Ольга Викторовна Дашкова
Дровосек для Булочки
Богатырь и булочки с маком
– Булка… Булочка… Булочка…
– Что он говорит?
– Булочка вроде.
– Есть хочет?
– Не знаю.
– Конечно, хочет, смотри, какой здоровый, этого творожком на завтрак не убаюкаешь. Видела ручищи? Да и ниже пояса у него все, я бы сказала, шикарно.
– Дай посмотреть.
– Эй, маленькая еще, давай систему поменяй и лоб ему протри, бредит миленький.
Две медсестры шепотом переговаривалась у кровати Терехова. Та, что была постарше и не дала полюбоваться достоинствами ниже пояса Семена, поправила тонкое одеяло, внимательно осматривая мужчину.
Он, можно сказать, в рубашке родился, да такие богатыри и не должны погибать, кощунство это – в расцвете сил на тот свет уйти.
– Говорят, спасатели его автогеном вытаскивали, если бы не на джипе был, то все, выскребали бы из салона.
– Ох, не дай бог, не дай бог.
Семен слышал голоса словно сквозь толщу воды, не мог понять ни слова, но он отчетливо видел Серафиму. Она была такая красивая, румяная с мороза, на лице легкая улыбка, а в глазах укор. Он опять что-то натворил? О чем-то забыл? Что-то сделал не то?
Сделал шаг навстречу, потом еще и еще, но Сима не стала ближе. Все вокруг было белым, как снег зимой в поле. А по этому полю бежал ребенок – мальчишка лет пяти. Он кричал «папа, папа», а Терехов понять не мог, что происходит, кто этот малыш, и разве он папа?
– Булка… Булочка…
– Вера Ивановна, слышала? Опять. И что за булка? Может, ему, как очнется, из буфета принести, там были – вчерашние, с маком?
– Ирка, ты ей-богу дурная, там его жена в коридоре, она тебе таких булок навещает – и вчерашних, и сегодняшних.
– Так, ее не пускают пока сюда.
– Это пока не пускают, сейчас главврач приедет, и пустят. Она всю ночь, горемыка, там на кушетке сидела.
Голоса пропали, Семен снова проваливался, но уже не в черноту, а падал на белый снег спиной. Он был не один, мальчишка звонко смеялся рядом, они вдвоем делали снежных ангелов, размахивая руками и ногами.
На душе у Терехова было такое безграничное счастье, что казалось, он может своим сердцем растопить весь снег вокруг их деревни. Это его сын, он знал, он чувствовал. Булочка родит ему мальчонку – озорного, любопытного, не может не родить, вот вернется с этого поля, найдет ее и начнет делать наследника.
– Булочка… Булочка…
Семен улыбался, начал медленно открывать глаза: светлая стена, дверь – картинка плыла, но он все еще находился в некой эйфории.
– Что с ним, доктор?
– Лекарства, немного расслабляют.
– И долго это?
– Нет.
Серафима с тревогой посмотрела на своего «мужа», не назовись она женой, тут бы, естественно, не находилась, хорошо еще, документы ночью та противная тетка не попросила, но все же впустила девушку в отделение.
– Скоро придет в сознание, но сами понимаете, после такой аварии и ничего не сломать – это чудо какое-то. Многочисленные ушибы, сотрясение мозга, сломаны два ребра, ушибы внутренних органов. А в остальном ваш муж – везунчик.
Да уж, повезло так повезло.
Виноградова посмотрела на доктора, главврач оказался ее возраста, ночью он точно спал, в отличие от Серафимы, был бодр и полон сил.
– Максим Анатольевич, там тяжелого привезли, он в смотровой, вас срочно ждут, – в палату заглянула молоденькая взволнованная медсестра.
– Вы тут недолго, хорошо?
– Да, да, хорошо.
Доктор убежал, Серафима поправила на плече белый халат, который был на три размера меньше и, естественно, не застегивался, посмотрела в лицо Семену.
Господи, она, оказывается, так скучала по нему, вот прямо сейчас накрыло это чувство, и из глаз хлынули слезы. А еще Сима любит этого мужчину, такого бородатого, лохматого, сейчас беспомощного. Она молилась, как умела, как ее учила тетка Зоя – еще маленькую, в деревне – просила бога, чтоб не забирал, чтоб отставил ей и малышу. А она уж присмотрит, чтоб не натворил чего.
Глупо, но так искренне.
– Булочка… Булка…
– Что? – Сима напряглась, склонилась ниже.
А у Семена картинка стала четче, он видел ее, ту, к которой ехал и кого звал. Серафима была в белом, на белом фоне. Он что, в раю?
– Семен, Семен, ты слышишь меня? Сема?
– Бу… бу…
Терехов улыбался, хотел поднять руку, дотронуться до девушки, но боль в груди резко вернула в его сознание и в реальный мир.
– Вот же черт… твою же мать…
– Больно? Доктора позвать? – Серафима стерла со щек слезы, продолжая взволнованно смотреть на мужчину.
– Дьявол, да что ж так больно-то?
У Терехова болело все – от пальцев на ногах до кончиков ушей, дышать было трудно, голова, если он хотел ее поднять, кружилась.
– Ты как тут… как тут оказалась?
– Ты попал в аварию на трассе, я позвонила тебе, ответила женщина, наверное, доктор со скорой, сказала, куда тебя отвезли.
– И ты приехала?
– Конечно, как я могла не приехать?
Она не могла, а вот Терехов, оказывается, мог не приезжать и не звонить целый месяц, как подросток себя вести, что-то думать, выдумывать, придумывать какие-то отговорки и отмазки, мол, он все хочет лично сказать, глядя в глаза женщине, что он скучал и что она ему нравится.
Придурок.
А когда его руки коснулась теплая ладонь Серафимы, как током прошибло. Сердце забилось так часто-часто, что приборы запищали, Сима испуганно отдернула руку, но ей не дали, Семен схватил за пальцы.
– Булка, прости меня, прости.
– За что?
– Что не ехал так долго, что не давал о себе знать. Я скучал, очень скучал.
– Правда?
Серафима думала, что она попала в турецкий сериал. Герой лежит на больничной койке, признается героине в любви, а дальше им уже кричат «горько», и они режут свадебный торт. Если она расскажет Юрашкиной, та не поверит.
– Булка, ты что, похудела?
– Что?
Виноградову спустили с небес на землю. Было все так романтично, так трогательно.
– Ну, ничего, как только поправлюсь, откормлю тебя.
– А ты, я смотрю, не похудел за месяц.
– Язву заработал точно.
– Хорошо бы, если только язву.
Семен, кряхтя, приподнялся, все еще не выпуская руку Серафимы, она сейчас злилась, он бы тоже был зол, если бы о нем забыли на месяц. Так что гнев своей сладкой Булочки он готов стерпеть.
– Скажи.
– Что?
– Что думаешь, скажи. Какой я гад, продажная сволочь, что поиграл и бросил, точнее, укатил в неизвестном направлении, а сейчас сиди около него и спасай эту неблагодарную сволочь.
Голова болела смертельно, но Семен сказал, что должен был сказать, замолчал. А вот Серафима молчала. Конечно, он гад и заставил ее волноваться, думать неизвестно что, накручивать себе еще больше комплексов. И девушка нашла бы его все равно, даже если бы он не сделал шаг навстречу.
– Ты отвратительный человек.
– Да.
– Ужасный.
– Согласен.
– А еще развратник, пошляк и матершинник.
– Все так и есть.
– И ты нисколько не скучал по мне.
– Нет.
– Нет?
– Скучал, скучал, Булка, сил моих не было, как скучал.
Серафима улыбнулась, мужчина выглядел усталым, провела пальцами по его лбу, лицу, по отросшей щетине, он на самом деле выглядел как дровосек из леса.
Терехов готов был замурчать от удовольствия, прикрыл глаза, но тут же их открыл снова, напрягся, чувствуя, как начинает возбуждаться даже с катетером в интимном месте. Если Сима продолжит его наглаживать и дальше, он забудет про сломанные ребра, ушибы и трахнет ее прямо здесь под писк приборов.
– Булка.
– Да?
– Минет хочу.
– Что?
– Месяц вспоминал твой сладкий ротик.
– Как ты вообще в таком состоянии можешь думать о сексе?
– Ты рядом, так, что?
– Что? – Сима спросила шепотом.
– Минет?
– Дурак!
– Шучу, все потом, а для начала, найди мои вещи, в куртке были ключи от квартиры, привези вещи, адрес я скажу, и телефон там еще мой найди у докторов.
– Хорошо.
– И дай свой телефон, звонок надо сделать.
Пока Терехов набирал выученный номер и слушал длинные гудки, голова разболелась еще больше.
– Павлик, Павлик, слышишь меня?
– Да, Семен Николаевич.
– Спишь?
– Нет, нет, уже нет.
– Слушай внимательно и не задавай глупых вопросов. Вчера вечером на трассе была авария, узнай все у местных. Машину точно отогнали на штрафстоянку, возьми экспертов и проверь ее всю, особенно топливный бак.
– Чья машина?
– Моя, Павлик, машина, моя, вчерашняя, на которой я уехал.
– Не понял… это выходит, что…
– Этот самый приздец и выходит, все, соображай, свяжусь позже. И никому не говори. Я уехал и ты меня не видел.
Серафима слушала внимательно, и с каждым услышанным словом ей все больше не нравился расклад происходящего. Получается, что Семена хотели убить, и все было подстроено?
Действительно пиздец.
Девушку замутило, накатил жар, а за ним волна холода, она кинулась к раковине, вырвало ночным чаем и желчью. А Терехов, наблюдая за всем этим представлением устроенным его Булкой, так ни о чем и не догадался. До мужиков вообще все поздно доходит.
Соленые огурцы и пошлости
– Серафима, тут такое дело, – мать начала разговор без приветствия, а это означало, что ничего хорошего ждать не стоит.
– И тебе, мама, здравствуй, – Сима встала, отошла к окну, девушка ждала своей очереди на прием к участковому гинекологу, а потом нужно было ехать к Семену, он уже написал пятнадцать сообщений, как скучает и ждет ее.
Прошла уже неделя, как она примчалась к нему в больницу, как слушала его признания вперемешку с пошлостями, Семен шел на поправку. Виноградова ничего не сказала ему о беременности, тот раз, когда ее вырвало при нем, был единственным, мужчина ни о чем не догадался, да и не до этого было ему уж точно.
А Серафима боялась признаться. Ну, что она покажет? Тест на беременность? Вот сходит к доктору, сделает УЗИ, сдаст анализы, тогда и признается. Еще неизвестно, как уже не соседский мужик-дровосек, а древесный магнат отреагирует на эту новость.
– Сима, тебе нужно присмотреть за племянниками и собакой, – мать продолжила разговор.
Девушка чуть не выпалила: «С хера ли?», но сдержалась, все-таки она в общественном месте. Но просьба матери – точнее, не просьба, а скорее приказ, сказанный именно в приказном тоне, обескураживал.
– А что случилось с родителями племянников и хозяевами собаки?
– Твой сарказм неуместен.
– Где ты услышала сарказм?
Отец Серафимы ушел из жизни, когда девочке было три года, а вот отец Мирославы ушел просто так, ему надоело выслушивать претензии женщины, с которой он жил. Серафима его прекрасно понимала, поэтому, как только выдалась возможность, она свалила и сама.
Всю жизнь, сколько Сима себя помнит, ее использовали в качестве тягловой лошади. Она сидела с младшей капризной сестренкой, потом с ней гуляла, вместо того чтоб гулять с парнями и девчонками. Затем всей семьей дружно копили на образование Мирославы, которое она благополучно бросила на втором курсе и выскочила замуж.
И сколько же было радости, когда Мирослава играла свадьбу, потом рожала детей, мать умилялась, всем своим подругам говорила, как ее младшей дочери повезло в жизни. И ни слова о старшей, которая сама, собственным умом, да, не вышла замуж, но получила образование, купила квартиру, живет и ни от кого не зависит.
Но это ведь так, мелочи. А вот замужество и дети – это достижение.
И почему ее семья все еще думает, что она им что-то должна?
– У Мирочки сложная ситуация в семье.
Серафима живо так представила перед глазами семью Мирочки, где та самая Мирочка практически ничем не занимается, сидит дома и очень херово воспитывает детей, но требований к мужу выше крыши. Сима удивлена, что несчастный мужик протянул еще так долго.
– Развод?
– Нет, что ты до этого, я надеюсь, не дойдет, но им надо освежить отношения, побыть вдвоем.
– При чем здесь я? Мне подержать свечку?
Мать реально напрягала, из кабинета вышла девушка, следующей должна быть очередь Серафимы, а мама раздражает разговором в такой волнительный для девушки момент.
– Как тебе не стыдно, на глазах рушится семья твоей сестры!
Серафиме не было стыдно.
– Это мне стыдно? Да мне плевать, что там и куда рушится у Мирославы, мой мир не вращается вокруг нее и ее семьи. И я ни с кем не обязана сидеть, а вот ты, как бабка, этим займись. У меня есть своя личная жизнь, – Сима повысила голос.
– Какая у тебя своя жизнь? У тебя ведь нет никого, даже котенка, мужики – и те сбегают.
Девушка сжала ладонь в кулак, прикусила губу, чтоб не дать слезам хлынуть. Услышать такое от собственной матери было больно.
– Тебе ничего неизвестно о моей жизни, потому что ты никогда ей не интересовалась, а объяснять сейчас я не намерена. Так что решайте проблемы Мирославы самостоятельно, без моего участия, хватит, надоело.
Голос эхом пролетел по коридору, на Серафиму обернулись, она лишь, гордо вскинув голову, прошла до кабинета, из которого как раз выходила девушка. Надо было все это сделать раньше и не давать собой помыкать.
Пока сидела на гинекологическом кресле, пока смотрела, как доктор что-то чиркает размашистым почерком в карточке, Сима молчала, переполненная эмоциями.
– А чего такая напряженная?
– Так дело серьезное.
– Это верно.
– Что там?
– Беременность.
– Точно?
– Срок небольшой, четыре-пять недель, но поверь этим рукам, – женщина показала свои руки, посмотрела из-под оправы очков. – Они никогда не ошибались.
Серафима выдохнула. Значит, все верно, хотя все симптомы говорили именно об этом, сомневаться было незачем.
– Страшно.
– Почему?
– Так не двадцать пять.
– И не во столько рожали. Недавно пришла ко мне с третьим ребеночком пациентка, а ей сорок пять, а первого родила в тридцать семь. И все почему?
– Почему?
– Потому что мужик у нее хороший. А в этом деле нет слова «пора», есть слово «хочу». Но чаще, конечно, приходят со словами «так получилось». Как у вас?
– Так получилось.
– Я уверена, получилось прекрасно. Это направления на анализы и УЗИ, как все сделаешь, приходи, на учет вставать будем. Ведь будем?
– Конечно, будем.
В больницу к Семену летела на крыльях, проговаривая про себя признание о том, что у них будет ребенок. Сима не знала, какая будет реакция, но держать в себе эту тайну уже не было сил.
Но не успела она зайти в палату, как Семен отложил телефон и подозрительно на нее посмотрел.
– Что-то случилось?
– Случилось.
– Что?
Спросила на выдохе, сделала несколько шагов, прижимая к груди пакет с баночкой малосольных огурчиков, которых жуть как захотелось. Сима не удержалась, зашла в магазин, думала, начнет их есть прямо там вприкуску с мандаринами.
– Ближе подойди.
Терехов соскучился как дикий по своей Булочке, ее не было сутки, но даже то, что он постоянно писал и звонил ей, не утоляло его тоску, а еще голод.
Он хотел ее постоянно, каждую минуту, просил выслать интимные фото, и Сима, чертовка такая, выслала, отчего мужчина голодал еще сильнее. Членом можно было забивать гвозди, но он хотел вбить его в киску Серафимы.
– А что случилось? Тебе плохо? – Сима поставила пакет на тумбочку, заправила волосы за уши, облизнула губы, а Терехов скрипнул зубами.
– Плохо, очень плохо, Сим, дай руку.
Терехов схватил девушку за кисть, потянул на себя, положил ее ладонь на свой пах и протяжно простонал. Хорошо, что в бесплатной больнице есть платные отдельные палаты с душевой и уборной для вот таких страдальцев, как он.
– Ой, – Сима сглотнула скопившуюся слюну, сжала твердый ствол, она сама возбудилась от такой реакции мужчины на себя.
А после их виртуального флирта по вечерам, со всеми обещаниями Семена сделать с ней массу непристойных вещей, плюс буйство гормонов, Серафиме приходилось удовлетворять себя самостоятельно.
Она не успела опомниться, как Терехов уже откинул тонкое одеяло, приспустил больничные широкие брюки, начал толкаться девушке в руку.
– Сема, ты с ума сошел, тебе нельзя, сотрясение и переломы ребер.
– Все уже прошло, завтра выпишут, зажило как на собаке. А вот без секса, когда ты, такая вкусная и аппетитная, рядом, я точно сдохну.
– Но…
Серафима не успела ничего сказать, мужчина потянул ее на себя, впиваясь в губы, сразу проникая языком в рот, а другой рукой оттягивал декольте трикотажной кофточки, освобождая грудь.
– Потрогай меня, да, вот, да, малышка… ох, дьявол… да… да… сожми сильнее… господи, какие красивые у тебя дыньки. Дай мне их облизать, дай.
Терехова штормило, сотрясение еще не прошло, да и ребра болели, но он все готов стерпеть ради того, чтоб эта сочная малышка была рядом. Он наконец освободил шикарные груди Серафимы из плена тонкого кружева, сразу засосал сосок, слушая, как девушка простонала, как еще сильнее сжала его член, скользнула к яйцам, начала ласкать их.
– Да, малышка… о да… выпишут, дома будешь ходить голая всегда.
Семен был настроен решительно по поводу Булки, времени на подумать у него было вагон. Она его и ничья больше, все эти прелести и сладости достанутся только ему. Нужно делать предложение, а лучше сразу ребеночка, того самого, что он видел во сне, чтоб не соскочила.
С сотрясением пришло озарение, что все земное бренно. Сгорела часть его бизнеса, да бог с ним, Терехов обрел больше, осталось прижать бывшую, а там уже и свадьбу играть.
Семен не просто был влюблен, он был одержим своей Булочкой. Как же удачно он зашел отрубить башку гусю и наткнулся на эту сочную блондинку.
– Да… вот же… да… вот же… сейчас солью… господи… аж в груди колет…
Терехов смотрел на то, как Сима надрачивала его член, как головка, набухшая бордовая головка, пропадала и появлялась. А когда начал кончать, захрипел, вновь впился в губы Серафимы, толкаясь бедрами, выплескивая накопившуюся за все это время сперму, чуть ли не теряя сознание.
– Семен Николаевич, это я!
Виноградова дернулась, Семен удержал, кровать от двери закрывала ширма.
– Павлик, дверь закрой!
– Но…
– Сказал, дверь закрой, у меня процедуры.
Хлопок двери, тишина.
– Значит, процедуры?
– Ты мой лучший Булочный доктор.
– Пошляк.
– Люблю тебя.
– Что? – Сима замерла.
– Дай салфетки и помой руки, давай живо, Павлик нам сейчас будет рассказывать детектив.
Детектив и белые розы
– Ты как?
– Я?
– Да. Не тошнит больше?
– Нет, все прошло, все хорошо.
– А что это было? Отравление?
– Да, представляешь, я же вспомнила, суши ела.
– О господи, их так опасно заказывать, непонятно на какую дрянь нарвешься.
Юрашкина округлила глаза, с сочувствием посмотрела на Серафиму. А вот Сима не спешила посвящать подругу в свою – еще очень маленькую – тайну, она даже Семену вчера не сказала.
Но сегодня его выписывают, она отдала ключи от квартиры его заместителю, он должен привести вещи. А после работы она поедет к нему, Семен повторил это вчера раз семь и звонил с утра, так что мыслями Виноградова была далека от отчетов, цифр и сводок.
– С тобой точно все нормально?
Ольга заглянула подруге в глаза, но тут же округлила свои и открыла рот от удивления.
– Ты влюбилась, точно, Сима, ты же влюбилась, – сказала слишком громко, на них обернулись.
– Не говори ерунды. Так заметно?
– Конечно, у тебя взгляд придурочной козы.
– Почему козы?
– А то, что придурочной, тебя не смутило?
– Нет.
– Да потому что они и без того дурные, а влюбленные – подавно. Колись, кто он? Женька из аналитики, да? Он три раза спрашивал, почему тебя не было на корпоративе. Ой, Виноградова, господи, свершилось, я-то уже думала, ты скоро пять котов заведешь.
– Что за предвзятые суждения?
– Ну, ну, кто он? Глаза блестят, губы зацелованные, весь январь хмурая была, а сейчас неделю цветешь как майская роза. Что-то мне самой жарко стало. Рассказывай.
– Нет, Оль, пока не скажу.
– Это почему? Чтоб не сглазить, да? Понимаю.
Да, и чтоб не сглазить тоже. Вообще, было страшно, столько всего навалилось, да еще неизвестно, как Семен воспримет весть о ее интересном положении. Мы же, девочки, ждем мужской скупой слезы, падение на колени, признаний, а вдруг он вообще к этому не готов, да еще проблемы в бизнесе?
Вчера, когда заместитель Павлик рассказывал тот самый детектив, который обещал Семен, у нее чуть волосы на голове не зашевелились. Она сидела тихо, жевала огурцы, а когда смачно хрустнула, двое мужчин посмотрели на нее. Терехов улыбнулся, подмигнул, настроение у него было великолепное, а новости от Павлика шикарные.
Девушка смутилась, поерзала на стуле, сегодня был такой волнительный день, столько эмоций и событий, что голова шла кругом.
А признание Семена в любви так вообще ошарашило, сбило, можно сказать, с ног и завертело ураганом.
Павлика она представляла иначе, таким мелким, шустрым, прытким парнишкой. Но он оказался очень даже симпатичным молодым мужчиной, высоким и широкоплечим, немного заросшим, но с умным и внимательным взглядом.
А историю, что он рассказал, можно было легко принять за пересказанный детектив с криминальным уклоном, но это было все реально.
– Так, Павлик, не заглядывайся на мою женщину.
– Да я и не думал.
– Вот и правильно, ты должен думать о работе. Что там дальше?
– Так вот, после экспертизы автомобиля было зафиксировано вмешательство в топливную систему, есть заключение, специалисты написали много умных слов.
– Да, хорошо, что в этой аварии пострадал только я и дорожное ограждение.
Серафима икнула.
– Но мы копнули дальше.
– И?
– И выяснилось, так сказать, по горячим следам, что в утро перед поездкой у машины крутился странный субъект. Хвала администрации гостиницы, что камеры у них были включены и писали.
– Кто такой?
– Некто Шумаков Макар Петрович, автослесарь в СТО у заправки.
– И как он себя чувствует?
– Не очень.
– Что говорит?
– Ой, много что интересного, конечно, протокол допроса почитать не дали, но вкратце дело было так. По словам Макара, маялся он в тот день с тяжелого похмелья, у друга жена родила пацана.
– Ну, святое дело.
Сима хрустнула огурцом и икнула снова.
– Но день тот был перед Новым годом.
– Так это, получается, спланированное покушение?
– Ты не торопись, Семен Николаевич, тут сказка страшнее.
Павел тогда потер ладони, подошел к Серафиме, достал из банки соленый огурец, кинул себе в рот, быстро прожевал, а они с Семеном, как завороженные кролики, наблюдали и ждали.
– Подошла к нему в то утро странная дамочка, предложила хорошо заработать.
– Господи, господи, ну почему все так просто? Ну что за дура!
Терехов схватился за голову, Сима не могла понять, что происходит, а вот Павлик – тот догадывался.
– Именно.
– Что? Что это за дура? Я хочу знать.
– Жена моя.
– Жена?
– Бывшая.
Серафима выдохнула, проглотила кусок огурца.
– Павлик, что дальше?
– А вот дальше Макар запел соловьем, когда его прижали, рассказал все. И про поджог на комбинате и про испорченный автомобиль, сдал заказчиков с потрохами, обливаясь крокодиловыми слезами.
– Так я и знал, – Терехов эмоционально хлопнул ладонью, Сима снова икнула. – Вот чувствовал, что эти падлы причастны, своими руками бы придушил. Еще звонила, такая, стращала, говорила, что я должен ей половину бизнеса. Вот сука, теперь пусть на зоне поработает на благо страны и общества, будет ей там бизнес, им двоим.
Дальше из разговора Серафима поняла, что дела пойдут бодрее, как сказал Павлик, а Семен все чаще поглядывал на нее, да так загадочно, что внутри вместе с солеными огурцами порхали бабочки.
– О, господи, девочки, смотрите, что за принц к нам пожаловал.
– Где?
– Кто там?
– Ого, ничего себе. А это точно к нам в офис? Над нами, кстати, модельное агентство.
– Да, кому-то повезло. Интересно, сколько там роз?
– Штук тридцать, не меньше.
Юрашкина вместе с коллегами прильнула к большому окну, с третьего этажа их офиса было хорошо видно освещенную парковку и то, как из черного внедорожника вышел крепкий мужчина с огромным букетом белоснежных роз.
Серафиме было неинтересно, у нее был свой принц, и скоро они встретятся, до конца рабочего дня всего тридцать минут. Но хорошо, что подруга отвлеклась от нее, а то с ее цепким взглядом, того и гляди, догадается еще и о беременности.
Девочки еще минут пять не могли успокоиться, сыпали догадками, кто такой да к кому приехал. А на их этаже открылся лифт, и по этажу пошел гул, Серафиме пришлось оторваться от изучения отчетов.
Первым, что увидела девушка, были красивые, упругие бутоны белых роз. Она еще подумала, что они как снег в Косогорах, а вот дальше начали происходить чудеса.
– Мужчина, вы кого-то ищете?
– Нет, я уже нашел.
Уверенный шаг, на стол Серафимы опускаются белоснежные розы, а Терехов не может насладиться реакцией Булки на его появление. Его сегодня не хотели выписывать, хоть и обещали, а он не выдержал и сбежал. Пришлось, конечно, снова напрячь Павлика, но такая у него работа.
Семен решил, что его женщина достойна самого лучшего, как минимум, чтоб за ней на работу заехал её мужчина. А в том, что Серафима его женщина, сомнений не было никаких уже давно. Для этого он даже за целый год впервые посетил барбера, подстригся, привел себя в человеческий облик, а то действительно был как дровосек из леса.
– Се… Се… Семен?
– Привет. Ты ждала кого-то другого?
– Я… не… не… нет.
– Собирайся, поехали домой, жду в машине.
Терехов любил эффектные сцены. Пусть теперь знаю все, что эта Булка несвободна, пусть кусают локти и корчатся в муках.
И он любил эту женщину – со всеми ее мнимыми комплексами, которые он обязательно вытрахает из нее и заласкает до оргазмов все сладкие местечки своей Булочки.
В офисе повисла тишина, лишь было слышно, как гудят системные блоки, и кто-то из коллег вздохнул. Мужчина, слегка хромая, пошел к лифту, его провожали долгими взглядами, а Серафима думала, что сейчас ее разорвет от счастья, а коллег – от зависти.
Семен был такой… такой красивый и мужественный. Рубашка, брюки, короткое пальто нараспашку, аромат парфюма и роз.
Ей точно не снится все это? Все реально?
– Вот это да… офигеть, Виноградова, ты понимаешь, что сейчас по фирме пойдут такие слухи, что ты обязана все рассказать! – Юрашкина прошептала в самое ухо, вцепилась в плечо девушки.
– Я ничего никому не обязана.
Сима ответила громко, потрогала пальцами белые бутоны роз, улыбнулась, ей никогда такие цветы и в таком количестве не дарили.
Да, теперь Серафима была обязана быть только счастливой.