Петр Сосновский
Белые пески
– Что это за деньги? ― тут же влез Федор: ― Это всего лишь единовременные подачки. Молодым семьям нужна работа и хорошая зарплата. А работа? Она только в городе.
– За то у сельчан есть земля. Это разве не работа? Да вы же без нее никогда не сидели, а детей не очень уж и много? ― сказал Семен. ― Значит, дело в другом? Я понимаю Александра, у него жена никак не беременеет. Они уже все перепробовали. Ни что не помогает. А вот у тебя Федор, ты ведь жизнь прожил в селе, на природе. У тебя, что очень много детей? Нет!
– Ой-ой-ой! Ты у нас богат детьми? ― громко выдал Федор: ― Вспомни, кто говорил: «У меня будут два мальчика и две девочки, кто? Не ты ли?». ― За Семена тут же вступился Александр:
– Да ладно вам, хорош вздорить. Понятное дело работа дает человеку уверенность в жизни. Работая на земле, можно горб нажить. Однако денег она не даст. А еще, я думаю, причина здесь кроется в том, что мы никак не перестроимся и в отличие от Европы хотим работать не только на себя, но и на страну. Мы привыкли мыслить в масштабе всего государства.
– Да-а-а, братец ты, как всегда прав. Но, хочу тебе заметить в наше капиталистическое время без денег никуда. Они ― ох, как нужны хотя бы для того, чтобы покупать в магазинах хлеб, одежду, обувь, из года в год собирать детей в школу, ― сказал Федор и с усмешкой взглянул на Александра. ― Земля способна помочь, тут сомнений нет, однако тем людям, которые имеют силы и время на ней работать. Я тут как-то прошелся не улицей, а огородами: многие селяне их побросали. Это не то, что раньше, когда лишней сотке были рады. Сейчас достаточно той земли, что во дворе. Народ в Москве на заработках. На земле трудиться попросту не кому. Для того, чтобы народ удержать ― ему надо платить, например, давать молодым семьям ежемесячные пособия на каждого ребенка, а еще помогать им с жильем.
– Все! Довольно братья болтать, довольно! Мечтатели вы, вот кто! ― выкрикнул Семен: ― Не открою ни для кого Америку, если раньше мы с США были на равных, то сейчас ВВП нашей страны менее чем у одного штата Нью-Йорк. Так что денег нет! И не скоро будут.
– Я предлагаю, ― обхватив братьев за плечи, влез Александр, ― отправиться за стол и опрокинуть еще одну-другую рюмку. ― Что они и сделали. Однако выпив, мужики еще сильнее распалились, Семену пришлось забраться в машину раз и другой. Отовариваясь в Москве спиртными напитками, он думал, намного хватит, но видно ошибался. Масть пошла.
Александр, захмелев, достал сигареты, хотя был уже здоровый мужик, однако по привычке, как в детстве, осмотрелся по сторонам и лишь только после закурил. Правда, курил, держа сигарету не открыто, а из кулака.
–Что, все еще боишься Полекарпыча? ― поддел его Федор. Был у нас такой учитель. Ох, как он гонял ребят-курильщиков. Однажды застал и Александра в уборной с сигареткой и так его оттрепал, что тот лет двадцать боялся, не притрагивался к сигаретам, обходил табачные киоски стороной.
Александр один среди братьев закурил. Федор, чтобы не дышать дымом потащил Семена на огород:
– Идем, я тебе что-то покажу! ― сказал он. ― Я в прошлом году осенью его вспахал. Нанял Петраша. Ты, не поленись, съезди к нему, ― знаешь, он всегда родителям пахал огород, ― попроси пусть пройдется плугами; во дворе, я приеду и вспашу тебе мотоблоком. Для меня две-три сотки не проблема! Понял? ― Семен слушал и соглашался, хлопал брата по плечу и что-то отвечал.
Братья ушли, словно сгинули. Семен даже не заметил когда. Подогретый водкой, ночь он проспал как убитый, правда, под утро ему вдруг приснился странный сон. Все происходило на святки. Девки гадали. Среди них отчего-то была и преобразившаяся баба Маня. Она отчаянно размахивала сапогом у него перед носом, хотела его бросить через крышу дома. Он тут же проснулся и невольно потер лоб, взглянул в зеркало, увидел красное пятно. Было что-то такое в детстве, зимой. Сапог бабы Мани тогда угодил ему в голову. Он со зла забросил его в огород. На вопрос женщины, ― она после ходила по домам и выясняла никто не находил сапог, ― он спросил: ― Это такой черный-черный, с блестящей застежкой?» ― «Да! Да!», ― ответила она: ― Не видел? ― Нет! ― сказал он и отвернулся.
Семен, поднялся с постели нехотя, сходил в туалет на дворе, другого ― не было. Село. Есть ему не хотелось, решил выпить кофе. Кофе не нашел. Тут, он вспомнил о травах, которые ему дала Маниха, будет в самый раз и, взяв с плиты посудину, отправился во двор. Воду в нее он налил прямо из колодца. Для него не составило труда зажечь конфорку и водрузить на нее чайник. Хорошо, что Семен в свое время провел матери газ. Она одна после смерти отца доживала свой век.
Чайник матери подарил внук, племянник ― сын Федора, привез из Москвы. Он был хорош ― импортный. Хотя все, что было куплено после двухтысячного года, ― в девяностые просто не было денег, ― было импортным. Импортным был и большой телевизор, ― Семен его купил матери на восьмидесятилетие, а вот холодильник ― смоленский ― как говорится наш. Сын Семена приобрел его бабушке на свою первую зарплату.
Вода вскипела быстро. Мужчина, достав тряпицу, вытащил из нее бумажную закладку: каждая пайка была отделена, промыв запарник, засыпал в него травы, затем залил кипятком и накрыл полотенцем.
Чай удался на славу. Семен вышел во двор и расположился под навесом. Пил из блюдца, пил и причмокивал. Само как-то получалось. Хорошо, что рядом никого не было, а то выходило не культурно. Однако мужчину не кому было упрекнуть. Затем занялся работами в доме: немного прибрался, включил холодильник и сделал список чего нужно купить в магазине.
Обедать Семен отправился к Федору. На пути назад дал себе задание заглянуть к Александру. Не забыл, захватил с собой подарки. Братья еще вчера в самом начале встречи сказали ему: «Водку нам не дари, выпьем сейчас, а вот эти свертки, которые ты нам пытаешься сунуть в руки, сам принесешь. Руки у нас должны быть свободными. Ты, что хочешь, чтобы мы по дороге все это растеряли?». Семен тогда с ними согласился и все упаковал в сумку.
Дождавшись обеденного времени, Семен, закрыл дом и отправился к братьям. На машину он не взглянул, после попойки этого делать не следовало. Вот завтра, если будет необходимость можно съездить, но не сегодня. По улицам он шел неторопливо, рассматривая дома. Многое ему было незнакомо, он ориентировался, пользуясь старой информацией. Без труда мог перечислить хозяев усадеб, живших, двадцать-тридцать лет назад и совершенно был беспомощен, видя новые лица у известных ему домов. Он не знал, что делать, приветствовать их или же нет. Решил приветствовать всех попавшихся навстречу людей. Дабы после никто не мог из них сказать, что зазнался. Был один случай еще при жизни родителей, когда Семен прошел мимо пожилой женщины, не сказав ей: «Здравствуйте». Ох, как его после ругала мать. Ей было за него стыдно, стыдно было и самому Семену. Он ведь хотел поздороваться, но отчего-то вдруг сдержался. Понятное дело ― язык не отвалился бы.
Федор посадил Семена за стол и даже предложил опохмелиться, но он за стол сел, однако от водки отказался.
– Вот сын приедет, он привезет резиновую лодку, ― сказал Федор, ― уже купил, будем рыбу с нее ловить. Правда, тогда ни о каких Белых песках не следует думать, удобно будет ездить в Щербиничи. Там есть запруда и река, затопив луга, создала большое-пребольшое озеро.
– Да, можно, ― ответил Семен. Однако старшего брата тянуло на Белые пески, а еще ему хотелось попасть на Бобровое место. В голове мелькнула шальная мысль ненароком встретить Волину и сказать ей: «Привет! Как жизнь молодая?» ― и услышать от нее ответ: все равно, какой. Но, чтобы она стояла напротив него и, улыбаясь, говорила и говорила.
– Ты сегодня немного рассеянный, ― сказал Федор.
– Ну, еще бы, ― ответила за Семена жена брата: ― Вы сколько вчера опорожнили бутылок? Вот то-то!
Затем, Семен отправился к Александру и, поравнявшись с домом Петраша, вспомнил о разговоре на огороде с Федором.
Он, тогда его предупредил о том, чтобы при встрече с мужиком лишних вопросов не задавал. Петраш потерял недавно жену. «Как недавно? ― переспросил Семен: ― Это было лет пять назад». «Лет пять назад умер муж у его дочки, ― сказал Федор: ― Он был ликвидатором чернобыльцем. Этим все сказано».
Делать нечего, Семену следовало зайти, затягивать с огородом нельзя было: на дворе весна.
У дома стояла дорогая иностранная машина. Странно, подумал он, мужик ведь не признает импорт, ездит на старенькой «Ниве».
Объяснилось все просто: у Петраша гостила дочка ― Марина. Она после смерти мужа не смогла жить в Щурово, ей все напоминало о нем, продала дом и перебралась в районный городок. Отца женщина не бросала, заботилась о нем часто приезжала на выходные дни навестить.
– Здравствуйте, ― еще не видя никого, поприветствовал Семен, заглянув за порог. Марина, появившись из глубины помещения, ответила ему, и пригласила пройти в зал, указала на кресло у двери. Сама устроилась на диване. Он находился несколько в стороне у другой стены, однако стоял так, что при разговоре они могли друг друга видеть.
Семен знал женщину, ее мужа, ремонтировал им компьютер, а еще устанавливал программное обеспечение.
Они начали разговор. Семен заметил, что женщина еще не оправилась и переживает о постигшем семью горе. Он старался не бередить ее душу. Спросил об отце. Она ответила: ― Он отъехал. Должен скоро вернуться. Если вы не торопитесь, то посидите со мной. ― Семен решил не ждать и сказал, что заглянет к нему завтра, а сегодня ему еще необходимо зайти к брату Александру.
– У младшего Федора побывал вот…. ― После чего попрощался с женщиной и вышел.
На следующий день Семен отправился к Петрашу на машине. Петраша, снова не оказалось дома:
– Не повезло, ― увидев мужчину на пороге, ответила Марина: ― Он минут десять назад, как уехал. Я говорила ему о вас. Он хотел дождаться, но неожиданно позвонил сосед по даче, там что-то стряслось, вот и сорвался. Жалко! Вам бы немного пораньше приехать!
– Какая дача? ― спросил Семен: ― Ему, что в Щурово не хватает огорода? Соток двадцать, наверняка, имеется?
Женщина, мило улыбнулась. Ей было около сорока лет, по-своему она была привлекательна.
– Вот, не хватает, ― ответила дочка Петраша: ― Вначале у него была дача в Ивановке, а не так давно ― это еще при жизни матери он нашел себе пристанище в Перекопове. Ну, как нашел? Знакомый там живет. Одному тяжело, так он вовремя переманил его к себе.
– Это тот, который сорвал его только что из дома? ― спросил Семен.
– Да-а-а, тот! Сейчас в стране предостаточно пустующих селений. Не стало работы и что в них делать? Например, я знаю, в Варинове живут всего две семьи: одна русская, другая таджиков. В прошлом году из Вознесенья Тромбоцит вывез свою мать. Она долго не хотела покидать родной дом, однако все-таки поддалась уговорам сына, переехала в Щурово. Страшно жить одной в пустом селе. Некому прийти на помощь. Сами понимаете! ― Женщина помолчала, затем снова открыла рот: ― Для отца, что главное, это река. Он ведь и мою маму в свое время нашел на реке. Так вот в Перекопове река есть. Можно отвести душу, порыбачить.
– А давно ли ему понравилось жить бирюком на отшибе, в заброшенных селениях?
– Нет! Раньше он боялся оставлять маму одну. Она могла в любой момент схватить меня и убежать. Отец мной очень дорожил, да и сейчас насматривает. Я, ведь «папенькина дочка».
У Семена самого был не только сын, но и дочка. Он понимал Петраша. Однако, здесь взаимоотношения были несколько иными.
Женщина улыбнулась:
– А вы, наверное, хотели…, ― не договорила, неожиданно умолкла. Семен тут же продолжил:
– Я хотел, чтобы он вспахал мне огород. Он же, как там его у нас в селе звали: «сын тракториста»! Трактор-то сохранился?
– Да, сохранился! Но, что я скажу, он одно время был еще и сыном пастуха! Папа этим званием даже гордился. Порой, подпив, не раз кричал мне: «Я твою маму с речки вместе со стадом в село пригнал. Она моя! Я ее никому не отдам». И не отдал. Плохо ли, хорошо ли, а прожил с ней всю жизнь.
Семен, взглянул на женщину и спросил: ― Он, что был очень ревнивым? Я что-то не замечал. Хотя откуда. Я ведь всю жизнь прожил в Москве. В Щурове оказывался мимоходом ― наездами.
– Да, очень даже ревнивым, ― согласилась женщина. ― Правда, он ее ревновал не к мужчинам, а к реке. Моя мать будет из мери. Есть такая народность. Язычница она, ― помолчала, затем продолжила: ― Мой отец успокоился не так давно, когда я выросла, вышла замуж и родила мальчика. Мать, конечно, была недовольна мной. Не за того, видите ли, я вышла замуж. У нас по женской линии должны быть девочки. Она не раз на Ярилин день гадала, искала для меня жениха.
– Разве то, что родился мальчик, это что-то меняет? ― не удержался Семен: ― Ну, родился мальчик, следующей может быть девочка.
Петраш был невысок, дочь его и того ниже ростом. Ну, что та русалочка, особенно когда поджала под себя ноги. Не видя ступней, Семен подумал, что у нее мог быть припрятан и хвост, чуть было не сдержался и не сказал ей о том. Но хорошо, что Марина опередила его:
– Второй ребенок, тоже был сын! Хотя я родила его от другого мужа. Первого, мать настояла, чтобы я бросила. Я бросила. Он мне не подходил. Я это, и сама после поняла. А вот Юра был что надо. Я сразу за него ухватилась, даже несмотря на то, что мать снова противилась. Я, словно, чувствовала беду, торопилась с ним жить. Он был чернобыльцем-ликвидатором. И вот его нет! Умер, умер неожиданно. Мы собирались на море в отпуск…. Теперь, я одна. Правда, у меня два сына. Но, они не способны успокоить материнское сердце.
– Ну, что вы? Не стоит так отчаиваться, ― сказал Семен: ― Вы молодая красивая женщина, найдете себе по жизни хорошего, способного любить, попутчика. Да и дети у вас еще могут быть.
– Все это так, я не от вас одного слышу такие слова, выйти замуж можно, однако найти мужа не так-то просто, я теперь понимаю свою родительницу, ― ответила Марина: ― Чего бы мне хотелось? ― она помолчала, затем продолжила: ― Прежде, уважить мать и родить для нее внучку. Правда, она ее не увидит, но почувствует, стоит мне только девочку окунуть в реке.
Семен, на ее слова покивал головой, ждать Петраша он не стал, расспросив о месте нахождения его новой дачи, отправился на выход. Марина проводила мужчину до машины, когда он отъезжал, махнула рукой.
Найти дачу Марининого отца не представило труда. Перекопово имело всего одну улицу. Добравшись до самого ее края, Семен нашел дом, который облюбовал себе его знакомый. Напротив него стоял магазинчик. Он был заколочен досками. Одно время в нем когда-то «в годы перестройки» торговал брат Семена, ― Александр. Правда, недолго. Пришла разруха и все эти маленькие торговые заведения из-за недостатка у народа денег «посыпались».
Для начала, Семен, притормозив у дома, посигналил, а затем уж выбравшись из машины, отправился барабанить в калитку. Барабанил недолго. Петраш находился во дворе и тут же откликнулся:
– О-о-о! Привет! Ты, кстати! Мне дочь говорила о тебе. Давай, быстрее. Мне нужна помощь! ― Выяснилось, что у мужика вырвался рой, его нужно было поймать и определить в новый улей.
– Ну, я же…, ― не договорил Семен.
– Ничего страшного! Не Боги горшки обжигают, ― перебил его Петраш, повел в дом, там он нашел сетку, тут же нацепил ее гостю на голову. Затем вдруг на полпути остановился. ― Думаю, защита что надо. Ах да, тебе не помешали бы еще перчатки! ― Мужик огляделся по сторонам, немного покумекал, ничего не нашел лучшего: снял со своих рук и отдал. ― Ты ведь у нас москвич. Так что довольствуйся!
Вырвавшийся на свободу рой сидел высоко на дереве. Добраться до него было нелегко: лестница была коротка, не доставала. Они придумали: решили воспользоваться сараем, крыша которого находилась под той самой ветвью, с жужжащим роем, а еще пристройкой к нему. Вначале мужики залезли на нее, затем подняв лестницу, уложив ее на крышу сарая, поднялись по ней наверх.
Семен держал мужика, чтобы он, если вдруг неожиданно потеряет равновесие, не свалился с крыши. Тогда и костей не соберешь. Петраш, встав во весь свой небольшой рост, лихо размахивал неподъемной жердью, на которой был привязан сачок, пытаясь смахнуть рой вниз. Он должен был упасть на край крыши, недалеко от них. Разворошив рой, мужики могли рассчитывать на сетки и перчатки. Они должны были их спасти от укусов пчел.
Наконец у Петраша получилось. Большая часть роя оказалась внизу. Они благополучно слезли с сарая. Перетащили лестницу на другую сторону. Приготовились. Петраш собирался с помощью воды и веника смахнуть рой с края крыши в улей. Дымарь он разводить не стал. Для него требовалось немало времени, рой мог подняться и улететь в неизвестном направлении. Он и улетел, точнее, переместился назад, оказалось, что матка осталась на дереве. Мужики снова были вынуждены все проделать с начала, долго мучились, пока не сбросили рой вниз. Затем Петраш загнал рой в улей. Смахивая пот со лба, он сказал:
– Ну, ладно, с этим делом покончено. Пошли, посмотришь моих коз. Я сейчас их выпущу на волю. Забыл совсем, сидят бедные в темном сарае. Им бы объедать кустики, да травку щипать.
Открыв двери сарая, Петраш дал свободу своим животным. Они, цокая копытцами, с блеянием разбежались по двору.
– У меня здесь сзади за сараем есть небольшой вольер, ― сказал мужик: ― Я, его сейчас открою, а ты давай гони туда мое ненасытное стадо.
Семен, схватив попавшуюся под руку хворостину, принялся помогать товарищу, загонять коз.
– Сколько тут их у тебя, десять, больше? ― спросил он и, поведя взглядом, увидел вдруг у мужика черные маленькие ботиночки, что те копытца. Петраш, переступив с ноги на ногу, ответил:
– Чертова дюжина. ― Затем, закрыв коз, он пригласил Семена в дом. Тот ужаснулся. Дом был забит всякой-всячиной. Ему трудно перечислить чего в нем только не было: все поверхности столов, столиков, скамеек, стульев, табуретов, диванов, кроватей даже подоконники были заняты стоящими и лежащими на них вещами.
– Недавно, год назад или два как въехал, никак не наведу порядок. Жена еще при жизни собиралась помочь мне, но не сподобилась, попала в больницу. Я думал, она выкарабкается, не выкарабкалась. Ее, правда, выписали, но сам знаешь для чего? Даже дочь, врач не смогла помочь. Если честно, ― Петраш перешел на шепот: ― она утонула, не хотела мучиться.
