Понсон дю Террайль
Похождения Червонного валета. Сокровища гугенотов

IV

Шомберг был очень храбр, но той слепой, животной, дурацкой храбростью, которой вообще отличаются тевтоны. Он мало понимал толка в рыцарских обычаях и бросился на противника Можирона без всяких актов вежливости, обычных для французской дуэли, и даже без необходимого парада.

– Вам незнакомы даже азы нашего благородного искусства, и я мог бы убить вас, как цыпленка! – насмешливо заметил ему гасконец и, сделав резкое движение шпагой, сразу выбил оружие из рук остолбеневшего Шомберга.

Заметив это, защитник Берты Мальвен произнес:

– Перейдем к другому!

В то время как Шомберг смущенно подбирал свою шпагу, гасконец обратился к вновь появившемуся противнику.

Последний тоже соскочил со стены; он был замаскирован.

– Вот как? – захохотал гасконец. – Вам угодно сохранить инкогнито? – И он поднес кончик шпаги к его лицу.

Но король – это был он – сейчас же встал в позицию, и гасконец сразу увидел, что имеет дело с мастером шпаги.

– Тем лучше! – сказал он. – Это гораздо забавнее!

Шомберг, подобрав свою шпагу, кинулся на помощь королю, но тот крикнул:

– Оставайся на месте! Пусть увидит, нужен ли мне помощник, чтобы убить какого-то бедняка, клянусь собачьим хвостом!

«Где я уже слышал это выражение?» – подумал гасконец.

Шомберг повиновался и отошел в сторону.

– Ну-с, сударь, поторопимся! – сказал король. – Стоит собачий холод, и я хочу скорее убить вас, чтобы согреться.

Гасконец расхохотался и сделал выпад в терцию, что в данном положении было совершенно необычным парадом.

– Ваша милость еще жалуется, тогда как я поставлен в еще худшее положение! – сказал он при этом и перешел в очень изящную кварту.

– Каким это образом? – спросил король, удивленный парадом.

Гасконец, не переставая играть шпагой, ответил насмешливым тоном:

– На моей родине не боятся, когда стынут ноги или кончики пальцев.

– А чего же там боятся в таком случае? – спросил король, заметивший, что противник достоин его.

– На моей родине пьют доброе вино, отчего кончик носа краснеет.

– А, значит, там много пьют?

– Необыкновенно много – ведь вино недорого. Поэтому кончик нашего носа бывает очень чувствителен к холоду, как лоза в плохой год!

– Вы очень остроумны, – сказал король, – но это еще не объясняет мне, почему я счастливее вас.

– Да ведь нос вашей милости прикрыт маской, тогда как мой беззащитен от мороза! – И с этими словами гасконец новым неожиданным выпадом коснулся плеча короля.

Прикосновение железа вызвало крик у Генриха III. Тогда Шомберг бросился к двери и принялся с отчаянием трясти за железный брус с воплями: «К нам! К нам!» В конце концов петли не выдержали, и под железными руками Шомберга брус выехал, открывая ворота. Келюс и Эпернон вбежали в сад, наступив на бесчувственное тело Можирона.

– Так-с! – пробормотал гасконец. – А я думал, что дождь уже кончился!

Заметив, что все трое хотят прийти на помощь его противнику, защитник Берты Мальвен сделал неожиданный прыжок в сторону, так что король, сделавший очень резкий выпад, ткнулся шпагой в пространство, подался вперед и упал на одно колено. Пользуясь этим, гасконец крикнул, доставая пистолеты из-за пояса:

– Эй, вы, господа! Я с удовольствием убью вас друг за другом, но если вы вздумаете вчетвером наброситься на меня, то, клянусь всеми святыми рая, я двоих из вас отправлю ко всем чертям пистолетными пулями. А дальше мы уже посмотрим!

Эта угроза остановила миньонов.

Тем временем король встал и сказал им:

– Господа, запрещаю вам сделать хоть шаг мне на помощь! Этот господин принадлежит мне!

– Вот это значит говорить по-дворянски! – отозвался гасконец, засовывая пистолеты обратно за пояс.

Король снова двинулся к нему, высоко подняв шпагу.

– Вы ранили меня! – сказал он.

– Такова моя привычка! – хихикнул в ответ гасконец.

– Но я убью вас!

– Вот это было бы удивительно!

– Клянусь собачьим хвостом, мы посмотрим…

– Черт возьми, там видно будет.

Обменявшись этими восклицаниями, противники снова вступили в бой. Однако он оставался безрезультатным, так как оба фехтовали на диво. Самые неожиданные выпады, самые резкие удары, самые искусные финты встречали умелый парад.

– Клянусь собачьим хвостом, – воскликнул король, задыхаясь, – вы отлично фехтуете!

– Ваша милость очень снисходительны! – ответил гасконец.

– Не желаете ли вы отдохнуть на минутку?

– С удовольствием! – вежливо согласился гасконец и воткнул шпагу в землю.

Король последовал его примеру.

В этот момент на улице послышались торопливые шаги, и на театре сражения появилось новое лицо. Это был Крильон.

Миньоны даже вздрогнули от удовольствия при виде его. Они боялись, что королю придется плохо и они будут вынуждены отомстить за него смелому гасконцу. В этом случае знаменитая шпага Крильона могла бы очень пригодиться!

Хотя было так темно, что лицо было трудно разглядеть, но король сразу узнал герцога по его манерам.

– А, это, должно быть, Крильон! – сказал он.

– Да, это я! – отозвался Крильон. – Я вижу, что прибыл вовремя на помощь вашей милости.

Крильон еще больше других боялся нарушить инкогнито своего государя.

Король продолжал:

– Вот здесь дворянчик с берегов Гаронны, который фехтует на славу!

– Надо делать, что можешь! – отозвался гасконец.

При звуке его голоса Крильон вздрогнул.

– Что с вами, герцог? – спросил король.

– Ничего… о, ничего! – И герцог сделал шаг вперед, стараясь разглядеть лицо гасконца.

– Здравствуйте, герцог! – сказал тот.

– Тысяча бомб! Это он! – воскликнул Крильон.

– Так вы знаете этого господина? – спросил король.

– Еще бы! – ответил герцог.

– Я думаю! – отозвался гасконец.

Крильон склонился к уху короля:

– Государь, если тридцать лет верной службы престолу составляют что-нибудь в ваших глазах, то вы отошлете прочь этих лакеев, наряженных дворянами, этих миньонов, разящих мускусом, этих…

– Тише, герцог, – недовольно остановил его король, – это мои друзья!

– Не такие, как я, государь! Я прошу вас исполнить мою просьбу во имя монархии!

– Ох уж этот мне Крильон! – буркнул король. – Всегда-то он заставляет плясать под свою дудку! Ступайте домой, милые мои, – обратился он к миньонам, – я сейчас нагоню вас.

– Мне это очень по душе! – сказал Келюс.

– А мне и подавно! – отозвался Эпернон.

Только Шомберг обратил внимание на бесчувственного Можирона и сказал:

– А с ним что нам делать?

Крильон пихнул тело Можирона ногой и сказал:

– С этой падалью? Ее закопают где-нибудь в углу!

– Вы ошибаетесь, герцог, – сказал гасконец, – я уверен, что этот господин жив!

– Ну, так уберите его!

Шомберг взвалил бесчувственное тело товарища к себе на плечи и ушел вслед за Келюсом и Эперноном.

Тогда Крильон сказал королю:

– Заклинаю вас именем ваших предков, спрячьте шпагу в ножны!

– Да кто же этот господин? – с удивлением воскликнул король.

– Единственный, кроме меня, искренний друг вашей милости!

– Да что вы говорите, Крильон? – воскликнул гасконец. – Я даже не знаю этого господина!

Тогда Крильон снял шляпу и ответил:

– Этого господина зовут французским королем!

Гасконец отступил, вскрикнул от изумления и затем отбросил далеко от себя шпагу.

V

Грубая откровенность Крильона пришлась королю не по вкусу. Он очень любил творить всякие бесчинства, но при условии сохранения инкогнито. Поэтому он с негодованием крикнул:

– Да вы с ума сошли, Крильон!

– Нет, государь!

– Кто же этот господин?

Гасконец подошел к королю и преклонил колено.

– Раз вы, ваше величество, оказались столь великодушным, чтобы скрестить со мною шпагу, то доведите ваше великодушие до конца. Я прибыл издалека. Я явился в Блуа специально затем, чтобы испросить себе аудиенцию у вашего величества, так как у меня имеется поручение к вашему величеству!

– А кто вам дал это поручение?

– Покойный король Карл Девятый на смертном одре! – ответил гасконец взволнованным, торжественным тоном.

– Мой брат? – вздрогнув, крикнул Генрих. – Вы его знали?

– Я целовал его царственную руку, государь!

– В таком случае, государь, кто бы вы ни были, я разрешаю вам исполнить свое поручение!

– Государь, вы только что жаловались на холод…

– Вы правы. Ну, так пойдем в замок.

– Только не сегодня, государь!

– Это почему, сударь?

– Да потому, что здесь имеются два беззащитных существа – старик и девушка, – против которых фавориты вашего величества питают дурные замыслы и которых я взял под свое покровительство!

– Да кто же вы такой, что беретесь защищать кого бы то ни было?

– Клянусь назвать вашему величеству свое имя во время аудиенции, которую вам благоугодно будет дать мне!

– А если я желаю знать сию минуту?

При этом гневном возгласе короля в разговор вмешался молчавший дотоле Крильон:

– Я очень надеюсь, что вы, государь, не откажете в этой просьбе человеку, за которого я отвечаю душой и телом!

– А если я откажу?

– Тогда я посоветую этому господину молчать и подождать, пока ваше величество прикажет пытать его!

– Крильон! Вы позволяете себе разговаривать со своим королем слишком свободно!

– Государь, если бы все подданные вашего величества брали с меня пример, вы стали бы величайшим монархом в мире. Ведь у вас и сердце, и голова на месте, не то что у этих лизоблюдов, которые ползают у ваших ног!

На этот раз Крильон попал в самую точку.

– Хорошо! – сказал король. – Разрешаю этому господину умолчать пока о своем имени и жду его завтра в замке в своей спальне на утреннем приеме!

Гасконец снова преклонил колено.

– Недаром вы, ваше величество, внук короля-рыцаря! – сказал он. – Благодарю вас!

– До завтра! – ответил король. – Идем, Крильон! Бр-рр… Что за собачий холод!

– Простите, государь! Позвольте мне сказать на прощание два слова этому господину! – попросил Крильон, подходя к гасконцу.

Тот взял герцога за руку и шепнул:

– Молчание!

– К чему вы приехали сюда? – спросил герцог.

– Я хочу присутствовать на собрании Генеральных штатов.

– Вы?

– Да, я!

– Но ведь это значит подставить грудь под удары всех кинжалов, находящихся на содержании у Гизов!

– Ах, Крильон, – ответил гасконец, рассмеявшись, и, внезапно переходя на «ты» с герцогом, продолжал: – Мне кажется, ты начинаешь стариться! Как? Ты думаешь, что моя грудь, которую не смогла пробить шпага французского короля, послужит ножнами для лотарингских принцев? Да полно тебе!

– Но вы хоть не один здесь?

– Со мною моя «фламандка».

– Что это за «фламандка»?

– А вот эта самая шпага, которой сражался мой дед во Фландрии!

– Нет такой доброй шпаги, которая не ломалась бы!

– Здорово! Крильон начинает трусить! Это даже забавно! Покойной ночи, Крильон. Король прав – стало очень холодно. Я иду спать!

Через четверть часа после того, как гасконский дворянчик имел счастье скрестить шпагу с самим королем Франции, ворота домика снова были тщательно заперты и таинственный незнакомец вернулся в комнату, где Берта Мальвен жарко молилась. Увидев гасконца, она радостно вскрикнула:

– Вы спасли меня! – но, заметив его улыбку, немного смутилась; однако она тотчас оправилась и продолжала: – Их было четверо, но я нисколько не боялась. Я чувствовала, что с вами не справиться и целой армии!

Гасконец взял руку девушки и, почтительно поцеловав ее, воскликнул:

– Дорогая барышня, я знал, что Господь не оставит меня, так как Он поручил мне вашу защиту!

Затем они уселись рядком – молодой человек с орлиным взглядом, насмешливой улыбкой и львиным сердцем и хрупкая, вспугнутая голубка. И они принялись болтать так, как болтают в двадцать лет, краснея и волнуясь близостью друг друга.

Молодой гасконец много рассказывал о Наварре, о тамошних нравах и обычаях, о патриархальных порядках наваррского двора и т. п. В заключение он сказал:

– Дорогая Берта, милочка вы моя, не оставайтесь в Блуа, куда французский король заезжает так часто в сопровождении своих бесстыдных миньонов! Если вы хотите, я увезу вас с дедушкой в Наварру. Сир де Мальвен спокойно окончит там свои дни, а для вас мы подыщем подходящего муженька!

При последних словах Берта покраснела еще больше, и гасконец не утерпел, чтобы не поцеловать ее. Вдруг в этот момент послышался сильный стук в садовые ворота.

– О боже мой! – пробормотала Берта. – Это опять пришли они!

– Нет, – успокоил ее гасконец, – не бойтесь, эти люди – ночные птицы, боящиеся дневного света! – И он, прицепив шпагу, вышел открыть ворота.

Это пришел Крильон в сопровождении двух вооруженных дворян из королевской гвардии.

– Вот, – сказал он, – я пришел сменить вас. Мы трое останемся здесь, и миньоны уже не сунутся сюда!

– Это очень хорошо, спасибо вам, герцог, – ответил гасконец, – тем более что мне надо прогуляться по городу. Кстати, когда прибудет герцог Гиз?

– Его ждут утром.

– А герцогиня Монпансье?

– Мне кажется, она прибыла втихомолку этой ночью! – ответил Крильон, подмигивая.

Гасконец представил герцога Берте, сказав:

– Я оставлю вас под охраной герцога Крильона. Это лучшая шпага в мире.

Крильон поклонился и наивно возразил:

– После вашей – возможно!

Гасконец накинул плащ и надвинул на самый лоб шляпу.

– Куда вы? – спросил Крильон.

– Пройтись по городу и подышать воздухом, – с тонкой улыбкой ответил гасконец.

VI

Гасконец направился к уединенной уличке, спускавшейся прямо к Луаре. Он внимательно осматривал дома и вдруг воскликнул: «Ну конечно, это здесь! Вот и ветка остролистника!» – и с этими словами троекратно постучал в дверь.

В доме ничто не шевельнулось в ответ, но стук привлек внимание старухи-соседки; она высунулась в окно и спросила:

– Вам что нужно, барин?

– Здравствуйте, добрая женщина, – ответил гасконец, – я приезжий и ищу гостиницу для постоя.

– Но вы ошибаетесь, барин, – ответила старуха, – этот дом принадлежит прокурору, мэтру Гардуино, которому никогда и в голову не приходило пускать постояльцев!

– Но что значит в таком случае вот это? – спросил гасконец, показывая на ветку остролистника. – Это знак, которым во всех странах указывают на гостиницу.

– Ах, господи боже, – воскликнула старуха, – вы правы, бариночек! Но пусть я лишусь Царства Небесного и стану гугеноткой, если я тут хоть что-нибудь понимаю! Чтобы мэтр Гардуино, этот глухой скряга, стал держать гостиницу?… Это невозможно!

– Однако вы видите, что это так!

– Уж не обошлось здесь дело без вмешательства дьявола, если только в последнюю неделю – надо вам сказать, бариночек, что меня целую неделю не было дома и я вернулась в город только этой ночью, – ну так вот, если только мэтр Гардуино не умер и его дом не купил кто-нибудь другой!

– Все это очень возможно, добрая женщина! – отозвался гасконец и постучал с новой силой.

Внутри дома послышался шум, затем дверь приоткрылась, и юношеский голос спросил:

– Кто стучится и что нужно?

– Гасконь и Беарн! – ответил ранний визитер.

Тогда дверь распахнулась; на ее пороге показался молодой человек лет двадцати двух и почтительно поднес руку гасконца к своим губам.

– Здравствуй, Рауль! – сказал гасконец.

– Здравствуйте, монсеньор, – ответил юноша.

Гасконец проскользнул в дом, и Рауль – это был уже знакомый нам бывший паж короля Карла IX, красавец Рауль, о котором день и ночь мечтала пронырливая Нанси и который в течение минувшего времени пережил много приключений, – поспешил запереть дверь.

– Теперь поговорим, Рауль, друг мой! – сказал гасконец, усаживаясь верхом на скамейку. – Прежде всего не титулуй меня монсеньором.

– А как же прикажете называть вас?

– Зови меня сир де Жюрансон. Позволяю даже называть меня просто де Жюрансон.

Рауль в ответ молча поклонился.

– Давно мы с тобою не виделись, милый Рауль! – продолжал гасконец.

– Целых два года! Но я употребил это время с пользой, как видите… и проложил себе дорогу…

– В сердце герцогини? – улыбаясь, спросил гасконец.

– Ну вот!.. – скромно ответил Рауль. – Как знать?… Может быть…

– Иначе говоря, ты изменил Нанси?

– О нет, я по-прежнему люблю Нанси!

– В таком случае?

– Я служу вам, ухаживая за герцогиней.

– А, это другое дело! Но поговорим серьезно. Когда вы прибыли?

– Вчера вечером. Старый Гардуино был предупрежден, он вывесил ветку остролистника.

– И герцогиня приняла его дом за гостиницу?

– Она ни минуты не сомневалась в этом!

– Ну а как она нашла самого Гардуино?

– Она далека от мысли предположить, что он – один из деятельнейших вождей гугенотов.

– Отлично! Как велика свита герцогини?

– Мы прибыли вдвоем с нею. Герцогиня никого больше не взяла, так как хочет пробыть в Блуа так, чтобы никто не подозревал о ее присутствии. Вечером у нее назначено совещание с герцогом Гизом, который должен прибыть сегодня утром.

– Значит, кроме тебя, никого нет при ней?

– Да, если не считать маленького пажа, которого граф Эрих де Кревкер с друзьями подверг жестоким истязаниям.

– Он, должно быть, очень любит их?

– Ненавидит, как я!

– А где герцогиня?

– Наверху. Она спит.

– Если бы я был уверен, что она не проснется, – улыбаясь, сказал гасконец, – я поднялся бы к ней, чтобы посмотреть на нее во сне.

– Она очень чутко спит!

– Но я пришел сюда, во всяком случае, не для этого. Мне нужно повидать Гардуино!

В этот момент в глубине комнаты открылась одна из дверей и из нее показался маленький, сухощавый, сгорбленный старичок, вся жизнь которого, казалось, сосредоточилась лишь в глазах. И действительно, его взор горел совершенно юношеской энергией.

Не говоря ни слова, старик подошел поближе и стал внимательно всматриваться в гасконца. Когда же тот достал из кармана половинку золотой монеты, распиленной особенным образом, старик – это и был сам Гардуино – почтительно поклонился и сказал:

– Не угодно ли вам будет последовать за мною, чтобы убедиться в наших средствах?

– Пойдем! – ответил гасконец.

Гардуино провел его через целый ряд помещений, каждый раз тщательно затворяя за собою двери, и наконец спустился в хорошо замаскированный подземный тайник. Когда железные двери последнего, скрипнув, распахнулись, гасконец так и ахнул: весь пол тайника был покрыт кучами золота и серебра.

VII

На больших часах замка Блуа пробило десять. Приемная королевских покоев была переполнена придворными, ожидавшими пробуждения Генриха III.

В одной из оконных ниш шептались между собой Келюс и Шомберг.

– Это животное Можирон навлек на нас неприятность, – сказал Шомберг. – Король лег спать в отвратительном расположении духа, повернувшись спиной ко всем нам!

– Король совершенно прав, – небрежно ответил Келюс. – Надо быть такими идиотами, как Можирон, д'Эпернон и ты, чтобы оторвать порядочных людей от приятного ужина и повести их в туман и мороз на неприятное приключение!

– А знаешь ли, этот бешеный гасконец убил бы нас всех друг за дружкой!

– Не исключая короля! Этим и объясняется для меня его дурное расположение духа: король не любит встречать людей, владеющих шпагой не хуже его самого!

– А Можирона ты видел сегодня?

– Он провел дурную ночь; его лихорадит, а голова распухла, словно тыква.

– А этот дьявол Крильон, которого нам уже совсем удалось было отодвинуть в тень, опять сразу вошел в милость короля!

В то время как миньоны разговаривали таким образом, в приемной послышался серебристый звук колокольчика, которым Генрих III обыкновенно оповещал пажей о своем пробуждении.

Среди ожидавших началось сильное движение, а два камер-пажа, сидевших у дверей спальни на скамеечке, сейчас же вскочили и бросились к королю. Келюс, на правах первого камердинера короля, последовал за ними.

При входе его король отложил в сторону молитвенник, по которому читал утренние молитвы, и сказал:

– Здравствуй, Келюс! Как ты спал?

– Плохо, государь.

– Я тоже, вернее сказать, я вовсе не спал. Я провел ночь в размышлениях!

– Вот как? – сказал Келюс, который никак не мог понять, в хорошем или дурном расположении теперь король, настолько было непроницаемо лицо Генриха.

– Да, – продолжал последний, – я много размышлял, милый мой, и, кажется, нашел секрет бедствий, терзающих человечество, всех несчастий, нарушающих спокойствие государства!

– Черт возьми! – отозвался Келюс. – Неужели вы нашли этот секрет, государь?

– Да! Первая причина всех бедствий человечества – женщина!

– Вот золотые слова!

– Не правда ли, милый? Это слабое, хитрое, изменчивое, скрытное, наглое, бесстыдное существо, женщина, словом, – причина всех наших бед!

– Это правда, государь!

– И вот рассуди и трепещи! Что могло случиться прошлой ночью! Проклятый гасконец чуть-чуть не убил меня… он попал мне в плечо, и если бы на мне не было ладанки, предохраняющей меня от всех бед, то…

Келюс не мог упустить такой прекрасный случай ввернуть льстивую фразу и сказал:

– Ну вот еще! Неужели вы думаете, государь, что Провидение не оглянется несколько раз, прежде чем позволить убить французского короля?

Генрих III милостиво улыбнулся и продолжал, приказав сначала пажам отойти в дальний угол комнаты:

– Допустим, я хорошо отделался. Но опасность быть убитым – еще пустяки! А ты подумай, что поднялось бы, если бы на шум прибежал дозор? Я был бы узнан, и можешь себе представить, что бы тут поднялось!

– В самом деле, государь!

– И все это – боже мой! – из-за женщины… из-за самой обыкновенной женщины, до которой мне нет никакого дела, как и тебе тоже!

– Я думаю!

– Я хочу издать указ против всех женщин вообще! Я начну с королевы, которую сошлю в какой-нибудь дальний замок. Когда при дворе не будет больше женщин, ты увидишь, как мы станем забавляться!

– Во всяком случае, это чудная мысль, государь!

– Ну а пока одень меня! Прежде всего я покажу достойный пример. Я подвергну опале Можирона!

– Вот как?

– Да, и ты передашь ему это от меня. Кроме того, я подвергну опале и Шомберга тоже, потому что оба они с Можироном – вконец испорченные люди, недостойные моей дружбы, так как ухаживание за женщинами представляет для них большую прелесть.

– Ну а д'Эпернон? – спросил Келюс, начинавший опасаться также и за свою участь.

– Гм… Разве тебе не показалось, что д'Эпернон последовал за нами вчера с большим неудовольствием?

– Так же, как и я, государь!

– Ну, так оставим д'Эпернона. Ах да, я вспомнил о гасконце.

– Надеюсь, вы попросту повесите его, государь?

– Нет, он мне нравится; это ловкий фехтовальщик. Кроме того, этот дьявол Крильон взял его под свою защиту!

– А, это другое дело, ха-ха-ха! Ну-с, так что же будет с этим гасконцем?

– Он должен прийти.

– Куда?

– Сюда.

– Сюда?!

– Да, я назначил ему аудиенцию утром.

– Государь! Какой-то искатель приключений…

– Та-та-та! Его вид заслуживает полного доверия! Но тише, я слышу чьи-то шаги, кто-то стучит!

Около королевской кровати была маленькая дверца, замаскированная драпировками и выходившая во внутренние переходы замка. Вот в эту-то дверь и стучался кто-то.

– Открой! – сказал король Келюсу.

Келюс открыл дверь и очутился лицом к лицу с толстым седым мужчиной, которого король приветствовал в следующих выражениях:

– Батюшки! Да ведь это мэтр Фангас, конюший герцога Крильона!

– Он самый, государь! – ответил тот.

– А что нужно от меня герцогу в такую рань?

– Лично ничего, государь, но мне поручено провести к вашему величеству некоего гасконского дворянина.

– А! Отлично, знаю, знаю!.. – Король соскочил с кровати, обулся, накинул камзол. – Где же этот гасконец?

– Там, в коридоре, государь!

– Так пусть войдет!

– Простите, государь, но меня просили напомнить вашему величеству, что гасконцу обещана секретная аудиенция!

– Да, это правда! Келюс, милочка моя, выйди и, кстати, скажи там, что сегодня приема не будет!

Келюс вышел, строя кислую гримасу и думая: «Что же это за гасконец?»

Когда он вышел, Фангас откинул драпировку дверцы, и гасконец вошел в королевскую спальню.