Олег Петрович Андреев
Бабочки-пауки
Глава XXIII
МУХА В ПАУТИНЕ
Правда, пауки и не пытались этого сделать. Они услужливо разбежались и попрятались за своими завесами.
А спустя две секунды я понял, в чём дело: кухня полностью была в их власти! Исчезли голубые в цветочек обои, дорогой итальянский кафель, проволочные подставки для посуды, холодильник и тот был почти не виден из-под невероятно густых тенёт. За всеми этими хитросплетениями чувствовалось напряжённое движение, лихорадочная деятельность, но смысла её не угадывалось. Лишь изредка то там, то тут высовывалось чьё-то противное брюшко и тотчас пряталось.
Мусоропровод был широко распахнут, и возле него воздвигнуто нечто вроде подвесного моста. Я отчаянно рванулся, рукой попытался оборвать мост, но не тут-то было! Рука увязла, а когда стараясь освободиться, я упёрся коленкой, то в гущине паутины застряла и левая нога.
Я очутился в крайне неприятном положении. Но мало того: что-то сильно потянуло назад правую, свободную ногу, и я грудью навалился на качающееся сооружение. Ну, полная аналогия с мухой, увязшей в паутине! Сам бы рассмеялся, но не смешно.
Впрочем, конец бельевой верёвки с пистолетом, за которым я пришёл, висел прямо перед глазами. Стоило протянуть последнюю свободную руку, и… Я протянул её! И почти ухватил кончик верёвки. Осталось только…
Но тут паутинный мост заскрипел и с хрустом оторвался от стены. Он будто был плохо приклеенным. Я мягко приземлился на пол, а тенёта вверху затряслись и заколебались – это пауки смеялись надо мной:
«Как забавно это мясо…
Как оно дёргается и трепещет…
Но какой вкусный от него запах».
Я не собирался сдаваться. Упрямо перевернувшись на живот, я сколько мог подтянулся к люку, вытянулся, изогнулся и таки ухватил верёвку. Однако тянуть её на себя оказалось почти невозможно – тонкая бечева резала пальцы, выскальзывала, казалось, что на другом конце привязан не армейский пистолет, а минимум, ракетный комплекс.
Выгнувшись дугой, откинув голову, я принялся помогать зубами.
«Хорошо, что у меня не вставные челюсти, как у бабушки!» – мелькнула дурацкая мысль. Впрочем, вскоре дело пошло довольно споро: дециметр за дециметром верёвка вытягивалась из глубины мусоропровода, и я уже предвкушал победу.
Глупец! Если кто и оставался до сих пор жив благодаря любопытству окружающих, то это был я. Добрые самаритяне наблюдали за происходящим, сидя в удобных плетёных сооружениях, и тихонько посмеивались в предвкушении развязки.
И час пробил! Тысячи голов высунулись из паутины посмотреть на это: я выбрал верёвку до конца, услышал, как в отверстии что-то застучало… ага… дёрнул сильнее… и что-то упало на пол. Пистолет! И сжимающая его человеческая рука. Не моя. Чужая рука.
Она была отгрызена ровно-ровно. На внешней поверхности синела расплывчатая татуировка – не то череп, не то черепаха – это была татуировка крутого соседа снизу. Того самого, что встроил в мусоропровод холодильник «Бош», что не давал играть громкую музыку, того, который… Ну да, теперь понятно, почему он так резко перестал стучать в потолок утром.
Я оглянулся: пауки в полном составе расселись по паутинкам, словно зрители на стадионе. За их спинами копошились гусеницы – им тоже хотелось поглядеть. Просто картина маслом: древнеримский Колизей, наблюдающий за гладиаторами. Это я гладиатор. И мне кинули трезубец.
Ажурные тенёта вздрогнули – пауки переступили с лапки на лапку. Терпение, друзья…
Осторожно взяв пистолет за ствол, я попытался стряхнуть с него руку. И мёртвая, она продолжала сжимать рукоять.
Пауки снова разом переступили. И какое-то изменение произошло в их ажурных переливающихся конструкциях.
Я всё-таки сбросил чужую руку, перехватил оружие поудобней и огляделся. Ах, вот оно что! Потолок кухни, также густо заплетёный паутиной, медленно опускался. Очень интересно… кажется, я влип.
В голове закрутились воспоминания. Лица родителей, бабушки, друзей… Я даже вспомнил учительницу химии, и она не показалась такой противной, как всегда. Одного человека я не стал вспоминать – энтомолога.
Пистолет был снят с предохранителя. Кажется, из него хорошо постреляли: серой так и несло. Молодец, сосед!
Знал ли я, что делаю? Может, догадывался или предчувствовал? Как ещё можно объяснить, что я сделал дальше? С трудом подняв облепленную паутиной руку, я прицелился в окно, крикнул сам не пойми что и нажал гашетку.
Трах! – звук ошеломительной громкости ударил в уши, и в тот же миг паутинный потолок обрушился сверху. Что-то зазвенело, рассыпаясь по полу, а тысячи тварей ринулись вперёд, облепили меня с ног до головы, вздёрнули в воздух и принялись вязать миллионы морских узлов…
Всё было кончено.
Глава XXIV
ИСТРЕБИТЕЛЬНАЯ ГРУППИРОВКА
Руку с пистолетом пауки плотно прибинтовали к груди так, что ствол упёрся в подбородок. Рот залеплять не стали, и я сколько угодно мог кричать, вопить и плеваться – они не обращали на это внимания.
Потом меня куда-то потащили. Я оказался тяжёлым, и дело не заладилось. Насекомые дёргали разом, собравшись с одной стороны, проявляли удивительную синхронность действий, но я даже не переворачивался. Тогда они плюнули и собрались все на моей груди – огромная куча пауков! Решали, по-видимому, что лучше: кантовать дальше или разделывать на месте.
Я, впрочем, почти не обращал внимания на их действия. На меня напало какое-то безразличие, и я молча глядел в окно, любуясь плывущими пушистыми облаками.
Потом стал любоваться на птичку. Маленькая такая птичка, воробей обыкновенный. А может, не воробей. Я совсем не разбираюсь в птицах. Синица – кажется, так эти называются.
«Лучше бы я птичек собирал, – всплыло в голове, и я вздохнул. – Чирикали бы сейчас в клетках – куда с добром…»
Синица-не-воробей сидела на подоконнике вынесенного выстрелом окна и крутила головой. То одним глазом посмотрит, то другим… А пауки на мне всё совещались – не могли, наверное, прийти к консенсусу.
Птичке совещаться было не с кем, она и не стала. Она вдруг ловко спрыгнула на пол и… цоп! – схватила некстати высунувшуюся гусеницу. Схватила – и фыр-р в разбитое окно!
– А-ха-ха-ха! – захохотал я дьявольским смехом. – Получили? Хо-хо-хо! Ха-ха-ха!
Маленькая победа маленькой птички принесла такую радость, дала такое моральное превосходство, что оцепенение, сковывавшее хуже паутины, тотчас развеялось. Я заворочался, и пауки заволновались.
Их куча на моей груди вдруг рассыпалась поштучно, они попрыгали на пол и начали карабкаться на подоконник. Самые шустрые взобрались на верхнюю притолоку и уже спускались оттуда на паутинках. Закипела бурная работа – пауки в темпе заплетали окно!
– Не поможет… – прошептал я. И вдруг заорал во весь голос: – Не поможет!
На меня оглянулись, но работать не прекратили. Наоборот, стали бегать с паутинками еще быстрей: вверх-вниз, вправо, влево… Потом к взрослым насекомым присоединились гусеницы, как оказалось, тоже умеющие вязать и плести. От такой работы окно буквально темнело на глазах, но я этого уже не боялся. Я был уверен в наших.
Тьфу! – плюнул я в направлении кипучей работы. Нет, я только хотел плюнуть… и я уже почти плюнул, но замер на полуплевке. Вот оно! Пауки не зря испугались. И не воробья, не синицы… а целой стаи!
Такой, какая с шумом, с криком, с дракой ворвалась в разбитое окно. Все эти наплетения паутин, завесы из тенёт не произвели на птиц ни малейшего впечатления. Синицы пробивали хитроумные конструкции навылет и вламывались в комнату истребителями-штурмовиками, неся на крыльях хаос, гибель и разрушение! Каждому пауку – по птичке! Каждой гусенице – по птичке! А кто с мечом к нам заявится…
Страшное побоище развернулось на шести квадратных метрах кухни. Синицы порхали дьяволами (ангелами), рвали в клочья паутину, склёвывали пауков, гусениц, а кто не хотел склёвываться – били клювом и всё равно склёвывали! Даже меня они чуть не склевали – налетели такой толпой, что паутинные оковы пали, и я по мановению руки очутился на свободе.
Я не стал вскакивать и мешать освободителям. Я дал им довести работу до конца.
Ни одного закутка не оставили синицы без внимания. Очистив кухню, истребительная группировка прорвалась в прихожую, и шум, некоторое время оттуда доносящийся, свидетельствовал полное и окончательное поражение врага. Минут через пять всё взаправду было кончено.
Ещё немного попрыгав, почирикав, перебуровив лохмотья недавно грозных сооружений, маленькие, но такие могущественные птички разом снялись и стаей вылетели в окно.
А я остался. Чего я не птица? Чему не летаю?..
В комнате повисла тишина. Я был спасён. Если бы не обрывки паутин, да не мёртвая рука соседа, ничто не напомнило бы о недавнем кошмаре.
Я попытался вытереть пот со лба и ткнул в глаз твёрдым предметом: пистолет! Пальцы по-прежнему сжимали оружие мёртвой хваткой и не желали разжиматься. Очень знакомо это. Вдруг накатила дурнота, зазвенело в ушах, и в глазах всё поплыло, теряя очертания…
Спустя, кажется, вечность, только-только начав приходить в себя, я услышал слабое царапание из мусоропровода. Затряс головой, но звуки не исчезли. Да! Кто-то карабкался снизу, из соседней квартиры, той самой, откуда я вытащил оторванную руку, и этот кто-то был…
Небольшой, но шустрый!
Глава XXV
ВАМПИР
Почти одновременно раздался звонок в дверь. Я хотел вскочить, но шуршание из мусоропровода приближалось, и не оставалось ничего другого, как приготовиться к бою. Подползя к распахнутому люку, я занёс над головой руку с пистолетом – патроны закончились, но в качестве холодного оружия он мог послужить.
В дверь всё звонили, потом начали нетерпеливо стучать.
– Сейчас, ребята… – прошептал я едва слышно. – Только пришибу этого гада…
Хоп! – и в отверстии возникла усатая физиономия гада.
Ох! – Я едва удержал руку. Дело в том, что физиономия была не только усатой, но и полосатой! Барсик! Старый негодный кот!
Секунду кот внимательно вглядывался в меня, потом с резким мурлыканьем выпрыгнул наружу:
– М-р-р!
Отбросив пистолет, я обнял кота обеими руками, он же яростно мурлыкал и тёрся об меня обшарпанной мордой.
– Барсик… как же ты уцелел? Не сожрали тебя…
Из прихожей вдруг донёсся страшный грохот. Ничего себе! Кто-то вышиб дверь. Определённо это не Витька с Колькой, как я думал.
Потом послышались тяжёлые шаги, скрипнула дверь… и на пороге возник здоровенный омоновец в закрытом шлёме с автоматом наизготовку. Он пристально смотрел на меня, а я…
– Здрасьте! – пискнул я, продолжая прижимать к себе кота.
– Бу-бу-бу! – ответил этот похожий на космонавта полицейский, внимательно оглядел разгромленную кухню и поднял забрало. – Где вампиры?
Ха! На меня вдруг нашло истеричное ехидство.
– Какие? С крыльями, как у летучей мыши?
– Именно, – коротко и твёрдо бросил страж закона.
Я лишь развёл руками. Барсик при этом спрыгнул, подбежал к пришельцу и начал тереться об ноги.
Омоновец глянул на кота, ещё раз внимательно осмотрел кухню… и замер, уставившись на лежавшую рядом со мной оторванную руку. Его зрачки расширились, в точности, как тогда у Ирочки, а я… я с ужасом обнаружил, что ствол автомата поворачивается в мою сторону!
– Вы… чего?!
– Ты вампир? – резанул уши жёсткий голос.
– Я?! Да вы… что?!
Мне сильно захотелось нырнуть в какую-нибудь лужу, а лучше спрятаться под одеяло. Надо было что-то сказать, объяснить, но ни голова, ни язык больше не повиновались, и даже зарыться в остатки паутины не получилось. Я только дрыгнул ногой, зацепив оружие профа, и омоновец крякнул, увидев пистолет.
Забрало шлёма глухо захлопнулось.
Глава XXVI
НИКОГДА НЕ ОТСТУПАЙ,
НИКОГДА НЕ СДАВАЙСЯ!
Что-то постороннее возникло в глубине коридора. Прошелестело, как ветер и, как буря, швырнуло «космонавта» на стену! Отличник боевой и политической подготовки не то, чтобы пошатнулся, но зацепил притолоку каской, а дверной косяк прикладом: дрын-нь!
И автомат сам выпрыгнул у него из рук.
– Ах, ты, робокоп! Что удумал! – безумно знакомый и бесконечно родной голос заставил меня вскочить на ноги. Из глаз сами хлынули слезы.
– Бабушка!
Полицейский, и вправду похожий на Робокопа, сдаваться не собирался. Он на одной пятке крутанулся за своим удивительным летающим автоматом и по кошачьи махнул рукой, пытаясь его поймать… но поймал лишь воздух! Перелетев узкий коридор, АК-74 приземлился в руки моей неведомо откуда возникшей бабушки.
– А ну все, ложись! – скомандовала бабушка, и я, не раздумывая, бросился в паутину. «Робокоп», кажется, замешкался, но я не глядел, а прикрыл голову руками. Сейчас бабушка начнёт шмалять!
Из прихожей донёсся другой голос, явно командирский:
– Сержант Андреев! Отставить! Марь Иванна, верните оружие!
Марь Иванна – так зовут мою бабушку. Она вся в меня… или я в неё. Она сорок лет проработала учителем ботаники в школе, так что сами понимаете.
– Ну, Марь Иванна… – командирский голос вдруг приобрёл просительные интонации. – Не положено, понимаете?
Бабушка посмотрела на меня, на разгромленную кухню, на соседскую оторванную руку, и…
– Ладно, Сашка. Только в память твоей четвёрки за полугодие… которой могло и не быть, окажись ты болваном, как этот ефрейтор! Держи! – Летучий автомат полетел дальше, видимо в руки невидимого пока Сашки, а бабушка бросилась ко мне!
Я не выдержал и снова заплакал.
– Бабушка… тут такое… пауки…
– Вижу, Дима, вижу… – Бабушка прижимала меня к себе и ласково гладила. – Арахнос аэрос… самый опасный паук в природе! Откуда только ты их выкопал…
– Так это не мутанты?!
Бабушка улыбнулась, и тоже сквозь слезы.
– Да кто ж тебе такого наплёл? Обыкновенные пауки, только злые очень, и с крыльями.
Я почувствовал безумное облегчение. Про мутантов мне известно кто наплёл, и по словам этого известного выходило, что от одного их укуса можно запросто самому превратиться в чудище. Транс-перетранс-инфлюэнц…
Сержант Андреев, оскорблённый ефрейтором, быстро слинял, а вместо него появился грузный подполковник. По-видимому, Сашка.
– Ну, всё в порядке, Марь Иванна?
– В относительном, – сказала бабушка и пнула ему под ноги оторванную руку. – А вон ещё пистолет валяется… того же бандита.
У подполковника в руках возник пластиковый пакет, и старый добрый «ТТ» немедленно исчез в нём. В другой пакет поместилась мёртвая рука.
– Кошмар… – услышал я бормотание пожилого офицера. – Кто бы мог подумать… пауки!
Полиция обследовала всю квартиру – без внимания не остались ни одна щель, ни один закуток. Однако кроме пресловутой руки и пистолета, ничего интересного больше не обнаружилось.
Потом появились тётеньки из санэпидемстанции. Они тоже всё обследовали, облазили, обнюхали, но не ограничились этим, а понапустили всюду лужи едкой вонючей жидкости, и две недели потом в квартире воняло, как в морге!
Потом бабушка рассказала, что произошло за кадром, пока я валялся, спелёнутый паутиной. Оказывается, мой звонок в полицию не остался совсем без внимания. Тем более, что через несколько минут из того же дома поступил другой сигнал подобного содержания.
Поступил он от жены ныне покойного соседа снизу. Дама эта, ничего не подозревая, в хорошем настроении вернулась с работы (из парикмахерской), открыла дверь ключом (на звонок никто не откликнулся) и увидела… то, что увидела. Вся квартира была залеплена паутиной, а по полу разбросаны кровавые куски мяса, в которых она тотчас опознала останки мужа.
Тоже боевая женщина! Пауки пытались сцапать и её, но ничего не вышло, настолько быстро мадам покинула место действия. Тратить время на телефон она не стала, а бегом добралась до ближайшего отделения полиции и устроила там такой одиночный пикет, какого ещё не бывало. Впрочем, полицейские к любым пикетам оказались подготовленными и по-быстрому вызвали неотложку. И быть бы нашей соседке в палатах невдалеке от профа, как вдруг из её сумочки полезли те самые пауки-вампиры, о которых она вопила…
Бабушка, как выяснилось, попала в гущу событий совершенно случайно. Просто выписалась из больницы и на автобусе приехала домой.
– Да, внучек… это очень важно: оказаться в нужное время в нужном месте. Но важней того, и неизмеримо: никогда не отступать, никогда не сдаваться! Запомни это.
Я запомнил. Я постараюсь запомнить.
Единственное, что осталось для меня неясным, так это, куда в итоге девались пауки из квартиры усопшего соседа. У нас-то их птички поклевали, а вот в его квартире ни одно окно не было выбито.
