Оксана Обухова
Уничтоженная вероятность (Циклопы)
– Случилось, – вздохнул Вершинин и снял фуражку. – Плохую весть я принес в ваш дом, Лев Константинович. – Капитан повернулся к казенному мужику, представил его: – Со мной товарищ майор, Валентин Михайлович… Из города приехал.
Догадываясь, что участковый подготавливает его к какому-то тяжелому известию, генерал нащупал левой рукой перила, правой помассировал грудину (пожалуй, рефлекторно, хотя Завянь почувствовал, как гулко, сильно заколотилось пенсионерское сердце). Пересохшее горло сжал спазм предчувствия.
– Беда случилась, Лев Константинович, – на тяжком вздохе, произнес Вершинин и медленно поднялся к хозяину дома по скрипучим ступеням, – беда. Вы сядьте, Лев Константинович. Сядьте в кресло. Выслушайте. Рому, внука вашего, и жену его… того… у б и л и.
Потапов удержался на ногах. Побелевшие пальцы впились в дерево перил, голова закружилась… «Ромка… Ромка? Ромка?!!» В голове замелькали образы: маленький Роман в прогулочной коляске – два передних зубика смешно, по-заячьи, торчат из улыбающегося ротика… кроха в белой панамке топает по дорожке на косолапых ножках… Под старой яблоней большой таз с водой, где желтая пластмассовая уточка ныряет, самодельный кораблик с бумажным парусом – перевернулся… Ромка шлепает ладошками по воде – хохочет! брызги во все стороны!..
– С вами все в порядке, Лев Константинович, Лев Константинович? – Понимая, что старик впадает в воспоминания, как в ступор, Вершинин говорил не останавливаясь, позволял словам цепляться якорями за сознание. Тормошил и будоражил: – Соседка ваша по городской квартире знала только в каком поселке вы живете… Валентин Семенович со мной связался, я его сюда привел…
Лев Константинович заколыхался.
Городской майор взошел на крыльцо, остановился напротив Потапова: тяжела обязанность приносить дурные вести родственникам. Майор кривил лицо, пока молчал, давая возможность старому знакомцу генерала разговор вести.
– Может быть, в дом пройдем? – предупредительно придерживая Константиновича за локоть, предложил участковый. – У вас лекарства есть? Или, может быть, «скорую помощь» вызвать?
– Не надо, – глухо выговорил генерал и отстранил руку помощи. – Со мной все в порядке.
Развернувшись только что не со скрипом, как деревянный манекен, Лев Константинович пошел в гостиную. Завьялов очень удивился: у старика хватило сил, чтобы сказать ему: «Идем в комнату. Капустины и Зоя должны слышать, что гости не по их души заявились. Надо чтобы успокоились».
Потрясающий пример самообладания, подумал Борис. Снимаю шляпу, Константиныч.
Майор и капитан зашли вслед за хозяином, остановились за порогом комнаты. Вершинин смущенно крутил в руках фуражку, майор тугую папочку вертел.
– Нонну и Рому убили дома? – словно из глубины колодца, глухо и гулко проговорил Потапов.
– Нет, – ответил Валентин Семенович. – Роман и Нонна поехали в больницу… у вашего внука челюсть сломана, Лев Константинович. Там их и в с т р е т и л и. В больничном сквере. – Майор помолчал. Убедился, что пожилой вояка в обморок не собирается, продолжил: – Четыре выстрела в упор.
– Два – контрольных? – мрачно произнес Лев Константинович.
– Да, – подтвердил майор. – На ограбление не похоже, работал профессионал: оружие оставил на месте. Больничные камеры наблюдения зафиксировали старый «мерс», но два часа назад его нашли сожженным в промзоне неподалеку от больницы. Машина была угнана буквально перед самым убийством.
Лев Константинович сел в кресло, крепко схватился за подлокотники…
Так и застыл. С вывернутыми назад локтями.
– Лев Константинович, может быть, вам чего-нибудь накапать? – участливо спросил Вершинин. – От сердца там, от нервов…
– Не надо, Олег. Спасибо. – Генерал посмотрел на столичного полицейского. – Мобильные телефоны внука и Нонны остались при них?
– Им все оставили, – кивнул майор. – Мы сейчас работаем по последним звонкам.
– Я хотел бы знать, кому перед смертью звонили внук и невестка, – твердо произнес контрразведчик. – Вы сообщите мне о результатах проверки телефонов, Валентин Семенович? Пожалуйста.
Майор подумал несколько секунд – он, разумеется, знал кто перед ним сидит с лицом каменного Командора, – кивнул.
– Сообщу. Лев Константинович, соседка по вашей городской квартире сказала, что родители Романа работают за границей?
– Да.
– Вы с Ромой поддерживали тесные отношения? Знаете, с кем конфликтовал ваш внук?
«Знаю, – грустно, внутренне усмехнулся генерал Потапов. – Только это вам вряд ли поможет, майор. Поскольку это не конфликт, а глупость. Глупость человеческая, жадность. – И уже четко для Завьялова, воскликнул: – Эх! Надо было предупредить пустомелю, чтоб не совался к Ковалеву!! Чтобы из города слиняли! Оба!»
Но вслух сказал совсем обратное:
– Не знаю я, майор. Мы живем… Мы жили врозь. Но челюсть я вчера Роману свернул.
«Лев Константиныч!! – заорал внутри Завьялов. – Ты что, с ума сошел?!»
«Заткнись, Борис. Нонна здесь вчера орала, соседи могли машину видеть. Наврем в малом, не поверят в большом. Знаешь, как современная криминалистика работает – следы моего ДНК найдут на челюсти внука».
– Вы? – удивленно задрал брови Валентин Семенович. – За что?
– Да было дело, – вздохнул генерал. – Семейное.
– Позвольте мне решать, Лев Константинович, – нахмурился сыщик, – что здесь семейное дело, а что нет. Ответьте, за что вы ударили внука?
Генерал отлепил пальцы от подлокотников, свесил руки между колен и, разглядывая отбитые, содранные костяшки правой руки, сгорбился.
– Роман приехал уговаривать меня продать этот участок. Я отказался.
– И сразу в челюсть? – недоверчиво прищурился майор.
– Ну почему же сразу… Вначале п о т о л к о в а л и.
– Но все же. Били-то зачем?
– А достали они меня, майор, – грустно усмехнулся Константиныч и провел ребром ладони по кадыку: – Во как достали! «Продавай да продавай!» Я не выдержал… ну и послал по матушке.
Майор и участковый переглянулись, Вершинин на секунду смежил веки, кивнул: мол, подтверждаю, досаждали старику. Сосед наследников науськивал.
Выглядел Олег Семенович при этом весьма сочувственным. За старого приятеля стоял. Но тертого московского сыщика тем не менее не сбил с настроя.
– Лев Константинович, – внимательно разглядывая отставного контрразведчика, сказал майор, – а вы после отъезда внука никуда не отлучались? Дома были?
– Да, – скупо подтвердил Потапов.
– Один?
– Как видишь, – генерал развел руками, оглядел просторную единоличную берлогу, – один век коротаю.
Участковый неловко крякнул, поскреб в затылке и буркнул:
– Ты это, Валентин Семенович, не того… не туда шагаешь. Лев Константинович человек заслуженный.
– У вас есть личное оружие? – не обращая внимания на Вершинина, проговорил майор.
«Оп-паньки! – внутренне охнул Борис. Пистолет лежал под шапками в прихожей. – Приплыли мы, Константинович».
Генерал невозмутимо кивнул.
– Есть. Наградной ТТ. Достать? – И усмехнулся: – Оружие, вы говорите, на месте преступления оставили?
– Валентин Семенович! – гневно, не выдержав столичного напора, воскликнул капитан. – Роман – внук Льва Константиновича! Подумайте, что говорите!
И сыщик неожиданно сдался. Задумчиво поиграл бровями, достал из кармана визитку и положил ее на стол.
– Не буду сейчас, Лев Константинович, вас лишними расспросами и канцелярщиной утомлять. Как только оправитесь, зайдите, пожалуйста, в прокуратуру, там и поговорим. На визитке все мои координаты. Вы сами сообщите родственникам о гибели родных или мне это за вас сделать?
– Я сообщу. – Генерал опустил голову. – Когда можно забрать тела для похорон?
– Они сейчас в судебном морге. Как только завершат все необходимые, мгм, процедуры, вас известят. Звоните туда не раньше вторника. Там сейчас столько…
Валентин Семенович не договорил, досадливо махнул рукой и, толком не попрощавшись, пошел на выход.
– Лев Константинович, – склонился над Потаповым участковый, – вы как? Может, мне остаться с вами? Помочь чем-нибудь?
– Нет, Олег, спасибо, уходи. Хочу один побыть. Провожать не буду, дорогу знаешь. Ворота как следует захлопни только.
– Знаю, знаю. Вы если что – звоните! Прибегу.
– Спасибо, друг.
…Из кабинета медленно вытекали гости. Иннокентий с бледными щеками, Жюли-Жози с поджатым хвостиком-метелкой, Зоя.
Зоя шла сама, циклопша тоже хотела видеть все ее глазами: Миранда наконец присутствовала там, куда ее не допускали! Не разрешали женщине с нестабильной психикой и оппозиционными настроениями путешествовать (хотя бы и туристкой) в чужие тела. Поставили на ней тавро запрета.
Теперь ее мечта сбылась. Она попала в прошлое, она участвует, видит, полнокровно подпитывается запредельными эмоциями.
Завьялову показалась гадкой столь откровенная жадность до впечатлений. Он-то сидел внутри генерала молчаливым сочувственным свидетелем и слово боялся вымолвить. Утешать он никогда не умел, с соболезнованиями к мужикам не лез.
Да и что тут скажешь? Крепись, Константиныч, Ромка все равно говном был? Или наврать: «Ох-ох-ох, какого парня потеряли…»
Константиныч, когда внука вспоминал, только маленьким его и представлял. О мужике с одутловатым, потасканным лицом не вспомнил даже на секунду.
К генералу подбежала собачонка. Лизнула свешенную руку.
Бледный Кеша отчетливо выпучил глаза, моргнул: жена совсем в собаку превращается.
Лицо Зои внезапно изменилось, она как будто обрела контроль над лицевыми мышцами – или Миранда это ей позволила? – с закушенной губой и смягчившимися чертами она подошла к Потапову. Остановилась напротив замершего в кресле генерала и негромко выговорила:
– Мы все слышали, Лев Константинович. Вашего внука и невестку убили из-за нас?
– Ну что ты, Зоенька, – печально усмехаясь, распрямился тот. – Ромка сам во всем виноват.
Скупо, без эмоций, Лев Константинович поведал девушке о причине своего появления в больничном морге. Невесело закончил:
– Он сам нарвался. Про мертвых так не говорят, но мой внук, Зоя Павловна, был жадным тупым уродом. Полез туда, куда не следует. Замахнулся не по чину, вмешался в игры взрослых дяденек.
Лев Константинович встал, подошел к окну и некоторое время стоял ко всем спиной, разглядывая сад.
В комнате было абсолютно тихо, из-за забора послышалось негромкое фырчанье автомобильного мотора: столичный майор, видать, поговорив еще немного с участковым капитаном, отбыл.
Лев Константинович вернулся в кресло. Сурово поглядел на общество.
– Вы знаете, кто убил ваших родных? – отважилась на вопрос Зоя.
– Знаю, – кивнул Потапов.
– Почему не сказали об этом полицейским?
Генерал пожал плечами.
– Роману и Нонне уже ничем не поможешь. А ввязываться в бесполезную бодягу нет времени, я вам сейчас куда нужнее.
– Но почему?! Вы же знаете убийцу!
– Не убийцу, а заказчика, – покачал головой Потапов. – И это есть большая, недоказуемая разница.
«Лев Константиныч, – впервые вступил в разговор Завьялов, – а ты уверен, что заказчик именно твой Ковалев?»
«Абсолютно, Боря, абсолютно. Эти два недоумка, выйдя отсюда, сразу же с ним по телефону связались. Я уверен. Не знаю только, что дальше произошло… Ромка с выбитой челюстью разговаривать не мог, значит, Нонка расстаралась. Растрещалась. Чего уж там она заказчику наплела, одному богу известно. Могла пожаловаться и наврать, что я из Ромки признание выбил. Доказательства, так сказать, на лице. Могла сказать, что я сам обо всем догадался и Коваля вычислил…»
«Они что, такие реальные дуболомы?! – искренне удивился Завьялов. – Не понимали, что при любых заказах убирают связующее, а тем более слабое звено?»
«Они, Борис, не знали, насколько все серьезно. Думали, увлекся старый маразматик мемуарами, дурью мается, бумагу портит… А там все, Боренька, всерьез. Без дураков. Хотя… я, по правде говоря, не все в воспоминания пока включил. Думал еще только – писать или пусть живет спокойно гнида?»
«А что там было, Лев Константинович? То есть будет или есть».
«Да так… – привычно вильнул матерый контрразведчик. – Недавно сняли гриф секретности с одной старой операции, я в архивах покопался, нашел несоответствия. Догадался, кто мою группу подставил».
«На Великой Отечественной?»
«Воин, Боря, и потом хватало, – ушел от конкретного ответа генерал. – Я позже с материалами, бог даст, поработаю и покумекаю: что можно освещать, а чему еще время не пришло».
Если учитывать, что привычно секретничал Лев Константинович с человеком, засевшим в его мозгах, позиция, мягко выражаясь, наивная. Перед мысленным взором Бориса как будто замелькали кадры боевой фотохроники: растерянные либо озверелые лица потных мужиков в запыленной, присыпанной песком одежде, барханы, пальмы, дохлый ослик… Полутемный кабинет с засиженным мухами портретом заграничного президента. Графин с противной теплой водой. Расспросы, уговоры, шантаж, посулы…
Но это прошлое. Оно проскочило, промелькнуло, почти не затрагивая сердца. Завьялова больше тревожила то и дело появляющаяся картина знакомого оружейного ящика. Того самого, откуда они позавчерашней ночью пистолет достали.
Помимо наградного ТТ в железной коробке хранились пожившая двустволка с потертым прикладом и современная охотничья винтовка с оптическим прицелом. Боезапас в нераспечатанных картонных упаковках.
Завянь хотелось крикнуть генералу: «Не думай, дед, не думай! Оставь в покое винтовку с оптикой, забудь о мести, Ромка сам нарвался!» Но он молчал. Думы генерала были сокровенными, глубоко личными, не п о в е р х н о с т н ы м и.
Борис проявил тактичность. Решил, что генерал сам справится с желанием прикончить Коваля собственными руками. Остынет понемногу. Ведь глупо тратить остаток жизни на месть и тюремные нары.
Напротив генерала стояла невероятная компания с растерянными лицами (и одной мордочкой), в глазах у Зои блестели слезы. Лев Константинович скривился и потер скулу.
– Мне надо позвонить дочери, сообщить, – проговорил и, встав, прошел в кабинет к домашнему телефону.
Завьялов деликатно спрятался внутри чужой души, представил как будто уши затыкает и зажмуривается…
Действительно – оглох, как по приказу. Ни слова не услышал из разговора Константиновича с родственниками. Чувствовал лишь, как сумасшедше чужое сердце колотится в чужой груди, подрагивают руки. И очень-очень хочется курить!
«Открыв глаза» увидел, что Лев Константинович стоит напротив зеркала, невесело помолодевшее лицо разглядывает. «Что, Борька. Удивится Танечка, когда отца таким увидит?»
Генерал уже почти отошел от опасного для двух разбалансированных интеллектов зеркала, один последний, мельком, взгляд на его поверхность бросил…
И тут же упал на пол, закатившись под письменный стол!
Завянь только-только успел удивиться – чего это на лбу пенсионерского лица появилась крошечная красная точечка, испачкался он что ли? – а генерал, еще даже на пол толком не упав, орал:
– Кеша!! Зоя!! Отходите от окон, прячьтесь по углам! Нас обстреливают!!
В крик вмешался звон разбитого стекла: в окне появилась небольшая аккуратная дырочка в окружении тонких трещинок. В стене напротив окна возникло жутковатое пулевое отверстие.
Лев Константинович, скорчившись под столешницей, поскреб ногами, чуть выдвинулся наружу и протянул невидимую нить от дырки в стекле до отметины в стене. Мгновенно прикинул направление полета пули…
И начал действовать.
Завянь почувствовал себя горошиной в огромной, трясущейся погремушке! Партизан-пенсионер перекатился по полу веретеном, добрался до двери и на корточках выскочил в гостиную, присел.
– Все в порядке? – спросил ошалевших гостей, наверняка услышавших звон разбитого стекла и мягкий, чмокающий шлепок пули о стену. – Замрите и не шевелитесь. Я быстро.
Придерживаясь мебельных укрытий, Лев Константинович в два огромных, совсем тигриных, прыжка добрался до прихожей. Там встал во весь рост, взял с полки упрятанный под шарфами пистолет и буркнул: «Замри, Борька. Тебя тоже типа нет». Побежал на кухню, где одним уверенным рывком открыл окно и ловко выкатился на улицу.
Завянь уже казалось, будто он на американских горках. Сидит, виртуально вцепившись в поручни кресла-кабинки, вполне натурально чувствует, как от перепадов высоты и генеральской прыти захватывает дух.
Немного затошнило. Завянь понадеялся, что это тоже виртуальное впечатление, навеянное страхом и скоростью передвижений: Лев Константинович, на мягких тигриных лапах, скакал к забору, разделявшему его участок с нежилым соседским. Попутно, скорее, по образовавшейся привычке, с Борисом разговаривал:
«Тут бабушка одна недавно померла, – сказал, перепрыгивая высоченный, более чем двухметровый забор (Завянь машинально отметил, что стоит позаимствовать подобную технику преодоления препятствий), – родня никак наследство не поделит, дом заброшен…»
Генерал пружинисто приземлился между смородиновых кустов, согнулся и побежал к воротам через сухие заросли разросшегося чертополоха. Добрался до заржавелой полоски внутренней щеколды.
Перенервничавший Завьялов отважился привлечь к себе внимание:
«Лев Константиныч, а мы куда бежим-то?!»
«К елке, Боря, к елке, – с поразительно отрешенной невозмутимостью сообщил разведчик. – Я видишь ли, Бориска, по давней привычке господствующие высоты отмечаю, чисто рефлекторно определяю вероятные снайперские лежки. – Лев Константинович потянул за щеколду, открыл в непроницаемых глухих воротах крохотную щелку. Просочился на улицу. – Копаюсь, понимаешь ли, в огороде, – продолжил, чуть-чуть запыхавшись, – гляжу: ага, а вон на той высокой елочке удобное местечко есть. Березки-то тоненькие, веточки у них прозрачные… Старая высокая елка, Боря, единственное место, откуда мог вестись обстрел по кабинету либо гостиной».
Лев Константинович одним прыжком преодолел открытый участок от ворот до зарослей деревьев. Прижался к раскоряченному березовому стволу… осторожно выглянул.
Теперь Завьялов чувствовал себя участником киношного боевика. Переходя от ствола к стволу, то пригибаясь, то распрямляясь, то притворяясь деревом, разведчик шел к намеченной цели – огромному пятну густой разлапистой ели, хорошо заметной в прозрачном осеннем березняке.
До елки оставалось не более семи метров, Потапов распрямился и вышел прямо к лапам, совершенно не таясь.
«Опоздали мы, Бориска, – сказал, присаживаясь на корточки и трогая след от ботинка на влажной земле под могучими нижними ветками. Отпечаток получился четким, словно человек с верхушки приземлялся. – Ушел наш снайпер. – Лев Константинович подобрал с земли колючую веточку. Понюхал обломанный конец, пальцем по нему провел. – А он, пожалуй, здесь с раннего утра сидел, – сказал задумчиво. – Если не с ночи… И был один. «Второму номеру» здесь спрятаться негде. – Контрразведчик покрутил головой, разглядывая прозрачные заросли, и внезапно усмехнулся: – Никогда не думал, что отказ от курения реально жизнь удлиняет».
«В смысле?» – уточнил Борис.
«Эх, новобранец-баранья-голова, – хмыкнул генерал. – Ты разве не заметил, что мы сегодня ни разу на крыльцо не сбегали?.. Твое влияние, Бориска, начинает благотворно сказываться – я сегодня еще ни одной папироски не выкурил. А если б выкурил… Беседовали бы мы с тобой уже на Небесах. Так-то вот».
«Да ну?!»
«Точно, точно, – оглядывая подступы к дереву, разглаживая примятые травинки, подтвердил Потапов. – Эта лежка точнехонько на двор выходит. Если б я покурить вышел или в огород… Ох, – генерал распрямился, прищурился в березняк, доходящий до автострады, и вздохнул всей грудью. – А к окну гостиной я подошел только один раз. Но в тот момент от забора полицейская машина отъезжала, и он не решился выстрелить».
«Так ты и на крыльцо выходил, – напомнил Боря. – Когда ментов встречал».
«То-то и оно что – ментов, один из которых, заметь, в форме был. Киллер же не дурак, Бориска, чтоб при таких свидетелях стрелять».
Генерал обошел дерево кругом, подобрал окурок, помял его в руках и выбросил: «Размок совсем, давно лежит, значит – чужой. – Постоял немного, всматриваясь вдаль, продолжил: – А киллер, Боря, пуганый, ученый. Знал, на к о г о отправили. Иначе не ушел бы после одного-единственного выстрела и промаха».
Лев Константинович отряхнул руки, обтер их о бедра и зашагал обратно, полный мрачных дум.
«Лев Константинович, это твой Коваль снайпера сюда отправил?»
«Он, сука, – хмуро подтвердил Потапов. – Решил сыграть на опережение. Ударил первым, чтоб наверняка».
«Боится, что ты за внука мстить пойдешь? Или все это из-за мемуаров?»
Разведчик хмыкнул:
«Из-за всего».
Генерал быстро пересек дорогу, дошел до своих ворот и, резко обернувшись, поглядел на лес: просвеченный солнцем березняк мирно покачивал заголившимися ветками.
«Лев Константиныч, объясни. Почему стрелок вообще решился пальбу открыть? К тебе полицейские приходили, ты уже мог рассказать о том, что Роман пытался выкрасть у тебя мемуары по приказу Ковалева».
«Полицейские слишком быстро ушли, Борис, – ответил генерал. – Если бы я начал выдавать серьезную информацию, они бы задержались. Запротоколировали показания. А могло быть и так: стрелок позвонил заказчику и попросил уточнить задачу под изменившиеся обстоятельства – появление полицейских. Коваль приказал стрелять. А теперь… – медленно произнес Потапов, – теперь он будет думать, что я сам захочу его достать. Без всяких полицейских, лично».
«А ты… захочешь?»
На этот вопрос генерал не ответил. Заговорил, продолжая начатое:
«Но могло быть и так. Снайпер получил задаток и задание. Не стал звонить заказчику о появлении рядом с объектом полицейских, выстрелил при первой же возможности».
«А то, что в доме людей полно, его не волновало?»
«Боря, – усмехнулся контрразведчик, – полный дом гражданских – полная туфта. Если б он меня убрал, зашел бы в дом, как в общественную баню».
«Это почему же?» – слегка обиделся Завьялов, считающий свою фигуру весьма внушительной по виду даже с Иннокентием внутри.
«Вот эти «простецкие» ворота, Боря, – Потапов постучал по металлической двери, – откроет только медвежатник. И то – не всякий. Ты думаешь, я случайно на этот гвоздик дважды нажимаю, а?.. Тут сигнализация, Бориска. Моими собственными руками обустроенная. Если дом поставлен на защиту, сюда ни одна зараза не проникнет. Двери разблокированы только если я дома нахожусь».
«Получается, Лев Константинович, ты давно к чему-то подобному готовился?»
«Нет. Дачные воры с бомжами достали. От них оборонялся».
«Дай бог здоровья этим лиходеям».
Борис представил, как компания, в полной растерянности, стоит над мертвым генеральским телом и глазом не ведет в сторону забора, через который прыгает убийца. Иннокентий, Зоя и собака…
Черт! Их реально уложили бы одного за другим! Просто на всякий случай, ради перестраховки, вдруг генерал поведал что-то своим гостям о личности заказчика убийства родственников.
Вероятно, эта картина была представлена Борисом очень красочно, в подробностях. Лев Константинович утешил:
«Не куксись, друг. Теперь я суку-Коваля первым уработаю. Он выбора мне не оставил. Тут, Боря, кто кого, он от нас уже не отцепится. Умный очень».
«Лев Константинович! Давай уедем с дачи, остановимся у кого-нибудь из моих друзей!»
«Коваль этого и ждет, Бориска. У него, помимо прочего, свое охранное агентство. Его люди, я уверен, уже на выезде из поселка стоят. Снайпер по голому березняку один пришел, еще, пожалуй, ночью. Но Коваль, Боря, без подстраховки не работает. Я его людей за собой уведу, а наши ребята пусть пока здесь отсидятся».
Борис не знал, что и ответить – Константиныч в этих вопросах шурупит лучше, – генерал решительно шагал через участок к крыльцу.
Едва войдя в дом и кивнув гостям «все в порядке, братцы, вылезайте из углов, опасность миновала», генерал на несколько минут сел перед компьютером. Быстро внес поправки в текст, перенес мемуары на флешку и, показав ее Капустиным и Зое, сказал:
– Здесь информация, за которой охотится Дмитрий Федорович Ковалев. И, возможно, его старший сын Максим Дмитриевич Ковалев. Так как из Димы уже песок должен сыпаться, все мог замутить его сынок. Они с папашкой – зря наполучавшем ордена – работали в одной структуре и сейчас рука об руку ходят. – Лев Константинович подержал флешку перед гостями, стиснул ее крепко-крепко. – Это ваша страховка, братцы. Простите, что я вас втянул. Попали вы из-за меня. Причем попали – крепко. Флешка будет храниться в футляре, сделанном из бревна. Бревно – третье снизу в поленнице у бани. Запомнили?
Людские головы кивнули, Жюли запрыгала вокруг мужа, затявкала, пытаясь привлечь к себе внимание… Разволновалась отчего-то слишком.
Лев Константинович еще раз кивнул, прося прощение за опасную ситуацию, возникшую из-за его эпистолярных разборок, и пошел к оружейному ящику готовить винтовку с оптикой.
Через какое-то время за его спиной возникла Зоя. Замерла, наблюдая за уверенными движениями генеральских рук.
Капустины почему-то отнеслись к оружейной подготовке без внимания и унеслись к компьютеру еще до того, как Лев Константинович винтовку из ящика извлек.
Потапов с демонстративной беспечностью чистил винтарь, фальшиво насвистывая, просил Завьялова не лезть под руку с советами и комментариями.
Перед мысленным взором Бориса мелькали образы: здания с господствующими крышами, проходы, дворики, какой-то высоченный пандус, решетка ливневой канализации… Огромное прозрачное окно некоего офиса… Сквер. Дорога. Забор. Мусорные бачки. Остановка общественного транспорта. Номер на заднице уходящего троллейбуса.
Семья Капустиных, не извещенная о команде «не лезть под руку», вышла из кабинета шумно: с ликующим повизгиванием и хлопаньем дверью. Увидев генерала, с прищуром целившегося в стену, Капустины слегка опешили.
– Лев Константинович, мы что… на войну собираемся?! – высказался за себя и женушку стилист. Жюли присела под его ногами и вытянула тощую шейку в сторону винтовки. Глаза до невозможности выпучила.
– Мне тут надо одну проблемку решить со старым приятелем, – невозмутимо, откладывая длинноствольное оружие в сторону, сказал Потапов.
– Вы собираетесь убить Ковалева?!! – распереживался оформитель. – Дмитрия Федоровича?! – И когда генерал не ответил, разродился куцым воплем: – Его нельзя убивать!! Он…
Жюли подпрыгнула, звонко гавкнула, и муж опомнился. Обернулся к Зое и строго выговорил:
– Зоя Павловна… Миранда. Нам нужно поговорить с Львом Константиновичем и Борисом Михайловичем тет-а-тет. Прошу вас выйти.
Лицо девушки исказилось до неузнаваемости и волнами пошло…
– Не выйдешь, зараза, закатаем в ковер и вынесем, – обращаясь к террористке, пообещал Потапов.
Миранда, по всей видимости, поняла, что упорствовать здесь бесполезно: коли что, действительно запеленают и вынесут. Позволила носителю уйти самостоятельно.
– Вы заметили, что происходило с ее лицом?! – восторженным, испуганным шепотом спросил Капустин, едва закрылась дверь. – Я такое только по формату видел. Внутренним приказом циклоп менял носителю черты лица…
– Такое возможно? – перебивая, заинтересовался Борис.
– Да, – выдавил стилист. – Но чтобы так… лицезреть воочию, а не в формате… Ну и дела! Расскажу, никто не поверит!
– Ты выберись отсюда вначале, – пробурчал уже Потапов. – Рассказывать он тут собрался…
– Ах да, – вернулся из мечтаний Кеша. – Что я вам хотел сказать, Лев Константинович. Дмитрия Федоровича Ковалева убивать нельзя.
– Это почему еще? – поинтересовался разведчик. – Коваль хроно-личность?
– Нет. – Жюли гавкала, подпрыгивала, как будто заставляя мужа выстроить беседу грамотно и донести до слушателей суть в правильном порядке. Иннокентий поглядел на собачонку с высоты завьяловского роста, продолжил с нужной ноты: – Если вы помните, визит полицейских прервал наш разговор. Я собирался вам сказать: Жюли утром прикинула по числам и выяснила, что конкретно в этот день в Москве будут вероятные носители. Но только знаменитые суицидники.
– Кто-кто?
– Самоубийцы, Лев Константинович, суицидники. В будущем целый фан-клуб любителей жестких впечатлений существует. Фанаты суицидов путешествуют в тела носителей-самоубийц, получают максимально сильные переживания, остаются в них до самой последней секунды… До встречи лица с асфальтом, например. «Прыгуны» любимая тема фанов суицида…
– Господи, и что же вам нормально-то не живется?! – перебил объяснения искренний генеральский вздох.
– Ну знаете ли! – разобиделся Капустин. – В ваше время экстремалов тоже предостаточно! И прыгают, и плавают, и бьются…
– Проехали, Кешка, прости. Что там по самоубийцам?
– Продолжу. Помните, Лев Константинович, Борис Михайлович, разговор с Мирандой о странной теории самозащиты Истории?
– Ну.
– Так вот, – значительно округляя глаза, горделиво произнес Капустин, – теперь я и Жюли можем вам сказать, почему хроно-личность Бориса Завьялова занесло конкретно в Льва Константиновича Потапова, а не в полумертвого пациента из палаты интенсивной реанимации.
– ????
– Объясню подробно. Лев Константинович Потапов знаком с господином Ковалевым, так? А этот самый господин Ковалев имеет доступ в некий дом, где сегодня разыграется трагедия: убийство и самоубийство. Происшествие получится загадочным и громким, суицидники на этот спектакль валом валят. Для фан-клуба самоубийц путешествие «Марычева-Ковалев» такой же лакомый кусок, как для поклонников лав-стори тур «Завьялов-Карпова». Но в дом, где сегодняшней ночью разыграется трагедия, нам не прорваться. Легче в Голливуд смотаться.
– Какая-то Марычева собирается сегодня Диму грохнуть? – задумчиво проговорил Потапов. – Или Дима тетеньку прихлопнет?
– Все совсем не так! – разгорячился Иннокентий. – Но убивать Дмитрия Федоровича вам категорически нельзя! Он, Лев Константинович, и так почти покойник!
– Ах, вот как… Давай-ка, Кеша, по порядку. С мельчайшими подробностями, от печки. – Лев Константинович обтер запачканные оружейной смазкой руки ветошью, удобно оперся о спинку стула и приготовился послушать.
Иннокентий, временами поглядывая на разумницу Жюли, начал повествование как раз с жены.
За несколько лет до встречи с потенциальным мужем Капустиным у Жюли случился страстный роман с фанатом суицидов. Фанат уговорил богатую сумасбродку посетить знаменитую трагедию («Спектакль, блин, нашли», на этом месте внутренне припечатал Завьялов), Жюли – смоталась. Запомнила этот кошмар на всю оставшуюся жизнь, по возвращению из путешествия послала экстремала куда подальше прошлого.
Но это отступление. Главное в том, что происшествие случилось, если мыслить категориями нынешнего времени, сегодня. В ночь с воскресенья на понедельник. Сегодня, немногим раньше полуночи, Инна Викторовна Марычева застрелит из папенькиного пистолета своего любовника Максима Дмитриевича, потом сама самоубьется.
Сын Коваля – Максим долгие годы был любовником замужней дамы Инны Викторовны. Сейчас любовь полноценно увядает. На дне рождения батюшки Виктора Ивановича случится решающий разговор: Макс даст окончательную отставку пассии. Пассия его пристрелит, застрелиться сама, Дмитрий Федорович Ковалев, увидев сына мертвым, в тот же час скончается от обширного инфаркта.