегодня взять… – процедил Рагнер. – Да и зачем? Такой же милый городок тут у вас! А до неба я стать, именно сейчас, не могу! Уж извините, му́жики, – с нажимом выговорил он. – Не та фаза луны! Да рыцарь велик деяниями – запомните мне это тут! А дышать огнем я вовсе не могу – я же не дракон. Порохом я вашу помойку, по старинке… И чем вам зубы мои не нравятся? – широко улыбнулся герцог.

– Покрыл их серебрянкой, плут! Инае зубья́ – белае да крепкае, – посветили фонарем Рагнеру в лицо. – Нас не обдуть! У богачав таковсках нету!

– Да с чего вы взяли? – удивился Рагнер, зажимая в ладони кинжал, какой еще медлил доставать – воевать против пятнадцати амбалов с топорами представлялось чистым самоубийством.

– Сахера многага ядять! – уверенно и с небольшой завистью ответил «предводитель». – Давай, мужики! Притащим герцагу голову ентага плута – а он и нам ча-то да точна даст!

Рагнер достал из рукава свой тонкий кинжал, а лесорубы вновь лишь заржали. Тогда Сиурт вытащил откуда-то из-под своего малинового кафтана кистень с шипастой гирей на цепи – лесорубы уже охнули и немного отступили. Рагнер, опять поражаясь Сиурту, благодарно на него глянул, после чего они встали спина к спине и приготовились к драке.

«А, черт! – лихорадочно соображал Рагнер. – Не справимся, если только у Рернота не припасена в подштанниках секира. Так, Рернот им со спины зайдет… Отобрать надо топор у мордоворота, что тут за главного, лошадей толкнуть вперед… Черт, всё равно их много: тюкнут по башке – и… Неужто я помру в драном-сраном Нюёдлкосе, да в таком виде? Даже без штанов! Что за позор! И за что мне это всё? Маргарита!!»

Лесорубы нападать медлили. Шипастая гирька в умелых руках легко отправлял на тот свет или здорово калечила, а всего этого им не хотелось. Гафаг, предчувствуя недоброе, держался за спинами бородачей и раздумывал: не улизнуть ли ему, пока не поздно. Нелепости данной картине, разворачивавшейся на пустыре, придали возобновившиеся сладкие стоны из лупанара, теперь уже точно похожие на любовную игру.

Вдруг послышался нежный голосок:

– Вы тута ча ащё затеяли? Каго ента к нам не пущаете? – захихикали невидимые дамы.

– Самого герцога Раннора к вам не пущают – громко ответил Рагнер. – Решил поглядеть на славный Нюёдлкос, а мне на стол наплевали, оскорбили и еще убить удумали! В последний раз говорю: побросали топоры да пали все тут передо мною!

Рослых лесорубов бойко растолкали две жрицы любви: обе были светловолосыми и с ярко-раскрашенными лицами, походили они на мать и дочь. Оглядев Рагнера и захудалых лошаденок, лупы разочарованно надули губы.

– Ащё у герцагу Раннора, – уверенно заявил «предводитель», – х… до неба может стать…

– И ширее, чем ваш драный Нюёдлкос, – недовольно закончил Рагнер. – Слышал уже! А вот это герцог Раннор может! Но такой дубиной я не только вас, сам себя раздавить боюсь!

– Эй, – сказала лупа постарше, – да Херцагиня Ноллё ж с им ляжала! Крест у яга на спине должан быть! Давай, разадёвайся. Глянем на тя, херцаг.

Лесорубы бурно поддержали это предложение.

– Я-то разденусь… – ворчал Рагнер, сбрасывая плащ на снег. – Ты, Сиурт, глаз не своди тут с них, – говорил он, занимаясь ремнем, на каком висел бочонок. – Пьянь нюёдлкосская! Вот Ноллё, да и вы, милые дамы, награду получите… А остальные… Я тут порядок наведу!

Он снял кафтан и даже войлочный колпак, оставшись в толстой льняной рубахе, какую вытащил из веревок у промежности. На его голове еще осталась белая нижняя шапочка изо льна, а на теле – постыдные чулки сильван вместо штанов, из каких топорщилось сзади мешковатые исподники. Рагнер повернулся спиной к лесорубам, задрал рубаху и сказал:

– Свети теперь фонарем, бородатый хер, да не ослепни.

– Можат, намалявал… – донеслось робкое предположение какого-то мужика.

Но, кроме ребристого креста, фонарь высветил другие шрамы – и через миг лесорубы грохнулись в ноги герцогу Раннору, а с ними и две лупы.

– Так-то лучше! – удовлетворенно заключил Рагнер, оправляя свою рубаху. – Встаньте, дамы. А остальным – так и сидеть, вонючими мордами в грязный снег!

– Вашо Светлость! – донесся крик Рернота. – Уходют!

Рагнер увидел, что четверо мужчин, среди которых был Гафаг Боппхог, переваливаясь по сугробам, удирают в лес. Рернот с охотничьим ножом в руке погнался за ними. Бандиты же, как по команде, разделились – только Гафаг последовал за одним из них – в ту же сторону устремился и Рернот. Сиурт, бросив на землю свою модную шляпу, тоже побежал к лесу, на ходу снимая неудобный, слишком длинный кафтан.

– Взять мне их! – крикнул Рагнер лесорубам. – Словить с собаками! Всех из тех четверых до одного!

Видя, что бородачи поднимаются, он тоже побежал к лесу и быстро догнал Сиурта.

– Давай за толстым! – приказал ему Рагнер.

Сам он побежал за резвым рыжим пареньком, чья шатающаяся спина маячила едва различимым, светлым пятном овчинного жилета. Но лесная темнота и туман, не позволяли его настигнуть – чем сильнее сгущались сумерки, тем больше таяла надежда поймать бандита. В какой-то момент Рагнер остановился – метнул свой кинжал, после чего услышал вскрик, но пятно, удаляясь, исчезло. Пробежав еще немного вперед, он увидел капельки крови на снегу и понял, что лишь ранил «добычу». Своего кинжала герцог найти не смог, как ни старался. Он даже разгребал снег голыми, немеющими от холода, руками. Провалился ли кинжал в сугроб или же остался у бандита, Рагнер не знал, но и то и другое ему одинаково не нравилось. Подумав, он решил бросить преследование, чтобы не помереть от собственного оружия или от переохлаждения с последующей лихорадкой.

 

Дыша себе на руки и растирая тело, прикрытое льняной рубахой, Рагнер поспешил назад, возвращаясь по следам и удивляясь, что зашел настолько далеко в лес. Навстречу ему стал доноситься лай, и когда он, уже стучавший зубами, выбежал к лупанару, то увидел суету на пустыре – одни лесорубы вели собак, другие зажигали фонари, а третьи вооружались арбалетами. Бочонки у поясов и овчинные накидки говорили о том, что лесорубы готовились уйти в лес на всю ночь. На крыльце лупанара перешептывались «продажные дочери»; поодаль, у берега, любопытствовали горожане всех возрастов и пола.

При появлении герцога Раннора, лупы приветственно загудели, а им вторила толпа горожан. Лесорубы же снова упали на колени, перестав загораживать обзор, и Рагнер увидел Сиурта, облаченного в малиновый кафтан, синий плащ и шляпу с козырьком-клювом. Здоровяк скучал и лихо поигрывал кистенем, будто воевал с невидимым противником. У его ног, на земле, лежал связанный толстяк-свиновод, сам похожий на борова.

– Чччерт, Сиуртт, да ты меня нне перестаешь уд-дивлять, – проговорил Рагнер, надевая кафтан, натягивая варежки на закоченевшие руки и кутаясь с головой в войлочный плащ. Воздух в свете фонарей теперь мерцал крошечными льдинками, и ветер с моря бросал эту стеклянную пыль в лицо. Туман исчез, словно он нарочно задымил городок для того, чтобы помочь бандитам скрыться.

– Открой мне ббочонок, Сиурт, – попросил герцог, подпрыгивая на месте и дыша паром в темноту. – А ввы что? – крикнул он лесорубам. – Ччешите в лес. Приведите мне иих, мможет, пощщажу вваас.

С помощью Сиурта Рагнер сделал пару глотков крепкого вина, от какого по телу разлилось тепло, а выпитое пиво резко напомнило о себе. Оглядевшись, Рагнер побежал к лупанару. Залетев на крыльцо к обрадованным женщинам, он сказал:

– Ддамы, спасайте ггерцооога. Теплая убборная у вас есть? А то я уже себбе всё зммморозил.

– Да мы сугреам! Мы жа в ентам мастерицы! – развязно захохотали те.

– Ох, нет, красавицы, – ответил герцог, проходя в тепло и чувствуя колющую боль в ногах. – Невеста осерчает.

– Мы те новаю сыщаам, получшае прежняй, – раздался красивый нежный голос, какой Рагнер узнал, хотя не слышал его лет четырнадцать.

Он обернулся, ожидая увидеть светловолосую чаровницу, немного похожую на Хлодию, но вместо нее на него смотрела толстая баба с облезлыми волосами, фингалом под глазом и улыбающимся, полным гнилых зубов ртом.

– Ноллё?

– Херцагиня Ноллё теперяча, мой херцаг, – пьяно проговорила женщина. – Вишь, экие зубия, – гордо вскинула она голову. – С сахера! Многага сахера ядала, жизню сладкаю видала!

– Рад за тебя… Так, Ноллё, дамы, ведите меня в уборную, да побыстрее. Дел у меня других полно!

Покидая лупанар, Рагнер бросил на стол мешочек с деньгами, какой был у него спрятан под бельем. К его удивлению лупы взяли деньги не сразу, возмущенно загалдели, что они честны́е горожанки и «бярут уплоту тока за сваейный тяжкай труд», но потом, по указке Ноллё, все дамы дружно обнажили груди, а Рагнер покраснел и прикрыл глаза рукой.

– Дамы, вы же честные горожанки… – бормотал он, пробираясь к выходу и смущаясь, если наталкивался на нечто мягкое, чего не видел. – А я женюсь скоро и, вообще, я и сейчас женат…

– Хошь глазей, хошь – нет, а мы теперяча честна деньжат заслужали! – хохотнул знакомый нежный голосок.

– Ноллё, – по-прежнему прикрывая глаза рукой, обернулся на пороге Рагнер. – Честные люди мне нужны… Ты и те две дамы, что спасли своих лесорубов от меня… Вам – добро пожаловать в Ларгос. Будете там главами лупанаров с хорошим жалованием от управы. Собирайтесь – с утра вам в путь.

И он удрал из лупанара так же стремительно, как забегал в него. Лесорубов уже не наблюдалось, а Сиурт стоял на том же месте, у толстяка.

– Рернот вернулся? – спросил его Рагнер, делая на всякий случай еще пару глубоких глотков куренного вина.

Сиурт помотал головой.

– Вот черт! Ладно… Не будем раньше времени думать о скверном: он здоровый и крепкий, – с двоими вполне справится.

Рагнер посмотрел на толстяка.

– Сиурт, тащи этого свинопаса в харчевню. Там встретимся. Только перчатки мне дай, а тебе – мои варежки. И еще свой кистень давай. Пойду я всё же туда, где Рернот…

Сиурт взвалил на своего чалого жеребца толстяка, так до сих пор и не сказавшего ни одного слова, а Рагнер, с фонарем и кистенем в руках, направился назад, в лес. В глубокой темноте он шел по следам Рернота, стараясь не перепутать их с теми, что натоптали лесорубы. Через какое-то время Рагнер стал различать другие следы: большие, от тяжелых башмаков, принадлежали Рерноту, длинные и скользящие – скорее всего, Гафагу Боппхогу, а третьи походили на те, что оставляют остроносые сапоги.

«"Одёжи сильванские", – вспомнил Рагнер слова Нинно. – Кузнец его руки запомнил, а про сапоги слова не сказал. Почему? Это ведь тоже должно было ему запомниться… Если только бандиты кого-то еще не ограбили: с подходящими для светляка сапогами… Темноглазый и белокурый… Редкое, очень редкое сочетание для этих земель. Я тебя точно найду!»

Рернот долго преследовал бандитов – намного дольше, чем Рагнер гнался за «рыжим». В какой-то момент хилый Гафаг начал отставать. Крови не виднелось – охотничий нож Рернота не подходил для метания, – значит: скоро должны были показаться явные признаки драки. Рагнер замедлил шаг, затем и вовсе начал красться. Одновременно с этим возникло необъяснимое дурное предчувствие. «Трое сегодня погибнут», – вдруг пронеслось в его в голове.

Рагнер услышал слабые голоса и остановился, понимая, что мечущийся среди голых деревьев огонь от его фонаря уже наверняка заметили.

«Дурацкий Нюёдлкос! – подумал он. – Смерть так и кружит поблизости да не отстает, будто это у нее охота… Они или мы – костлявой старухе всё равно, кто из троих умрет… И я вот-вот умру, если не…»

Рагнер повесил фонарь на сук и крадучись пошел туда, где раздавались голоса, но он отклонялся вправо, чтобы приблизиться к незнакомцам со стороны. Благодаря своим удивительным ушам, он отчетливо услышал, как натягивается тетива арбалета и щелкает увесистый наконечник болта. Кричать Рагнер не решился: в засаде могли притаиться как лесорубы, так и бандиты. Постояв немного, он снова двинулся вперед – и вскоре увидел в лунном свете две подозрительные тени. Фонаря, даже накрытого тряпкой, не обнаруживалось, – и это казалось подозрительным.

Однако, подумав, Рагнер вдарил шипастой гирькой по дереву, за каким прятался, и, дождавшись характерного «свиста-треска», громко сказал:

– Кто бы вы ни были, сдавайтесь!

«Подозрительные тени» вскочили на ноги и обрадовано изрекли:

– Мы теперяча вас завсегды признаам, Ваша Светлость.

– Рад слышать, – буркнул Рагнер, выходя из-за дерева. – Снова чуть не убили! Чего вы тут затаились? И почему без фонаря?

– Так… – кашлянул и замялся один из лесорубов. – Мужик вашанский тама…

Рагнер пошел туда, куда указывал лесоруб, и скоро разглядел темнеющий холмик у дерева.

– Живай ащё, – прошептал всё тот же лесоруб. – Вота мы и осталися. Грешнае делу – бросить одногага умирать, как зверю. Мы – меридианцы.

– Принесите мой фонарь, – вздохнул Рагнер, опускаясь на колени перед Рернотом и разворачивая его плащ.

– Незя его тащать, – сказал тот же лесоруб-меридианец. – Помрет вот-вот, мужик вашанскай, Рернот Горгног.

– Имя даже спросили… – печально усмехнулся Рагнер, снимая с правой руки перчатку.

– А то как жа!

Рагнер нащупал слабое биение на шее у Рернота, после чего обтер тому снегом лицо.

– Рернот? – позвал его герцог. – Эй, не уходи не попрощавшись. Это неучтиво.

Рернот приоткрыл глаза.

– Тако дивно, – прошептал он. – Над вами свету, как солнцу…

– Это фонарь позади меня несут, Рернот, – вздохнул Рагнер. – Дай мне лучше руку: хочу ее снова пожать.

Рагнер сам взял его безвольную, липкую руку, затем сцепил его пальцы со своими. В это время принесли фонарь, и Рагнер увидел окровавленный правый бок Рернота, а также темные пятна на снегу. Руки Рернота тоже были в крови.

– Рернот, – снова позвал его Рагнер. – Я клянусь, что отомщу за тебя, брат, и позабочусь о твоем брате. Как его имя?

– Диторк Горгног… – еле слышно ответил Рернот. Его зрачки были маленькими, словно он видел очень яркий цвет. – Я бы брато не убиел… Божого Сыно бы убиел… За ото меня и зобрали…

– Рернот, будет твой брат учиться, сколько хочет. По душе Богознание – отправлю его в Мери́диан с принцем Баро. Диторк Горгног нужды более знать не будет – слово Рагнера Раннора!

Рернот попытался улыбнуться и вдруг распахнул глаза – его зрачки стали нормального размера, а взгляд теперь походил на осмысленный. На его сильванском лице появилось выражение ужаса: Рернот смотрел куда-то, поверх плеча Рагнера, а тот, в свою очередь, почувствовал зловоние – знакомое ему сочетание пота и крови. Рернот крепко сжал руку герцога и через миг испустил дух, сохранив жуткую гримасу на лице, словно напоследок узрел самого Дьявола. Но затем его мышцы стали расслабляться и опадать. Рагнер снял другую перчатку зубами, потрогал шею покойника и, вздыхая, закрыл тому глаза, но свою руку разжимать не спешил – безмолвно прощался, вспоминая Рернота живым, – немного ругал его за безрассудство и хвалил за смелость.

– Ча-то воняааат… – буднично заметил второй лесоруб, которого Рагнер сразу окрестил как «бесчувственный». – Хужае, чам в лисьяй норе…

– Смолкни, – зашептал ему «меридианец». – Ужа и не воняат вовся.

Рагнер умыл снегом руки и надел перчатки, а когда стал взваливать на себя мертвое тело, то увидел в снегу охотничий нож – его он засунул за пояс из веревок, к кистеню, после чего поднялся и потащил Рернота на своей спине.

– Лучшае мы, Ваша Светлость, – предложил «меридианец».

– Не надо, – мрачно ответил Рагнер, зная, что когда плоть страдает, то душа не болит. – Воинский закон велит заботиться о теле побратима… Лучше несите впереди фонарь.

– Мужик-то вашанскай, Рернот, – заговорил по пути «бесчувственный», – он Гафага-то хватанул, а другой, какога мы не знаам, светляк-то, воротился и подрезал Рернота. Нам ента Рернот вашанскай скажал, кода мы ега тута сыщали.

– Этот Гафаг… Он кто таков? – устало спросил Рагнер. – Кроме того, что дрянь и плюется?

– Гафаг-дурак, муж сёстры Мерля-харчавника. Горястееей от Гафага у Мерля! И у сёстрицы ягайной тожа – напьётся Гафаг да калотит ее. И детянкам доставалось. В кости всё дул, ну и в карты. Дажа на каторге бывался.

– За что?

– Продул раз, нахлястался и ясли поджег тому, каму продул. Трое домов пожгло, корова померла, а курей и не счесть. Да деда, ча скотину спасал, тожа пожгло! Ежаля б не Мерль, так подвесили бы Гафага сраза, а харчавника мы почитаам. Ежаля бы не он, то никта бы за Гафага не заступился.

– Смолкни лучшае, – подал голос «меридианец». – Не так ужа дюжа Мерль и заступался…

– Да ча ты всё: «смолкни да молкни»? – проворчал «бесчувственный». – С герцогум погаварить не даст…

– Почему клейма на лице не было? – прервал лесорубов Рагнер. – Если тот на каторге был, то и клеймо должно остаться…

– Свел, поганка…

– И вы все в Нюёдлкосе знали да молчали!

– Сказжал жа те, смолкни! – махая фонарем, с выражением вскрикнул «меридианец».

– Поздно! – жестко ответил Рагнер и слегка тряхнул телом Рернота, забрасывая того себе на плечи повыше. – Другие двое, кто они?

– Прола Шорхог – дурак с детяства и безмолвнай, свиней держит, – неохотно заговорил «меридианец. – Он так-та славнай малай – всё брат ягайнай, Хис Шорхог, – тожа поганая дрянь – вота с Гафагом и сошлись.

– Третий кто? Который убил моего побратима. Хоть что-то вы знать о нем должны. Откуда он приезжал?

– Авродябы с Ларгосу. Вродя Фодд звался, да, пади, соврал. Тожа в кости дул, тока не шибкае, – так в забаву… Сперва его с Гафагом видавали, а посля – вся большае с Хисом. Вродя сижавал с ним Гафаг, таль в турьме, таль на каторге…

– Кто-нибудь из них недавно бороду имел? Хоть какую-то? С триаду того, например?

– Вродя нет, – удивленно переглянулись лесорубы. – Прола, ча свинав держат, бывал обрастал. Но ужа давное нет, не случалась у яга борода…

– Всё! Теперь оба молкните до города, – приказал им Рагнер.

________________

Скверные события в Нюёдлкосе не кончались. В харчевне Рагнер положил Рернота на дальний длинный стол, накрыл покойника своим плащом, и подошел к необычайно бледному Сиурту. Тот, опустив плечи, сидел у бочки-стола и безвольно держал на расставленных коленях ручищи. В харчевне было тепло и одиноко. Из полуподвала доносились слабые голоса, мужской и женский, оба тонкие, плачущие…

 

– Мертвай? – безучастно спросил Сиурт, кивая на стол.

– Да, погиб, – упал Рагнер возле него, на соседний табурет. – Убит в битве, как мужчина и воин. Славная смерть. Умереть достойно – это стоит того, чтобы жить… – перевел он дыхание, снимая перчатки, и увидел на правой руке следы крови. – А ты что? Заказал себе еще свининки, пока меня ждал? Я бы тоже поел…

Что-то мыча, Сиурт резко бросился из харчевни, едва не упав у порога из-за своего кафтана. Удивленный Рагнер пошел за ним и нашел здоровяка на улице, где тот освобождал желудок.

– Тока вааады глатнул, – измученно простонал тот, выпрямляясь и вытирая рот снегом. – Божанька мой! Какая жа мерзасть!

– Ты чего? Мертвецов давно не видал? Где тут мерзость?

– В дому я былся, где толстяк свиней держал. Божа, Божанька… – содрогнулся Сиурт. – Ойюшки!

– А ну приди в себя, воин херов! – прикрикнул на него Рагнер. – Отвечай, где этот свинюшник? Свинопас то есть? Почему не здесь?

– Я яга запёр в погребу, инача бы прибил. Они свиней людями кормили! Божа, да как така жа можнае, а?

– В драном-сраном Нюёдлкосе всё возможно… – закрывая глаза, ответил Рагнер. – Ладно… – похлопал он Сиурта по плечу. – Приятного мало, но всё же ты свинью лопал, а не человека. Это не одно и то же… Вообще-то, так тебе и надо – обещал же мне жрать с отвращением… А я вот очень кушать хочу. И ты давай ко мне: надо помянуть Рернота… Рернота Горгнога.

Рагнер вернулся в харчевню, где с наслаждением снял с головы льняную нижнюю шапку. Из-за низкой дверцы, из кухни, робко выглянул Мерль.

– Ваааша Свелость! – театрально заголосил он и упал перед Рагнером на колени. – Пощадите хотя бы сёстру маейную! Трое детяток малых! Да разве жа мы знааали? Про свиней-то мы не знааали!

– Лучше щас заткнись и не зли меня, – ответил Рагнер. – До тебя очередь еще дойдет. Я разберусь – и если ты знал обо всем, то вертеться тебе на колесе. Если нет, то посмотрим. Состряпай мне и другу… Рыбу давай. И пиво тащи. Да столы свои, оплеванные, ножом выскобли!

Тело Рернота перенесли на задний двор, харчевник покрыл длинный стол белой скатертью, а затем вынес соленья, два рыбных блюда и лепешки-тарелки. Пища оказалась удивительно вкусной, и Рагнер кушал с охотой, Сиурт же, как обещал, жевал с отвращением.

Допрос Пролы Шорхога ничего не дал: тот на самом деле оказался немым и слабоумным. Толстяк плохо понимал, что происходит, тупо смотрел и мычал на разные лады. В его развалюхе Рагнер нашел несколько довольно дорогих вещиц, в подвале – обрубок мужского тела без головы, в хлеву – пять голодных поросят.

Возвращаясь в харчевню, Рагнер внезапно захотел подойти к морю. Будто бы не замечая холодного ветра, он долго стоял на каменистом берегу, вертел в руке охотничий нож Рернота и думал.

________________

В седьмом часу ночи в Нюёдлкосе с помпой появился отряд из пяти десятков воинов, вооруженных ружьями и ручными пушками. Головорезы готовились вызволять из беды герцога Раннора и всех подряд карать, поэтому огорчились, что такового не требовалось вовсе. Сам Рагнер переоделся в привычную для себя одежду и отправился со своим отрядом на штурм городских стен Нюёдлкоса. Он ожидал сопротивления, хотя бы привычных возмущений, отказа в содействии и угроз пожаловаться королю. Но вместо этого ворота ему мгновенно открыли, а сонный, пьяненький градоначальник не мог взять в толк: чего это разбушевался герцог Раннор, ведь для Нюёдлкоса не существовало более дорогого гостя, чем он. И тем более Его Светлости не нужно было устраивать маскарад – скажи он лишь слово, то город помог бы ему всем-всем-всем, чем мог! К пущей досаде Рагнера, оказалось, что в Нюёдлкосе его любили отнюдь не за воинские подвиги, а за то, что он разогнал «кошачье раздолье» в Ларгосе, за то, что парусники миновали Ларгос, и за то, что, вместо Ларгоса, они теперь частенько заходили в местный порт. Словом, огорченный и разочарованный ничуть не меньше своих вояк, Рагнер остался верен убеждению, что в Нюёдлкосе всё не как у людей.

Ближе к утру вернулись лесорубы и принесли еще двух мертвецов: Гафага Боппхога, найденного в лесу, и рыжего Хиса Шорхога, чье тело лежало на пустынном берегу и едва не пропало в волнах прилива. Осмотрев труп того, за кем он бежал, Рагнер нашел замотанную тряпкой рану на плече и след на спине от удара своим тонким кинжалом – точного, сделанного с близкого расстояния, смертельного удара. Овчинного жилета Хис более не имел – вероятно, темноглазый блондин надел его сам, чтобы не окоченеть в море. Так, избавившись от всех, кто мог на него вывести, «Фодд» сел в лодку и уплыл на ней куда-то, умыкнув в довершении всех своих злодеяний любимый кинжал герцога Раннора.

«Фодд сперва спасает Гафага, – размышлял Рагнер, – а затем его убивает… Значит, тот не должен был попасться и рассказать что-то важное… Он мог поведать о людях… о близких друзьях или даже родне. Из Ларгоса? В Ларгосе Фодд точно продавал награбленное – это может стать ключом. И третья загадка – это лодка… Она немаленькая, наверняка с парусом, – рыжий помог дотащить ее до воды, а только потом его убили. Куда же они ходили на лодке, припрятанной в лесной глуши, и зачем?»

Утром дня сатурна Рагнер уже покидал Нюёдлкос. Лесорубов он согласился простить за тридцать отменных дубов из леса Эгонна Гельдора, на харчевника, вообще, махнул рукой, оставив его дело местному судье, а Пролу Шорхога повезли в Ларгос. Ноллё, Ёллё и Поллё, три светловолосых лупы, вместе похожие на бабушку, мать и дочь, тоже отправились в Ларгос. И, конечно, туда же с почетом повезли тело Рернота Горгнога. Тела Гафага Боппхога и Хиса Шорхога судья Нюёдлкоса приговорил за кощунство к захоронению в нечистотах без креста и очистительного огня. Негодование нюёдлкосцев из-за того, что свиней кормили человечиной, а после кормили этими свиньями их самих, было столь велико, что Рагнер на этот раз не сомневался – приговор приведут в исполнение.

Покинуть побыстрее Нюёдлкос герцог Раннор очень желал, а вот возвращаться в свой замок из Ларгоса медлил. Появился он там вечером, за час до обеда; в опочивальню герцогини вошел уже искупавшимся, в свежей белой рубашке, чистых черных штанах и лоснящихся жиром сапогах. Маргарита сидела на ступенях подиума и вязала детскую кофточку.

– Не вставай, – сказал ей Рагнер и сел рядом, на ступени, покрытые медвежьей шкурой.

– Мне сон ночью жуткий снился… – обнимая его первой, прошептала Маргарита. – Приснилось, что ты умирал в лесу…

Рагнер хмыкнул и прижался к ее груди, а затем лег головой на ее колени и поцеловал выпуклый живот.

– Тебе бы подстричься… – поглаживала его по голове Маргарита, перебирая отросшие, мокрые волосы.

– Для вчерашнего было в самый раз… – закрыл глаза Рагнер. – Как бы мне хотелось навсегда остаться в этом миге, – прошептал он.

– В Нюёдлкосе, конечно, бандитов ты не нашел…

Рагнеру подумал солгать, но не смог.

– Нашел. Всё, как говорил кузнец.

– Рагнер! – услышал он обрадованный голос Маргариты. – Это же… замечательно! Теперь ты уже веришь, что Нинно не виноват? Да?

– Нет, я убежден в его вине, – открыл глаза Рагнер. – То, что на него напали бандиты, еще не значит, что он не надругался над Лилией Тиодо. Всё, абсолютно всё, указывает на то, что это был он, возможно, в помутненном рассудке. У него был плащ, такого же цвета, как она сказала. Она признала бороду и его голос. Он же говорил в бреду про женщину в лесу и ночью, но скрывал это… Наплел нам сказок про оживших мертвецов, знающих его имя незнакомок и демонов. Я даже почти поверил… Грити, – внимательно смотрел он на девушку, – послезавтра судья приговорит кузнеца, а во второй день Венераалия его казнят. И я не буду вмешиваться. И тебе надо всё это принять.

– Но Нинно невиновен, – тихо произнесла она. – Я всегда это знала и теперь уже нисколечко не сомневаюсь.

Она немного помолчала и добавила:

– Я не смогу после этого жить здесь и жить с тобой – это я тоже поняла… Тогда я вернусь в Орензу – я твердо решила. Тебе придется выбрать: я тебе дороже или Лилия Тиодо.

– Я вовсе не между вами выбираю! – простонал Рагнер, поднимая голову с девичьих колен. – Я выбираю между тобой и моим давним другом, лучшим другом, наставником… даже, может, отцом! Тебе меня не понять, – встал он на ноги. – У женщин всё проще… Между родителями и мужем вам велено выбрать мужа, а как мне выбрать между женой и отцом? Ты и Вьён – вы только о себе думаете! – громко выговаривал он девушке. – А я не хочу между вами выбирать – пусть чертово облако решит за меня: будет солнце или нет! Мне равно нравится и первый мир, и второй!

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31 
Рейтинг@Mail.ru