Есть сны – отражение действительной жизни. Люди, закрыв глаза, вспоминают прошлое, – тех, кого нет теперь, но которые были когда-то. Сон о минувшем всегда сильнее реальности.
Только того, кто умер, любит у Сологуба «Опечаленная Невеста»; о ком-то далеком поют «Стихи о Прекрасной Даме»: былое воссоздают художники наших дней.
И мнится: пришли наряженные в старые платья, бальзамированные, призрачные тела далеких.
На фоне старинных парков, на фоне усадеб с колоннами, на берегу спящих озер, словно листья осени, шуршат они. Бледноликие, грустноокие, печальные, осенние…
Только звук старого клавесина поет о вас, и блеклые шелка вам улыбаются И кажется, что ваша мнимая правда – отблески в тусклых зеркалах!
Трудно решить: старые ли гримируются по новому, или молодые нарядились в бабушкины платья? В печальной, сонной мечте таится невыразимое очарование…
Мусатов понял это и полюбил тех, кого узнал по рассказам няни. Женщин забытых усадеб, стоящих опечаленными у тихих водоемов, нежную грусть вековых гниющих парков, шорохи тлеющих стен, томные вздохи листопада.
И среди зелени парка проходят хороводы женских теней: милых, печальных, ласковых, грустных. В этой толпе много девушек и нет женщин.
Странное дело, но прелесть далекой грезы таится только в девственной нетронутости. Женщина-жена никогда не была идеалом русской литературы. Татьяна Ларина – милая, как дикая серна – с выходом замуж стала банальной и скучной. Наташа Ростова, перестав быть девушкой, потеряла всю свою прелесть. Вспомните и героинь Достоевского.
Самое прекрасное и великое в нашем понимании женственности – острое ощущение грани между непорочностью и видением греха.