Петр Вяземский
Граф Алексей Алексеевич Бобринский
Граф Алексей Алексеевиче, рожденный и воспитанный в этой среде, в этой благорастворенной атмосфере, проникнулся и пропитался ею. Нельзя было найти и придумать собеседника, более его приятного, вежливого, более уважающего того, с которым он вел беседу. Когда после сам зажил домом, он явил себя последователем, достойным образца своего. Дом его привлекал и собирал в себе избранное общество. Приглашал ли он гостей на свои обеды или вечера, он умел подбирать, т. е. сортировать гостей своих, не столько по чинам, сколько по внутреннему их сходству и сочувствию. Он принимал участие в разговоре, но не присваивал себе в нем львиной части и монополии. Он не подчинял разговора своему лозунгу, не настраивал его под свой собственный камертон. Каждый держался своего: и эта разноголосица имела свою прелесть и окончательно свою гармонию. Князь Козловский, умный и светский человек по превосходству, говорил, что уменье слушать есть одно из первых отличий благовоспитанного человека. В самом пылу разговора и сшибки противоречащих мнений, Бобринский отличался этим уменьем.
В отношении общежительно-хозяйственной науки действовал он не один. У него была помощница, его достойная, Графиня София Александровна Бобринская, урожденная графиня Самойлова, была женщина редкой любезности, спокойной, но неотразимой очаровательности. Есть женские прелести, так-сказать, завоевательные и победоносные. Пред ними и к ногам их кладем оружие с каким то самолюбием и самодовольствием. Нам лестно, мы почти гордимся тем, что удостоились побеждения. Есть другие женщины, которых прелесть и власть, так-сказать, притягательны. Они не завоевывают, не ищут победы: а просто, невольно, нечувствительно, как будто бессознательно, поддаешься их власти. Если позволительно заимствовать такое уподобление, то мы сказали бы, что есть женщины, которые, «как лилии, не трудятся, не прядут», но просто красуются и благоухают. Этой прелестью в высшей степени обладала графиня Бобринская. Ей равно покорялись мужчины и женщины. Она была кроткой, миловидной, пленительной наружности. В глазах и улыбке её были чувство, мысль и доброжелательная приветливость. Ясный, свежий, совершенно женственный ум её был развит и освещен необыкновенною образованностью. Европейские литературы были ей знакомы, не исключая и Русской. Жуковский, встретивший ее еще у Двора Императрицы Марии Феодоровны, при которой была она фрейлиной, узнал ее, оценил, воспевал и остался с нею навсегда в самых дружеских сношениях.
Императрица Александра Феодоровна угадала ее по сочувствию и сблизилась с нею. Этому и следовало быть. В ней также таилась не многим заметная поэтическая струя (здесь под именем поэзии разумеем все светлое, все возвышенное и чистое, присущее душе человеческой и в особенности женской). Императрица часто с нею видалась и вела постоянную переписку. Сколько в этих письмах должно таиться драгоценных царских жемчужин и чисто человеческих сокровищ! Как не пожалеть, что подобные драгоценности остаются под спудом! Сколько неизвестных нам подземных родников ожидают еще воздуха и света! Часто при жизни знаем мы людей по одной их внешности и обстановке: по этим наружным знакам и судим о них. Мы знаем и видим только то, что лицом к лицу обращено к обществу. Бывает – хотя и редко – что, вопреки известной поговорке, обратная сторона медали еще прекраснее и драгоценнее лицевой стороны. Не всем даны случаи и уменье заглядывать во внутренние тайники и святилища. Можно нам позавидовать внукам нашим, которым, может быть, сделаются доступны эти пока потаенные сокровища: им, может быть, некогда посчастливится раскрыть эти родники и утолить жажду свою их светлою и прозрачною свежестью.
