– Нет, нет, Семен, нет, я сказала! Даже не думай! Нет!
Серафима визжала, упиралась и отбивалась как могла, но Терехов тащил ее голую прямо из парилки на улицу.
– Булка, это лучшая профилактика простудных заболеваний.
– Так у нас уже была в доме хорошая профилактика.
– То была разминка.
Семен все-таки выдернул девушку на улицу, не чувствуя совершенно холода после жаркой парной, он, зачерпнув горсть снега, растер свою грудь, а потом приложился к шикарным титькам Серафимы.
Снова визги и крики. Ему нравилась Булочка все больше и больше. Было такое ощущение, что они знакомы давно, но вот эмоции – они были новые для него. А главное, в душе с появлением девушки исчез тот горький осадок, который был весь этот год, отравляя ему жизнь.
– Ну как? Хорошо, да? Хорошо?
– Нет…нет…
Адреналин кипел в крови, Семен рухнул спиной в сугроб, растирая себя снегом. Сима сама вошла в азарт, точнее, ее им заразили. Глядя на этого сильного, огромного мужчину, который веселился, как дитя, а до этого вполне так на полном серьезе занимался с ней сексом дома, сама поддалась эйфории и шагнула голыми ногами в снег.
Было не холодно. Было странно, как всегда, рядом с бородатым наглым соседом. Господи, да Сима за эти полтора дня прожила больше событий, чем за последние три года. Эмоции зашкаливали – от шока и удивления при встрече, от драки с молочницей и поцелуя на кладбище до невероятного секса и вот – начальных стадий моржевания.
– Иди ко мне, – Семен вновь втащил Симу в баню, сразу в парную, чтоб не застудить ее неподготовленные к таким экспериментам прелести.
Начал сразу целовать, но девушка уже не сопротивлялась, отвечала, что-то говорила, но в ушах звенело от желания. Протянул лишь час, обещал помыть, попарить и окунуть в сугроб, все пункты выполнены.
А до бани они вместе тащили огромную ель к дому, Булка пилила его, но так по-доброму, в голосе было лишь волнение. Терехов улыбался, но серьезно кивал и соглашался с тем, что его поступок был ребячеством, и больше он так делать не будет, вот зуб дает.
Добравшись до ворот, кое-как впихнули дерево в калитку, действительно, как-то он переборщил с размером. А когда отдышались и зашли в дом, уже там накинулся на свою сладкую Булочку, начал срывать с нее одежду, согревать холодные губы, сосочки, проводить пальцами по ставшей так сразу мокрой киске.
А еще от Булочки головокружительно пахло, что-то чуть уловимое цветочное и немного цитруса. Терехов уже отвык от таких ароматов, женщина может быть такой сладкой и желанной, что от нее даже можно потерять голову.
Но член стоял, башка не варила, мужчина был готов сожрать ее всю. Кое-как добрались до кровати, бросил Симу на спину, раздвинув широко бедра, несколько долгих секунд как маньяк любовался промежностью. Собирал пальцами влагу, входил во влагалище, растирая клитор.
– Семен… да-а-а-а… Семен… не мучай меня…
Голова Серафимы шла кругом, все тело горело от желания, пальцы мужчины вновь творили чудеса, она, кажется, была готова кончить от нескольких прикосновений и движений внутри. И хотела, чтобы он трогал ее еще и еще.
Тогда он мучил ее долго, не давал кончить, трогал, массировал, стимулировал все самые чувствительные места. А когда наконец вошел, не смогла дышать от удовольствия, кончая через пару толчков. Кричала так, что было слышно во всей деревне, содрогаясь телом, сжимая член изнутри.
Терехов держался как мог, скрипел зубами, пыхтел, но все снова было выше его сил. Кончал долго, сперма вырывалась, ноги подкашивались, он накачивал Булочку своим кремом, а сам смотрел, как семя сочится из нее, как размазывается по его стволу и остается на половых губах.
Сейчас, после передышки, после того, как продегустировали клюквенную настойку, он натирал Симу мочалкой. Хлестал веником ее сочное тело, а в итоге дал словить контраст на улице. Терехов вновь целовал, трогал, как озабоченный, мял попку, кусал нежную кожу, слушая, как девушка вздыхает, смеется, сама ласкает его, царапает ноготками и сжимает яйца.
– Да, потрогай еще… еще… да, Булка… вот же блять… хорошо как! Я с тобой как озабоченный подросток.
– Это хорошо или плохо?
Сима, как завороженная, смотрела на увеличивающийся член в ее руках, как он наливается возбуждением и твердеет. Трогала яйца, нежно перебирая их, а самой хотелось взять их в рот. Было необычно и невероятно слышать такие слова от мужчины, что ее хотят, что она желанна, это заводило.
– Жарко здесь, пойдем на диванчик.
Семен с трудом оторвал девушку от своих яиц, повел в комнату отдыха, там был полумрак, за стеклянной термостойкой дверцей печки красиво горели дрова.
– Иди ко мне, да, вот так, держи его, ласкай, дай свою попку.
Сима стояла на коленях, ее целовали в губы, мужчина наклонил ее на себя, сидел, широко разведя ноги. Пару раз шлепнул по полным ягодицам, а когда начал массировать анальное отверстие, почувствовал, как девушка дернулась, застонала громче.
– Не останавливайся, да, подрочи мне, а я твою малышку. Она такая узкая у тебя, такая нежная. Идеальная…
Виноградова текла от этих слов, ее захватывали совсем другие ощущения, вот в ее попку, обильно смоченную соком ее возбуждения, вошел один палец, причиняя лишь легкий дискомфорт.
– Хочу твою попку, как же я хочу ее.
Острые ощущения, Сима не ожидала, что ее анус столь чувствителен, что мышцы так легко расслабляются, и вот ее трахают уже двумя пальцами.
– А-а-а-а-а-а… боже мой… Боже мой…
Серафима часто дышала, выпустила из руки член Семена, стала натирать свой клитор. Оргазм приближался, мышцы сводило, внутри все закручивалось вихрем.
– Нет, нет, Булка, не так, иди ко мне. Да, повернись, расслабься, прогни спину, вот же дьявол, какая ты мокрая и раскрытая. Подожди, черт, где же они?
За спиной Симы шум, даже что-то упало, Терехов искал в столе презервативы, они точно были, затарился три месяца назад и оставил здесь, чтоб не хранить в доме, сам уже не помнит почему, наверное, ждал именно этого момента.
Надорвал упаковку, быстро раскатал по торчащему колом члену тонкий латекс, не отрывая взгляда от промежности Серафимы. Наблюдая за тем, как она сама пальчиками ласкает клитор.
– Сейчас, малышка, сейчас, папочка уже готов. Папочка сделает хорошо своей булочке.
Но перед тем как войти в попку, припал к ней губами, начал посасывать кожу, а потом лизать. Серафима прикусила язык от фантастических ощущений, от того, что ее ТАМ и ТАК впервые вылизывает мужчина, щекочет усами, а она хочет еще.
– Да, впусти меня, ух, какая ты узкая, вот же дьявол, откройся, впусти меня, Булка, впусти, расслабь попку.
С трудом, но Семен толкался, девушка кусала губы от боли, но позволяла взять себя таким образом.
– Больно… Семен… а-а-а-а-а-а… господи…
– Потерпи, потерпи, малышка… сейчас… Расслабься… еще, вот умница.
Но как только головка члена вошла вся, Сима охнула, по телу пронеслась волна жара, а потом яркого удовольствия. Терехов двигался медленно, остановился, вытер пот со лба, Сима сама стала насаживаться, вот тут его сорвало окончательно.
Он хотел эту женщину везде, во все места, вылизать, трахнуть, довести до сотни оргазмов, пить их, наслаждаться и кончать самому в нее, на нее.
Серафима вновь начала кончать первая – после нескольких шлепков по ягодицам и уже глубоких проникновений. Член Семена стал еще больше, трение увеличивалось, грудь колыхалась, соски, ставшие твердыми вишенками, терлись о колючий плед.
– Не могу… не могу больше… кончаю… конча-а-а-аю… боже мой… а-а-а-а… да-а-а-а-а… не могу…
Виноградова кончала первым в своей жизни анальным оргазмом, сжимая мышцы ануса, пульсируя на члене соседа. А Терехов думал, что у него выскочит сердце, сам замер на секунду, поясницу пробило острой болью, а потом член взорвался спермой.
Нет, он точно помрет на этой пышке, в сорок два года надо быть аккуратным, не перенапрягаться в сексе, не юноша уже. Но оторваться от Булки было выше его сил, которых совсем не хватит такими темпами на Новогоднюю ночь.
Утро тридцать первого декабря выдалось солнечным. Серафима вновь проснулась одна на смятых и скомканных простынях огромной кровати Семена.
Молодой женщине хотелось вновь накрыться с головой одеялом от стыда, покраснеть, провалиться сквозь землю. Но Сима не стала этого делать, решив, что она взрослая, достаточно взрослая для такого рода плотских утех, что были у нее вчера в бане.
Мышцы болели, попка саднила при воспоминании о случившемся, даже мурашки побежали по коже. Они вдвоем слишком долго потом отходили от оргазма, такого яркого, как вспышка света после атомного взрыва. Семен тяжело дышал в шею, что-то шептал, целовал, трогал грудь.
Послышался стук с улицы, девушка встала с кровати, нашла лишь свою одежду, она именно тут и была брошена вчера после поисков соседа, который ушел за елкой. На часах девять утра в доме никого, Сима накинула шубку и валенки, вышла на крыльцо.
На просторном дворе было оживленно. Гром бегал рядом, а Семен в одних ватных штанах, голый по пояс, рубил сучки той самой елки из леса. Мощный, широкоплечий, под татуированной кожей играли мышцы, на бороде иней, он был настолько горячим, что от него шел пар. А на улице было как минимум минус двадцать семь, это Сима увидела на термометре.
Девушка прикусила губу, внутри все стянуло легкой болью, дровосек ее возбуждал, очень. А ведь Серафима за собой такого раньше не наблюдала, чтоб вот так смотреть на мужика и возбуждаться.
Семен откинул топор, легко поднял елку, устанавливая в импровизированную подставку, отошел на два шага, любуясь плодами своего труда. Он бы, конечно, сейчас хотел любоваться прелестями Серафимы, она там гладенькая, тепленькая, под одеялом, румяная, пышная, как сдобное тесто.
Но надо было Булке отдохнуть, впереди новогодняя ночь, и он будет как раз загадывать желание, трахать ее под бой курантов.
Мужчина поправил в ватных штанах начинающий возбуждаться член, глубоко вдохнул морозного воздуха, он был счастлив. Когда у него такое было? И было ли вообще, Терехов не припомнит, но тем-то и хороши эти новые эмоции, что они новые.
– Красиво вышло.
– О, Булка, доброе утро!
Семен бесцеремонно сгреб девушку в охапку, крепко обнял, целуя горячими губами и раздражая кожу холодной бородой.
Симе нравилось, что ее называют так странно, не обидно, а даже сексуально. Она Булка, а Семен – Дровосек, сказочно-новогоднее сочетание. Дровосек для Булочки, какое-то тематическое порно.
– Семен, Семен, подожди. Тебе не холодно?
– Рядом с тобой я горю, как увидел твою попку, когда ты мыла полы, начал дымиться.
– Ты пошляк.
– Есть немного.
– Уже в полночь Новый год.
– Да, будем встречать и отмечать. Сейчас нарядим елку, на чердаке игрушки и даже старая гирлянда, надо принести. Мне все это добро осталось от деда, что тут жил, и самогонный аппарат с тетрадкой рецептов.
– Так вот откуда тяга к спиртному.
– Не, я не бухаю. Дегустирую, а еще люблю разные вкусы.
– Мне нужно сходить домой.
– Зачем?
Терехов не хотел отпускать девушку ни на минуту, он даже гусей накормил и дом протопил, и снег с утра почистил, хотя он и не шел.
– Гуси.
– Накормлены и напоены. Только тушку убиенного так найти и не могу.
– Там мои вещи и телефон, а еще салат, который, наверное, пропал.
– Сделаем новый.
Серафима улыбнулась, сама обняла мужчину, согревая его голую грудь, ей так нравилась эта забота, даже нежность. А ведь она ничего не знает о соседе, ну, кроме того, что Семушка хороший мужик и что-то там с бабами было у него в прошлом не очень. И это со слов тетки Зои, а та может нафантазировать что угодно, насмотревшись сериалов.
– Я принес твой телефон и вещи, чтоб уже не бегать и не жечь соседке свет.
– Обо всем позаботился?
– Да.
Терехов рассматривал с высоты своего роста Серафиму, у нее были невероятные голубые глаза, мягкие ямочки на щеках и пушистые реснички, а еще сладкие мягкие губы, от которых он не мог оторваться.
Неужели он пропал?
Вот прям так быстро, с одного взгляда, с первого поцелуя и откровенного прикосновения? С того момента, как затащил ее в дом и разложил на столе? Или это случилось тогда, когда он увидел, как она красиво наяривала полы?
А еще мужчине не нравилось, что ей постоянно написывал и названивал какой-то мужик по фамилии Зимин. Семен даже хотел ответить, высказать все, что думает, но лезть в чужую жизнь так сразу не хотелось.
– Ты замерзнешь, пошли в дом.
– Да, пошли в дом, а то придется тебе меня очень долго согревать всем своим телом.
А дальше пошла сама настоящая предновогодняя суета. Сима варила овощи и мясо на салаты, холодильник у соседа был забит продуктами под завязку – и не самыми дешевыми. Семен достал с чердака гирлянды и игрушки, наряжали тоже все вместе, даже Гром помогал.
Было легко и свободно всем. Сима не чувствовала, что от нее хотят только секса, Семен шутил, рассказывал интересные истории – в основном из деревенской жизни. И про то, что соседка баба Зоя каждый раз при встрече напоминала ему о своей племяннице Серафиме.
Ближе к вечеру, когда все салаты были готовы, нарезка красиво уложена на тарелки, а шампанское, которое волшебным образом появилось словно из ниоткуда, спрятано охлаждаться, первым зазвонил до этого молчавший телефон Семена.
Хозяин дома поморщился, ведь он только хотел зажать Симу в уголке, помять ее шикарную грудь и расцеловать. Звонил шустрый заместитель, поздравлял с наступающим и так долго и много говорил, что Семену пришлось его остановить.
А вот когда с какого-то хрена позвонила бывшая жена, внутри нехорошо так сдавила изжога, Семен скрипнул зубами, но ответил.
Сима делала вид, что не слушает разговор, но из-за того, каким тоном и какими словами отвечал оппоненту Семён, было страшно за оппонента. И как поняла Серафима, это была женщина.
После пятиминутного разговора Семен бросил телефон на стол, звякнула посуда, выругался снова, вышел на улицу, хлопнув дверью, а Серафима тихо присела на табурет.
Да, праздник может быть не таким праздничным, как предполагалось. Может быть, ей по-тихому уйти к себе?
Терехова разрывало от негодования, эта… эта бля… даже слова нет культурного, чтоб назвать свою бывшую жену, которая была застукана под столом его же заместителя с его же, того самого заместителя, членом во рту.
И вот сейчас, спустя год, она наглым образом требует половину его, построенного на крови и поте, бизнеса.
Тварь.
Мол, она все это время думала и вот решила, что ей он нужен, и что если Семен не будет по-хорошему отстегивать ей денег, она пойдет в суд, и у нее есть некие документы, свидетельствующие о том, как он, честный бизнесмен, не выплачивал налоги и как засоряет окружающую среду.
– Тварь! Тварь!
Терехов схватил топор, взял чурку, начал ее раскалывать – со всего маха, на выдохе, так что удар отдавался во всем теле. Нет, он не позволит ей этого сделать. Он раздавит ее, как гниду, и своего бывшего друга, чьими словами она говорит, который был, сука, его заместителем.
Немного спустив пар, умылся снегом, зачерпнув его в рот, прожевал. Ничего, все будет хорошо, у хороших людей плохо не бывает.
– А ну, стоять! Что за побег из курятника?
– Я… я думала, что ты захочешь побыть один.
Сима мялась, она правда чувствовала, что после таких диалогов и реакции на них человеку необходимо побыть одному со своими мыслями. А тут она с «Оливье».
– Один я уже был целый год. Не хочу больше. Иди ко мне.
Несколько шагов, тяжелая ладонь на затылке, жаркий поцелуй, Терехов кусает губы Серафимы, проникая языком, бесстыже лаская и посасывая.
Перед глазами у Виноградовой мигают яркие огни гирлянды, а в голове песенка про пять минут.
«Господи, пусть так будет всегда!» – кому первому на ум пришла эта фраза, уже неизвестно.
– Семен, час остался, давай быстрее одевайся! Там, наверное, мясо уже высохло все в духовке.
Девушка подскочила с кровати, голая заметалась по комнате, Терехов улыбнулся, потянулся, довольный, как мартовский кот в декабре. Весь негатив от звонка и угроз бывшей жены выветрила Булочная Серафима.
Думал, что возьмет у елки, так просто – приспустит ее штанишки, освободит своего рвущегося в бой богатыря – и, как говорится, по полной программе, до алых кругов и фейерверка перед глазами.
Но сейчас Семену не хотелось быстрого и спонтанного секса, он хотел трогать, изучать тело девушки, делать так, чтоб она кричала от удовольствия и просила, нет, умоляла еще.
Терехов, оказывается, мог быть таким галантным в сексе. Что только свежий воздух не творит с людьми.
А Серафима не сопротивлялась, она позволяла все, вот словно в голове что-то щелкнуло, переключился тумблер. Железнодорожная стрелка перевелась, и скоростной поезд по имени «Семен» понесся по ее заржавевшим от времени и одиночества рельсам.
Это все он, точно, Сима была уверена, никому другому она бы в своей жизни такого не позволила, а ему все и вся она, до капли, до вздоха и крика.
Дурная, ой дурная баба.
Виноградова понимала, что потом станет лить слезы, рыдать, но это все будет потом, а сейчас она счастлива. Ведь так хорошо долго продолжаться не может, она знала по собственному печальному опыту. Кто-то всегда уходит, бросает, предает. Это пока ее самый яркий роман в жизни, кто знает, может, больше вообще ничего подобного не будет.
Сосед снова от нетерпения срывал с нее одежду. Но когда девушка осталась обнаженной, стоя на коленях, на широкой кровати, в полумраке спальни, остановился, словно любуясь ей, а Сима краснела.
Трогал аккуратно, водил медленно подушечками пальцев по коже, Терехов дурел. Готов был выть волком и вилять хвостом от удовольствия, от того, какая Булка гладенькая и нежная везде, сладенькая.
– Семен…
– Тихо… тихо… молчи.
Сима молчала, но это было выше ее сил, кусала губы, но стонала, когда мужчина вылизывал её грудь, сосок, нежно посасывая его покусывая. Его пальцы прошлись по половым губам, раздвигая их, а там она была уже вся мокрая.
– Вот же черт, девочка… такая влажная. Всегда такая, с ума сводишь.
Два пальца вошли во влагалище, несколько движений, Сима вскрикивает, а сама ласкает возбужденный член Семена. Но вот Терехов снова натирает клитор девушки, целуя ее, сжимая и оттягивая сосок.
Он слишком долго мучил ее и себя, менял позы, погружал член так глубоко, как только можно, наблюдая за этим, как маньяк, дурея еще больше от этой невероятно сексуальной красотки.
Семен позволил ей кончить два раза, а потом долго изливался теплой спермой на раскрытое лоно, размазывая ее по половым губам. Извращенец долбаный. У него никогда не было такой женщины, такой, чтоб он хотел ее постоянно, как подросток.
Но в то же время, за эти проведенные с ней часы, Семен чувствовал, что меняется он сам и его жизнь.
– Чего ты лежишь, одевайся. Я в баню, надо привести себя в порядок.
– Давай.
Серафима надела на голое тело мужскую рубашку, но как только открыла дверь, как в дом ворвался Гром и бросил у ее ног какой-то серый ком, потом сел и довольный высунул язык.
– Сем! Сема! Тут я не пойму что.
Терехов голым вышел из комнаты, посмотрел на своего пса, потом на то, что лежало у ног Серафимы.
– А вот и гусь нашелся. Гром, ты где, паршивец, его прятал?
– Гусь? Это тот самый гусь? Тот, которого ты…
Сима думала, что ее сейчас стошнит.
– Да, твой новогодний подарок от Грома, ты ему нравишься, смотри, как улыбается.
– Очень приятно. Спасибо, Гром.
– Молодец, парень.
Сима посмотрела на хозяина дома, на его пса, странные они, черт возьми, классные. У нее никогда не было такого секса и такого мужчины, она никогда так не отдыхала.
«Никогда» – самое паршивое слово, и Сима мерила его на себя, свыклась с ним.
А ведь она забыла и о матери в Таиланде, и о выпендрежной сестренке, что шлет по сто фото из Питера, а Сима их даже не смотрит. Она представила, как Мирослава бесится, на душе стало приятно. И даже звонки Зимина не волновали, надо заблокировать его совсем.
Девушка выскочила из дома, а на практически новогоднем столе зазвонил ее телефон. Терехов успел надеть только трусы и один носок, подошел.
– Зимин. Ну, ок, Зимин, с тобой поговорю я. Да, говорите! – ответил громким раскатистым басом.
– Си… кто это? Кто?
– А тебе кого нужно, дядя?
– Серафима, мне нужна Сима.
– По какому вопросу?
– Послушайте, вы кто такой? Что с ней? Где…
Семен подошел к презенту Грома, пнул ногой окоченевшее тельце гуся, ну, спасибо на том, что он замерз и не воняет, не стал дальше слушать пьяненький голос мужичка.
– Это ты меня послушай: забудь, кто такая Сима, мой тебе добрый совет и пожелание на все оставшиеся в твоей жизни Новые годы.
– Я… я не понял… что…
Терехов, взяв гуся за лапу, вышел с ним на крыльцо, мороз крепчал, бросил того в бочку, завтра уже разберется с ним.
– Так, короче, как там тебя, некий Зимин, забудь этот номер и Серафиму забудь, замуж она вышла, а я мужик ее, все понятно? Или я сейчас тебя по геолокации пробью и приеду в качестве Деда Мороза, пиздюли начну раздавать, что ты, сука, мою женщину домогаешься двое суток.
Семен быстро вернулся в дом, чтоб не отморозить свои яйца, они ему так-то, пригодятся еще сегодня.
– Эй, все услышал?
В ответ была тишина, а потом гудки. Вот и ладненько, на один головняк меньше.
– Кто звонил?
Сима возникла неожиданно, подобно Снегурочке – серебристое блестящее платье, декольте, на щеках румянец, на губах блеск. Терехов почесал бороду, оглядывая девушку с ног до головы, потом поскреб затылок и посмотрел на себя в зеркало.
В сравнении этой Булочной принцессой он был бомжом в одном носке и семейных трусах. Бородатый, заросший, как леший из леса.
Красавчик, что ни говори.
– Семен?
– Да, я это… сейчас, секунду.
Как-то сдулся Терехов, вот реально понял, что растерялся. Что совсем недостоин такого праздника жизни в лице и во всем остальном своей Булочки.
– Ты куда? Новый год скоро, надо за стол.
– Я сейчас, совсем скоро.
Семен заперся в спальне, Сима пожала плечами, поспешила достать из духовки запеченное мясо, из холодильника шампанское, все красиво поставила на стол, села сама.
По телевизору звучали новогодние поздравления, пели песни, а Семена так и не было, лишь Гром, растянувшись на полу, спал, подергивая лапами. Но когда Семен наконец появился, Серафима думала, ей померещилось, даже хотела ущипнуть себя.
Элегантный мужчина в белой стильной рубашке и брюках, с причесанными волосами и слегка подстриженной не совсем ровно бородой предстал перед ее взором.
– Это откуда к нам такого красивого дяденьку занесло? – не удержалась, пошутила, улыбнулась, продолжая рассматривать своего деревенского любовника, который на глазах превращался в принца.
Но это был совсем другой мужчина, рубашка очень плотно облегала плечи и грудь, готовая треснуть по швам, но Семен был неотразим. Появись он в офисе Виноградовой, все бабы обоссались бы кипятком.
– Год не надевал.
– Тебе очень идет. Не так, конечно, как тулуп, но красиво.
– Думаешь?
– Уверена. Ты похож на всех гусей тетки Зои вместе взятых.
– Буду считать это комплиментом.
– Я пошутила, ну, насчет гусей, но тебе идет.
– Ой, все, не смущай меня, Булка, давай выпьем за уходящий год.
– Давай.
– Хороший был?
– Не очень.
– Вот и у меня так себе.
А дальше и выпили, и закусили, и снова выпили. Мясо получилось вкусным, салаты тоже не подкачали. И Серафиме было так легко, свободно и комфортно рядом с этим мужчиной – даже после того, что у них был очень откровенный секс во все, так сказать, места.
Потому что девушка поняла, что когда мужчина твой, с ним комфортно во всем. Комфортно и легко отдаваться, тащить елку под ночным небом, целоваться на кладбище и даже драться за него с местной молочницей.
Потом били куранты, бабахнуло шампанское, оно полилось воздушной пеной через край, Сима смеялась. А Терехов был пьянее от этой девушки, чем от всего им приготовленного и испробованного алкоголя.
Что под бой курантов загадал Семен, Сима не знала. А сама зажмурилась, повторила про себя свое желание три раза и, выпив залпом целый бокал шампанского, моментально захмелела.