Таких страшных воплей я в жизни ещё не слышал. И даже в последние два дня. Всё внутри меня оборвалось и ухнуло вниз, я открыл рот и почти неслышно что-то пискнул.
Бам-м, тр-р-р! – загрохотало в ответ неописуемое, и шатающаяся люстра перестала шататься. Она плавно снялась и спланировала на пол. Ни звона, ни грохота от её падения почему-то не случилось, лишь тысячи хрустальных подвесок брызнули по комнате.
Бабочки-пауки продолжали кружиться, а Колька орал и орал, причём, на разные голоса. Громадным усилием воли взяв себя в руки, я медленно и осторожно, ожидая увидеть самое страшное, повернул голову к нему.
Мой приятель стоял и, как ни в чём не бывало, наблюдал за мерцающим хороводом. Рот его был закрыт, а внешний вид нормален, вернее, обычен.
Тут я и понял, в чём дело – сабвуфер! Эта штуковина ревела так, что следом за люстрой с потолка штукатурка начала сыпаться, но похоже, именно это не понравилось бабочкам. Они вдруг прекратили зловещее кружение, выстроились в гусиный клин и медленно, оглядываясь ещё на нас, направились в распахнутое окно.
Колька рядом высоко подпрыгнул, рот его широко раскрылся, и я понял, что мой друг празднует новую победу тяжёлого рока. Впрочем, и этого торжества не было слышно – оглушительный грохот забивал любые звуки.
Потом странно завибрировал пол – как-то не в такт. Да это же… сосед с нижнего этажа!
Выхватив пульт, я разом вырубил звук. Ватная тишина обрушилась хуже мешка с ватой, но гулкие удары снизу шваброй спасли от гибели.
– Видал?! – Колька схватил меня за плечи и затряс. – Вот что такое настоящий метал!
Подпрыгнув выше Билана, он заплясал по комнате, но поскользнулся на подвесках и выстелился среди стеклянных шариков и остатков колбасы.
– Ой!.. А это ещё что такое?
– Это не я, – поспешно объяснил я. – Это бабочки. Они копчёную колбасу сожрали.
Колька медленно поднялся на ноги.
– Ну, да… от них всего можно было ожидать. Будешь теперь всю жизнь меня благодарить!
Я не стал объяснять Кольке, что если бы не их с Витькой «подмога», то напасть сия миновала бы меня изначально. Стал бы я эту мерзость домой тащить!
Сосед снизу перестал стучать, а мы поняли, что, в общем, пора и нам.
Химии сегодня, к счастью, не было, но всё равно, после вчерашнего прогула идти в школу было страшновато. Что-то скажет классная руководительница?..
Уже выходя из квартиры за Колькой, я подумал: а интересно, что будут делать на свободе эти странные бабочки? Улетят в Африку? И почему так внезапно перестал стучать в потолок сосед?
В школе меня чествовали как героя. Ребята – я имею в виду.
Витька уже успел разболтать, что дома у меня целый чемодан каких-то невиданных пауков-монстров, и что я, дескать, собираюсь теперь серьёзно взяться за гороно.
Сёмка Дубинин, по прозвищу Дуб, пожал мне руку и авторитетно сказал:
– Притаскивай своих пауков через два дня, когда контрольная по алгебре будет.
Я не стал с ним спорить, но в душе сильно не согласился – мне нравилась наша математичка, а если у Дуба проблемы с иксами, то пусть сам с ними, дурак, и разбирается.
Девчонки смотрели с ужасом и держались на расстоянии. Весь класс серьёзно полагал, что теперь я всегда буду являться в школу с карманами полными разной нечисти. Я не стал развеивать их домыслы – пусть думают, что хотят, лишь бы это способствовало укреплению моего авторитета.
Вообще день прошёл на подъёме. Ни на одном уроке к доске не вызвали, контрольных не было, физику отменили.
После физкультуры я встретил в коридоре Ирочку.
– Поканин, – она взяла меня за пуговицу и смущённо посмотрела в сторону. – Извини, что я вчера не вернулась… Эти Витька с Колькой такие бегучие, я гналась, гналась, а они убежали.
– Пустяки, – бодро ответил я и рассказал, как мы с Колькой уже избавились от напасти.
– Здорово! – пришла в восторг Ирочка. – Я всегда говорила, что от тяжёлого рока даже мухи дохнут! У них там, в подвале, точно такой клоповник был, а сейчас как в больнице – спиртом пахнет.
Сравнение моей квартиры с клоповником было несколько необдуманным, да и насчёт спирта я не понял, но не возражать же Ирочке? Женщины всегда сначала говорят, потом думают.
– Вот что, Поканин… я тебе уже говорила… хороший ты, в общем, парень, но чтобы пауков я больше не видела! – сказав так, Ирочка отпустила пуговицу и убежала.
Хм… – почесал я затылок. Ну? И что бы это значило?
После физкультуры, по расписанию, рисование. Все были сильно возбуждены, буквально на месте подпрыгивали, и учитель Иван Петрович, как всегда, пол-урока не мог успокоить своих учащихся. Добившись, наконец, сносного уровня дисциплины, Иван Петрович посчитал дело сделанным, объявил свободную тему, а сам сел и раскрыл газету.
Я решил нарисовать бабочку. В конце концов, разве не я собирал их два года? Уж я-то знаю толк в бабочках… Хоть сегодня получу пятерку.
Минут двадцать я старательно трудился, а потом обнаружил, что получается у меня немножко не то, что было задумано. Вроде и бабочка, всё как полагается: разноцветные крылья, усики, лапки… а что-то не то. Я же их нагляделся, даже и сегодня они… ай! Бабочка-паук у меня получается.
Да, как я ни старался раскрашивать крылья, однако выглядывали-то из под них паучьи лапы, а глаза в количестве восьми штук глядели с такой злобой, что… За пять минут до звонка я решительно выдрал и изорвал в клочки своё творение. Не хватало ещё, чтобы Иван Петрович со стула упал! С бабочками-пауками покончено. И вообще, решено: я прекращаю сбор насекомых, хватит дурью маяться.
После уроков почему-то сильно не хотелось идти домой. Я долго бродил по коридорам, но ни Витьку, ни Кольку, ни даже Ирочку не обнаружил. Оказывается, в их классах сегодня меньше на один урок, и они уже разбежались.
На улице, в противовес вчерашнему, день выдался хмурый и мрачный. Тяжёлые тучи ползли с запада на восток, а солнце вовсе не показывалось. От такой погоды настроение испортилось окончательно, и утренняя победа перестала казаться исключительной. Разлетится теперь нечисть по городу – беды не оберёшься! Неизвестно, на что они способные… могут даже в мусорных баках поселиться, и что тогда?
Я пнул ногой бак на какой-то площадке, в нём угрожающе зажужжало… и в воздух поднялась радужно отливающая муха. Да они там что, сговорились все?!
Идти домой по-прежнему не хотелось. Я тянул резину сколько мог – бродил по городу, глазел на витрины, читал афиши… Еще пинал баки, сам не зная что пытаясь в них обнаружить (ничего не обнаружил), пока меня не пропёрла какая-то бабка. Но, сколько ни шатайся кругами, а все дороги ведут в Рим. В смысле, к родному дому.
Наша квартира на четырнадцатом этаже. Это ещё хороший способ потянуть время, но даже кажущиеся бесконечными ступеньки имеют свой конец.
Щёлк! – сказал английский замок, я толкнул дверь, и…
Дверь не открылась.
Хм… Мне надоело уже думать о плохом. Подозревать происки, видеть каверзы, ожидать удара в спину, убегать, прятаться, звать на помощь… Наверное потому я лишь хмыкнул, пощёлкал ключом туда-сюда и снова толкнул.
Не открывалась дверь! Будто что-то держало её изнутри.
– Тьфу, ты, в самом деле… – процедил я сквозь зубы и вдруг сильно разозлился. Да что такое?! Третий день заморочка: пауки, бабочки, хонорики, профессора, учительницы, сабвуферы, наконец… А теперь ещё дверь!
Отойдя назад, я примерился и, словно танк, ринулся вперёд! Какая преграда выдержит напор танка? Не выдержала и эта – дверь широко распахнулась, я с разгона влетел внутрь, поскользнулся, как давеча Колька, и упал. Из глаз, конечно, искры посыпались, и некоторое время я ничего не видел. Потом, однако, зрение прояснилось, и вот тогда…
Я протёр глаза – может, ещё искрит от удара? Но нет, странное видение не исчезло: нечто ажурное и переливающееся огоньками на тонких нитях висело надо мной. В удивлении я приподнялся… и вляпался в липучую паутину! Ох…
Вся прихожая была густо заплетена паутиной – сплошной ковер, плотный и крепкий, а в нём там и тут копошились обитатели: бабочки, похожие на пауков, и противные жирные червяки, каких я еще не видывал!
От сотрясения вся эта компания перестала копошиться и подняла головы. На меня уставились тысячи маленьких, блестящих, но злых и кровожадных глаз.
Широко распахнутая дверь зловеще скрипнула и со стуком захлопнулась. Тотчас со всех сторон скользнули полчища насекомых и принялись заплетать прорехи. Работали они деловито, но что-то в них было не так…
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить: крылья! Бабочки-мутанты потеряли свои изящные расписные крылья и теперь превратились в типичных пауков, только размером больше. Впрочем, крылья никуда не делись, они были аккуратно вплетены в тенёта и приятно оттуда поблескивали. Одно оставалось неясным: откуда после утреннего аутодафе вся эта нечисть могла возникнуть вновь?
Я глядел на происходящее разинув рот, и лишь слабое шебуршание на собственной спине привело меня в чувство.
– Ай! – вскрикнул я, подпрыгнул и прямо забарахтался. Пауки тихонько подобрались снизу – ноги были уже частично оплетены крепкими нитями, и зловещие насекомые шустро добавляли новые! Очень организованно они работали, будто знали, что и для чего делают.
– Ну, погодите! – погрозил я кулаком. – Сейчас вы узнаете, на что способен человек… и его великое изобретение сабвуфер!
Как трактор (уже не танк) я на четвереньках пополз в комнату, стараясь не цеплять нависающие тенёта. Мне казалось: стоит только врубить Колькину технику, и мерзкие создания снова уберутся прочь. Похватают своих гусениц, и бегом в окошко!
Оказалось, не всё так просто. Я щёлкнул выключателем музыкального центра, и ничего не произошло. Из колонок ни звука, даже индикаторы не загорелись. Чёрт… Я ещё пощёлкал кнопками, понимая впрочем, что бесполезно, потом бросился к телевизору, но и он, старый друг, не желал просыпаться.
В сети не было электричества. Веерное отключение называется. Какой-то спекулянт-посредник задолжал денег, а я теперь должен расплачиваться…
Несколько пауков сидели на пороге и явственно ухмылялись. Это были разведчики! А основной арьергард продолжал трудиться в коридоре над своим гигантским радужным сооружением. Тут и там в тенётах виднелись жирные черви.
«Гусеницы их… – думал я. – Вывелись. Бабочки мяса нажрались и гусениц вывели. Предупреждал профессор, что нельзя им мясо давать… Значит, колбаса – тоже мясо».
Пауки-разведчики продолжали наблюдать за мной. Они словно опасались, чтобы я куда-нибудь не сбежал.
«Дихлофосом бы…» – уныло подумал я, но дихлофоса не было.
Оставался один способ – передавить сапогами. Не самый оригинальный, но на безрыбье и рак, как говорится… Я решительно двинулся в прихожую, не додумав про раков. Шагнул через порог… и зацепился ногой за что-то необычайно крепкое!
Хитрые твари соорудили западню. Они натянули по низу дверного проёма такое количество паутин, что те превратились в крепкую верёвку. Верёвка захлестнулась вокруг ноги и затянулась, как петля. Я зашатался, замахал руками, но… Я не упал. Я успел ухватиться за косяк.
Пауки-разведчики разочарованно шмыгнули в коридор.
Продолжая держаться за стеночку, я некоторое время наблюдал за кипящей там работой. Поразительный паучий муравейник! Каждый был чем-то занят, никто не прохлаждался, как это бывает у людей. Одни насекомые тянули новые нити, другие подтаскивали разноцветные крылья, третьи тянули куда-то гусениц. Работа кипела, каждому находилось дело по плечу.
Один я был там не к месту. Нетрудовой элемент. Или, может… наоборот? Что-то очень важное?
Я понял, что пора уносить ноги – ещё неизвестно, что там у них на уме, а выяснять на собственной шкуре почему-то не хотелось. Выдернув ногу из петли, я сделал широкий шаг в самую гущу ажурной конструкции и отчаянно ухватил ручку двери. Но дверь не открылась! Замок был защёлкнутый, а задвижка его оказалась намертво замотана по-настоящему стальными нитями.
Я не отступил. Скрипя зубами, ощущая под пальцами противный хруст, я другой рукой сбросил потайной стопор (с которым не смогла справиться даже Ирочка) и таки скинул задвижку!
Дело оставалось за малым, однако теперь… в косяках заклинила сама створка. Я дёргал, тянул, рвал со всей силы, пауки в тенётах шебуршились возле самых глаз, а дверь не открывалась! И было ясно, что уже не откроется: щели между ней и косяками оказались плотно законопачены крыльями бывших бабочек.
– Я не сдамся! – отчаянно крикнув, я обеими руками рванул всё радужное хитросплетение. Раздался треск, дождём посыпались гусеницы, я начал топтать их ногами… и вот тут все сотни бескрылых мутантов ринулись на меня! Лавиной обрушились со всех сторон и сбили с ног.
Эта неожиданная атака застала меня почти врасплох. Почти – это потому, что от таких гадов всего можно ожидать.
Наверное тысяча пауков бегала сейчас по моей одежде и пыталась прокусить ядовитыми челюстями. Некоторым это вроде удавалось, но я почти не замечал боли. Македонский, говорят, брал в солдаты лишь тех, кто краснел хорошо, я же покраснел так, что чуть не лопнул!
Словно носорог с прыгнувшим на спину тигром, я заворочался и резко перевернулся. Как горох посыпались пауки в стороны, а я, перекатываясь с боку на бок, по-пластунски вылетел из прихожей. Ногой захлопнул дверь и ребром ладони прихлопнул кого-то за шиворотом. Шея заныла, но я не обратил внимания. Ситуация выходила из-под контроля! Я впервые почувствовал угрозу собственной жизни, и это мне сильно не понравилось.
Бросившись к окну, я до пояса высунулся наружу. Внизу, на расстоянии четырнадцати этажей, виднелись медленно ползущие, будто игрушечные автомобильчики.
– Эй! Там! Помогите! Погибаю! – немного поорал я, скорее, для очистки совести. Было ясно, что в таком положении надеяться можно только на… телефон! Правда, он остался на столике в оккупированной прихожей, но прорваться туда ещё раз можно было попытаться.
Приоткрыв дверь, я выглянул в коридор. Пауки трудились ударными темпами – строителям коммунизма такие темпы в кошмаре не приснились бы. Проход был перегорожен уже несколькими призрачными завесами, они прочно крепились к стенам, и я вдруг осознал, что всё это делается с одной целью…
Не дать уйти такой крупной добыче, как эта! Наши гусеницы нуждаются в мясе…
Стало страшно. Я даже почувствовал, как бледнею. Где ты, великий полководец? Сюда бы твои легионы… или хоть пару омоновцев-космонавтов.
Пинком распахнув дверь, я бросился к телефону. Схватил трубку, и… о чёрт! Трубка оказалась приклеенной. Паутина везде.
Радужные тенёта затряслись, пауки словно смеялись надо мной: теперь ты наш!
Ломая ногти, я оторвал трубку от аппарата и нажал ноль два.
– Полиция слушает, – раздался спокойный голос на другом конце провода.
– Спасите! – заорал я. – На меня напали пауки!
– Какие пауки? – спросили из полиции.
– С крыльями, как у бабочек!
– Гм… И много?
– Тысяча штук, не меньше!
– Так-так… а вампиров сколько?
Я опешил.
– К-каких вампиров? – мне почему-то показалось, что в полиции знают больше моего, и следует также опасаться нападения вампиров.
– Обыкновенных, – пояснил дежурный. – С крыльями, как у летучей мыши. Перезвоните на ноль три.
Щёлк! – связь оборвалась.
Что-то неприятно защекотало ухо. Я глянул и отдёрнул трубку – из щелки динамика высовывались чьи-то лапки! Они резво шевелились, их обладатель с упорством пытался выбраться наружу. А снизу, по проводу уже спешила дюжина собратьев!
Хрясь! – трубка разлетелась об стену. Не сдержал я нервов… Однако твари уже шустро взбирались по брюкам, и пришлось ретироваться, хлопая на ходу по одежде.
Не поверили мне в полиции, подумали белая горячка у юноши. Надо было им сказать, что я шпиона поймал! Но теперь… поздно теперь пить боржоми.
Я резко захлопнул дверь в комнату, но створка почему-то не закрылась. Что ещё за такое? Подёргав дверь туда-сюда, я понял, что это новая уловка – между косяком и шарниром были плотно набиты всё те же крылья.
Отчаяние начало овладевать мною. Я бессмысленно заметался по комнате, то щёлкая выключателем сабвуфера, то подбегая к окну, то грозя кулаком проклятому профу. Зачем я пошёл на поводу у сумасшедшего?! Негодяй, может, специально всё это подстроил – сидит сейчас в палатах и хихикает!
Воспоминание об энтомологе так взвинтило меня, что я снова покраснел сильней Македонского. Мне захотелось убить чокнутого профессора, разорвать на куски, застрелить из собственного пистолета, скормить пау… Ах да, пистолет. Из пушки по воробьям? Но может, выстрелы привлекут внимание соседей? Стучали же сегодня снизу шваброй?
Дверь в прихожую начала медленно отворяться. Я увидел десятки паутинок, приклеенных по всей высоте, и за эти тонкие ниточки, как за канаты, хитрые создания тянули створку на себя!
Ох, ты ж… С кем я связался?! Ещё скажете, у них нет разума?
Мне стало страшнее, но в то же время по-странному легче. Разум, пытающийся причинить тебе вред, чужой и непонятный, угрожающий, неумолимый, бессердечный… это враг. А если враг не сдаётся, он должен быть уничтожен! Главное – первым нанести удар.
С диким воплем я бросился прямо на дверь. За ней трещали тенёта, скрежетали под ногами твари, но я с боем прорывался на кухню, и ничто не могло меня остановить!