Петр Вяземский
Об альманахах 1827 года

 
…. Новейшие поэты
Всего усерднее поют свою тоску.
На свете тошно жить, так бросьтеся в реку!
Иной бы молвил им: Увы, не в этом дело!
Ни жить им, ни писать еще не надоело.
И правду без затей сказать тебе пора:
Пристала к Музам их немецких Муз хандра.
Жуковский виноват: он первый между нами
Вошел в содружество с Германскими певцами.
 

Стихи хороши, очень хороши, насмешливы и остроумны; но должно помнить, что поэт шутит, хотя мимоходом и намекал на истину. Фонтенель говорил, что будь у него все истины в горсти, он не раскрыл бы руки. Не каждый умеет понимать истину: иной подумает, что поэт и в самон деле признает хандру отличительным свойством музы Виланда, Шиллера и Гете, что он не шутя обвиняет Жуковского в сближении Русской поэзии с Германскою.

Отрывок из поэмы: Наталья Долгорукая дает желание увидеть скорее в целом новое произведение песнопевца Чернеца и переводчика Абидосской Невесты. Можем порадовать любителей отечественной поэзии обещанием, что эта поэма выйдет в свет к зиме, и что автор её хочет, сверх того, заняться новым изданием перевода: Абидосской Невесты, в котором исправит он некоторые отступления от подлинника.

Талант барона Дельвига имеет отличительные свойства, не сливающиеся с господствующими признаками нашего времени. Поэзия его, как воды Аретузы, сохраняющие свежую сладость свою и при впадении в море, протекает между нами, не заимствуя ни красок, ни вкуса разлившагося потока. Первобытная простота, запах древности, что-то чистое, независимое, целое в соображениях и в исполнении, служат знамением и украшением лучших его произведений. Его Русские песни и стихотворения во вкусе древних, как, например, Друзья и Гений-хранитель, напечатанные в Северных Цветах нынешнего года, поражают какою-то прелестью древнею, но никогда не стареющею: так, отыскиваемые драгоценные памятники искусства веков первобытных занимают почетное место и посреди блестящих и гордых свидетельств нового просвещения. Если поэт и здесь подражатель, то, по крайней мере, он не ученический переписчик: перерождаясь в древних, он дает старине своеобразие новизны.

Рыбаки, идиллия г-на Гнедича, уже известная любителям поэзии нашей, перепечатана здесь с некоторыми переменами и прибавлениями, но не такими, о коих говорит рецензент Северной Пчелы. Напрасно указывает он на несколько новых стихов, в начале второй части идиллии: в этом месте находятся только легкия поправки, а значительное дополнение встречается в первой части, в описании слепца. Хорошо хвалить поэта, достойного уважения, по всем отношениям; но еще лучше наперед прочесть его, чтобы знать по крайней мере, что и как сказать о нем ^[4]. Эта Русская идиллия также есть попытка, заслуживающая внимание ценителей отечественной поэзии. Не входя в подробное исследование, скажем, что если есть место идиллиям и эклогам в понятиях наших современных, то быть им в окладках, присвоенных бароном Дельвигом и г-м Гнедичем, Пастушество Фонтенеля, Сумарокова и последователей их, также смешно, как парики, которыми были навьючены Греческие и Римские герои старого Французского театра. Исправления, сделанные поэтом во втором издании своей идиллии, служат все ей в пользу: только жаль, что он оставил еще несколько неисправностей и несообразностей; например:

 
В те тайные чувства минуты, когда вдохновенье
От неба нисходит.
 

В первом полустишии смысл совершенно сбит от неправильной разноски слов. У нас много свободы в сочетании существительных с прилагательными и других частей речи, но все же должны быть границы и этой свободе. А здесь выходит: не тайные минуты чувства, а тайные чувства минуты. В начале оба рыбака разного возраста:

 
Один престарелый, другой лишь брадой опушался.
 

В продолжении рыбак младший напоминает старшему, как будто о младости, проведенной вместе, говоря:

 
Про реки знакомые, где мы учился ловле,
Про долы зеленые, где мы играли младые,
 

В словах младшего рыбака боярину на вопрос его:

 
Но в промысле ты не ленишься-ли, рыбарь, для песней?
 

– нет ответа на сказанное.

Предлагая здесь наши придирки маловажные и, может быть, сомнительные, мы, по крайней мере, доказываем, что прочитали произведение поэта со вниманием, которое он заслуживает.