Павел Павлович Гусев
Жизнь, увлечения, огорчения
Обходительный Кран
Вода, нежная и тёплая, текла из Крана и монотонно журчала, поливая новый Сервиз. Тот временами позвякивал и спрашивал:
– Кто знает, о чём там Кран журчит?
– Не знаем! – отвечали поочерёдно предметы Сервиза. – Но звучит это приятно!
У Раковины было своё мнение:
– Да, он мастак журчать! Особенно для новой посуды! И будет журчать так хорошо, что некоторые из вас расслабятся и разобьются. Вон, от предыдущей посуды уже ничего не осталось!
Тут Кран обдал всех горячей водой, и все разговоры затихли, было слышно только его журчание.
Неудачная шутка
Борову жилось припеваючи. Целыми дями он ел да спал. Скоро у него появилось Пузо, которое свисало до самой земли и мешало ходить. Однажды Пузо решило подшутить над Боровом и заурчало:
– Ты знаешь, что мы живем вроде бы вместе, а на самом деле по отдельности?
И тут Боров припомнил, что когда он Пузом задевал колючки шиповника, он совсем не чувствовал боли.
– А как же мне от тебя отделаться? – спросил он тогда.
– Только если меня отрежут! – ответило Пузо. – И чем быстрее ты станешь толще, тем быстрее от меня избавишься!
Стал Боров есть ещё больше и что попало и скоро едва уже мог передвигать ноги.
Через некоторое время его погрузили в машину, и он радостно захрюкал:
– Скоро-о избавят меня от жирного Пуза!
А Пузо уже сожалело о своей шутке – да поздно…
Быстрый Топорик
Сделала однажды Пила хорошую доску для скамеечки. Осталось только Рубанку пройтись по ней и снять заусенцы. Но тут появился юркий Топорик и сказал:
– Я могу это сделать гораздо быстрее!
И привычными ударами обтесал доску с обеих сторон. Гладко получилось, да только кривая дощечка стала.
– Это всё поправимо! – не смутился Топорик и с увлечением принялся заново обтёсывать доску.
– Вот теперь доска замечательно выглядит, – вскоре удовлетворённо заявил он Рубанку, – и ты смело можешь пройтись по ней и снять последнюю стружку.
– Какая доска?! – возмутился Рубанок. – От неё после тебя только рейка осталась, а если и я ещё пройдусь – так и вовсе ничего не останется!
– Ну, бывает, накладка вышла, – стал оправдываться Топорик. – Но у нас ещё есть время, чтобы Пила и ты сделали новую дощечку. А если не будете успевать, я помогу!
«На этот раз мы никуда не торопимся», – подумали Пила и Рубанок.
Зазнавшийся электропатрон
У старого долгожителя Патрона сгорела лампочка. И решил он её заменить на новую, такую же. Новой лампочке тоже не хотелось прозябать одной, и она была рада оказаться в Патроне.
– Во мне двадцать пять вольт, – похвасталась она и зажглась тусклым-тусклым светом.
– Не-ет! Ты мне не нравишься, – недовольно проговорил Патрон. – Моя предыдущая прожила со мной очень долго и горела как ты. А теперь я хочу новую поярче, погорячее!
И вскоре в Патроне оказалась большая лампочка.
– Я – сто ватт! – гордо сказала она и засверкала ярко и так горячо, что Патрон не выдержал и расплавился.
Когда его выбрасывали, он с удивлением сказал:
– Никогда не думал, что от лампочки пострадаю. Обычно они от меня всегда сгорали.
А лампочка ответила:
– Это было очень давно…, ты возомнил себя нестареющим? Так не бывает!..
Опустошённая Бутылка
Пустая Бутылка из-под вина лежала на кухне и ожидала своей участи: не то её выбросят, не то оставят в хозяйстве.
До этого она много лет простояла в баре, ею все любовались и говорили:
– Какой эксклюзив!
Однажды какой-то стакан, позвякав по ней, грубо сказал:
– Давай, давай быстрее!
Пробка долго не поддавалась штопору, но всё-таки её вытащили, и Бутылку опустошили.
«Если бы меня тогда не тронули, – думала Бутылка, – я бы, как эксклюзив, на многие годы осталась бы для всех загадкой…».
Ёлочка
Две ёлочки-подружки росли возле избы, загораживая окно. И вот одну из них в канун Нового года спилили и поставили в избе, нарядив затейливыми игрушками.
Другая Ёлочка осталась во дворе. Снегом её запорошило, ветром продувает. Раскачивается Ёлочка из стороны в сторону, чтобы хоть чуть-чуть согреться, да в окно заглядывает – смотрит на нарядную подружку, завидует, что та в тепле стоит.
А Ёлочка в избе смотрит на улицу и грустит: там, за окном, падали Снежинки, которые рассказывали ей интересные истории о том, какой путь они преодолели, прежде чем опуститься на её веточки. Там, за окном, гудел Ветер, что-то напевая. Там, желая её запугать, трещал Мороз… А сейчас она – в тепле, красивая, увешана игрушками и серебристым Серпантином, но ей совсем не радостно, она хотела бы быть там, за окном, рядом с подружкой, там, где она выросла.
Торговля пёрышками
Жил-был Павлин. Своим особенно красивым, распушённым веером хвостом он выделялся среди всей своей родни. Он важно ходил, переваливаясь полным телом, и хвост закрывал лишь когда спал. Его кормили отборным зерном, в то время когда его родственники питалась пшеном, были худы, и свои хвосты раскрывали очень редко – сил не было.
Со временем к Павлину пришла настоящая слава. Его возили по выставкам, его показывали, как чудо-птицу, хвалили весь его род. Зрители просили продать кого-нибудь из его породы, но им отвечали:
– Что вы, что вы! Эту породу мы не продаём! Вы можете купить только пёрышки.
Тень
Не успел Фонарь приступить к службе на столбе, как к нему пристала Тень.
– Не хочу тебя одного оставлять, – промолвила она, – ты мне очень понравился. Давай не будем расставаться?
Фонарь подумал: «И правда, Тень будет мне верна, да и с ней веселее».
И теперь, как только наступал вечер, Фонарь загорался, и перед ним появлялась Тень. А если Фонарь покачивался, Тень повторяла за ним все его движения.
– Видишь, как нам хорошо вдвоём, и мы уже привыкли быть вместе! – радостно говорила она. – Мы даже ведём себя одинаково – не зря говорят: «Если крепкая семья, то муж и жена – одна сатана».
Фонарь тоже вполне был доволен судьбой и поскрипывал, разговаривая с Тенью.
Но однажды он задержался со своим светом до утра. Взошло Солнце и, озарив всё вокруг, засияло ярче Фонаря. И было заметно, как обрадовалась Солнцу Тень, не успевшая уйти. Не отрываясь смотрела она на Солнце и ни разу за весь день не качнулась. Фонарь был удивлён и возмущён таким поведением. А вечером Тень, как ни в чём не бывало, снова раскачивалась с ним в такт.
Фонарь гневно громыхал, ударяясь о столб, а нагрянувший Ветер ещё больше раскачивал его.
– Ты изменница! Изменница! – возмущался Фонарь.
– Клянусь, я ни в чём не виновата! – не понимая, в чём её обвиняют, отвечала Тень.
Всю ночь они конфликтовали, и Фонарь так и не угомонился:
– Хуже нет, чем жить без доверия! – сказал он.
По-прежнему все движения Фонаря и Тени были синхронными. Только теперь Фонарь не громыхал, не скрипел, и освещал молча – без Ветра у него не было сил на разборки.
В ожидании перемен
Тень от столба смотрела на качающийся из стороны в сторону фонарь, освещающий пешеходную дорожку, завидовала ему и возмущалась:
– Я точно так же качаюсь – даже лучше, чем фонарь на столбе! Вот научусь светить и уйду от него!
Однажды ночью прошёл дождь, и яркая луна отразилась в небольшой луже над Тенью. Увидев свет на своей макушке, Тень радостно воскликнула:
– Смотрите! Теперь я и сама могу светить!
Пешеходы стали обходить лужу. Тень радовалась. Но тут сапоги прошлись по лужице, вода выплеснулась, и не стало ни лужи, ни отражения от луны. Тень вздрогнула и сказала:
– Что ж, бывает, и фонари разбиваются. Буду ждать новое светило.
Клетка
Попугай прожил в клетке много лет.
В доме его все любили, даже кошка и собака никогда не обижали, а он весь день кричал:
– Пр-ротивно! Здесь всё пр-ротивно!
Но однажды дверцу забыли закрыть, Попугай, радостный, вылетел из клетки, и через окно выпорхнул на улицу – на волю, на простор. Никто даже не надеялся, что он вернётся: на воле же так прекрасно. Но вот, как-то вечером, Попугай прилетел: бока общипанные, на голове плешина с шишкой, глаза грустные и слезятся. Залез он в клетку, попил, семечек поклевал. После этого заметно повеселел, на жёрдочку взлетел и сказал:
– Как хорошо здесь! Никуда больше не полечу!
С тех пор дверца в клетке всегда была открыта, но Попугай никуда больше почему-то не улетал.
Галка и Кукушка
Летела как-то Кукушка, села на дерево неподалёку от гнезда, где жила Галка, и грустно говорит:
– Вижу, у тебя всё идёт по плану: сначала ты выбрала подходящее дерево, потом построила гнездо и вот теперь высиживаешь птенцов. Ты умная, поэтому тебе хорошо живется, не то что мне: целый день летаю, всем угождаю, пою-кукую, чтоб в лесу жить радостно было. И так занята, что некогда гнездо свить, а яйцо-то у меня – вот-вот на подходе!
– Оставляй его рядом с моими, – пожалела её Галка. – Когда птенец вылупится, заберешь.
Кукушке только того и надо было. Оставила она Галке яйцо и улетела. И из леса снова с утра до вечера стало доносится радостное «Ку-ку!».
Вскоре у Галки вылупились птенцы. Но Кукушка так и не прилетела. И Галка, вздохнув, промолвила:
– Видно, хорошо и беззаботно живётся только «кукушкам».
Избалованный
За ярким красивым Цветком в горшочке ухаживали каждый день: вовремя поливали, обновляли землю, чтобы Цветок получал больше витаминов, выносили на улицу погреться на солнышке, а если был ветер, уносили цветок в дом, оберегая от холода. Цветок считался главным украшением на подоконнике, но… оказался так изнежен, что не смог побороться с маленькой тлёй, которая напала на него и в итоге слопала.
Позаимствовали
Соловей сочинил песенку. И трель его была так изумительна, так ласкала слух, что все зверушки и птицы вокруг останавливались послушать. Однажды они посоветовали ему:
– Соловушка, покажи свою песенку Ворону – нашему долгожителю. Пусть он её оценит и скажет, чтобы все её выучили – и тогда песенка разнесётся по всему нашему лесу!
Согласился Соловей и полетел к Ворону. Послушал тот песенку и сказал:
– Оставь её и жди от меня ответа.
Улетел Соловей и стал ждать, что же ответит Ворон. Неделя прошла, месяц, ответа всё нет.
А позже прилетело вороньё, уселось на ветвях деревьев и закаркало на весь лес сочинённую Соловьём песенку. Но от этой каркающей мелодии все птицы и зверюшки разлетелись и разбежались кто куда.
– Вот мне и ответ, – вздохнул Соловушка. – Хоть не пой совсем…
Каток
С началом холодной зимы на улице появился Каток. Его давно все ждали. И хотя на вид он был суровый, от него исходила невидимая приятная теплота. И все коньки – и большие, и маленькие – с удовольствием скользили по его поверхности, оставляя на нём глубокие борозды. В перерывах вода зальёт их, холод заморозит, и коньки снова мчатся по ровной глади Катка, не замечая оставшихся на нём от их катания шрамов.
Время шло, нагрянула тёплая весна, и Каток стал таять. Коньки разошлись по домам. И никто не сказал Катку «спасибо».
Только слышны были возгласы:
– Следующей зимой будет новый Каток!
Размышление Бутылки
Муха села на пустую водочную Бутылку, валявшуюся под лавочкой. Заглянула в горлышко, но не увидела там ни капельки горячительного.
– Удивительно! – воскликнула она. – Только недавно пролетая здесь с подружкой, я видела эту Бутылку на скамейке – полную! А сейчас она пуста, и своих приятельниц я не вижу.
– Да вон они, твои подружки, – сидят на стакане, что лежит в луже, и жужжат от веселья, – ответила Бутылка, и Муха полетела на доносившие из лужи звуки.
А Бутылка подумала: «Интересно, а кому я больше нравлюсь – стаканам или мухам?» – и сама себе вслух ответила:
– Наверное, тому, кто больше выпьет!
Она хотела было ещё что-то добавить, но тут подоспел совок и выбросил Бутылку в мусорный бак, где уже был стакан и несколько дохлых мух.
Правильный совет
Лампочка на столбе ярко светила, освещая прохожим путь. Но те не обращали на неё никакого внимания, и тогда она подумала: «А верной ли дорогой идут они? Вот мой предок – Свеча: едва горела, а ей все кланялись, чтоб указала правильный жизненный путь. А сейчас Свеча в церкви горит, перед ней с уважением на коленях стоят – в надежде, что нужную, счастливую тропинку подскажет. Хотя, по какой бы светлой дороге ни шёл Человек, она всё равно рано или поздно приведет его к Свече в храме…».
Неудержимая радость
Пень, когда ещё был большим деревом, мечтал петь, как соловей. Мечтал, чтобы вокруг него собирались зверюшки и птички, слушали его трели и восхищались. Но и сейчас, будучи Пнём, на гладкой поверхности которого не было ничего, кроме колец, говорящих о его долголетии, его не покидала давняя мечта. И даже когда Пень стал разваливаться, желание петь у него не пропало, а стало только сильнее.
И вот однажды у него треснула оставшаяся кора, в образовавшуюся щель подул ветер, и Пень засвистел на разный лад: то высоким, то низким голосом. Для Пня это не стало неожиданностью: он знал, что когда-нибудь это случится! Настало время самой большой радости в его жизни. Правда, слушателями оказались лишь жучки, букашки да паучок, который сплел в расщелине паутинку. Но для Пня это было неважно. Мечта его осуществилась, и он успокоился.
В тот день пролетал мимо Пня Соловей. Услышал доносившийся свист, удивился и спросил:
– Пень, это ты поешь?
– Да, – радостно ответил тот. – И я счастлив, что ты меня услышал! Тебе нравится моё пение?
Это было последнее, что успел сказать Пень, – в этот момент он начал разваливаться. Но он был полон такой неудержимой, всеохватывающей радостью, что даже не почувствовал, как превратился в труху. А Соловей подумал:
«Надо бы позаимствовать это звучание Пня для своей трели».
Запоздалое раскаяние
Старый Орёл лежал, обессиленный, в гнезде и вспоминал молодость. Был он раньше сильным, парил выше облаков, видел с высоты любую дичь. Однажды познакомился с Орлицей и потом никогда не расставался с ней. Через некоторое время у них родились орлята, их научили летать и быть сильными, а они дальше продолжили род и дали им внуков, которые жили неподалёку и навещали Орла и Орлицу, доставляя им радость. А они щедро угощали всех родных дичью.
Со временем крылья Орла ослабли, летать стало невмоготу, пропала и острота зрения. Постарела и Орлица. И теперь внуки вместо радости приносили им огорчения: они, как и прежде, прилетали на обильное угощение, но, видя, что у Орла и Орлицы ничего нет, спрашивали о здоровье, и сразу улетали.
Однажды Орёл проспал дольше обычного и, проснувшись, сказал Орлице:
– Я видел сегодня очень красивый сон: будто ты стройная, как в молодости, летаешь возле меня, а я не могу на тебя наглядеться, и всех ухажёров от тебя отгоняю.
– Для меня ты всегда остаёшься молодым, – ответила Орлица и, прислонившись к нему, предложила: – Давай вместе досмотрим твой сон?
Когда внуки снова прилетели к ним, то увидели, как они лежат вместе, обнявшись, дедушка накрывает крылом бабушку, будто оберегая её, а их глаза устремились к небу, словно увидев там что-то хорошее.
И тут Орлята поняли, какую непоправимую ошибку совершили: пренебрегли самыми близкими и родными – не дали им своей любви.
Плагиат
В концертном зале Фортепиано с листа играло новое произведение. Музыка была восхитительной, и зал, затаив дыхание, слушал. А когда произведение закончилось, зрители стоя рукоплескали.
Дома нотные листы, наслаждаясь успехом и славой, от радости разлетелись повсюду, даже по полу. И тут заметили Клочок бумаги, испещренный нотными знаками, их было много, но часть была перечеркнута, остальные заново написаны. На Клочке не было свободного места – видно было, что музыка, записанная на нём, сочинялась и днём, и ночью. И тут Клочок зашелестел и обратился к Нотному Листу:
– Я узнал в вас свою мелодию! Вы играли моё сочинение и отобрали мою славу! Это плагиат!
Но Клочку не позволили возмущаться дальше: смяли и выбросили в корзину.
А Фортепиано молчало – делало вид, что ничего не знает.
Мечта Глины
Глина в мастерской смотрела на творения своего мастера и рассуждала:
«Кем же я хочу быть? Крынкой для воды не желаю. Горшком – тем более. Может стать Супницей – все за столом будут ждать, принюхиваться, внутрь заглядывать. А половник с тарелками и вовсе липнуть будут! Впрочем, пожалуй, мне и этого мало. Решу кем быть, когда меня мастер лепить начнёт. Может, я стану знаменитой амфорой, и тогда все с нежностью станут меня поглаживать и восторгаться: «Какая красавица!».
Морозко
На краю деревни росла всеми забытая Яблонька. Однажды осенью Ветер, пролетая мимо неё, сказал:
– Ты здесь совсем одна, одичала! Я хочу предложить тебе свою дружбу.
И не дождавшись ответа, он сорвал с неё яблоко и улетел. Он не прекращал навещать Яблоньку и потом, при этом каждый раз срывал с неё яблоки, а бывало дул так, словно хотел повалить.
– Ты грубо со мной обращаешься, – возмутилась как-то Яблонька. – Хоть бы пошелестел моими листьями, чтобы я твою ласку почувствовала!
– Я к этому не привык, – загудел Ветер, пытаясь её наклонить всё ниже и ниже.
– Не хочу я тогда никакой дружбы с тобой! – заскрипела Яблонька. – Как была в одиночестве, так и останусь лучше навсегда!
Вскоре нагрянул холод, упали на землю первые снежинки. Пришёл и Мороз. Посмотрел на Яблоньку и студёным голосом заскрипел:
– Какая же ты неприглядная стала, к земле склонилась, яблоки побросала. Ты же молодая, всегда должна быть красивой! Не огорчайся: так и быть, я тебе помогу – выпрямлю!
– Не надо мне никакой помощи, – взмолила Яблонька Морозко. – Ветер меня чуть не погубил, а ты ещё хуже сделаешь!
– Да ты не бойся, я только с виду такой суровый! – ответил Морозко и подумал: «Многих я зимой оберегал, а о Яблоньке тем более позабочусь!».
Он засыпал её снежным одеяльцем, и ей стало так тепло, так хорошо, что она сладко проспала до самой весны. А когда снег растаял, и солнышко прогрело землю, Яблонька выпрямилась, а на её веточках появились зелёные листья, набухли для цветения почки.
Яблонька опять почувствовала свою силу, красоту и радостно позвала:
– Морозко, где ты? Я хочу поблагодарить тебя!
– Он далеко! Ему не до тебя! – прогудел в ответ Ветер.
– Теперь я всегда буду ждать его, – прошуршала Яблонька своими окрепшими веточками.
А Ветер зло прогудел:
– Видно-о такое-е дерево не поломаешь! – и пропал, подумав напоследок: «Вот, что наделала доброта Морозко! Яблонька стала неподвластна мне – Ветру».
Вскоре Яблонька уже была вся усыпана белыми цветами, похожими на большие снежинки. А в деревне ею все восхищались и удивлялись:
«И откуда только у нас появилась такая прекрасная Яблонька?»
