Олег Трегубов
9 жизней
Глава 38
Они сидели в темноте и напряжённо прислушивались к происходящему наверху. Когда Николай с Анной вошли в дом, женщина откинула какой-то коврик, и под ним оказался вход в погреб. Там-то они и спрятались. Женщина попросила их сидеть тихо, а затем закрыла люк и вернулась в огород.
Но уже минут через десять наверху раздались шаги. Кто-то медленно ходил по дому, и Николай подумал, что это один из их преследователей. Шаги приблизились к тому месту, где был спрятан люк, и вдруг замерли. Но спустя несколько секунд шаги возобновились, только теперь они удалялись, а вскоре и вовсе затихли. «Похоже, ушёл», – шепнула принцесса, и её дыханием Николаю обожгло щёку. Ему было так легко, так хорошо, что он согласился бы отдать всё на свете, лишь бы находиться с ней вдвоём в темноте как можно дольше.
Они довольно долго просидели в погребе, не произнося ни звука, и вот наверху снова послышались быстрые шаги, а затем люк открылся, и появилась хозяйка дома.
– Возьмите еду и воду, – сказала она и протянула руку, в которой была небольшая корзинка.
Николай подошёл ближе, взял корзинку и спросил:
– Что там происходит? Кто-то ходил по дому?
– Да, – кивнула женщина. – Вскоре после того, как я вас спрятала, из рощи вышли солдаты. Кто-то из них сказал, что надо обыскать деревню, и они разошлись по домам. Один солдат обыскал и мой дом, но ничего подозрительного не нашёл.
– А если кто-то из соседей видел, как мы зашли к Вам, и выдаст нас? – спросила принцесса.
– Никто вас не выдаст, даже если и видел. Король Филипп ещё хуже, чем его отец, совсем задушил нас налогами. Мы никогда в жизни не поможем его солдатам. И я только рада, что могу оказать вам помощь.
– Спасибо огромное, мы очень признательны, – с чувством произнесла Анна.
– Да не за что, – улыбнулась женщина. – Вот, возьмите свечку, чтобы светлее было.
Николай взял зажженную свечу в подсвечнике.
– Посидите до вечера, – продолжила она. – Хоть солдаты и ушли, но днём на улице вам лучше не показываться.
Женщина закрыла люк, а Николай спросил:
– Ну что, перекусим? Ты голодная?
– Очень, – улыбнулась Анна.
Николай поставил свечу на пол, и они принялись внимательно изучать содержимое корзинки. После того как они насытились, принцесса покачала головой, улыбнулась и спросила:
– И за что тебя все так не любят?
– Ты же тоже считала меня злым королём, – улыбнулся в ответ Николай. – Неужели передумала?
– Признаю, что ошибалась на твой счёт, – серьёзно ответила она. – И я очень благодарна, что ты спас меня, причём несколько раз.
В воздухе повисла небольшая пауза, и чувствовалось смущение обоих, но вот Анна спросила:
– Как мы теперь сможем продолжить свой путь? Как нам не попасться на глаза преследователям?
– Хозяйка дома сказала, что нужно посидеть здесь до вечера, и она права. А вечером тихонько уйдём. Только надо будет понять, в какую сторону идти. Спросим у неё, я уверен, что она поможет нам.
И Николай не ошибся. Как только стемнело, женщина выпустила их из погреба, снабдила едой, водой и объяснила, в какой стороне находится королевство короля Генриха. Они поблагодарили её и покинули дом.
Николай и Анна шли всю ночь. Они старались всё время находиться в тени деревьев и кустов и не показываться на открытых местах, чтобы преследователи не могли их заметить, поэтому их продвижение не было быстрым. Утром они спрятались в лесу и оставались там до самого вечера. Провизия, которую дала им женщина из деревни, очень их выручила. А как только стемнело, они продолжили путь.
На рассвете вышли к границе королевства. Раз уж за всё время пути от деревни досюда они не встретились со своими преследователями, то теперь и подавно можно было не бояться. Поэтому они спокойно направились в сторону приграничного замка короля Генриха, хоть и было светло.
Уже через час они почти добрались до места. Замок был уже в пределах видимости, и оставалось только лишь пройти через поле. Остановившись, они посмотрели друг на друга, и Николай взял принцессу за руку.
– Анна, – взволнованно произнёс он. – Я благодарен судьбе за то, что встретил тебя. И я хочу, чтобы ты знала – я люблю тебя! Люблю так, как никто и никогда не любил.
Он хотел сказать что-то ещё, но замолк на полуслове, увидев, что глаза у принцессы засветились счастьем и слёзы покатились по её щекам.
– И я тебя люблю, – прошептала она, и они слились в долгом поцелуе, о котором Николай мечтал с того самого момента, как впервые увидел её.
Он не мог точно сказать, сколько времени длился этот поцелуй, потому что время для них перестало существовать. Но вот Анна отстранилась, посмотрела ему в глаза и с улыбкой сказала:
– Филипп, пойдём со мной. Мы всё расскажем отцу, поженимся и будем счастливы.
– Я уже счастлив, – улыбнулся он в ответ. – Потому что мы есть друг у друга.
Николай немного помолчал, а потом, приняв какое-то решение, продолжил:
– Я очень хочу быть с тобой, но мы не сможем жить спокойно, пока наши королевства враждуют. Я должен вернуться и заключить мир. Поверь, это произойдёт очень скоро, и тогда мы поженимся.
– Но как же ты вернёшься? – Анна взволнованно покачала головой. – Нет, это слишком опасно, останься, я прошу.
– Не бойся, любимая. Я ведь король, никто мне ничего не сделает.
Он ещё раз поцеловал принцессу.
– Всё, иди. До скорой встречи.
Она улыбнулась ему и направилась к замку. Некоторое время он смотрел ей вслед, а потом увидел, как из ворот выехали всадники и поскакали навстречу принцессе. Они заметили её, так что теперь можно было не сомневаться, что всё будет в порядке.
Николай развернулся и пошёл обратно. Он ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым, как сейчас. И он был уверен, что стоило прожить все эти жизни, чтобы встретить свою настоящую любовь.
Но внезапно в воздухе раздался свист, и стрела угодила ему прямо в грудь. Николай упал на землю, и прежде чем умереть, успел заметить принцессу, бегущую в сторону всадников. Она была спасена.
Жизнь седьмая
КАТОРЖАНИН
Глава 39
Николай смотрел на принцессу, которая стояла на поле перед замком, ласково улыбалась и звала его к себе. Он хотел броситься к ней, но не смог, так как ноги его не слушались. Николай попытался потрогать их руками, но и руки его тоже не слушались. А принцесса продолжала улыбаться и звать его. Испугавшись, он начал быстро перебирать ногами, стараясь сделать хотя бы шаг, но у него ничего не вышло. Вместо этого почему-то очень сильно зазвенело в ушах.
– Хватит звенеть! – хрипло сказал кто-то.
Николай почувствовал резкий толчок в бок, и принцесса тотчас исчезла, буквально растворилась в воздухе. Но исчезла не только она, а и всё вокруг – поле, замок, небо. Вместо этого появилась одна сплошная темнота. «Что со мной?» – подумал Николай, и вдруг почувствовал, что его руки и ноги чем-то стянуты. Он попробовал ими пошевелить, но опять раздался звон.
– Я же сказал, не звени, дай поспать! – вновь услышал он хриплый голос рядом с собой.
Тогда он перестал шевелиться и постарался собраться с мыслями. Судя по всему, на руках и на ногах у него были кандалы, а звенели как раз таки цепи. Ещё он почувствовал, что лежит на досках. А темно вокруг, потому что сейчас была ночь. Ему стало понятно, что он лежит на нарах в каком-то бараке среди других заключённых. Значит, преследователи его всё-таки настигли, отвезли в замок к советнику Себастьяну и бросили в темницу.
«Нет, этого не может быть», – подумал он. Даже если короля и посадили бы в темницу, то в одиночную камеру, а не в общий барак. Здесь явно было что-то другое. Внезапно Николай вспомнил резкую боль, которая пронзила его грудь на поле. Что это было? Стрела? Но почему же тогда сейчас грудь не болела?
И внезапно, словно гром среди ясного неба, к нему пришло осознание того, что он уже не король. Он вновь перенёсся в какую-то другую жизнь, а та жизнь осталась где-то в прошлом. И принцесса тоже осталась в прошлом. И ничего этого больше никогда не вернуть. И как только он понял это, его сердце сжалось, а по щекам потекли слёзы. Он лежал в темноте, снова и снова прокручивая в голове последние несколько дней и ночей, которые он провёл вместе с принцессой, и не понимал, как жить без неё дальше.
Но вскоре темнота стала рассеиваться, так как сквозь щели в дощатой стене появился свет, и мысли о принцессе постепенно отошли на второй план. Николаю нужно было приспосабливаться к новой реальности. Судя по всему, людей в бараке было довольно много. Теперь уже то тут, то там слышалось шевеление, покашливание, звон цепей. Выходит, не только он один был закован в кандалы.
Вдруг дверь в барак распахнулась и в проёме возникла мужская фигура. Лица его не было видно, так как он стоял против света, да к тому же ещё и на довольно приличном от Николая расстоянии.
– Подъём, каторжане! – заорал он. – Стройся на перекличку!
Весь барак моментально пришёл в движение. Все начали вскакивать со своих мест и выстраиваться в линию, в том числе и соседи Николая. Ему не оставалось ничего другого, кроме как последовать их примеру.
– Первый! – закричал кто-то.
– Второй!
– Третий!
Вскоре очередь дошла и до соседа справа.
– Двадцать третий! – закричал он.
Николай решил, что ему нужно осмотреться, вжиться в уготовленную ему роль, а дальше будет видно, как себя вести, поэтому тоже крикнул:
– Двадцать четвёртый!
И перекличка продолжилась. Как и следовало ожидать, все оказались на месте, поэтому охранник произнёс фразу, которую, скорее всего, за всё то время, что он здесь находился, произносил не одну сотню раз:
– Выходим, оправляемся, завтракаем и на работу!
«Как скот на убой», – думал Николай, наблюдая, как каторжане маленькими шагами направляются к выходу. Да и он шёл точно так же, ведь теперь он являлся одним из них.
Во время завтрака, рассматривая у себя в миске какую-то непонятную жижу, он спросил сидевшего рядом с ним мужика:
– Куда нас на работу отправят?
– Ты чего, Панкратов, не выспался что ли? – удивлённо спросил тот. – Как обычно, в каменоломню.
– Панкратов! Грухин! – крикнул один из надзирателей. – Что за разговоры?! Встать!
Сосед Николая быстро поднялся, и Николай последовал его примеру. Он уже понял, что его фамилия Панкратов, а соседа – Грухин.
– Уже наелись? – ухмыльнулся надзиратель. – Не терпится на работу? Так это мы сейчас устроим. А ну все встали, живо!
Прошло всего несколько секунд, и больше сотни человек стояло по стойке смирно, внимательно глядя на одного надзирателя. Несмотря на ухмылку, глаза у него были злыми, а сам он очень смахивал на бульдога.
– Всем на работу! – закричал он, и каторжане, оставив недоеденной большую часть своего завтрака, куда-то пошли.
Идти было неудобно, поскольку мешали кандалы. Похоже, их никогда не снимали, даже ночью, и свидетельством этому служили явные отметины на руках и ногах. Не снимали их и во время работ на каменоломне. По крайней мере, они уже подходили к шахте, а никто и не собирался этого делать.
Каторжане остановились перед входом в шахту, и половина из них направилась куда-то в сторону.
– Куда они? – спросил Николай своего соседа по фамилии Грухин.
– Тихо, – испуганно прошептал тот и принялся озираться по сторонам, но удостоверившись, что их никто не слышал, немного успокоился.
Когда первая половина каторжан скрылась из виду, оставшиеся, в том числе и Николай, начали по одному заходить в шахту.
Глава 40
Работа в каменоломне была очень тяжёлой. Нужно было ударять по скале киркой и откалывать камни, которые затем складывались в тачку и вывозились из шахты. С непривычки у Николая довольно скоро заболели мышцы, но останавливаться было нельзя, так как по шахте ходил надзиратель. Только он не мог всё время смотреть на одних и тех же, так как шахта была большая, и людей здесь находилось много, поэтому иногда каторжане всё-таки могли немного передохнуть.
В один из таких моментов Грухин спросил Николая:
– Панкратов, что с тобой сегодня? Знаешь ведь, что нельзя разговаривать ни во время завтрака, ни в строю. Повезло ещё, что Бульдог только завтрака лишил, а мог и гораздо серьёзнее наказать.
Не зря Николай решил, что надзиратель похож на бульдога. Видимо, здесь его все так и называли. Он задумался над тем, не покажется ли странным Грухину, если он спросит, куда отправилась другая половина каторжан. Но тут вновь появился надзиратель, и они продолжили работать.
Следующая возможность поговорить выдалась только лишь через час. Николай как раз вернулся с пустой тачкой, надзиратель был далеко, и он решил задать Грухину тот же самый вопрос. Но его опередил молодой каторжанин.
– А почему не все пошли в пещеру? – спросил он.
Грухин прекратил ударять киркой по стене, посмотрел, нет ли надзирателя, и ответил:
– Ты у нас новенький, поэтому расскажу. Полгода назад рядом с каменоломней обнаружили золотоносную жилу. С тех пор половина людей работает там, а половина здесь. Меняемся через день.
– А нормы разделили? – поинтересовался молодой.
– Как бы ни так, – со злостью сплюнул на пол Грухин. – Людей теперь в два раза меньше, а норма добычи камня осталась прежней.
– Как же это? – удивился молодой. – О чём они в Петербурге думают? За полгода можно было сто раз пересмотреть их, определить нормы добычи золота и уменьшить нормы добычи камня.
– Больно уж ты умный, – усмехнулся Грухин. – Студент, что ли?
– Да, студент. Теперь бывший.
– А за что тебя на каторгу сослали? Твой отец, случайно, не декабристом был? – спросил Грухин и засмеялся над своей же шуткой, но студент промолчал.
Николай с интересом прислушивался к их разговору. Получается, они находились в России во времена, не очень далеко ушедшие от восстания декабристов. А Грухин между тем продолжил, только уже тише:
– Я думаю, в Петербурге о золоте вообще не знают.
– Да как такое возможно? – удивился студент.
– Выходит, что возможно. Норму по добыче камня выполняем, и вопросов никаких не возникает.
– А куда же золото идёт?
– Уверен, что Еремеев его себе забирает. Это начальник нашего лагеря. Ну и с надзирателями делится, естественно. А что, всем хорошо, никто не жалуется.
– Всем хорошо, кроме каторжан, – усмехнулся студент.
– И нам хорошо, – возразил Грухин. – Конечно, вкалывать приходится гораздо больше, зато на поселении отдохнём.
– Я вроде слышал, что в Сибири на поселении тоже непросто. Как здесь отдохнёшь? И дома надо строить, и еду самим добывать.
– А вот у нас как раз всё по-другому устроено. И всё это благодаря золоту. Еремеев всем обещал особые условия на поселении, если хорошо будем работать. Да и я с одним надзирателем говорил, так он подтвердил. Обычно как происходит – выходишь на поселение, нужно построить себе какое-то жильё, обустроить быт, самому позаботиться о пропитании.
– Ну да, я об этом и говорю, – кивнул студент. – А разве здесь иначе?
– Иначе. Ради золота начальник постарался создать нам все условия. Там тебя сразу в новый дом подселяют, и еды завались постоянно, не надо думать об этом. Но самое главное, вокруг есть несколько деревень, и там полно одиноких женщин, можно жениться, создать семью. Одним словом, живи – не хочу!
– Тихо, – произнёс Николай, увидев приближающегося надзирателя, и они продолжили работу.
Ещё несколько часов они работали не покладая рук и очень устали, а когда снова выдалась возможность поговорить, Грухин, заметив, что студент валится с ног от усталости, сказал:
– Здесь нужно быть стойким и сильным. Я тоже пришёл сюда неопытным неокрепшим юношей, но за эти пять лет сильно изменился. Слава богу, сегодня мой последний день, и я отправляюсь на поселение.
– Сегодня? – искренне обрадовался за него студент. – Поздравляю!
– Спасибо. Ты держись, и твоя очередь придёт. А на поселении настоящая житуха начнётся.
Грухин показал рукой на Николая:
– А Панкратов через неделю на поселение собирается. Постараюсь всё подготовить, чтобы мы жили в соседних домах. Мы же с ним почти одновременно сюда попали, и все эти годы поддерживали друг друга.
Николай улыбнулся и подумал: «Отлично! А то на этой каменоломне и загнуться можно». А затем спросил:
– Когда вечером? После работы повезут?
– Ты чего, Панкратов, как будто в первый раз, – усмехнулся Грухин. – Какое повезут? Здесь до поселения всего минут сорок топать.
На этом их разговор закончился, так как снова появился надзиратель. В оставшееся до вечера время возможность поговорить больше не представилась.
Глава 41
Срок пребывания Грухина на каторге закончился сразу же после ужина. Остальных каторжан ещё не загнали в бараки, и все вышли проводить его, в том числе и начальник лагеря Еремеев. Это был высокий полный мужчина с довольной сытой физиономией и наглыми глазами. Николаю он совсем не понравился.
Похоже, на поселение из всего лагеря сегодня уходил один только Грухин. Николай почему-то думал, что он пойдёт без сопровождения, но увидел, что его собрались отконвоировать Бульдог и ещё один надзиратель. Что ж, наверное, так оно и должно было быть, ведь Грухин ещё числился заключённым, хоть и переведённым на поселение, и требовалось соблюсти инструкции.
Еремеев сделал шаг вперёд и сказал:
– Каторжане! Сегодня один из вас переходит на поселение! Вы все знаете, какая жизнь вас там ждёт! И чем лучше вы будете работать, тем лучше вы будете жить на поселении! Всё зависит только от вас!
Затем он развернулся и ушёл к себе, а Николая и остальных отогнали подальше от ворот. Потом их открыли, Грухин помахал на прощание рукой, крикнув, что будет всех ждать, и ушёл в сопровождении двух надзирателей. А как только ворота закрылись, остальных каторжан разместили по баракам.
Перед тем как уснуть на твёрдых деревянных нарах, Николай лежал и думал о том, что для него скоро тоже всё закончится. Он не представлял, как можно провести здесь целых пять лет. Лично ему вполне хватило и одного, работа на каменоломне была очень тяжёлой. Но усталость всё же взяла своё, и он вскоре уснул.
На следующий день всё повторилось снова с той лишь разницей, что теперь он был в группе, которая отправилась не в каменоломню, а в шахту по добыче золота. Работа здесь была почти такой же, в ней тоже нужно было долбить стену киркой. Только в этой шахте собирали не камни, здесь искали золотые самородки. Хоть их было и не так много, но они попадались. Николай и сам за целый день нашёл несколько маленьких кусочков.
Ближе к окончанию работ на шахте кое-что произошло. Был там надзиратель, который, в отличие от остальных, показался Николаю вполне нормальным. По крайней мере, глаза у него были добрые, тогда как у других надзирателей они были злые. Да и называли его все просто Андрей, а не по фамилии или прозвищу, как, например, Бульдога. И вот с ним-то чуть и не произошёл несчастный случай.
Он находился недалеко от Николая, когда своды шахты начали осыпаться. Андрей застыл на месте, не зная, что предпринять, а Николай рванул к нему и повалил на пол. В тот же миг на то место, где стоял Андрей, посыпались большие камни. Если бы Николай не оттолкнул его, эти камни вполне могли покалечить надзирателя или даже убить.
Поднявшись на ноги, он быстро поблагодарил Николая, а затем повернулся и сказал остальным:
– Не стоим, работаем дальше, ничего не произошло.
А вскоре и рабочая смена в шахте закончилась.
Так прошла неделя. С одной стороны, время тянулось долго из-за однообразия и тяжёлой работы, а с другой, очень скоро Николай привык и начал действовать на автомате. И как только он научился этому, время на каторжных работах стало идти для него гораздо быстрее.
За эту неделю ещё два каторжанина были переведены на поселение. Опять их провожали всем лагерем, и Еремеев произносил свою речь, точно такую же, что и для Грухина. А Николай считал часы, когда и его будут провожать так же. И вот этот миг наступил. Его подвели к воротам два надзирателя: Бульдог и Андрей. Выходит, именно они должны были отвести его к месту поселения. Затем Еремеев произнёс речь, каторжан отогнали подальше, ворота открылись, и Николай с надзирателями шагнул за территорию лагеря.
Он уже был здесь, когда их выводили на работы, поскольку шахты располагались неподалёку от лагеря. Но тогда он шёл в строю под прицелами ружей. Сейчас же он передвигался без кандалов, чувствуя себя свободным человеком, хоть и конвоируемый двумя надзирателями. Но такие уж были правила.
Как говорил Грухин, идти нужно было минут сорок, но уже через пять минут Бульдог остановился. Николай с Андреем тоже встали и посмотрели на него. Вид у него был не такой, как обычно. Сейчас его лицо приобрело какой-то серо-зеленоватый оттенок.
– Что случилось? – спросил Андрей.
– Не знаю, живот резко схватило, – застонал тот. – Мне срочно нужно вернуться в лагерь. Похоже, чем-то отравился сегодня.
– Еремеев не одобрит, если мы с ним вернёмся, – ответил Андрей, указывая на Николая.
– Знаю, – застонал Бульдог. – Но что делать-то? У меня живот как будто режет чем-то, мне не дойти.
Некоторое время Андрей смотрел на него, обдумывая ситуацию, а потом произнёс:
– Ладно, беги, я один справлюсь.
– Я твой должник, – кивнул Бульдог.
Он развернулся и поспешил обратно в лагерь, а Николай и Андрей продолжили путь.
– Правда, что на поселении бывшие каторжане в новые дома заезжают? – спросил Николай спустя некоторое время.
– Да, правда, – ответил Андрей. – Твой дом уже готов и ждёт тебя.
Надзиратель был какой-то напряжённый, думал о чём-то своём, и Николай не стал продолжать беседу. Ему хотелось поскорее дойти до места и отдохнуть после тяжёлого дня.
– Нам сюда, направо, – сказал, наконец, Андрей, показывая куда-то в перелесок.
– А зачем с дороги сворачивать? – удивился Николай.
– Здесь ближе, не надо будет крюк делать, – каким-то неестественным голосом произнёс надзиратель.
Николай пожал плечами и свернул направо, хоть ему и казалось странным, что они ушли с основной дороги. Погружённый в свои мысли, он шёл вперёд и не заметил, как Андрей немного отстал. Вдруг прямо перед собой он увидел то, что совсем не ожидал здесь увидеть – несколько свежих могил. Некоторые из них были уже закопаны, а остальные ещё пустые. Рядом лежали две лопаты. Внезапно Николай всё понял и резко повернулся. Андрей стоял на расстоянии нескольких шагов и целился в него из ружья.
