Почищен объектив, настроен фокус:
Размытость вдруг сменилась полом в крапинку
В себя смотрю – там жив растущий крокус,
А в нём визжит малыш, зовущий маменьку
Впотьмах как будто искорки от свеч ищу
Найдётся ведь и жар, и ослепление
Но кем бы ни являлся человечище,
Пусть примет документ он с наставлением
Жалеть, давать сироп из колыбельных
Свирепо беззащитному орущему
И снов желать безмолвно акварельных:
Болит сплетенье слов внутри живущего!
Ты будь никем не познанный и спрятанный
Богатство сей духовно, а не денежно:
Тогда тебя найду я незапятнанным,
За крокусом ухаживая бережно
Отпускать и кидать я была умоляема:
Словно камень о том попросил
Лети свободно,
Лети спокойно!
Если в бездну кидать, то она расширяема;
Если холод вдруг следом пронзил,
То непригодна
И недостойна
Та щемящая бездна чувствительных падалиц
С отголосками каменных просьб
Лети свободно,
Лети спокойно!
Приземлишься – сородичей сложишь всех рядом; лиц
Невменяемых клан, ржавый гвоздь
Увидишь в водном
Рефлексе стройном
Я была холодна, тяжела, потопляема,
Словно камень, просивший упасть
Колодец водный,
Я непристойный
Человек; я порочный и вмиг утомляемый,
Но не брошу, не вымучив всласть
Лети свободно,
Лети спокойно!..
Танцую польку
В дерме сморщенного ветра, столь сухого к проблематике
Вас было столько,
Сколько прячется песчинок в порах пляжей Адриатики
И не по-божьи
Это было: и проблему эту, дескать, понимают все
К чему всё кожье,
К чему мурашье, если с троганьем сакральным мы не знаемся?
Все отпечатки
Ваших пальцев многослойных остаются в замше бежевой
Моей палатки:
В ней прописана душа, она чувствительна и сдержана
Так повторялось
И надеялась полезной быть она – Душонка Батьковна
Вам дозволялось
И фарфоровый сервиз мой чаепитием испачкать вновь
О, как убого!..
Сколько сито пропустило, чтоб найти их, гладко выбритых!..
А их немного:
Сколько в ангельских ладонях, мылом праведности вымытых,
Живёт микробов
И, раз вас столько,
Станцуем польку?
– Добрый день! Вы присядьте, не стойте;
Расскажите, любезная, нам,
О себе: достижения в спорте?
Волонтёр? По каким вы делам?
– Я умею вынашивать думы
И давать появляться на свет
Восхищёнышам маленьким, шумным…
А других достижений и нет
– Резюме мы смотрели недавно,
Уточним поподробней момент,
Он, пожалуй, и есть самый главный:
Вы – зачинщик сердечных легенд?
– Мне не знать, правда ль авторство это,
Для меня ли одобрен патент
Я люблю гармоничность дуэта
Уточнён ли неясный момент?
Как и цель, я хочу достигаться
Кем-то важным, премиленьким мне
Я люблю обожать восторгаться —
Вот, что есть у меня в резюме
Восхищёныши вырастут скоро,
В восхищенища вдруг обратясь
Я пою их особым раствором,
Укрепляя с возвышенным связь
От восторга я лезу на стену,
Я ликую везде и во всём…
– Выходите же завтра на смену
Униформу сейчас принесём
Смоченным в тёплой воде и крепчайше отжатым тампоном из ваты
Я удаляю с поверхности пыльные пятна над слоем дебатов
Остро заточенным скальпелем сделаю тоньше смягчённый слой лака —
Здесь многослойность искусств, что застыла вне времени, звука и мрака
Темперным твёрдым чешуйкам давно полагалось, как нам, укрепляться
Вкусным животным клейком, только снятым с плиты, им пора напитаться
Только потом, может быть, загрязнённую плёнку я сделаю тоньше
Где запастись мне терпеньем, когда надо лучше, быстрее и больше?
В чём нулевая адгезия? Я достаю фторопластовый шпатель[4]
Годы новейшего века я те нулевые сварганю, ваятель!
С силой прижму инструментом слоистые грядки[5], чтоб сдерживать импульс,
Бьющий в меня из иконы, как атомный гриб, кой увидел аж Вильнюс…
Красочный слой теперь вновь крепкий брачный союз составляет с основой —
Чувствует будто себя не сухой деревянной, а свежей и новой
Видит, грязнеющий некогда глянец олиф[6] с кракелюром[7] иконным
Верят, что станет спаситель кому-то потребным, полезным, законным
Моё любимое, не путайся с мертвецким!
Я – выжимальщица белья, давитель щепок
Не притворяйся ты, ландшафтов ложный слепок
Ни Парк-Сосновкой[8], ни проспектом Тихорецким[9]!
Я ректор прачечных и гранул порошковых
Висит бельё на проводах текстильной грудой
Хочу попасть в незримый мозг копьём Гертруды,
Пока цежу я чёрный сок машин рожковых
Не отстирать с волокон душ рабыне пятна
О, как же немощна пред Господом химчистка!
Моё любимое, я вроде юмористка,
Но вас никак не обшутить с тревогой внятно!
Моё любимое волнительней, чем море
Пока любуется бельишко на пейзажи,
Питаясь мокростью и свежестью, я глажу
Уже расправившихся, свыкнущихся с горем
Моё любимое, ты признано мне родным!
Не допускай на белизне ты пятен сажи,
Пускай надурят их мошенники-пейзажи!
Моё любимое, останься кислородным!
Наверное, звёзды играют в снежки,
Пока вырезают узоры из белой бумаги
Роняют обрезки, зигзаги, смешки
Над живностью грешной земли, слишком сбивчивой в шаге
Орнаментом твёрдого станет вода,
Пока летний зной на людских антресолях пылится
Надеюсь, звезда сообщит мне, когда,
Когда разрешит мне ещё раз в другом ошибиться
Ребёнком быть просто – какая беда!
Забит скопом записей звёздный дневник осуждений
Я жду, что звезда точно скажет, когда,
Когда я смогу избежать возрастных становлений
Таков есть закон бытия, господа:
Нам стоит порой с возмущением ведомым мириться
Надеюсь, звезда сообщит мне, когда,
Когда я осколки очков уроню в роговицу
Но, впрочем, не ей осуждать мой позыв
Пытаться отчаянно зрелым не быть, а казаться
Ведь битва внутри – воспалённый нарыв,
К которому мне не суметь перестать отсылаться
Дни, как я, теперь темноволосы
Близок поворотный мой момент
Сухо игнорируют вопросы
Полчища открыток, кружек, лент,
Пыль на подоконнике и тряпка
Серая – копилка аллергий
Скоро не увидеть мне порядка
Скоро окажусь в среде стихий
Будет там не комната, а соба[10]
Хочется отчаянно рыдать:
Дом ужасно милый и особый
Властной пустоте спешу отдать
Шумно под окном витают осы
Шторку лбом таранит ветерок
«Завтра папа купит абрикосы,
Сделает румяный нам пирог», —
Слышу незатейливые буквы
Слышу, как поскрипывает дверь
«Вдруг шагаю в пропасть я, а вдруг вы
Станете мне дальше, чем теперь?..»
Кухня в ароматах абрикосья
Осы перебарывают жор
«Только ни о чем не беспокойся:
Стерпится и будет хорошо»
В картине юга вдруг портал образовался
И стопы влипли в тот зыбучий холст-песок
Я мхом до пят порос, застывший, но не сдался
Я свежевыжатый был сок
И как мне знать, что завтра будет хлеб и крыша?
И как мне знать, что не последним был полёт?
И как мне видеть, трактовать знамения свыше?
Не разумею, что грядёт
И нет ответа у эспрессо с шапкой сливок,
Ведь у него ни языка, ни глаз, ни уст
Мой самый дерзкий будет жизненный отрывок
Обмотан шлагом из безумств
Куст наскальный! Расскажи,
Я и правда вырос?
Груз взрослений – на, держи! —
С кофием навынос
Камень гладкий! Может, ты
Умные вещицы
Скажешь, полный красоты
Горных экспозиций?
Черепица рыжих крыш!
Я теперь сильнее,
Чем воинственный крепыш —
Первый слог хорея
След небесный самолёт
Городу оставил
Что начнётся, то пройдёт —
Будда не лукавил
Камни, крыши, древеса!
Разве смею сдаться?
Бриз смеётся в волосах
Трудности решатся