Оксана Обухова
В шкафу скелет и крылья
Эпилог
На новогодние праздники Юлия выписалась, точнее сказать – вырвалась домой. Врачи, правда, пугали ее отказом почти всех внутренних органов, но свекор Егор Валерьевич, проконсультировавшись с военными медиками, сказал невестке – врут маленько. Тебе, дружочек, будет полезен здоровый постельный режим и немного кроветворного красного вина не помешает.
На кроветворное винопитие в дом Юли приехали и Паршин с Землероевой. Дуся проворно накрыла стол в гостиной, бледная хозяйка слегка руководила, ела почти без аппетита, больше спрашивала.
Олег рассказывал о последних событиях:
– Дело Леонидова у Павлова забрали, – говорил сумрачно. – Стас что-то предложил его начальству, и Диму быстренько убрали. Леонидова содержат под такой охраной, что не тюрьма – курорт. Одиночка с телевизором.
Юлия расстроено помотала головой:
– Неужели отвертится?
– Время покажет. Дима пытается получить хоть какую-то информацию, но его оттерли в сторону.
– В убийствах Стас признался?
– Павлову – нет. Сразу начал торговаться: «Оставите меня в покое, сдам таких людей…»
Друзья еще немного обсудили положение, посетовали на закрытость следствия. Юлия сказала, что будет объединяться с Рощиными, Ядвига нынче не просто согласна на кооперацию, но и педалирует переговоры… Закревская старается помочь. Третьего января они все вместе на кладбище поедут…
Дуся тихонечко собрала посуду и понесла ее на кухню. Загрузила в посудомоечную машину, вернулась в гостиную…
Руки Юлии и Паршина очень близко лежали на столе. Юлин пальчик подобрался к запястью Олега, осторожно провел по коже:
– Может быть, ты сегодня останешься?..
Котова сидела спиной к двери, сыщик полубоком, смотрел перед собой, замершую за порогом Евдокию тоже не видел.
Руку не убрал. Вопрос от женщины, которую муж, прежде чем погибнуть бросил, променял на другую, не показался ему диким.
– Не сейчас, – сказал тихонько.
Евдокия попятилась, до боли закусила губу – зеленоглазая убийца женских душ до удушения вцепилась в горло. Дуся пятилась почти до кухни.
Если бы на месте молоденькой сыщицы была более опытная ревнивица, то моментально почувствовала бы разницу в «сегодня» и «сейчас». «Сегодня» – это не удобно, не тот момент, я не один пришел. «Не сейчас» – форма вежливого почти отказа. Продолженная форма, не определенная по времени, иногда практически – вечная.
Ошарашенная приступом ревности Дуся скрылась на кухне и не услышала продолжения разговора. А Паршин говорил немножечко о ней.
– Знаешь, Юля… – сказал сыщик с неловкой оттяжкой, – когда я попросил Евдокию здесь пожить, то велел ей прежде всего заняться разыскиванием по шкафам скелетов и белья. Скелеты есть у всех, хранятся даже в самых безупречных семьях… В твоем шкафу лежат крылья. Ты их сняла, когда вышла замуж за надежного мужика, не признающего в браке полуправды. Ты на него надеялась слишком сильно и потому упала – больно. Твой Котов действительно был хороший порядочный мужик, Юлька, но иногда женщине стоит немного… как бы это сказать… парить. Понимаешь? Не убирать крылья в шкаф вместе с постельным бельем на две персоны, а быть немного выше…
– Считаешь, в том, что Котов от меня ушел, я виновата сама? – грустно усмехнулась Юля. – Бескрылая стала, неинтересная?
– Не знаю, – честно признался Паршин. – Обычно виноваты оба. Но ты, Юлька, доставай-ка крылышки из шкафа… стряхни с них пыль, взлети до облаков… Как прежде. У тебя все получится.
Евдокия Землероева вынула из посудомоечной машины совсем не крылья, а все тарелки и яростно их намывала.
Шестнадцатого января Стас Леонидов умер в одиночной камере от сердечного приступа.
