Павел Павлович Гусев
Жизнь, увлечения, огорчения
Бездна
Утка и Селезень, будучи молодыми, много путешествовали и побывали почти на всех реках и болотах. Но со временем передвигаться на большие расстояния им стало труднее.
– У меня крыло заболело. Трудно летать, – пожаловался Селезень.
– И у меня тоже крылышко ноет, – ответила Утка.
С этого дня они далеко не летали, а вскоре и вторые крылья у них стали с трудом подниматься, и летать Утка и Селезень больше не могли. Тогда решили они остаться жить возле заброшенного пруда: днём поплавают, рыбки с водорослями поедят, а вечером возвращаются в гнездо, устроенное под кучей валежника.
Но однажды пруд обмелел, и Утке с Селезнем пришлось отправиться на поиски нового места для жилья. Шли они, шли, лапы все изранили, едва передвигаются. Холодно им и голодно, но друг друга поддерживают, заботятся.
– Вот бы нам крылья сильные, как в молодости, вернуть! – мечтали Утка и Селезень. – Путь, которым идём уже несколько дней, в миг бы одолели!
Обессиленные, они легли на мягкую траву и закрыли глаза от усталости. Тут вдруг перед ними земля расступилась, и в глубине образовавшейся бездны засветился тёплый, манящий огонёк. А затем кто-то нежно сказал:
– Вижу, вы летать хотите? Идите сюда: кто ко мне попадает – все летают!
Не раздумывая кинулись Утка и Селезень в бездну. И крылья у них раскрылись, и боль прошла, и парили они легко, – как в молодости. Вдруг откуда-то появился Голубь и полетел за ними. Но бездна прогудела:
– Тебе, сизокрылый, рано ко мне лететь! У тебя ещё много интересного в жизни, а когда придёт твоё время, я сама найду тебя.
И бездна закрылась, словно её и не было.
Жертвы моды
У подножья горы паслись овечки, одна другой краше: с пышной шёрсткой, все в кудряшках – одно загляденье! Каждая думала, что она самая модная и красивая.
Как-то раз одна из них глянула на вершину горы и увидела незнакомую Овцу. Та была похожа на её сородичей, но как-будто волшебная: сверкала небывалой белизной, щеголяла ажурной шёрсткой и ловко перепрыгивала с одной возвышенности на другую.
– Я тоже хочу стать такой ловкой и красивой! – воскликнула Овечка. – Поднимусь на гору и превращусь в такую же, как она.
– Да ты и так хороша! – отговаривали её подружки.
Но Овечка никого не стала слушать и начала взбираться на гору. Тяжело ей пришлось: то о булыжник споткнётся, то в расщелину провалится, но добралась всё же до вершины и попросила:
– Овечка, я хочу быть такой же красивой, как ты, лучше всех моих знакомых и друзей!
А в ответ услышала:
– Я не овца, я Облако! Оттого и ажурное, и лёгкое, и летаю как пёрышко!
– А я похудею и тоже стану летать, как ты! – настаивала Овечка. – Я много преодолела, пока добралась до тебя, и это преодолею!
– Не делай этого! – предупредило её Облако. – Ты можешь погибнуть!
Но все уговоры оказались бесполезны: начала Овечка худеть. Худела, худела – и упала без сил.
Подружки её долго ждали. А когда заметили рядом с Облаком ещё одно похожее, то подумали: «Наверное, это наша Овечка стала ловкой, воздушной красавицей!».
Одна из её подружек тоже хочет подняться на гору. Но пока раздумывает. И правильно делает.
Будь собой
Золотистые Волосы на Голове выделялись своими Кудрями, похожими на воздушные барашки, которые росли во все стороны – влево, вправо, вверх… На Кудри все смотрели с восхищением, но Голове это не нравилось. И однажды она сказала:
– Сейчас я вас всех выровняю. Теперь мода другая!
И позвала Гребешок. Тот без промедления приступил к расчёсыванию. Кудри поначалу сопротивлялись – да разве перед дубовым Гребешком устоишь, а потом успокоились, выровнялись и стали словно неживые. А Голова, увидев их таких в зеркале, с ужасом воскликнула:
– Какая страшная причёска! – и тряхнула Волосами.
Гребень свалился, а Кудри опять стали как воздушные барашки, вновь заиграли своими завитушками всем на загляденье!
И никакой новой моды им не надо!
Большая разница
Летела как-то Муха со свалки – где жила – и залетела в дом, где пахло вишнёвым вареньем и ароматным чаем. Залетела и увидела Пчелу, спокойно ползающую то по чашке, то по вазочке с вареньем. И только Муха хотела сесть на стол, как появилась Тряпка и давай за ней гоняться.
Удрала Муха, села на подоконник, смотрит оттуда на Пчелу и рассуждает:
– Почему её никто не гонит? Она такая же, как и я – с крылышками, жужжит похоже. – И решила: – Наверное, кто слаб, того и обижают, а уж Пчела за себя постоит, если что – ужалит.
А Тряпка уже тут как тут: шлёпнула по подоконнику и сказала:
– Между вами большая разница – ты живёшь в грязи, а она в мёде купается!
Причёска и Гребень
Причёска на голове была прекрасна: высокая, цветом золотой ржи, с затейливыми кудряшками. Гребень, как увидел её, от волнения даже начал заикаться и спросил:
– Можно с вами познакомиться? Вы так хороши, вы мне очень понравились!
Причёске эти слова были приятны, и она ответила:
– Я тоже не против.
Гребень, оказавшись в её кудрях, был без ума от Причёски. От её волос веяло свежестью, они были мягкими и нежными. Гребню казалось, что он обнимает каждый волосок. А Причёска не сопротивлялась, а только всё просила выровнять кудряшки. А их было так много.
Но вот, после долгих лет расчёсывания, кудряшки пропали. Да и волосы на голове поредели, и в них появилась седина. Теперь Гребню долго приходилось их собирать в ту прекрасную, незабываемую Причёску. А вскоре он уже не мог даже уложить волосы, как прежде: они стали совсем редкими, и на голове появилась лысина. Загоревал Гребень:
– Где ж ты, Причёска? Где твои кудряшки золотистые?
Через какое-то время, взглянув на голову, Гребень увидел её такой же, как в день знакомства. Он обрадовался и стал осторожно и с нежностью расчёсывать волосы, но почувствовал, что Причёска стала холодна и не нуждалась ни в каком ухаживании. Это оказался парик…
– Теперь мы с тобой будем встречаться очень редко, так для профилактики, – произнесла Причёска.
И Гребень оказался в ящике, где находилась бижутерия. Там же он увидел и пучок золотистых кудрей. Гребень прижался к нему и почувствовал тепло родной, незабываемой Причёски.
Пуговки
Шляпа на вешалке возмущалась:
– Вы посмотрите только на этот старый Плащ – сколько он пуговиц поменял! Я видела, как он их бросает. Вот одна из них ещё вчера была с ним и уже куда-то подевалась…
– Да вон она, под обувным ящиком от него прячется, – сказал Ботинок. – Видно, натерпелась от него…
Тут вступила в разговор Куртка:
– Я слышала, сводница Игла со своей напарницей Ниткой нашли Плащу новую пуговицу.
И правда, Иголка с Ниткой зацепили сверкающую новую пуговицу и стали пришивать её к Плащу. Тот был доволен. А убежавшая днём раньше Пуговка затаилась: она давно заприметила Пиджак, мечтала быть с ним и ждала подходящего случая, чтобы познакомиться.
Шляпка же проворчала:
– Пуговки тоже хороши – как только оторвутся, сразу норовят пришиться к кому-нибудь опять…
Ветер
Ветер, пролетая мимо дома, ненароком распахнул Дверь. Ей понравилось его прикосновение, и она так и заходила во все стороны, пытаясь решить, с кем ей лучше остаться: с Ветром или с Косяком, который крепко удерживал её рядом с собой.
– Мы уже вместе много лет, – недовольно сказал ей Косяк. – А ты увлеклась мимолётным Ветром…
Дверь его не слушала и продолжала тянуться к Ветру, стуча по Косяку, словно желая от него оторваться.
Проходивший мимо Ботинок, хозяин дома, услышав гул Ветра в открытой Двери, ударил её каблуком, и она плотно прилегла к Косяку, затихла, словно ничего не произошло, и нежно проговорила:
– Не волнуйся, дорогой, я с Ветром только пококетничала, а с тобой я навечно останусь!
И Косяк подумал: «Видно, Двери нужен не такой, как я, а такой, как Ботинок с каблуком!».
Ветер покрутился ещё немного возле Двери и улетел…
Эхо войны
Окончилась война, и весь металл от оружия отправили на переплавку – для мирного строительства.
И только одна Пуля осталась – возле сердца Солдата – и радовалась:
– До меня не доберётесь!
Её давно бы достали, но врачи сказали: «Пока она сама не сдвинется, лучше её не трогать».
Солдат строил вместе со всеми новый послевоенный мир, а Пуля порой колола Солдата так, что он вздохнуть не мог, и ехидничала:
– Никуда я отсюда не уйду!
Однажды Солдат, устав от боли, не выдержал и воскликнул:
– Лучше пойду туда, где товарищи мои лежат, чем постоянно терпеть эту дуру – Пулю!
– Нет! Там мне делать нечего! – испугалась Пуля и сдвинулась с места. Тогда её вытащили и выкинули.
– И почему это она так неожиданно сдвинулась с места? – удивлённо спросил Солдат у врача.
– Просто она поняла, что попадёт в вечный огненный Ад, а не в Рай, где твои товарищи-однополчане покоятся…
Ржавчина
Ржавчина отвалилась от мотоцикла, упала на землю и проворчала:
– Пожила я с мотоциклом, пора подыскать местечко и по-лучше. Тут проехал Грузовик, и она прицепилась к нему.
– Да, здесь жизнь лучше, чем на трясучем мотоцикле! – радостно воскликнула Ржавчина. – Он такой сильный! Останусь пока с ним.
Но Грузовику она совсем не приглянулась:
– Ты мне не нравишься и не нужна, – заворчал он, подпрыгнул на ухабе и скинул её.
Но долго Ржавчина на дороге не провалялась: уцепилась за легковую машину и удобно устроилась под капотом – там ей было и тепло, и уютно.
А Мотор автомобиля прогудел:
– Ж-живи уж. Я-то стал стар, и скоро меня заменят на лимузин – он уже стоит в гараже ждёт.
Привольно жилось теперь Ржавчине – она даже разрослась по всему кузову. А вскоре машину отправили на свалку – отработала своё. И Ржавчина воскликнула:
– Жизнь моя зависит от автомашин, я их обожаю! Жаль, не успела перескочить на лимузин.
Пол
Половицы всегда были хорошими соседями, и, казалось, между ними никогда не может произойти никакого раздора. Но вот однажды одна из них, которая находилась ближе всех к Плинтусу, прижалась к нему слишком крепко. А он в ответ сделал то же самое – видно, понравились они друг другу. Остальным половицам это пришлось не по нраву, проснулась в них зависть, отчего они начали громко поскрипывать.
На их сторону встала и Стена – она тоже была неравнодушна к Плинтусу. А тот никогда не обращал на неё никакого внимания: ведь с Половичкой они были из одного дерева, и оттого у них было много общего, чего не скажешь о Стене. И вот смотрела Стена на нежности Половички и Плинтуса и мечтала сделать им какую-нибудь пакость.
Может, от этого, а может и ещё от чего, на Стене появилась трещина, и однажды огромный пласт штукатурки упал на Половичку. Она треснула. Стена радовалась: доска пришла в негодность, и её теперь выкинут!
Остальные половицы сразу перестали скрипеть – боялись, как бы теперь самим не оказаться возле Плинтуса и не получить от Стены затрещину.
Лесоповал
Старая Берёзка стояла на опушке леса и скрипела сухими веточками. От Ветра она склонила макушку ствола без единого листочка почти до самой земли. А рядом с ней рос молодой Дубок – он весело шелестел зелёной листвой и постукивал желудями, играя с Ветром.
– Почему ты скрипишь и не радуешься жизни? – спросил Дубок у Берёзки.
– Мне уже давно не весело, – грустно ответила она. – Хорошо мне бывает только в воспоминаниях и во сне. Мы тоже играли с Ветром, когда были молодыми и крепкими. Но когда мы стали старые и слабые – Ветер не играет с нами, мы ломаемся… Лучше нас и вовсе убрать, чтоб место молодым деревцам дать: с ними Ветер может повеселиться, а мы ему только мешаем…
– Этого не может быть! – не поверил Дубок.
– Ничего, ты повзрослеешь и всё сам поймёшь, – сказала Берёзка, а затем, услышав гул надвигающегося Урагана, охнула и грустно промолвила: – Ну вот и лесоповал нагрянул.
Скоро там, где раньше стояла Берёзка, остался только маленький росточек какого-то деревца да нетронутый Дубок. А утихающий Ветер прогуливался по опушке, будто проверял – всё ли убрал лишнее?
Из тараканьей жизни
Таракан, прогуливаясь как-то по квартире, попал в комнату, отведённую под библиотеку. В поисках пищи он облазил все полки с книгами и сами книги, но, не найдя ничего, спустился на пол и тут повстречал своих сородичей.
– Ты что делаешь в библиотеке? – удивились они.
– Я журнальчики читаю! – гордо ответил Таракан. – Пока вы бегаете без дела, я уму-разуму набираюсь! – а сам подумал: «А для чего нужны эти самые журнальчики?».
Посмотрели сородичи на Таракана с уважением и стали его упрашивать:
– Ты умён и можешь повести нас туда, где живётся хорошо! Будешь нашим предводителем!
Понравилось это Таракану, возгордился он сразу, взобрался на тапочек, лапку вытянул, приготовился к речи, но тут появился большой журнал и начал шлёпать по насекомым…Таракан сразу понял: «Во-от, для чего, оказывается, нужны журналы!».
Бульдозер
Стояли в гараже автомашины. Они были по цвету и по конструкции разные, каждая из них знала своё место, и сосуществовали они мирно, без ссор.
Но однажды в гараж въехал Бульдозер и сразу прошумел:
– А ну-ка, подвиньтесь!
Обитатели гаража возмутились:
– Мы не можем подвинуться, у нас у каждого здесь своё место. Да и не чета ты нам. Мы тебя поважнее!
– А я зато посильнее! – загудел Бульдозер и стал толкать автомобили. – Вот! Вот это мне и надо! – гудел он, не переставая расталкивать машины, которые спешно стали разьезжаться, чтобы освободить ему место. И вскоре гараж опустел.
Стоит Бульдозер один и думает: с кем бы ещё повздорить. Да нет никого. Стоял он, стоял, да и ржаветь начал.
– Да-а! – вздохнул тогда Бульдозер. – Вернуть бы прежние времена: жил бы в тесноте, но в радости…
Машины проезжали мимо и не обращали на Бульдозер никакого внимания, словно его и не было – не желали они с ним в одном гараже находиться.
Жемчуг
Жила в океане Раковинка. Жила и наслаждалась волнами, которые то опускали её в глубину океана, то выбрасывали на берег. И так происходило из года в год. А Раковинка мечтала как-нибудь выделиться среди своих друзей и приятелей, удивить их своей необыкновенностью. И будучи в тишине на дне океана, она только и думала о том, чтобы сотворить какое-нибудь диво.
Однажды она раскрыла створки и увидела у себя внутри необыкновенный, белого цвета сверкающий шарик величиной с горошину. Раковинка несказанно обрадовалась. И когда волна в очередной раз выбросила её на берег, где было много приятелей-ракушек, она показала им свою ценность.
– Какое чудо! – воскликнули все, увидев шарик.
Теперь Раковинка мечтала пронести эту радость через всю свою жизнь. Но тут волна швырнула её об камни – и Раковинка разбилась. Следом она услышала восхищённый голос:
– Какой красивый жемчуг, это такая редкость!
Разные характеры
Стоявший в комнате Стул был очень любвеобильным. И ему удалось очаровать своим твёрдым, но привлекательным сиденьем четыре стройные крепкие ножки, которые никогда не скрипели, даже если кто-то садился на Стул. Ножки крепко прибились к сиденью и с удовольствием носили его по комнате. Без Стула они не могли существовать.
Встречая в прихожей соседа – Пуфик, Стул с ехидцей ему говорил:
– Жизнь надо устраивать так, чтобы тебя всегда носили и оберегали, как это делают мои ножки. А ты так и проживёшь в одиночестве, как истукан.
– А мне нравится так жить! – отвечал на это Пуфик.
Но однажды случилось то, чего Стул никак не ожидал. Он упал, и одна ножка отвалилась от сиденья. Оставшиеся ножки-подружки не смогли его поднять и удержать, и Стул остался лежать без движения. И Пуфик сочувственно ему сказал:
– Я крепкий оттого, что никогда не надеюсь ни на чью помощь.
Расплата
На берегу Реки рос Дуб, и корни его доставали до самой воды. Он и Река дружили и каждый день встречали друг друга словами:
– Доброе утро!
Дуб, приветствуя Реку, подбрасывал ей самые большие красивые листья, а Река в ответ окатывала волной берег, где горделиво возвышался Дуб.
Они всегда радовались своим встречам.
Туча, наблюдавшая за их дружбой, однажды спустилась пониже и, поливая всё вокруг дождём, сказала Дубу:
– Зачем ты унижаешься перед Рекой? Ты же Дуб: гордый, сильный, независимый. Веди себя достойно. А если надо, я сама полью тебя и лучше, и нежнее, чем эта речушка.
Дуб возомнил, что он и правда велик, и перестал общаться. Удивилась Река, что он её дружбу отверг, и сказала:
– Ты обидел меня, и я покидаю тебя, – она развернулась и ушла по новому руслу.
Туча же ещё раз полила Дуб дождичком, а когда появилось жаркое солнце, её рядом не оказалось. Ждал-ждал Дуб – да напрасно. И стали его ветки сохнуть, листья – желтеть и опадать, кора на стволе – трескаться. Превратился Дуб из мощного красавца в засохшее хилое дерево. Но корни его, ещё живые, продолжали тянуться к опустевшему руслу, к Реке.
Род
Ветер, пролетая по полянке, заметил возле берёзки красивую Ромашку – с оранжевым сердечком и с обрамляющими его бархатистыми белыми лепестками.
Она Ветру сразу понравилась, и он пропел ей лёгким дуновением:
– Какая красавица, я возьму тебя с собой! – и, дунув посильнее, попытался вырвать её.
Но Ромашка только покрепче уцепилась своими корнями за землю – не хотела она никуда лететь. А Ветер продолжал её уговаривать:
– Я тебя в далёкие чудесные края отнесу! Будешь там жить и процветать!
Ромашка всё равно отказалась, и Ветер, недовольный, улетел. Через какое-то время он вернулся и захотел снова увидеть Ромашку. Но была она уже не той красавицей, которую он видел когда-то. Только оранжевый цвет сохранился да один белоснежный лепесток на тонком дрожащем стебельке.
– Вот полетела бы со мной и не потеряла бы своей красоты, – прогудел Ветер.
– Нет, я знаю: моя жизнь всегда с осенью уходит, – ответила Ромашка. – И я буду счастлива закончить её здесь, под берёзкой, где и мои предки, а не где-нибудь под баобабом или кактусом. Весь мой род здесь.
Затих Ветер, задумался, а потом громко завыл:
– А где же мой род начинается?
С тех пор Ветер недовольно гудит и ищет свой род.
Нераскрывшийся цветок
Кто-то принёс его в полутёмный коридор маленьким Росточком. Был он в старом горшочке, рос в одиночестве, никто им не интересовался – временами даже поливать забывали. Так Росточек жил, почти в темноте, даже не ведая, что существует солнце, и вскоре превратился в невзрачный кустик. Листья с него быстро опадали, а сам он постепенно усыхал. А потом Кто-то вдруг перенёс его в комнату и поставил на подоконник большого окна. Там было светло, грело солнце, и его лучи ярко освещали и двор за окном, и зелёные деревья, и красивые цветы. Встрепенулся Росточек, увидев такое чудо, и воскликнул:
– Вот бы мне так жить!
И кто-то сказал ему:
– Ну, вот и доживай тут! – и даже полил его водицей.
Но Росточек был уже не в силах её выпить, вода просочилась мимо его безжизненных корней. И никто так и не поинтересовался засохшим кустиком.
А тот мог бы, всем на радость, раскрыться чудесным Георгином, если бы тот кто-то чутко отнёсся к нему.
