полная версия

Полина Аширова
Весточка из прошлого

Тигры слабости

 
Мне тяжко видеть, как его терзают тигры моей слабости
Пусть спустит он поток эмпатии из движущихся глаз
Меня обидеть покровители забитой горькой младости
Смогли не первый, не второй и не десятый даже раз
 
 
И чувство страха незнакомо им, виною окружённое:
Они разрушили годами возводимый мной вигвам
О, если видеть мне придётся огорченья бережёного,
То забирайте моё зрение и прячьте по шкафам
 
 
Не смейте ближнего печалить от суровости намеренья,
Все захудалости и пропасти во мне лишь дребезжат
Невыносимо наблюдать за водопадами смирения:
Мои, и больше пусть ничьи, ресницы влагою грешат
 

Детально дурной повторился момент

 
Детально дурной повторился момент:
Как будто ненужный я стал элемент
И буду таким, потому что хочу
Касаться бровей, прижиматься к плечу
 
 
Достоин ли тот элемент похвалы?
В сознании его мокрый луг и волы,
Физически радужный облачный луч —
Покуда принять не сумеешь, не мучь
 
 
Достоин того, чтоб восторженный всплеск
Из уст вырывался, как пламени треск
Из жаркой каминной клетчонки грудной!
Чтоб был ожидаем такой выходной,
 
 
Где нужно потрогать и бровь, и губу
Потом прислониться к несносному лбу,
Сигнал передав в мыслевое ядро,
Чтоб бросила рыть, подстрекая перо
 

Всего страшнее

 
Всего страшнее будет мне узнать,
Что нежность однобока и – стороння
Тогда придётся внутренностям лгать,
Что этот человек не посторонний
 
 
Надеюсь, никогда не попаду
В циклические смерчи я обратно,
Маразма лицезрея наготу,
Виня его в свирепости стократно,
 
 
«Дневник мой дорогой…» строча в тетрадь,
От слёзного стеная от удушья…
Всего страшнее будет мне узнать,
Что внешность стала шторкой равнодушия
 

Скажи мне честно, как помочь тебе, особая персона

 
Скажи мне честно, как помочь тебе, особая персона
Не украду последних сил, не нанесу тебе урона
Воскликни, боли не тая – её приму я, как подарок:
Душевный мой потенциал велик по-прежнему и жарок
 
 
Язвя во внешний горький мир и скрыть пытаясь искривлённость,
Нарушит злобное лицо с покоем их договорённость
Скажи мне, грустное лицо, почём в тебе пылает ярость?
У входа жертвенник – клади, пока не скосит с ног усталость
 
 
Из этих ярости даров, из этих злобонакоплений
Я приготовлю панацею для чудесных исцелений
Уймись, печальное лицо! Слова – лекарства, принимай их
Раскрой ладони, дай мне боль; теперь я лекарка немая
 
 
Ты говори, как помогать тебе, особая персона
Хранить я буду тот рецепт внутри волшебного кулона
Воскликни, боли не тая – её приму я, как гостинец,
Но если злоба не уйдёт, не смей протягивать мизинец
 

Карат кожевенного ворса

 
Ведь всякого смысла лишён тот момент,
В котором пустуют объятья без теплого торса
Вот, был же алмаз в яме перстня – и нет
Не виден нигде тот карат^[29] кожевенного ворса
 
 
Покуда ты свой не остудишь чердак,
Не сможешь увидеть святого обширные нужды
Сейчас оттого суетится бардак
И нам человеческих склоков община не чужда
 
 
Суровые мысли в Сибирь не сослать
И кажется, будто не станет никто, хоть ты тресни,
Ни мой позвоночник до хруста сжимать,
Ни камень ронять в пустоту серебрёного перстня
 
 
Ведь всякого смысла лишён тот момент,
В котором поблизости нет кожевенного ворса
Решающим в споре грядёт аргумент
О важности самого главного тёплого торса
 

Подними свой взор на нас

 
Подними свой взор на нас: на взволнованность лица
Удручённого поэта,
Головы его порядок чистоплюйного жильца,
Полюбившим силуэты
Столь капризного мальца
 
 
Кинь свой взгляд скупой на нас, тут на степь большой души
Открываются обзоры
Через сонные глаза. Их внимания лишив,
Не познают ухажёры
Тот природный крой-пошив
 
 
Посмотри уже на нас: наступающий прилив,
Как наполненная чаша,
Быть испитым хочет вновь; он внутри сидит, слезлив
В нашем крае взор твой пляшет,
Степь сухую орошив
 
 
И тебе листвою машет
Сад фруктовый груш и слив
 

Хомо сапиенсы

 
У неба мастерски отделан толщей воздуха фасад,
А плинтуса с большой любовью островами окаймлялись
Балкон заметен вдалеке – на нём столетие назад
Два хомо сапиенса^[30] медленно и искренне влюблялись
 
 
Как ликовали стёкла, тюль и ручки запертых дверей!
Они поистине рождение Венеры наблюдали,
Пьянчужно лыбясь от потех, цедя ликёр из двух теней
И уводя слияние душ в иссиня-сладостные дали
 
 
Забылся всплеск в какой-то миг и вдруг осталась тишина,
А искушённый шумный быт себя довёл до истощения
Балкон заметен вдалеке; его несущая стена —
Фасад небесной синевы в своём могучем воплощении
 

Восхитительно и странно

 
Как это было восхитительно и странно:
Меня приветствовали яркою улыбкой,
Залитой нежностью до мягких уголков
Была на миг и интересна, и желанна
Такие разве превращаются в ошибку?
Таким не рвать в полях букеты васильков?
 
 
В глазах огонь, в ресницах – дым, а щёки сочны…
То неподдельное тепло струилось в небо,
Что херувимы^[31] расступались все на шаг
Как жаль, что нежности чертовски краткосрочны
О, срам какой, что человек лишает хлеба
Всех ласок шарм, чужое сердце потроша
 
 
Как это было удивительно и ново:
Дарили взгляды мне воздушнее пушинки
Мешками так, что тяжело было нести
И то была первостепенная основа,
Что собиралась по кусочкам, по крупинкам,
Не наблюдая ни единого «прости»
 
 
Как это было щекотливо-деликатно!..
Ни на секунду ум чужой не покидала,
Всех в мире нежностей в камин кидая дров
Росткам любви моей вдруг почвой благодатной
Первостепенная основа эта стала
А где основа… там и стены, там и кров
 
 
Как это было восхитительно и странно:
О, как кино меня смотрели – это точно!
И невозможно было сцену ту прервать
Наипрелестнейшее быстро и спонтанно
Как жаль, что нежности чертовски краткосрочны
И что, утратив их, нам не к кому взывать
 

В тот момент мне не было известно

 
В тот момент мне не было известно,
Как очарователен тот день:
Сердце с пылким разумом совместно
В будущность отбрасывали тень
 
 
Это было самое начало
И, казалось, будет так всегда
Жизнь моя, зачем же ты молчала?
То, что есть сейчас – ведь то беда?
 
 
Томные попытки разговоров
Нож вонзают в сердце без причин
Вижу, как нелёгок, крут тот норов —
Стало быть, уделы то мужчин
 

Кот

 
– Подойди ко мне, кот, я тебя не обижу
Да, вот так, хорошо
Не позволишь погладить?
 
 
У людей я частенько подобное вижу
Есть за ними грешок…
Нет путей то уладить
 
 
Я – ближайший его человек, мне известно
Где найти этот ключ
В потайные подвалы?
Я отдам, что имею, чтоб было чудесно
Чтобы не был колюч
Усмирились чтоб шквалы…
 
 
Не позволишь погладить?
 

Когда ты думаешь

 
Когда ты думаешь, что всё в тебе банально и бесцветно,
Что ты всего один из многих и сливаешься с толпой,
Не забывай: со стороны мне всё секретное заметно
И я смогла бы то увидеть даже будучи слепой
 
 
И обвинишь ты в фантастичности ту цветопередачу,
А я осмелюсь заявить, что ты нисколечки не прав
Не забывай, я по-всецелостному думаю иначе,
На этот счёт едва ль найти тебе каких-либо управ
 
 
Стоять останусь я столпом, пока ты это не признаешь
Я буду ждать, пока не сделаешь отчаянный прыжок
В тебе и мягкое тепло, и блеск, и множество пристанищ:
Я вижу слиток золотой в холщовый спрятанный мешок
 

Мир непрост

 
Испокон всех веков, со времен ориньякских^[32] Венер
Здесь давление в тысячу плотных тугих атмосфер
И в воронке воздушной хватаю тебя я за хвост
Мир непрост, драгоценный мой юноша, ох как непрост
 
 
Если зол на уродливость тяжких, досадных проблем —
Я с тобой, я железный твой зонт, я кольчуга и шлем
Если бросит кто сверху осколки, глазами блеснув,
То поплатится тот кровожадный творец-стеклодув
 
 
Если яркие сны разобрали, то спать нелегко —
Ночь болезненный делает в мозг депрессивный укол
Не беда; существует во тьме неизведанный мост
Вот фонарь, я с тобой поищу. О, мой свет!
Мир непрост