Фарисеи стали искать этого неизвестного лекаря, чтобы предать суду и казнить за то, что он якобы нарушил закон субботы. По их мнению, во время шабата вообще делать ничего нельзя: пусть человек лучше умрет, чем нарушатся традиции.
На что Иса сказал: «не человек для субботы, а суббота для человека», то есть, попросту говоря, взял и отменил шабат.
Право, мне очень жаль, что Иса это сделал – такой красивый, а главное, полезный праздник был. Будь моя воля, я бы его совсем отменять не стал. Впрочем, я и не думаю, что Иса полностью отменил шабат, он просто освободил его от диких несуразностей.
Я познакомился с одним еллином по имени Аристофан, который так же, как и я, интересовался деятельностью Исы. Кифас, Андри, Варнав все время были с учителем, я их в последнее время почти не видел, и мне не от кого было узнать свежие новости и не с кем было перекинуться хотя бы парой слов. Теперь у меня появился постоянный собеседник.
Аристофан оказался довольно шустрым малым, он даже умудрялся проникать в яхудейские синагоги, на что я никак решиться не мог. А между тем самое интересное теперь происходило именно в храмах. Чем они были хороши, так это тем, что каждый прихожанин после молебна мог прочесть свои наставления, там возникали даже целые богословские диспуты. Иса не упускал возможности ознакомить народ со своим учением. Учитель читал проведи в синагогах Иерусалима, Кана, Капернаума… Их слушал и Аристофан, а потом пересказывал мне.
Иса не только призывал людей жить в любви и согласии, но и гневно обличал их пороки. Впрочем, гнев этот, как заметил мой новый друг, был избирателен, и касался не обычного люда, а фарисеев и книжников, составлявших отдельную касту.
Фарисеи, пользуясь своей мнимой ученостью, обращались к древним священным письменам, чтобы поставить своего оппонента в тупик. Но Иса не хуже их был знаком с содержанием священных книг, что было удивительно для простого плотника из дремучей Насары. Когда и где он мог получить такие знания, которыми не обладали даже первосвященники? Ни я, ни Аристофан ответа на этот вопрос найти не смогли.
Фарисеи обвиняли Ису во всех смертных грехах. Говорили, что он якобы одержим бесами, и произошел от самарейцев (наверное, прослышали о его в походе в Самарею), и вообще, распускали слухи, как будто Иса – не законнорожденный, будто он был зачат в грехе[53] Себя же книжники причисляли к чистому роду, который вели от патриарха Ибрахима[54]
На что Иса, демонстрируя отличное знание генеалогии, заявлял, что у ханифа Ибрахима были дети от разных женщин. Исхак – от его жены Сарры, а Исмаил – от служанки Хаджар[55], но оба сына и потомство их, и Муса, и Даут, и Сулейман[56]и другие наби – все они относятся к дому отца Ибрахима.
– А вот ваш отец– Иблис, – обличал Иса фарисеев, – и вы – сыны Дьявола! А Дьявол – это человекоубийца, каким он был с самого начала. И вы, служа ему, тоже являетесь человеконенавистниками и человекоубийцами.
Это было очень грозное обличение, учитель словно срывал с фарисеев маски, показывая их истинное лицо.
– А ты знаешь, что «сыновьями Сатаны» Иса назвал также менял и ростовщиков на торговой площади возле храма во время празднования Пасеха? – спросил я у Аристофана.
– Нет, меня тогда там не было, а ты слышал эти слова?
– Своими собственными ушами, – подтвердил я.
– Это любопытно, – оживился еллин. – Значит, Иса считает, что книжники и фарисеи – такие же слуги Дьявола, как ростовщики и менялы. Они несут в мир ненависть и злобу, окутывая его кромешной тьмой. Первые – охмуряя умы людей, вторые – опустошая их кошельки.
– А кто же им противостоит?
– Сыны Отца Небесного, рассекающие тьму и проливающие на Землю свет, – не задумываясь, ответил мой ученый друг и добавил: – Иса считает, что наступил момент решительной схватки между силами света и силами тьмы, между сынами Сатаны и сынами Отца Небесного.
Позже на суде, в синедрионе[57] первосвященник Киаф[58] обвинит Ису в богохульстве за то, что он назвал себя сыном Отца Небесного и претендовал на статус сына Божьего. Но это лукавство чистейшей воды. Мне кажется, Иса имел в виду совсем другое. Каждый, кто познает истинное учение, – может считать себя сыном Отца Небесного, а кто противостоит ему – сын Дьявола.
Но когда фарисеи после очередной проповеди напрямую спросили Ису «кем ты себя считаешь», учитель ответил «я есмь сущий». Это уже, на взгляд фарисеев, было не простым богохульством, а высшей его формой, преступлением, страшнее которого и придумать нельзя. Ибо, по древнему писанию, так говорить мог лишь истинный Бог. «Я есмь сущий» – это имя Господа, которое никто не имеет права себе присваивать. За такое кощунство должно следовать немедленное наказание – побитие камнями.
Однако побивать было некого – как рассказал Аристофан, произнеся «я есмь сущий», «богохульник» сразу исчез из синагоги, будто испарился в воздухе. Незаметно скрываться в толпе в минуты смертельной опасности – тоже было отличительной способностью учителя.
– Я не думаю, что Иса богохульствовал, – продолжал делиться со мной своими мыслями мой наблюдательный и пытливый собеседник. – Провозглашая «я есмь сущий», учитель как бы говорил: О, люди, вглядитесь в свои души, там есть Бог, Он есть и в тебе, и во мне, Бог есть в каждом из нас.
Но фарисеи, следуя букве закона, порешили найти Ису и предать его смерти.
Аристофан, пользуясь своими источниками среди яхудейской знати, узнал о тайном собрание в синедрионе, которое провел первосвященник Каиф. На нем судили Ису.
Раньше яхудеи избирали первосвященника сами, и он пожизненно оставался на этом посту. Римляне, опасаясь отдавать надолго власть в одни руки, стали назначать духовного главу Яхудеи из лиц, благоволящих правящему режиму. Каиф верой и правдой служил Риму уже около 15 лет, и кайсар Тиберий был им доволен.
– Вы ничего не понимаете! – хитрый и искушенный в политических интригах Каиф изобразил дело так, что проповеди Исы якобы угрожают благополучию всего народа. – Он баламутит людей, римляне опасаются мятежа и готовятся к его подавлению. Меня об этом по–дружески предупредил префект Пилат.
Первосвященник явно блефовал. Возможно, у него и были особые доверительные отношения с римским наместником, чем он хвастал перед членами синедриона, но Пилат оставался совершенно спокоен и никаких тревожных донесений в центр не слал. Ничего угрожающего безопасности Рима в деятельности чудака–лекаря он не усматривал. К тому же любой намек на смуту ронял его собственный авторитет в глазах кайсара Тиберия, его и так ненавидели лютой ненавистью, и известие о готовящемся бунте Рим мог расценить, как неспособность Пилата управлять вверенной ему провинцией.
Каиф однако гнул свою линию:
– Лучше мы пожертвуем одним человеком, чем пострадают все.
Члены синедриона единогласно проголосовали за казнь Исы, но сначала его нужно было поймать и представить на суд римскому наместнику Пилату. К тому времени тайные последователи нового учения (они скрывали свои убеждения, боясь гнева фарисеев) были и среди высокопоставленных чиновников, от них Иса и узнал о решении синедриона.
Учитель со своими преданными шакирдами удалился от греха подальше в небольшой городок Эфраим, что в 20 километрах от Иерусалима вблизи Яхудейской пустыни, в песках которой, случись что, можно было скрыться. Там его уж точно никто бы не нашел.
Как быстро летит время! Минуло уже более года, как я покинул родные края.
Наступил весенний месяц авив, вновь приближался Пасех. Много паломников уже скопилось в Иерусалиме, народ толпился возле храма и гадал: придет сюда Иса или не придет?
А Иса за шесть дней до начала праздника переменил место обитания и разместился в городе Наин в доме фарисея Шимуна, принявшего учение Исы. За учителем, приготовив ему ужин, ухаживала Марьям Магдала – прощенная Исой блудница.
Марьям принесла алебастровый кувшин, в котором хранила «драгоценное миро» – особое благовонное масло, доставляемое в Яхудею из далекого Хиндистана. Бывая в стране слонов и махараджей, я тоже в свое время его закупал. Это масло выжимается из корней нардового цветка и стоит баснословных денег. Как оно попало к Марьям? Наверное, собирала капля по капле в течение многих лет. И вот сейчас, обихаживая своего спасителя, благодарная Магдала оросила слезами ноги учителя и омыла их ароматным миро, не пожалев единственного сокровища, которое у нее было. А потом обтерла ноги Исы своими роскошными рыжими волосами. Воздух наполнился приятным благовоньем.
– Это масло стоит триста динариев, – сокрушался один из учеников Исы Яhуд Искариот. – Лучше было продать его и раздать деньги нищим.
Искариота поддержали и другие шакирды. Когда я узнал об этой истории, грешным делом тоже подумал, что миро излито напрасно. Шутка ли, 300 динариев! Да мне целый год нужно ловить и продавать рыбу, чтобы накопить такую огромную сумму, но ее с лихвой хватило бы на мое возвращение на родину. Каюсь, я подумал, что деньги эти можно было не только нищим раздать, но и мне. Потом бы я их вернул.
Никто тогда еще не знал, что Искариот – вор, не о бедняках он пекся, а о собственном кармане. Это лишь потом выяснится, что Искариот, будучи хранителем общественных денег, десятую их часть присваивал себе.
Иса же сказал:
– Не упрекайте Марьям, она обмазала меня маслом для моего погребения. Нищие всегда будут с вами, а я вот не всегда.
Иса здесь прямо говорил о скорой своей смерти, он чувствовал ее неумолимое приближение, более того, он как будто сам искал ее и покорно шел в ее когтистые объятия. Желая принести свою жизнь в добровольную жертву, он словно подавал миру какой‑то сигнал. Но какой? Мы долго размышляли над этим с Аристофаном, но так ни к чему и не пришли. Все были заняты приготовлением к празднику, и мало кто об этом задумывался.
Иса все же появился в Иерусалиме, куда приехал на молодом ослике. Его сопровождала огромная толпа, в которой был и я со своим другом еллином.
– Благословен, царь Исраила! – восторженно возглашал народ осанну[59]и осыпал учителя пальмовыми ветвями.
Ису встречали, словно царя, хотя он приехал не с грозным мечом в руках в боевой колеснице, как взъезжали в Иерусалим другие правители, а скромно и вполне мирно верхом на осле.
– Сбылось пророчество Закария[60] – сказал Аристофан, проштудировавший все яхудейские книги.
Фарисеи злобно скрежетали зубами, но боясь возмущения народа, не смели задерживать учителя.
– Ты знаком с Филипом?[61] Он, кажется, из Байтсайды? – спросил меня мой товарищ.
– Да, я знаю его, это один из шакирдов Исы.
– Можешь меня с ним свести?
– Конечно. А зачем он тебе?
– Мои соплеменники еллины хотят с ним познакомиться, а через него выйти на Ису.
– А почему именно через Филипа?
– У него еллинское имя, с ним легче будет договориться.
– Но Филип не еллин, а яхудей, такой же простой байтсайдский рыбак, как Кифас и Андри.
– Тем лучше, веди меня скорее к нему!
Я познакомил Аристофана и его сородичей с Филипом, а он подвел их к учителю. Наконец‑то, учение Исы заинтересовало и еллинов – этих вечных искателей истины!
Но только учитель начал проповедь, как грянул гром и с неба послышался глас «Прославлю имя твое!» Честно говоря, никакого голоса я не слышал, потом я спрашивал Аристофана, он тоже ничего такого не слышал. Однако шакирды Исы уверяли, что во время грозы сверху отчетливо раздался какой‑то голос, и это был якобы глас ангела Господня.
– Не для меня глас сей, а для народа, – промолвил Иса. – Знайте, скоро побежден будет Князь тьмы, мне же предстоит вознестись от земли.
Учитель снова предвещал свою скорую погибель.
– Я пришел, чтобы принести свет в мир, кто поверит мне, не останется во тьме. Веруйте в свет, да будьте сынами света! А ежели кто слышит меня да не верит, я не сужу его, ибо пришел я не судить мир, а спасти его, – произнеся эти напутственные слова, Иса по обыкновению своему быстро растворился в толпе.
Как не ломали мы головы с Аристофаном, так и не поняли, каким образом будет побежден Князь тьмы и почему учитель должен погибнуть. Но нам почему‑то показалось, что между этими двумя событиями – предполагаемым падением Иблиса и предвозвещенной смертью Исы должна существовать какая‑то причинно–следственная связь.