Павел Павлович Гусев
Жизнь, увлечения, огорчения
Разочарование
Лягушка со своим женихом по имени Кваква сидела под тенью лопуха и услышала, как Куры восторгаются своим Петухом:
– Какой! Какой! Какой он у нас горячий – со всеми и побегает, и на песочке полежит!..
Пригляделась Лягушка, и правда: Петух Курочек догоняет, за хохолок нежно придерживает и на песочек прикладывает, а они разгорячённые на весь двор кудахчут:
– Как хорошо-о!
– А я вот никогда такой горячности не испытывала, – вздохнула Лягушка. – Мой Кваква холоден, как ледышка, – и громко добавила: – Пойду к Петуху, попробую неведомую доселе теплоту!
– Не пущу! – встрепенулся Кваква. – Нашла из-за чего переживать: мы все с рождения холодные.
Но не послушалась Лягушка и выпрыгнула из-под лопуха. Петух её заметил и клюнул.
– Вот и теплота начинается! – радостно воскликнула Лягушка.
А Петух стал поклёвывать её всё чаще и сильнее да ещё и Кур на подмогу позвал. Насилу сбежала Лягушка, спряталась под лопухом, всё у неё болит, жаром горит. Позвала она Квакву. Прижался тот к ней холодным своим тельцем, стало Лягушке легче, и она сказала:
– Может, кому-то и нужна горячность, а для меня и холодный Кваква хорош!
Мечта
Одуванчик рос одиноко: на кочке, на голой земле, где и травинки-то не найти. Одна у него радость была – когда появлялись тёплые солнечные лучики. А вдалеке виднелась яркая цветущая полянка. И вот, когда на Одуванчике появилась шапочка из семян, готовых разлететься, он им пожелал:
– Живите на зелёной полянке, что на опушке леса, там с утра в росе купаться станете, а в непогоду под кустиком сможете спрятаться.
Очень уж ему хотелось устроить счастливую жизнь своим пушистым зонтикам. Самому не удалось, так может, близким посчастливится.
Размечтался Одуванчик и не заметил, что все его семена приземлились возле него. Загоревал Одуванчик от того, что на кочке, где он жил, таких, как он, станет ещё больше.
Но тут появился Ветерок и прогудел:
– Зато-о не будешь одино-ок!
Искусство
Залетела как-то Муха на художественную выставку и увидела толпившихся зрителей, молча рассматривающих что-то на стене. Это оказалась картина знаменитого художника: на ней были нарисованы два кольца, а сама картина называлась «Любовь». Муха возмутилась – она часто бывала на выставках и считала, что в искусстве кое-что понимает, – и сердито прожужжала:
– Без-з чувств намалёвано-о! Это просто два обруча от кадушки! Вот недавно я видела на заборе творчество неизвестных художников: «Люся + Вася = Любовь». Вот это от души! Меня так тронуло, что я даже свой автограф там оставила!
Колея
Дорожная Колея была страшна своей непредсказуемостью: с многочисленными рытвинами, ухабинами, с грязью по краям и с неожиданно крутыми поворотами. Но, несмотря на это, она всегда выводила на чистую ровную дорогу.
Но как-то одна Повозка возмутилась:
– Хватит нам трястись по этой ухабистой Колее, надо найти получше. Идите за мной, – и резко свернула в сторону.
Некоторые Телеги повернули следом, надеясь на более лёгкий путь, но Повозка заблудилась. Начала метаться из стороны в сторону: не знает, куда дальше идти, а на Колею возвращаться не хочет – упрямится. Телеги, что за ней потянулись, вернулись на старый проверенный путь.
– Лучше идти по трудному, но наезженному пути, чем искать в грязи что-то новое! – поскрипывали они колёсами.
А Повозка стояла и мечтала: «Может, найдётся кто-нибудь, кто сдвинет меня с места и поддержит в моих начинаниях?».
Слава и забытье
За подвиги в Отечественной войне Солдат был награждён орденом Славы. Тот висел на гимнастёрке и гордо сверкал: ведь солдат получил его заслуженно – прошёл с боями огонь, воду и медные трубы. Встретили Солдата дома как победителя, несли на руках, с ликованием высоко подкидывали вместе с Орденом на груди.
А потом началась у Солдата гражданская жизнь: нужно было восстанавливать разрушенную страну. Он не снимал гимнастёрку – не было другой одежды и по-прежнему носил на ней Орден. А тот был счастлив, что не забыт.
Работая на стройках, приходил Солдат домой поздно и сразу валился от усталости на кровать. Вскоре за усердную работу ему вручили ещё одну награду – медаль «За трудовую доблесть». Он и её повесил рядом с Орденом на гимнастёрку. Обе награды были довольны соседством и тихонько позвякивали.
Со временем Солдат купил костюм, прикрепил к пиджаку свои награды, но они сразу поблёкли, словно не хотели расставаться с гимнастёркой. Пиджак он так и не одел ни разу. Его друзья-однополчане тоже не могли привыкнуть к гражданской одежде – у всех молодость прошла в войне. Но их становилось всё меньше и меньше, и встречались они всё реже и реже. Может, оттого, что гимнастёрки поизносились?..
И однажды награды Солдата очень удивились, оказавшись в коробочке с бижутерией…
Тёрка и Молоток
Тёрка жила на даче и ежедневно лихо расправлялась с овощами и фруктами.
– К ней только попади! – беспокоилось Яблоко. – Оставит от тебя только прутик!
Однажды Тёрке попался орех, и она ничего не смогла с ним сделать – слишком твёрдый оказался. Со злостью отшвырнув его, она проворчала:
– Всех можно одолеть! Если не я, то Молоток поможет!
И, правда, нагрянул Молоток, ударил по ореху и расколол его, а ядрышко отскочило и упало на землю.
Прошло какое-то время и на том месте, где оно упало, появился большой куст со множеством орешков, которые то и дело шуршали:
– Всё возрождается!
А рядом на дереве висели яблоки и постукивали друг о друга, словно смеялись над Тёркой:
– Нас не уничтожишь!
И она поняла, что даже с Молотком не в силах со всеми расправиться…
Недоброе отношение
Мебельный Гарнитур и Табуретка, находившиеся в одном доме, жили совсем по-разному. Гарнитур поддерживали в прекрасном состоянии: он сверкал зеркальной полировкой, был без единой царапины и без пятен. А за Табуреткой никто не ухаживал: была она облезлая, с облупившейся краской, но вместе с тем крепкая и хорошо держалась на всех четырёх ножках. За время своего существования Табуретка пережила не один гарнитур, и тот, что был теперь, ей завидовал.
Ещё Табуретка всегда появлялась там, где в ней нуждались: то в прихожей на неё клали ворох вещей, то в комнате на неё взбирались Ботинки, а затем под потолком зажигалась новая лампочка. И на балконе без неё тоже не могли обойтись – она помогала развесить на верёвке бельё. Но каждый раз, закончив дело, Табуретка куда-то исчезала. А Гарнитур удивлялся:
– Ну, если Табуретка такая нужная, поставили бы её на самое видное место!
Но Стул и Пуфик возражали:
– Она цветом нам не подходит! А если на нас наступит Ботинок, мы развалимся! Так что пусть Табуретка живёт в чулане, когда надо – позовём!
Двойное назначение
На румяной Щеке однажды появилась небольшая Родинка. И все, кто её видел, восхищались:
– Какая она удивительно красивая, бархатистая!
Щека гордилась новым приобретением и старалась непременно его всем продемонстрировать.
Но прошло какое-то время, и Щека заметила, что Родинка подросла и стала ей мешать, да и румянец куда-то подевался.
Приятельница Кисточка попыталась было возвратить Щеке румянец пудрой, но тут Родинка с издёвкой сказала:
– Напрасно стараетесь, я – двойного назначения! Вначале появилась для красоты, а затем для страдания!
Тогда Щека поняла, как можно порою ошибиться в друзьях, и решила Родинку удалить.
Тулуп
Старый Тулуп на медвежьем меху в конце лета вышел погреться на солнышке. А Мухи вокруг него летают и друг другу новость передают:
– Надо ж-же! Надо ж-же! К нашему Тулупу, пока он в шкафу отдыхал, прилетела Моль и сказала, что хочет с ним поближе познакомиться. Он обрадовался – она молодая, шустрая – и сблизился с ней. А Моль проела ему воротник до дыр и улетела…
Греясь на солнышке, старый Тулуп молчал и думал: «Как же я оплошал, увлёкшись молоденькой Молью!».
Приятный запах
В ящике для предметов домашнего обихода встретились как-то Хозяйственное Мыло и Туалетное.
– Как ты приятно пахнешь свежей малиной! – восхищённо сказало Хозяйственное Мыло. – Не то что я: понюхаешь – одно отвращение, и чихать хочется. Ты, наверное, из-за бугра приехало?
– Да не-ет, меня здесь, на городской фабрике произвели ещё в прошлом году, – ответило Туалетное Мыло и зашелестело своей красочной душистой обёрткой.
– И меня произвели тогда же! – радостно воскликнуло Хозяйственное Мыло. – Значит мы с тобой из одного котла, и варились в нём в одно и то же время, а значит, должны быть родными. Разница лишь в том, что тебе дали красивую обёртку, а меня отправили на тяжёлые работы: стирать бельё и мыть полы.
– Неет, между нами большая разница, – возразило Туалетное Мыло. – Я прошло множество специальных процедур и стало мылом высшего сорта! Моё место – на полочке возле зеркала, чтоб все меня видели и мылись, наслаждаясь нежным ароматом. А твоё место тут, в ящике, чтоб от тебя не чихали.
Вздохнуло Хозяйственное Мыло. Не думало оно, что все, хотя и из одного котла, а такие разные, и кому-то повезло, а кому-то нет. Но Хозяйственное Мыло не жаловалось и хотело только одного – чтобы у любого мыла был приятный запах. А конец-то у всех один будет: всех измылят…
Груша и Червяк
Червяк гордился своей славой «завоевателя фруктов». Однажды, после знакомства с двумя грушами, валявшимися после него на земле, он пополз по ветке к третьей.
– Какая красавица, уже созрела! – приговаривал Червяк, приближаясь к ней. – Даже порозовела, увидев меня: значит, готова пригласить к себе в гости!
И вот Червяк взобрался на Грушу и нежно пополз по ней, размышляя:
«Она молчит, значит, моя ласка нравится ей», – он стал проникать внутрь и скоро добрался до её сердцевины.
– Ах! – воскликнула Груша. – Как я ошиблась в знакомстве…
Недоговорив, она тоже упала на землю, как и предыдущие, изъеденные изнутри, фрукты.
А Червяк выполз наружу и сразу посмотрел на макушку дерева, где висела другая, медового цвета груша.
– До этой придётся долго взбираться! – произнёс он и снова отправился в путь.
Говорят, от Червяка не избавиться: химикаты его не берут, да и фрукты губят. Самим надо смотреть в оба!
Забота
Салфетка и Очки, звавшие себя Очкариком, как только познакомились, стали уделять друг другу много внимания: Салфетка всегда ждала его в Очешнике, а Очкарик, благодаря её заботе, был всегда чист и аккуратен, несмотря на погоду и условия. Со временем Очкарик стал всё чаще и чаще просить:
– Протри мне стёкла, я плохо вижу.
Салфетка знала, что они были чистыми, но не отказывала. Ей были известны все недостатки Очкарика, которые с возрастом проявлялись всё сильнее. Но это не влияло на их дружбу, Салфетка по-прежнему была верна Очкам.
Однажды недовольный Очкарик сказал:
– Почему я тебя стал реже видеть? Ты меня разлюбила? На других заглядываешься, поэтому и времени нет меня протереть…
– Да я всё время тут, в Очешнике, – ответила Салфетка. – И всегда наготове!
Тут Очешник щёлкнул крышкой и сказал:
– Протирай Очкарика не протирай, ему теперь твоя помощь не нужна. Она была необходима, когда он видел. Да вот – ослеп…
С этого дня Салфетка и Очкарик не выходили из Очешника. Они вместе переживали случившееся…
Встряхнулся
– Э-хе-хе! – грустно вздохнул как-то Мотылёк. – Надоела мне однообразная суета. Видимся со своей Мотылихой каждый день – и всё одно и то же. Вот бы мне встряхнуться.
– Так ведь это можно сделать хоть сейчас, было бы желание! – сказал Жук. Он, как и Мотылёк, тоже жил в старом пне, но из-за своей пронырливости знал всё вокруг.
– Вон там, неподалёку, – продолжил Жук, – возле тропинки поставили столб с фонарём. Каждую ночь он горит, и ночные бабочки вокруг него пляшут, всех к себе зазывают. Иди да встряхнись.
Обрадовался Мотылёк такому совету, дождался ночи, тихонько выбрался из дома и полетел к фонарю. Бабочки его дружно встретили, крылышки распустили, каждая себя нахваливает. Все разные – большие и маленькие, разукрашены на любой вкус. Мотылёк кружится с ними, веселится и выбирает, с какой бабочкой ночь скоротать.
Он так заигрался, что не заметил, как приблизился к фонарю и крылышки опалил. Сильно испугался Мотылёк и поспешил домой. С трудом долетел, лёг на пенёк, обожжённые крылышки распластал, еле отдышался.
Тут Жук явился и спрашивает:
– Ну как, встряхнулся?
– Я, кажется, переоценил свои возможности, – вздохнул Мотылёк. – Крылышки сгубил, такой я теперь и Мотылихе не нужен.
А та услышала и говорит:
– Летать не сможешь – так хоть в хозяйстве пригодишься…
Промелькнувшая любовь
Летел как-то Ветер со своей сестричкой Тучкой, и поливали они дождиком землю. По пути Ветер увидел Розу: она хорошо была видна издалека, выделяясь среди остальных цветов большими красными лепестками. И он попросил Тучку:
– Прекрати свой дождик, я хочу посмотреть на этот диковинный цветочек.
Остановившись возле Розы, он вмиг влюбился в её мягкие бархатистые лепестки. Нежно обдувая их, Ветер заглянул под каждый, наслаждаясь сладким ароматом:
– Как вы прекрасны! – тихо гудел он.
Роза тоже была довольна таким знакомством и ни разу его не уколола, как это бывало со многими, когда кто-то желал её потрогать или сорвать. Она только тихонько прошелестела:
– Не волнуйтесь, когда мне что-то нравится, я не уколю.
Через некоторое время Тучка заметила, что один листик на Розе стал сохнуть, и сказала Ветру:
– Братец, Розу надо напоить!
– Не надо! – загудел Ветер. – Она сыта моей любовью!
– Ей это необходимо, а не то она завянет! – настаивала Тучка.
Позднее уже и колючки у Розы стали жёстче – видно от жажды. Но Ветер, увлёкшись, ничего не хотел видеть. Да и сама Роза тоже не замечала, что с ней происходит. Она только слушала его приятное, ласкающее гудение, пока не увидела, что стала терять лепестки. Ветер тоже заметил это и перестал дуть, но лепестки продолжали осыпаться.
Тогда Тучка взволнованно воскликнула:
– Чтобы любовь была вечной, её надо подпитывать! – и стала поливать Розу дождём.
Да было поздно: Роза уже склонилась к земле. Ветер хотел было её поднять, да только укололся шипами. А Роза упала, протянув оставшийся листочек к дождю… не к Ветру…
Люстра
Импортную Люстру привезли в магазин электротоваров, где уже было много всяких ламп и лампочек.
Люстра сразу заняла место на потолке и промолвила:
– Я хочу вам всем сделать жизнь ярче. А то, вижу, она у вас здесь больно тусклая. Вот поднимусь ещё выше и устрою светлые дни.
– Замечательно! – воскликнула какая-то из лампочек. – Ты как поднимешься, постарайся и про нас не забыть.
Вскоре Люстра исчезла. Позже её обнаружили под потолком шикарного ресторана, где она прожигала жизнь неисчислимому количеству лампочек.
– Я уже достаточно высоко забралась! – гордо заявила она. – Но я ещё выше поднимусь, чтоб гореть, как солнце! Только вот подняться бы мне на высокую башню. Я бы тогда днём красовалась, а ночью светила!
– А как же остальные лампочки, те, что остались в магазине? – кто-то спросил её снизу.
– Какие лампочки? – удивлённо переспросила Люстра и самодовольно зазвенела хрустальными серёжками.
Закон
Мыши уважали Крысу и говорили о ней:
– Она мудрая, прогрызла том законов от корки до корки!
И о чём Крысу ни просили – та задумывалась, а потом всегда говорила:
– Случай у вас тяжёлый, на весах правосудия Закон перевешивает!
Тогда приходилось весы выравнивать: класть на чашу то, что требовала Крыса. И удивительно: Закон переставал перевешивать…
Правильная договорённость
Обычно Собака весь день лаяла, а вечером шла спать до самого утра.
И как-то Сверчок, любитель попеть по ночам, а днём вздремнуть, сказал Собаке:
– Почему ты лаешь без причины, даже когда нет никого? Ты мне отдохнуть днём не даёшь.
– А я породы такой, мне лаять надо! – огрызнулась Собака.
Тогда Сверчок решил проучить Собаку, чтобы не гавкала без нужды. Когда она днём легла на подстилку отдохнуть и задремала, он застрекотал ей прямо в ухо. Собака его лапой отгоняет, а Сверчок только с одного уха на другое перескакивает. Всю ночь Собака промаялась, не выспалась, поняла, что неправильно себя вела, и сказала Сверчку:
– Давай договоримся, что мы не будем мешать друг другу спать.
Стратег
Решил Волк стать хозяином леса. Но там с давних времён жили зайцы, поэтому решил он их слопать сначала. Узнали зайцы о намерении Волка и пожаловались Орлу.
– Держитесь все возле меня, и я вас уберегу от Волка, – сказал он.
Собрались все зайцы под охрану Орла, стали жить припеваючи: никто их не трогает. Но только вскоре заметили: каждый день по зайчику стало пропадать. В стае это не особенно заметно, беспокоились лишь близкие и знакомые пропавших. А Орёл, довольный, хлопал крыльями и приговаривал:
– Какой я хитрый стратег! Тихо и незаметно сам зайцев слопаю, а затем и весь лес мой!
Кастрюля
Старая Кастрюля, пока ещё не списанная в утиль и работающая на кухне, часто задумывалась о своей судьбе и однажды начала жаловаться подружке Подставке:
– А счастливо ли я прожила жизнь? В молодости за мной ухаживал медный Самовар. Захочет встретиться – свидание назначает на столе. Сам приходит начищенный и сверкает, как солнце. И я чувствовала, что он увлечён мною. Потом был ещё чугунный Утюг. Как видел меня, жаром сразу начинал пылать и скатерть разглаживать, чтоб я на ней красиво смотрелась. А теперь Половник за мной приударяет. Он покладистый: всё делает, как я ему скажу. Жаль одно – алюминиевый, и бывает холодноват. А вот раньше был у меня ещё деревянный Половник – так тот, как только я с плитой горячей повздорю и кипеть начну, сразу меня по бокам погладит и успокоит. Не то, что этот, алюминиевый, всю снизу доверху перемешает, до бурления доведёт и молча уходит. Вот так уже много лет с ним живу и терплю…
Подставка слушала-слушала да и говорит:
– Тех, кого ты вспомнила, уж нет давно. Их выкинули, как негодную посуду. Из них ты одна осталась. А вот с Половником твоим нынешним можно ещё долго просуществовать. Он жалеет тебя и каждый раз смотрит, чтобы в тебе ничего не испортилось, не скисло.
– И правда, что мне жаловаться! – решила Кастрюля. – Мы с моим Половничком – долгожители!
Уметь прощать
Много лет прожили вместе Шея и Галстук. Всё бы ничего, да только как пригласят их в гости, Галстук всё заглядывает в рюмки с вином, и так потом развязывается, что на шее едва держится. Шею такое поведение очень огорчало, и вскоре Галстук оказывался скинутым, лежал в каком-нибудь хламе и корил себя:
– Виноват я, виноват! Давно надо было мне покончить с этим пагубным пристрастием!
А Шея думала:
«Может, я во всём виновата? Слишком большую свободу ему дала, вот он и лезет в рюмки. Наверное, зря я его так строго наказала».
После этого Галстук всегда выходил на Солнышко просушиться. А Солнышко знало: это значит, что они опять поссорились и опять помирились. Не впервые. Всё равно они всегда будут вместе.
