Олег Мироненко
Другой
Рассказ четырнадцатый. Путешествие
С самого начала пути неизвестно куда и зачем Тегу пришлось нелегко. Скользить в опутывавшем его пространстве-времени было тяжело, от былой эйфории первого присутствия не осталось и следа. Душно было, что ли, не хватало чего-то. Некоторое время Тег размышлял об этом, пытаясь увязать нынешнее своё положение с произошедшими за последнее время событиями, однако ему быстро надоело это бесцельное занятие, и он ту же принялся инспектировать приобретенные ценой нешуточных лишений новые знания и возможности. Как он и полагал, приобретения эти несли в себе отпечаток размытости, даже, если желаете, хаотичности, и в стройную понятную картину ну никак не укладывались. Хотя некоторая польза от них всё же была. Так, ему открылось, что представший перед ним ангел был настроен на переход в сущность стража, который по вине Тега удрал на Землю, и Тег просто-напросто попал под горячую руку: надо же было ангелу что-то делать с энергией, предназначенной для обратного перехода стража в сущность ангела. Такие дела… Энергия, всегда энергия.
А вот информации о хранителях укладывалась в уже известное Тегу изречение: «Это те, которые возвратились». Откуда возвратились и зачем, и собираются ли вернуться туда, откуда возвратились – на это ответов не было.
Ладно. По настоящему полезным, однако, было то, что стоило ему лишь подумать о страже, как тут же наступал контакт, без каких-либо дополнительных затрат энергии. Вот и сейчас Тег принял недовольное послание, отличное от былого старомодного виброобщения как… скажем по-простому, звуковые колебания от световых:
«Чего тебе?»
«Куда мы вообще направляемся, друг?»
«Не друг ты мне больше, залётный. Не по чину мне с тобой якшаться. Как приведу тебя к хранителю – так всё, прощай. Без спроса меня теперь не сожрут, и ты, стало быть, мне ни к чему».
«Ага…»
Тег призадумался.
«Значит, теперь ты никого не боишься?»
Тут страж завибрировал, от чего Тегу стало как-то неловко. Неуютно. «Чего это он вдруг?» Потом понял, что страж просто-напросто смеётся.
«Это я тебе, когда чистильщиком, тварью дрожащей был, о страхах своих поведал? Ну-ну. Так ведь теперь я кто? Страж! Понял, нет? Страж ворот Мироздания! И бояться отныне мне некого. Так было заведено, и так он и будет!»
«А… кем заведено?»
«Кем-кем… Творцом и Стражем самого Мироздания! Чтобы если кто и захочет откусить от пирога, то в меру только, по чину своему!»
«Но ведь шакалы…»
«Замолчи, непутевый! Не твоего это ума дело! Значит, надо так».
Почудилось Тегу или нет, что страж вдруг как-то вздрогнул его недосказанного вопроса? Почудилось, наверное… Чего ему вздрагивать? В его системе ценностей все просто и понятно. «Эх, мне бы так…»
Тут легкая часть прогулки закончилась, и начались вычурности пространства-времени, под силу только знающим сущностям. Тег даже не сомневался, что один, без стража, он бы ни за что не пробрался через все эти хитросплетения континуума. Но и так питающая его энергия ослабевала с каждым новым препятствием, и если в начале пути ему было просто душно, то теперь, так сказать, вообще дышать стало нечем. Тег явственно снова ощутил себя вверх тормашками, как тогда, когда только очутился здесь, и отделаться от ощущения чужеродности себя в этом мире уже было нельзя.
Пространство клубилось, порождая вокруг путешественников немыслимые конфигурации, все эти слитые воедино ленты Мёбиуса и спирали Фибоначчи… Время тоже вносило свою лепту, то убыстряя, то замедляя ход, отчего цвета становились запредельно нереальными даже здесь, в самой запредельной нереальности. Страж, однако, уверенно продвигался вперёд, лавируя в безудержном нагромождении форм, и Тег из последних сил старался не отставать, иногда задаваясь вопросом, ощущает ли страж то же, что и он, или это он сам, Тег, окончательно дошёл до ручки. Энергия стремительно улетучивалась из него.
«Всё, больше не могу… Сейчас распадусь, растворюсь-творюсь-рюсь-юсь…»
– Приехали. Эй, просыпайся!
Тега обожгло, как от удара бича, и от этой подпитки он пришёл в себя. Страж задумчиво парил рядом с попутчиком, как бы прицениваясь. «Ну, давай, сожри меня…» – «Не могу», – последовал мгновенный ответ. – «Ты теперь во власти иных сил. Да и, честно говоря, что-то не хочется. Хочется другого, как ни странно. Вот тебе ещё на прощание… друг!»
Опять энергетический разряд, обжёгший и сразу принесший облегчение.
– Спасибо! – завибрировал Тег, выражая таким образом свою благодарность… но страж уже исчез. Тратить энергию, которой и так почти не осталось, смысла не было.
Тег огляделся.
Завихрения пространства и времени прекратились, приняв едва уловимые очертания… «Храма?»
Да.
Перед ним, в нежно-фиолетовой дымке, тревожно высился силуэт Храма.
И вокруг стаей кружили шакалы.
Рассказ пятнадцатый. Чокнутый профессор
– … Так ты, Максим, стало быть, ангел.
– Да, профессор.
– И Бог, стало быть, есть?
– А какой был бы смысл во всём этом, если бы Его не было?
– Тогда… будем.
Антон Григорьевич залихватски опрокинул рюмку, даже не поморщившись. Похоже, он не совсем понимал, что и зачем делает. Максим только чуть пригубил свою.
– Ангел, стало быть… И Бог есть. А почему ты тогда не с… Ним?
– Потому, что я должен быть с вами.
– Это Его воля?
– Естественно.
– Будем! Я чокнулся, чокнулся…
В похожей форме беседа продолжалась уже довольно долго. Сидели в дальнем углу загаженной тайной лаборатории, покинуть которую Антон Григорьевич уже не решался из-за соображений безопасности: в первую очередь, конечно, своей. «Ответить за всё придётся, ответить… И прямиком – в дурку», – с тоской думал он. Наконец голова ученого опустилась на стол, издав не совсем деликатный звук при соударении с поверхностью, и светило уснуло. Проснулось, впрочем, оно довольно быстро и, что называется, ни в одном глазу. Максим-ангел смотрел на Антона Григорьевича, чуть заметно улыбаясь.
– Полагаю, информация уже уложилась в вашем мозгу. А теперь разрешите, собственно, изложить, почему я здесь. В чем, так сказать, суть проблемы.
– У Бога… проблемы? – сыронизировал Антон Григорьевич, потянулся было за пузатой бутылкой, но быстро отдернул руку. Алкоголь вдруг стал внушать отвращение.
– Нет. Проблемы у его любимого творения. У человечества. Оно, как бы это помягче сказать… всё попутало.
– Чего? – вскинулся Антон Григорьевич.
– Видите ли, когда-то Бог создал черную дыру. Зачем? Может быть, потому, что Бог может создать и то, что не в Его власти. Это… м-м-м… гарантия не зацикленного развития Вселенной.
– Божественное лекарство от скуки, – хмыкнул ученый.
– Как вам будет угодно, – легко согласился Максим. – Вы можете предполагать всё, что вздумается, на то вы и Его любимое творение. Так вот. За последнюю контрольную отсечку времени человечество… м-м-м… стало уделять этой самой черной дыре слишком большое внимание. Баланс распределения энергии нарушился. Ситуация стала критической.
– Чего там нарушилось? – устало пробурчал Антон Григорьевич. – Баланс? Богу меньше стало перепадать?
И тут же вспомнил свой недавний сон: в руку, что называется. Хотя он всё ещё и отчаянно отказывался верить в реальность происходящего.
– Видите ли, профессор, – терпеливо продолжил Максим. – Бог – это первопричина, из которой возникла Вселенная. Но Бог – это также и часть Вселенной, созданная из человеческой идеи о Боге. Скажем… одушевленная часть Вселенной. Поэтому люди нужны Богу так же, как и Он – всем им. Ему нужна ваша любовь. Взамен же вы получаете свет. Чудо жизни. Энергию созидания. Энергию перерождения и стремление стать частью этого света. Круг замыкается.
– Нет, – упрямо замотал головой Антон Григорьевич. – Вселенная – это Вселенная. А Бога нет. Это фикция. Это…
Тут он посмотрел на ангела и глухо застонал.
– Сгинь, а? И я всё забуду.
– Так вот, – невозмутимо продолжил Максим. – Теперь значительную часть энергии забирает эта самая черная дыра. В последнее время она совсем распоясалась: создает параллельные миры, играет со временем, искривляет свет, ну, и так далее. На Земле она пока действует опосредованно, прямой доступ для неё закрыт, но это только пока, ещё немного – и… Это будет концом нынешней Вселенной. И концом всего человечества. На вечные века.
Голова Антона Григорьевича вторично врезалась в стол.
Когда он очнулся… он не то, чтобы уверовал в происходящее, но испытывал неодолимое желание слушать Максима-ангела дальше.
– Продолжай. Мне всё равно уже не помочь. Бедная моя голова…
– Хорошо. – Ангел смотрел на ученого сочувственно, хотя и непреклонно. – Тела вашей жены и дочери находятся в параллельной вселенной – антиподом той, в которой существуем мы сейчас. И вам предстоит отправиться туда, чтобы стать мостом для их возвращения. И не только их.
– Постой-ка… – встрепенулся Антон Григорьевич, что-то начиная соображать. – Отправиться во вселенную, созданную этой самой… чёрной дырой?
Ну да, – подтвердил кивком проницательность собеседника Максим. – Прямо в её владения.
– Вы говорите – находятся тела… – понесло дальше ученого, который как бы слушал себя со стороны и удивлялся сказанному. – А остальное – где находится?
– Что – остальное? – нахмурился Максим.
– Ну… – Антон Григорьевич замялся. – Души.
– Браво, профессор. – Ангел даже хлопнул в ладоши. – Всё не так плохо.
– Возможно, – уныло согласился профессор. – Для чокнутого.
И начал взахлёб хохотать.
Рассказ шестнадцатый. На пороге Храма
Странное состояние овладело Тегом. С одной стороны, он ясно осознавал, что Храм притягивает его, что там его ждут, что он нужен, с другой же… Сил, чтобы двинуться навстречу, у него не было. Больше всего ему хотелось просто отключиться от всей этой неопределённости… заснуть.
Но к нему уже подкатывали шакалы.
«Что им от меня нужно?» – подумал Тег, и, нисколько не удивившись, получил ответ: «Сам знаешь, что». Действительно, чему тут было удивляться? Общайся себе с шакалами, как со стражем, да и всё.
«Но я не хочу распадаться, я….» – и осёкся. Знание открылось Тегу. Шакалам не нужен его распад… сейчас. Им необходимо…
… проникнуть в Храм. С его помощью.
И ту же – мгновенно – Тег оказался внутри некоего пузыря, ощущая при этом себя стрелой, исполнявшей чужую волю. Пузырь двинулся к Храму.
И ничегошеньки не мог он поделать: было знание, но не было сил предотвратить неизбежное. Он мог только аккумулировать враждебную всей его сути энергию пузыря, направляя её в одну точку. Энергию разрушения. Энергию хаоса. Энергию небытия.
«А ведь я ангела видел… Свет. Он сейчас на Земле. Интересно, в кого он вселился? А ведь, если бы у меня было тело, он бы мог и в него войти. Чтобы стать… кем? И для чего? Но где же ты, моё тело?»
В первый раз он подумал об этом не отвлеченно, но щемяще-страстно. И безнадежно, как перед гибелью.
Внезапно, словно откликаясь на посыл, дрогнули какие-то пласты пространства, закружилось время… и Тег увидел. Не ощутил, не услышал, как до этого, а именно увидел: выплывающее из тумана безжизненное лицо с закрытыми глазами. Это было его лицо. Его тело. И он существовал. Как там, в земном мире, может существовать мумия.
Но здесь, в двух незримо связанных пластах мироздания, между Тегом и его телом на какое-то мгновение, соизмеримое с вечностью, возник энергетический мост. И цепь замкнулась.
Стрела начала раскаляться. Связь между сущностью Тега и его телом становилось всё сильнее, всё неудержимее влекло Тега туда, в другой мир. Он не знал, что это был за мир и что его там ожидало. От перехода его удерживало лишь то, что он знал, что его ждут здесь, в Храме, что он не может уйти вот так – один: это неправильно, неправильно!
Наступило шаткое равновесие. Стрела дрожала, готовая к рывку. Дрожал и пузырь в бессильном ожидании. «Я больше так не могу», – взвыл Тег. И, как и при встрече с ангелом, едва не ставшей для него роковой, неистово взмолил: «Помоги же мне, Господи!»
И вспыхнули искры, те, которые пролились на Тега из радужного ангельского дождя. Стрела, сделавшись под действием такого катализатора нестерпимо белой, рванула вперёд, прорвав пузырь. Мост между мирами растворился в потоке этого движения, исчез, и уже ни что более не отвлекало стрелу от цели. Призрачные границы дрогнули, и Храм принял в себя Тега.
В отчаянном стремлении не отстать от своего проводника, шакалы угодили в зыбкую размытость пространства и времени, обволакивавшую храм, сами стали зыбкими, размытыми и исчезли…
Рассказ семнадцатый. Проделки чёрной дыры
– Узнаёте, профессор?
Максим-ангел держал перед глазами Антона Григорьевича яйцеобразную штуковину. Тот после припадка безудержного смеха выглядел безразличным ко всему, грива на голове всклокочена от постоянного запускания в неё рук, пытавшихся зацепиться хоть за что-то реальное, хоть за свои волосы.
Однако при виде штуковины Антон Григорьевич вздрогнул и выговорил довольно эмоционально:
– Это же… Откуда это у тебя, а? Украл, украл…
Он судорожно начал шарить по карманам и, наконец, достал в точности такой же яйцеобразный предмет, за небольшим исключением: тот, что находился в руке у Максима, отливал бирюзой, а экземпляр ученого отсвечивал розовым.
При виде второго артефакта Максим удовлетворенно кивнул:
– Хорошо, что он с вами. Теперь мы можем удвоить усилия.
– Постойте-ка, постойте… – забормотал ученый. – Откуда это у вас? А, кажется, понимаю! Осталось после исчезновения жены и дочки?
Ангел кивнул.
– Лежало на туалетном столике жены, среди прочих безделушек, и… сияло, знаете ли, неземным каким-то сиянием. Я никогда до этого не видел ничего подобного. Помнится, подумал ещё: «Почему Юля никогда раньше не показывала мне это чудо?» Конечно, тогда я ничего не знал о его происхождении.
– А теперь? После того, как ты… вы… черт, даже выговорить не могу! – простонал Антон Григорьевич.
– Ну-ну, профессор, не выражайтесь, – укоризненно покачал головой ангел. – Берегите в себе первозданную энергию, она вам скоро о-очень пригодится. А что касается этих двух подобий… Думаю, теперь и вы имеете право хотя бы отдаленно представлять, что это такое.
Максим помолчал, потом довольно сухо принялся вбивать очередные гвозди в крышку гроба былого мировоззрения ученого:
– Это кристаллы из сердца Вселенной. Первозданной Вселенной. Из сердца Бога. Они заключают в себе энергию, способную осуществлять переход между мирами. На Земле они момента основания планеты, и уже тысячи лет избранные люди находят их, чтобы обрести мудрость и святость. Но впервые в истории человечества дело дошло до того, что понадобилось прямое вмешательство хранителей.
– Это ещё кто? – с несчастным видом осведомился Антон Григорьевич.
– Те, которые возвратились из сердца Вселенной. Ну… как возвратились: собственно, они одновременно находятся и там, и в потустороннем мире, находящегося в поле Земли. Через этот мир они и должны вложить в избранных… скажем, программу действия. Курс на развитие человечества. Исправление ошибок. Первоначально это протекало для них во сне: вспомните пробуждения вашей жены после длительных забвений, когда она не помнила, кто она и что с ней. У моей же Юли процесс такой инициации укладывался в одну ночь, и просыпалась она в здравом уме и твердой памяти. Как и дочка. Потом они начали исчезать и появляться. Потом исчезли совсем… – Максим помолчал. – Правильнее, наверное, будет сказать – мои земные спутники… А, что за ерунда! – вскрикнул он. – Она моя жена и всегда останется ею, как моя дочь всегда будет моей дочерью! Простите, отвлекся. Щемит, знаете ли.
– Избранные… – промямлил Антон Григорьевич, воспользовавшись паузой в изложении. – Из всего человечества. И что, трое из них прямо вот так взяли и объявились в нашем городишке? А ещё… Маша. Да, а Егор? С ним ведь тоже приключилось нечто, нет? Непонятная статистика.
– Пути Господни неисповедимы, – серьёзно ответил ангел. – Отбор кандидатов для последней инициации происходил не одну сотню лет. Земных, естественно. Но и свободную волю, знаете ли, никто не отменял. Уверен, в этой цепи событий, связанной цепи, вы играете далеко не последнюю роль. Слишком много оказалось замкнуто на вас. Ну, посудите сами. После того, как ваша жена вышла из комы и достигла необходимой энергии для последней инициации, кристалл должен был бесследно исчезнуть, но… оказался у вашей дочери, которой передалась и сила матери. Потом вы передали кристалл этому юноше, Егору. Теперь он опять у вас.
– Откуда… откуда вы столько знаете про жену и дочь? – просипел Антон Григорьевич.
– Здрасьте, – съёрничал собеседник. – Я ведь ангел как-никак, мне много чего знать положено. Хотя и не всё. Так вот. Мой случай схож с вашим. Я знаю, что кристалл нашла дочка, Женечка, но отдала его не мне, а матери, Юленьке. Родство по женской линии умножает чудеса. Я оказался вне игры, на том этапе, по крайней мере. Энергии перехода они достигли вместе. Кристалл опять-таки не исчез, но оказался у меня. Потом вы – вы, профессор! – сбили меня на машине, усадили в ваше хитрющее кресло, потом… бах! гайдн! брамс!… и вот я уже беседую с вами, находясь сразу в двух ипостасях – земной и ангельской.
– Теперь о Егоре, – посерьёзнела двойная ипостась. – Это, знаете ли, действительно ни в какие ворота. Кристалл он не находил, вы отдали ему кристалл. Этот юноша – обычный, я бы даже сказал, среднестатистический юноша, – умудрился стать катализатором для перехода к последней инициации Маши, а потом и сам отправился в потусторонний мир благодаря вашему чудо-изобретению. И, полагаю, сейчас его душа находится там, где и должна находиться. Для меня Егор – это или Божественное недоразумение, или, что очень и очень печально… – Тут ангел осёкся. – Ну, будет. Как говорится, компетентные органы там, наверху, разберутся.
И возвёл очи к потолку. Антон Григорьевич непроизвольно последовал его примеру и часто-часто заморгал.
И тут в лаборатории взвыла сирена, раздался бесстрастный голос:
– Антон Григорьевич, сложилась критическая ситуация. Срочно явитесь в свой кабинет, иначе мы будем вынужден пойти на крайние меры. Антон Григорьевич, мы знаем, что вы нас слышите. Покиньте лабораторию и …
Ученый заметался по помещению, судорожно нажимая на все кнопки, что попадались под руку. Голос смолк, то ли потому, что всё сказал, то ли хозяин лаборатории всё-таки добрался до него. Тяжело дыша, бледный и потный Антон Григорьевич сел рядом с ангелом, буркнул:
– Зам это мой. Накопал всё-таки что-то под меня, сволочь. Давно удобного случая ждал, давно. Ну, я им всем устрою…
Прозвучало крайне неубедительно. Ангел тихо заговорил:
– У нас осталось мало времени, профессор. Впрочем, я почти закончил. Во время последовательных инициаций душа покидает тело, затем возвращается. Сначала она… м-м-м… учится летать, преодолевать препятствия, осознавать свою новую сущность. Последняя инициация происходит в потустороннем мире, одновременно для всех избранных душ. Сейчас они находятся там, в едином времени и пространстве, и хранители готовы закончить обряд. Но души по его окончанию уже не смогут вернуться на Землю и оказаться в своих телах. Как я говорил, черная дыра провернула фокус, и тела находятся в созданном ей параллельном мире… или вселенной, как вам больше нравится. Помните, как начала исчезать ваша дочь? Не смотря на то, что вы забрали у неё кристалл, инициации продолжались, остановить их уже было нельзя. Когда душа Маши покидала тело, его забирала черная дыра, пользуясь пространственно-временным изломом. Сначала это не было критичным, энергии души хватало, чтобы вернуть тело в земной мир, потому как и сама душа, собственно, ещё и не покидала его. То же самое происходило и с моими близкими: они пропадали, но потом возвращались. Теперь положение дел иное, совсем иное. Я вам объясняю суть на пальцах, уж не обессудьте, профессор. Последняя инициация должна быть проведена в любом случае: ждать более нельзя, возможности хранителей не безграничны. Понимаете теперь? Чёрная дыра может завладеть телами и душами избранных, и… тогда случится непоправимое. Понимаете, профессор, почему вам обязательно надо отправиться… туда?
– Чтобы… создать мост между мирами? – простонал Антон Григорьевич. – Бред, бред! – Ученым овладела внезапная решимость, глаза засверкали. – Я отказываюсь во всё это верить и уж тем более отказываюсь в этом участвовать. Что там насчет свободной воли, а, батенька?
В свою очередь, глаза ангела сузились, и впервые за время этого не простого разговора, он, кажется, разозлился.
– Бог, конечно, любит людей, но не настолько, чтобы позволить им вытворять вообще всё, что заблагорассудится. Тот, кто не ведает о своем предопределении, может многое изменить. Собственно это и называется «свободной волей». Но вы-то уже знаете, что вам надлежит исполнить, и знаете из уст вестника Божьего. И времени у нас действительно осталось очень мало.
Ангельский взгляд жёг учёного насквозь, сердце, казалось, готово было исторгнуться лавой.
– Вы сотворили машину для энергетического перехода в потусторонний мир. Информация об изобретении находится в поле чёрной дыры, и она может использовать вас – именно вас, профессор, или вам подобных! – для прямого проникновения на землю. Так что мы обязательно должны выиграть это сражение. Землю могут спасти только святые.
Тут Антон Григорьевич вспомнил, как с экрана, совсем недавно, в этой лаборатории, ему кто-то подмигивал… да не кто-то, это был он сам! сам!! Что, до него уже добрались… оттуда? Вспышка решимости безвозвратно улетучилась, Антон Григорьевичи вцепился руками в волосы, замычал, застонал:
– Но я-то не святой! Я… боюсь, боюсь! Что вы со мной делаете?
– Ваше тело и половинка вашей души оправятся в параллельный мир. – Ангел заговорил сухо, делово. – За другой половинкой здесь присмотрю я. Вы не останетесь один, профессор. Как только мост будет наведен, я вытащу вас оттуда. А теперь… дайте мне кристалл.
При исполнении этого приказа рука Антона Григорьевича дрожала. Тем не менее, он нашёл в себе силы задать вопрос, показывающий, несмотря ни на что, наличие в нём духа истинного учёного:
– Мой аппарат… Он пришёл в негодность. Как же…
– Аппарат нам не понадобится, – ответил ангел и ободряюще улыбнулся. – Катализатором буду я. Во мне же заложен и код параллельного мира. Просто смотрите на кристаллы. Для такого перехода их должно быть два.
– Гипноз? – прошептал Антон Григорьевич. – Так просто?
– Да, – кивнул ангел. – Просто. Если не считать того, кто я такой и какая Сила за мной стоит.
– А почему… кристаллы излучают разный свет?
– Всё несет в себе Божественное откровение. Цвет и радуга. Звук и музыка сфер. Мы ещё об этом поговорим, когда вы вернётесь.
– Постойте! – взмолился Антон Григорьевич. – Ну, скажите же мне, что вы знаете, что я непременно вернусь!
Ангел покачал головой.
– Я не знаю. Но я верю. И вы верьте. А теперь просто смотрите на кристаллы и молитесь. О чём угодно и как умеете. Молитесь, профессор.
Антон Григорьевич уставился на магические артефакты: именно уставился, испуганно и бездумно. Цвета – розовый и бирюзовый – переливались, извивались, скрещивались… Из сердца ангела начало исходить ослепительное сияние, встретилось с отсветом кристаллов и наполнило их новыми оттенками: жёлтым, пурпурным, фиолетовым. Голова Антона Григорьевича начала кружиться, и вот он уже не понимал, что с ним и где он находится. Цвета обволакивали его, проникали в мозг. Воздух вокруг задрожал от биения странных звуков. Пространство перед глазами дрогнуло, стены закружились, ему показалось, что он раздваивается, и вот… никакого Антона Григорьевича в лаборатории уже не было. Остались халат, очки, ну, и другие человеческие реквизиты этой жизни.
Максим содрогнулся, застонал, так по-человечески щемяще и так по-ангельски неизбывно, принимая в своё естество что-то неуловимо сущее, оставшееся после исчезновения Антона Григорьевича. Затем вложил кристаллы себе в рот, с усилием проглотил, раскинул руки и продолжил исторгать из себя пучок света, размывающий стены, проникающий дальше, дальше… в новое пристанище осколка души учёного.
В лаборатории снова взвыла сирена. Обнажился вход, и в помещение вбежали люди в защитных комплектах, с оружием в руках. К ним обернулся высокий мужчина в джинсах и пиджаке, с безумным взглядом на исхудалом лице, черты которого, тем не менее, отражали определённое сходство с дородной физиономией Антона Григорьевича. Там, где у человека должно было находиться сердце, у мужчины зияла пустота. Голосом, опять же чрезвычайно напоминающим голос учёного, он устало произнёс:
– Здравствуйте, господа хорошие. Ну, давайте знакомиться. Меня зовут…
Тут же два дротика с тихим свистом вонзились ему в шею и плечо.
