Рина Оре
Три цветка и две ели. Первый том
– Деньгу-то читать я не дурак, – ответил юродивый, уже осмысленно говоривший и смотревший. Теперь он выглядел чудаковато, но не страшно.
– Вот и славно… Иди, куда шел, – передав монету, Рагнер похлопал Йёртра по плечу. – И не забудь зайти в пивную да заполнить бутыль. Монету до бани не показывай, трапезничать не забывай. Приказ короля!
– Добро вама здравья, Ваш Вяличество, – низко поклонился юродивый и поковылял дальше, шумно топая босыми ногами по доскам, что-то неразборчиво напевая и даже танцуя.
Рагнер тяжело вздохнул, глядя ему вслед.
– Всё в порядке? – спросил он Соолму, а когда та кивнула, то подошел к Маргарите. – Испугалась?
Вместо ответа, она прижалась к его груди и обняла его под плащом.
– Страшный какой… – прошептала она. – Что он говорил?
– Грязно ругался, как всегда…
– Это я поняла. Что он еще говорил?
– Ты откуда знаешь лодэтскую брань?
– Догадайся. Тебе бы самому поменьше браниться…
Рагнер усмехнулся и скомандовал: «По коням». Двум дамам он по очереди помог сесть на кобыл.
– Так, что тут Йёртр наболтал? – спросил Рагнер у Соолмы, пока она устраивалась в женском седле – заводила правую ногу за ухват, а левую упирала в верхнюю ступеньку.
– Как всегда. Но демон уже не только у тебя, но и у меня тоже. И у нее, – кивнула Соолма на Маргариту. – Еще, возможно, я умру черной смертью… от укуса ларгосской гадюки, – с досадой добавила Черная Царица.
– И тебе страшно? – улыбался Рагнер, сверкая серебряными зубами.
– Неприятно… Но ты прав – чепуха это всё.
– Так что он сказал? О ней?
– Что к ней скоро явится в обличье дорогого ей человека демон. Придет из-за трех морей… Значит: из Орензы. И захочет ее ребенка… – тихо добавила Соолма. – Она в тягости?
Рагнер кивнул, а Соолма фыркнула: неспособность иметь детей была ее мукой, и весть оказалась болезненной. Ничего не ответив, Рагнер отошел.
Он и Маргарита ехали в середине конного отряда, впереди них была четверка охранителей и Соолма меж ними, позади – еще четверка; по два всадника ограждали герцога Раннора и его даму; Раоль ехал последним. Айаду герцог Раннор вел по городу на длинном поводке, рядом со своим конем.
Таким отрядом они заехали в ворота серого форта Вардоц, пересекли площадь внутри него и через следующие ворота попали на храмовую площадь. Слева Маргарита увидела рыночную площадь – пустую от торговцев, как и должно быть по благодареньям, в центре площади серело квадратное возвышение из камня со ступенями с двух сторон, похожее на жертвенный алтарь древних, – это был и эшафот, и место для ритуального костра Мистерий. Виселицу заменяли при необходимости двенадцать позорных столбов – они, вместо ограды, отделили рыночную площадь от храмовой, и к двум из них ныне привязали мужчину и женщину. Мужчина был в заурядном убранстве, а женщине зачем-то обмотали шею, голову и лицо колючей соломенной косой. На рынке всегда делали невысокий помост, куда устанавливали различные весы и столбики с мерами длины; здесь же, на храмовой площади, были всего одни весы – огромные – толстые черные цепи удерживали две квадратные плиты из темного, дорогущего мореного дуба. Мер веса, например, валуна-таланта или прочих гирь, к своему удивлению, Маргарита на «чашах» весов не наблюдала.
Справа находился старинный храм, простоватый и тяжеловесный. Его рыжеватый фасад дробили белокаменные ниши с полукруглыми оконцами и выступы водостоков в виде чудовищных морд. Высокий, крутой, треугольный фронтон украшали тридцать шесть шпилей, по числу ангелов. Патина на медных шатрах получилась свежего, зеленого с каплей лазури цвета, столь пронзительно-яркого на фоне серого неба. Пять пирамид-шатров тоже увенчивались белесыми шпилями – острыми, как иглы.
– Как называется храм?
– Это храм Благодарения…
– Да? – обрадовалась Маргарита. – И этот – храм Благодарения! И на нем тоже зубастые твари… А почему, – посмотрела она в другую сторону, – на той даме у столба коса из соломы?
– Без чепчика небось сунулась из окна на улицу, – вздохнул Рагнер, – а наш отец Виттанд тут как тут… Настоятель этого храма. Он к дамам беспощаден, ведь всё вы порочны по своему естеству.
– Ааа… А на весах мер почему нет?
– Потому что это весы ведьмы.
– Ведьмы?
– Каждая дама, прибывшая в город, должна на них взвеситься, – улыбался Рагнер. – А отец Виттанд меры тогда с удовольствием положит на другую чашу. Если красавица выйдет легче гирь, то ее сожгут… Давай слезай с кобылы, пойдем тебя взвешивать, – блестел он зубами.
– Хватит шутить…
– Какие шутки! У Соолмы спроси, как она взвешивалась!
Соолма оглянулась и кивнула.
– В мой возраст Послушания. Весь город пришел поглазеть: не ведьма ли я… – с досадой произнесла она. – Очень расстроились, что опять чучело на Мистерии гореть будет…
– Порядки тут у вас… – прошептала Маргарита.
– Это да, – продолжал улыбаться Рагнер. – Отец Виттанд тут не даст ни пороку разгуляться, ни голым красоткам на метле полетать! Терпеть его не могу.
Меж тем ларгосцы встречали своего герцога в конце храмовой площади, у начала дороги к западным воротам города. Встречали, конечно, громко (тихо шуметь лодэтчанам, видимо, было нельзя!). Близко они не приближались – кланялись герцогу, мяли шляпы, третьи что-то наперебой выкрикивали.
– Что им надо? – шепнула Маргарита.
– Жалуются…
Рагнер остановил коня, обратился к горожанам с краткой речью, сказав, что надолго покидать Ларгос он не собирается уж никогда и в ближайшее время всем здесь займется, а им стоит и радоваться, и трепетать от ужаса, ведь снисхождения к преступникам он знать не будет. После, посмотрев на женщину с соломенной косой на лице, герцог Раннор ее помиловал и приказал развязать.
Путь к городским воротам лежал по мощенной камнем дороге, неширокой, где-то шагов на десять. Ближе к набережной дома выглядели ухоженными: с резными наличниками и ставнями, с каменными ступенями у порога и даже с застекленными окнами. Зелени, цветочков или плодовых садов Маргарита не видела вовсе, но ее взору попадались изящные флюгеры на черепичных крышах, кружевные кованые козырьки и затейливые дверные ручки. Местные кузнецы, действительно, работали на славу.
Но потом мощеная дорога оборвалась, сменилась дощатой, и дома стали попадаться похуже да победнее – и так, пока близ городской стены, вообще, не превратились в утлые серые домишки из полусгнивших досок. Маргарита заметила, что и Рагнер печально смотрит на свои владения.
– Что сказал тот юродивый? – решила она его отвлечь. – И как он тебя с братом спас?
– Сказал он бредни – с ним такое бывает. Он, к примеру, и брата всегда звал «Его Величество». Гонтер умер, королем не став… – вздохнул Рагнер. – Словом: бредни. А спас он нас случайно. Спрятал в полузатопленной каменоломне, что выше по течению реки. В каменоломне оказался грот, и сколько бы нас там предатели Нэсттгоры не искали – не нашли. Потом Йёртр оставил нас там с Гонтером, сам ушел – и мы с братом сидели, обнявшись, согревали друг друга… Не хочу об этом говорить. Матушка тогда погибла…
Маргарита погладила его по руке, он ей улыбнулся, хотя его глаза оставались грустными.
Восточные ворота города назывались Ларгосцскими и представляли собой обычное явление: серые крепостные стены, надвратная башня, площадь перед проездом, вернее, поросший бурьяном пустырь. Слева от пустыря находилась конюшня, справа – постоялый двор – бревенчатый сруб с метлой над входом. Рагнер сказал, что это место ям, то есть почтовый лагерь, осуществлявший извоз, доставку грузов и посланий в его замок.
От конюшни к ним направился всадник – издали этот мужчина выглядел максимум лет на пятьдесят, вблизи стало понятно, что он уже достиг возраста старости – шестидесяти пяти. Одевался дорого: его черную короткую мантию с красным подбоем, мелькавшим в разрезе справа, приобрел бы даже аристократ. На беловолосой, как снег, голове безупречно лежал черный берет с позолоченной пряжкой, одновременно напоминавшей и затейливый цветок, и сложившего лапки паука. Лицо, несмотря на старость, на глубокие борозды морщин, осталось красивым, но карие глаза незнакомца не понравились Маргарите – умные, маленькие, глубоко посаженые – будто ласки затаились в норках. И губы были тонковатыми да темными, точно воспаленными. Сидел этот горожанин на отличной гнедой кобыле, спину держал ровно.
– Бывший наместник, – успел шепнуть Маргарите Рагнер, прежде чем старик приблизился.
Рагнер остановил коня, а старик, сняв берет, почтительно поклонился.
– Доброго вам здравия, Ваша Светлость.
– И тебе, Арл… Это Арл Флекхосог, – сказал он Маргарите и вновь повернулся к старику. – Чем ты сейчас занимаешься, Арл?
– Я приобрел верфь у господина Аттсога.
– Чего?! – изумился Рагнер.
– Господин Аттсог продал мне верфь полгода назад. Дела там сразу пошли на лад. Наверняка вы видели с моря: сразу два парусника! Скоро уже мачты будем ставить, и к началу зимы отдадим суда заказчику. А на следующий год мне заказали четыре корабля.
– И что же ты такое золотое корабелишь? – снова поразился Рагнер.
– Новый тип судов, очень нужный купцам. Двухмачтовые парусники с рядом весел.
– Галеры, – презрительно фыркнул герцог. – Рубишь паршивые галеры!
– Я строю нужные корабли. И на моей верфи заказывать выгоднее, чем у санделианцев или прочих местных мастеров. Мы теперь делаем обшивку не внахлест, а впритык. Это быстрее, дешевле, а судно легче.
– Через десять лет прогниет такая посудина. Хлам один!
– Купцы отнюдь не глупцы. Им нужен быстрый и недорогой корабль, способный принять большой груз и двигаться как с парусом, так и без ветра. Что будет лет через десять – никого не интересует. Корабль может намного раньше разбиться о скалы, потонуть в бурю или получить роковую пробоину.
Рагнер скривил рот, неохотно признавая, что бывший наместник прав.
– И что, намного легче суда?
– Как минимум вдвое, Ваша Светлость. Я нанял корабела из Санделии, господина А́нтоса Альмо́ндро. Он прибыл с очаровательной супругой, Лючией, и их малюткой-сыном, Мигальсом, ведь собирается остаться здесь надолго. Госпожа Альмондро отличается не только редкой южной красой, но также набожностью… Ваша Светлость, осмелюсь дерзнуть и пригласить вас в эту медиану на торжество. После полуденной службы мы празднуем шестой год рождения моей внучки Ксаны. Господа Альмондро, конечно, тоже приглашены.
– Если надумаю, то мы с баронессой Нолаонт будем в храме на службе. Моя прекрасная дама, баронесса Нолаонт, – наконец представил он Маргариту. – Моя дама сердца и дорогая гостья из Орензы.
– Блеск города – это… – обратился к Маргарите старик на меридианском, но Рагнер его перебил:
– Арл, мне нужно прихорошить «Розу ветров». Просмолить и пару новых парусов – это обязательно. Возьмешься? Или слишком занят?
– Для вас я всегда найду время и людей, Ваша Светлость, – довольно улыбнулся Арл Флекхосог. – Завтра с утра ждем.
– Вот за это спасибо. Ладно, до завтра, Арл… – прощаясь, кивнул ему Рагнер, а тот посмотрел на Маргариту.
– Видеть в Ларгосе столь знатную и воистину прекрасную особу – особенная для нас честь. Блеск города – это мы, город блеска – это вы.
– Благодарю, господин Флекх… – заулыбалась девушка, чувствуя симпатию к этому человеку. – Извините… В Лодэнии имена крайне сложные!
– О, Ваша Милость, зовите меня просто «Арл». Мне такое обращение привычно, а уж из ваших уст – услада для моих ушей.
Бывший наместник низко поклонился, и они разъехались: он направился в город, отряд всадников за городские ворота. Маргарита улыбалась. Рагнер несколько минут молчал, а затем выругался.
– Что опять не так?
– Вьён ему верфь продал, – тяжело вздохнул Рагнер. – Видать, дела у него дрянь…
– Мне Арл понравился.
– Никогда не зови его «Арл».
– А ты почему тогда так его зовешь?
– Потому что… Не могу я называть его господином – язык не поворачивается. Он бывший кот.
– Кот? Сводник?
– Владел всеми тремя лупанарами Ларгоса и заправлял портовыми девками. Продавал даже красавиц за четвертак – как кружку пива. Сюда из других городков мужики толпами тащились, и моряки наш порт не миновали. Так длилось, пока я герцогом не стал, не заставил Флекхосога продать управе лупанары и не разнес к чертям это кошачье раздолье. И верно сделал – Ларгос ныне таким чистым стал, что я его едва узнаю.
– Ясно… А… так это ты теперь владеешь лупанарами? – хлопала глазами Маргарита.
– А что делать, любимая? И не я – управа. Я не кот, а честный рыцарь! Там три дома на южной окраине – девушки в них живут, как хотят, никто их ни к чему не принуждает, а они управе подати и сборы платят.
– Странно всё же здесь. Всякие ведьмовские весы, колючие наказания для женщин – будто позора мало, наместник самого герцога – и сводник!
– Да брат здесь, как и Эгонн-пустозвон, не жил вовсе. Наведывался порой со своим соколом, чтобы поохотится, – раз в год, а то и реже… А Арл ему доход хороший обеспечивал.
Неровная, глинистая, желтая дорога за городом шла посреди густого леса. Высокие сосны соседствовали с ольхой и березой, повсеместно маячили ели и пихты, иногда попадались липы, вязы, клены и незнакомые Маргарите деревья. Дубов она не видела, но Рагнер сказал, что в глубине лесов встречаются обширные дубовые рощи, а также осиновые и ясеневые. «На вырубках, – добавил он, – полно зарослей из можжевельника, шиповника и малины». Малины Маргарита, к своему огорчению, не нашла, можжевельник не узнала (в Орензе он был совсем другой: высокое дерево с разлапистой кроной, иногда – колючие пирамидки, но никак не стелящиеся по земле кусты). Через триаду часа с правой стороны лес поредел и между стволами ольхи заблестела поросшая камышом речка, обмелевшая илистыми островками. Шиповника для размножения роз там имелось предостаточно.
– Это та же большая река, что у города? – удивилась Маргарита.
– Да, она. Там, на левом берегу, болото с трясинами. Ходить туда не стоит, особенно в одиночку. Это и есть низина, где река по весне образует большое озеро. В это время Йёртра становится полноводной и широкой. Болото выше по реке – на том же уровне, где возвышенность. А Пустошь будет по левую руку. Ничего интересного – развилка трех дорог, один путь ведет к Ларгосу, другой – к моему замку, третий – к дому Вьёна. В той стороне тоже есть речушка, мелкая, илистая и со стоячей водой. Петляет через лес и проходит рядом с Пустошью в глубоком овраге. Речка называется Саагра. Еще ее зовут рекой Лешего или Лешийкой, потому что там легко заблудиться. Местные боятся Лешийку и далеко в тот лес не заходят. Вьён думает, что там дурманные травы. Их запах морочит головы людям, и те путают дороги, иногда видят то, чего в помине нет. Например, лица русалок под водой, – улыбался Рагнер. – Зато там растут грибы, «башмачок ведьмы», с порошком из каких ты уже знакома. И ларгосская гадюка именно там водится. Так что, не зная этих мест, прошу, одна никуда здесь не дерзай ходить, что бы ни случилось.
Маргарита охотно закивала, отогнала от себя мошку и убила наглого комара. Их кони передвигались быстрым шагом, но лес всё не кончался. С правой стороны вновь выросла глухая зеленая стена, как и с левой. Раздавалось кукование, носились шумные стрекозы, белка перебежала дорогу…
– А хищные звери здесь есть?
– Это же лес! И волки табунами шастают, и медведей будто рой пчел, – сверкал зубам Рагнер. – Ладно, шучу… Они все далеко в лесу. Если появляется изгнанный из стаи волк, то это целое событие. И он опасен, только если видит одинокого путника. А на медведей здесь охотятся с незапамятных времен, так что они лет сто уж как не объявлялись вблизи поселений. Много оленей, лосей и кабанов. Это вовсе не безобидные зверюшки, как ты думаешь. Видала рога оленя?
– Олени хотя бы красивые. А по суше есть дороги от Ларгоса?
– Через южные ворота идет дорога к верфи, затем в замок Ло́нлвонц – это имение Гельдоров. Там же есть перекресток – можно свернуть в чертов Нюёдлкос или в другой портовый город Фюос. Или отправиться в долгий путь до Нюороса, а из Нюороса попасть к реке Базере. Вообще-то, этот путь задумывался как торговый – лес вырубили, разграничили мое герцогство и графство Гельдор, но… А выше по Йёртре будет городок Цю́трос, где каменоломня, еще выше – пара городков и деревни. Порой придется идти по берегу, а не на лодке, – и так, пока не попадешь на вершины к ледникам и прекрасному горному озеру Цу́лоал. Там – город Цу́лоос. В Йёртру в горах впадают еще две реки, и там тоже озеро с поселением… О, скоро Пустошь. Значит: выберемся из низины – и ты увидишь мой замок.
– У него есть название?
– Ларгосц. Все в городе его зовут просто «замок».
Маргарита представляла себе Пустошь как пустырь, но это оказался мирный зеленый лужок с мелкими маргаритками и прочими сорными цветами: полянка у развилки дорог. Правда, вдали полянки, у леса, из земли торчали острые глыбы в человеческий рост, напоминавшие звериные клыки.
Всадники направились по дороге прямо. Как из-под земли, стоило лошадям пойти в гору, над лесом вырос брусок сизо-серой башни под пирамидкой черной крыши. Маргарита же оглянулась на Пустошь, размышляя о том, что Рагнеру выбили зубы об эти глыбы, вставшие точно челюсть чудовища, – и вдруг увидела среди валунов женщину со всклоченными, темными волосами, одетую в непонятные тряпки, старые и рваные, как у нищенки. Женщина, прячась за камнями, смотрела на Маргариту и, понимая, что замечена, ничуть не испугалась – напротив, выпрямилась.
– Рагнер! – позвала Маргарита, но он лишь издал вопросительное мычание, не оторвав взора от серой башни над деревьями. – Да посмотри же назад! – потянула она его за рукав.
Но когда они обернулись, то странная незнакомка уже спряталась.
– Там была женщина в лохмотьях и со спутанными, темными волосами. Страшная, – добавила Маргарита. – Кто это?
Рагнер пожал плечами.
– На Лешийке лет семь назад лешачиха объявилась. Может, это она.
– Семь? Лешачиха?! Ведьма?! И не сожгли? А как же весы в городе?
– Она не в городе живет, а на моих землях. И отец Виттанд – пусть идет к черту. Эта женщина никого не трогает. Просто лесная бродяжка.
– Ведьма?!
– Лесная бродяжка. Скотина не мрет, вода в колодцах не отравилась. Она просто живет в лесу: не попрошайничает, деревья не рубит и кабанов моих собаками не травит. Соолма тоже раз ее видела. Та убежала – и всё…
– А сейчас она не пряталась вовсе, – задумчиво произнесла Маргарита, еще раз оглядываясь, но Пустошь уже исчезла из вида. – Сначала юродивый, потом весы ведьмы, настоятель женщин мучает, сводник-наместник, а теперь ведьма-лешачиха! Что тут за место такое?
– Обычная глушь, – рассмеялся Рагнер.
Они вновь ехали посреди густых зеленых стен. Башня приближалась, но и лес не отступал. Когда Маргарита уж устала ждать, то деревья наконец стали редеть и вскоре показалась деревенька – самая обычная, небольшая деревенька из покосившихся изб, овощных огородов и истоптанной желтой дороги через нее. В деревне мычали коровы, кудахтали куры и покрикивали сильване, заметив своего герцога. Вскоре деревенские выбежали из домов, но они не шумели (не может быть!). Все они попадали на колени, образовав вдоль дороги заборчик. Рагнер ни к кому не обратился, никого не поднял, – низшее сословие презирали все аристократы, и герцог Раннор не являлся исключением: презирали за то, что землеробы были несвободными людьми и копались в земле – труд отвращающий знать намного больше, чем даже торговля.
Рагнер сказал Маргарите, что деревня существует для нужд замка и эти землеробы – самые счастливые люди на свете. Во-первых: рядом с деревней были поля, на каких герцог Раннор милостиво позволял сеять для него ячмень, лен и овес – и отдавал сильванам часть зерна, а лен, кроме семян, вовсе весь был их. Зимой женщины ткали для себя и для него – были при деле, а то заняться зимой здесь было нечем, и они бы все спились. Во-вторых: он трижды в год, на торжества, приглашал землеробов в свой замок, а в другие благодаренья «пригонял им святош», то есть они могли «идти по дороге к Богу» у себя в деревне, а не «тащится за этой самой дорогой в Ларгос». В-третьих: он в своем замке накрывал для сильван такой же стол, как для себя, но без скатертей, белых хлебов и сахарных статуй (это нельзя, а то зажрутся и работать не смогут), да в празднества землеробам даровалась ненужная одежда слуг. В-четвертых: в случае опасности землеробы могли спрятаться за стенами замка. В-пятых: он судил их по справедливости, а иногда даже по закону. В-шестых: женил их и «не волок на свое ложе» невесту. В-седьмых: всегда одаривал серебром, если требовался их труд, кузнецу же платил честную цену. Словом, всего не перечислишь, а сейчас землеробы просто очень рады его возвращению и надеются на очередную милость – дозволения коснуться поцелуем края герцогских одежд. И, несомненно, скоро, вообще, станут самыми счастливыми людьми во вселенной, ведь он, Рагнер-то, как «вышел в герцоги», в замке был дважды и ненадолго, зато ныне как заживет их господином! – Эх, держись! – Благодать!
Землеробы Маргарите не показались самыми счастливыми людьми на свете, скорее, самыми испуганными во вселенной, но она поверила своему возлюбленному, так как плохо разбиралась в землеробах. Она перестала обращать внимания на коленопреклоненных людей и посмотрела на Ларгосц, не понимая пока, нравиться ли он ей. На изящный замок герцога Лиисемского, на гроздь белокаменных кристаллов под голубыми крышами, эта угрюмая глыба никак не походила. Донжон Ларгосца производил гнетущее впечатление – великий прямоугольный столб с колышком смотровой башни, сизый, будто прямоугольная грозовая туча. Другие постройки возле донжона тоже были серо-сизыми, каменными. Маргарита не видела ни одной круглой башни! Лишь углы серых крепостных стен, углы черных крыш, углы квадратных мрачных башен. Вдруг Маргарита поняла, почему землеробы выглядели испуганными – замок давил на душу одним своим видом и будто угрожал суровой расправой.
– Красота, да? – кивая на «серо-сизое чудовище», спросил Рагнер.
– Сколько замку веков? – спросила Маргарита, не желая лгать.
– Дворцу не меньше века. Наверно, пара веков есть, но там часто достраивали чего-то, даже перестраивали… Ну так как?
– Не знаю… Рюдгксгафц меня тоже сначала испугал, а потом уезжать не хотелось. С вами, лодэтчанами, всё весьма странно выходит. Вроде сперва страх и ужас – а потом мне это нравится…
И Маргарита не ошиблась – когда они проехали деревню, орензчанка не сдержала возгласа восторга – Йёртра здесь струилась в каменистом русле, была удивительно чиста и прозрачна, по берегам зеленели лужки. Через реку к холму шел каменный мост с арочными пролетами, подъемный деревянный мосток соединял каменный подъезд с надвратной башней замка. Возле холма и за ним, за нагромождением двускатных черных крыш, разлилась широкая, живописная заводь с кувшинками – подлинное озеро, а на заднем фоне опять встал стеной тихий лес. Несколько высоких деревьев, посаженных на холме перед Ларгосцем, забирали излишек влаги из почвы, освежали благодатной зеленью сизость камня и веселили взор. Выше по течению, на крутом правом берегу, вращалось колесо каменной мельницы. Рядом с мельницей, за частоколом, желтели два солидных сруба – строения, ничуть не похожие на избы сильван.
– Это… – восхищенно прошептала Маргарита. – Это красота! И мельница есть! А что за дома рядом с ней, большие и длинные?
– Амбар и пивоварня. Да, как же я забыл… В-восьмых: мои землеробы за хороший труд отказа в кружке веселого хлеба не знают, а для живущих в замке пиво, вообще, каждый день. Пиво в этих местах – ценнее денег. Ну а мельницу Вьён смастерил для того, чтобы я смог сказать: в девятых…
– Рагнер, я поняла, – перебила его Маргарита, – и согласна. Мельница меня бы тоже осчастливила.
Рагнер почему-то обиделся.
– Вот делаешь тут всё для людей, а Вьён им – одну жалкую мельницу, и сильване ему в ноги кланяются, как мне!
– Нуу, любимый, ведь ты же, как герцогом стал, лишь дважды в Ларгосе был. А ныне как заживешь здесь да как наодаряешь их милостью ткать для тебя и сеять, так они и вовсе с колен не встанут! Так, наверно, и помрут…
Рагнер наградил ее укоряющим взглядом и сказал, что она ничего не понимает в землеробах, а Маргарита с ним опять согласилась.
