bannerbannerbanner
Письма

Николай Полевой
Письма

Полная версия

Ваш Н. Полевой.

29. К. А. Полевому[210]
30 марта 1838 г. Петербург

Вручитель этих строк Кольцов[211]. Добрый мой Ксенофонт! Позволь мне сказать тебе о нем, что это чистая, добрая душа, которую не надобно смешивать с Слепушкиными[212]. О даровании его ни слова, но я полюбил в нем человека. Пожалуйста, приласкай его; поговори с ним просто, и ты увидишь прекрасные проблески души и сердца и полюбишь его. Может быть, от того, что мне здесь холодно, как под полюсом, с Кольцовым грелся я, как будто у камина. Сейчас получил твое письмо… Прощай! Христос воскресе – в запас, потому что по получении этих строк тобою будет уже светлая неделя. Да светлеет она тебе и твоим!

Твой Николай.

30. Ф. В. Булгарину[213]
2 апреля 1838 г. Петербург

Вы спрашивали меня, любезнейший Фаддей Венедиктович, говорил ли я кому-нибудь и когда-нибудь, как пересказывал кто-то О. И. Сенковскому, будто вы с Н. И. Гречем наняли меня ругать его.

Отвечаю: никогда и никому я этого не говорил, и кто станет утверждать противное, тот солжет.

Верно, слова мои не так передали О. И.: я говорил и говорю, не скрывая ни перед кем, что по собственному убеждению почитаю О. И. Сенковского вредным для русской литературы человеком и, дорожа честью русской литературы, постараюсь остановить пагубное его влияние, которое сказывается в следующем:

1. он ввел у нас отвратительную литературную симонию[214] и сделал из литературы куплю;

2. он портит русский язык своими нововведениями, вовсе не умея писать по-русски;

3. он ввел в моду грубую насмешку в критике и обратил ее без пощады на всех, даже на самые святые для человека предметы, развращая при том нравы скарроновскими[215] повестями и ругательскими статьями;

4. он вводит в науки грубый эмпиризм и скептицизм, отвергает философию и всякое достоинство ума человеческого;

5. он берет на себя всезнание, ошибается, отпирается, утверждает небылицы и все это прикрывает гордым самоуверением;

6. он до того забылся, что считает себя вправе указывать всем другим, ученым и летераторам, берется за все и, не имея ни достаточных познаний, ни времени, ни способов, заменяет все это – дерзостью, самохвальством и тем портит наше юное поколение, приводя в замешательство даже умных и почтенных людей.

И все это я постараюсь ему доказать, вред (?) предупредить, литературу русскую от О. И. Сенковского спасти и всячески уничтожить его как литератора, ибо как человека я его не знаю и знать не хочу. Может быть, он почтеннейший семьянин, усердный сын отечества, добрый друг, благотворитель близких – это до меня не касается, я говорю об Сенковском-литераторе.

Если он во всем вышеупомянутом искренне покается и переменит свои поступки, я готов с ним помириться и мои преследования прекращу.

Письмо это можете показывать кому угодно и самому О. И. Сенковскому[216], ибо я уверен в истине слов моих, дорожу честию русской литературы и, переступив на пятый десяток жизни, после двадцатилетних занятий литературных, смею не бояться пера его, а против языка его и нелитературных орудий противополагаю чистую совесть и правоту дела и некоторую самостоятельность в литературе, которой не отвергает и сам О. И., сознаваясь в этом бессильною яростию, когда противу всех других он противопоставляет хладнокровное презрение.

С истинным и проч.

Н. Полевой.

Апреля 2 дня. 1838. СПб.

31. В. Ф. Одоевскому[217]
21 декабря 1838 г. Петербург

Вы позволили, милый князь, прислать к вам за статейкой[218] во вторник в 6 часов – посылаю в среду, в 8-м; надеюсь, что вы простите мою докуку.

В XII книжке «Сына отечества» я помещу в «Литературных известиях» самое дружеское, но – извините!..– осторожное извещение об издании «Отечественных записок» [219]. Осторожное потому, милый князь, что, заговори я безусловно панегириком, и Смирдин взбесится, да и кто еще знает будущую участь «Отечественных записок»? Может быть (от чего да сохранит их бог), они перейдут бог знает куда… Словом, я изъявлю дружбу и почтение, только с оговоркой. Говорю откровенно.

Касательно конторы ничего сделать не могу, ибо это выходит уже из пределов власти моей над «Сыном отечества». – Я в нем даири[220], а мой кубо[221] действует самобытно по всему, не касающемуся внутреннего содержания. Весь ващ Н. Полевой.

21-го XII. 1838 г. СПб.

32. В. Ф. Одоевскому[222]
15(?) января 1839 г. Петербург

<…> Первой книжкой «Отечественных записок» я не доволен, особливо томом критики и статей о художествах. Повесть «Зизи» [223] не в вашем роде, а как хорош зато «Город без имени» [224]! Он встанет с «Концертом Бетговена» и с «Пиранези» [225]. Вот ваш род! Прелесть решительная! Но я еще увижусь с вами.

 

Здравия и счастья! Н. П.

15.1.1839 г.

33. А. В. Никитенко[226][227]
5 января 1840 г. Петербург

Милостивый государь Александр Васильевич (?)

По журнальному нашему товариществу встречается неожиданное обстоятельство, и, полагая, что лучше прекратить все недоразумения и быть искренним с самого начала, я принужден об нем объясниться. Вот оно: в полученных мною подписанных вами корректурах нахожу я перемены и поправки, которые не относятся уже к ответственности вашей перед цензурою. Мне казалось излишним и упоминать, что только цензурные поправки предоставил я воле вашей. Литератору, 20-ть лет пишущему, позволено иметь некоторое самолюбие, и подвергать его другого рода корректуре довольно странно. Откровенно признаюсь, что ни с одною из виденных мною поправок ваших я не согласен и как мыслей, мнений, так и слога моего переменить позволить я не могу. Продолжение исправлений с вашей стороны заставит меня просить Александра Филипповича[228] уволить меня от всякого участия в издании «Сына отечества» и предоставить его вам одним.

Простите мое объяснение, но, повторяю, искренность считаю я обязанностью, и верьте глубокому почтению и неизменной преданности, с коими честь имею пребыть ваш, милостивый государь, покорнейший слуга

Н. Полевой.

5 января 1840 года. СПб.

34. К. А. Полевому[229]
19 февраля 1843 г. Петербург

После письма моего с Ратьковым[230] я не писал к тебе, мой добрый, мой единственный брат и друг. Прошли целые месяца. Несколько писем твоих получил я и не отвечал. Что ты обо мне думаешь? Что я жив, это тебе неизвестно быть не может – что же кроме того? Знаю и верю, что в сердце моем ты не сомневался, сужу по себе, ибо скорее усомнюсь в бытии бога, нежели в вере моей в тебя. Но воображаю, что ты должен был думать о состоянии моем и как терзала тебя неизвестность обо мне? Ты и не ошибался – не знаю, как пережил я последние месяца прошлого года и начало нынешнего! Оскорблений, потерь, разочарований, крайности, до которой я был доведен, когда между тем видел все разрушенным, все погибшим впереди, вместе с моим здоровьем. Наконец, я сам не знаю, как все сделалось, я как будто ожил, поздоровел – по крайней мере, не умираю голодною смертью, могу думать, могу располагать, мыслить и первое, что делаю, – пишу к тебе! О, мой брат и друг! И первою вестью, что напишу к тебе, – отрадная мысль, что мы скоро увидимся. Да, мой друг – Святую неделю, если только судьба опять не начнет гибельного кризиса, надеюсь я провести с тобою в Москве, а до тех пор весь Великий пост, не знаю, как успею я переработать все, что переработать предполагаю… Но бог даст мне силы, а мысль свидания с тобою уверяет меня, что нынешний год будет последним годом страданий наших: либо умру под тяжестию труда, либо начну эпоху общего нашего спасения. Как о насмешке судьбы я должен известить тебя об успехе новой драмы моей – «Ломоносов» [231]. Ты, верно, читал ее в «Библиотеке для чтения». Она была написана в неделю, поставлена в две недели. Судить об ее достоинстве не могу, но успех ее был какой-то нелепый. В первое представление меня вызывали три раза, во второе – четыре. Потом я уж не был, но вызовы продолжались еще, три или четыре спектакля, и в 15-е представление недоставало билетов. Люди всех званий бывали по два, по три раза и уверяли, что ничего лучше не видывали. Если в этом странном успехе принадлежит что-нибудь мне, то столько же принадлежит и тебе – я переложил в разговоры «твоего Ломоносова» [232] и в этом воровстве каюсь перед тобою! Но скажи мне, ради бога, мой друг и брат, что же это: в самом деле хорошо или что же это такое значит? Отдавая «Ломоносова» на сцену, я просто ждал падения, ибо писал окончание его, посылая начало в типографию. Так чего же надобно? Неужели должно с ума сойти, чтобы угодить людям? В третьем действии плачут, когда у Ломоносова нет гроша на обед и Фриц приносит ему талер – а не знают, что это за несколько дней с самим мною было и что сцена не выдумана…

Вольдемар и Никтопольон[233] вышли из Петровской школы с превосходными аттестатами и теперь приготовляются к университету. В июле должны они держать экзамен для вступления в университет. Сергей поступил в Peters-Schule на место их – растет новое поколение! Будет ли оно умнее и счастливее нас(?)!

Мое благословенье твоим ребятишкам. Лилле целую орлиную ручку и, прижимая тебя к сердцу моему, есмь и буду твой брат и друг.

Николай.

21029. К. А. Полевому. Впервые: Записки. – С. 422. Печатается по этому изданию.
211Кольцов Алексей Васильевич (1809—1842) – поэт; о его общении с Полевым в 1838 г. см. письма Кольцова к Белинскому.
212Слепушкин Федор Никифорович (1783—1848) – поэт-самоучка, выходец из крестьянской среды.
21330. Ф. В. Булгарину. Впервые: PC. – 1896.– No 6.– С. 568.
214Симония – приобретение духовных должностей за деньги.
215Скаррон Поль (1610—1660) – французский писатель, автор пародийных произведений в различных жанрах.
216Письмо это можете показывать кому угодно и самому О. И. Сенковскому… – Как показывает последующая полемика, письмо Полевого действительно стало известно Сенковскому (см.: Каверин В. Барон Брамбеус. – Л., 1929.– С. 122).
21731. В. Ф. Одоевскому. Впервые: PC. – 1904.– Т. 119.– С. 159—160.
218…прислать к вам за статейкой…– Одоевский выступал в СО как музыкальный критик под псевдонимом «Отставной капельмейстер Карл Биттерман».
219…извещение об издании «Отечественных записок».– Журнал А. А. Краевского ОЗ, деятельным сотрудником которого был Одоевский, начал выходить с 1839 г. В 12-й книжке СО за 1838 г. Полевым было опубликовано лишь краткое известие об ОЗ.
220Даири – духовный император в старой Японии.
221Кубо – светский император в старой Японии.
22232. В. Ф. Одоевскому. Сохранился лишь отрывок письма, причем в рукописи имеются дефекты. Цитировано П. Н. Сакулиным в кн.: Из истории русского идеализма: Князь В. Ф. Одоевский. Мыслитель. – Писатель. – М., 1913.– Т. I. – Ч. 2.– С. 295. Полностью публикуется впервые.
223«Зизи» – повесть Одоевского «Княжна Зизи» (ОЗ. – 1839.– Т. I. – С. 3—70).
224«Город без имени» – повесть Одоевского в жанре антиутопии; впервые опубликована в «Современнике» (1839.– Кн. 1.– С. 97—120).
225Он встанет с «Концертом Бетговена» и с «Пиранези».– Речь идет о повестях «Последний квартет Бетховена» (1830) и «Opere del Cavaliere Giambattista Piranesi» (1831). Как и «Город без имени», вошли позднее в состав романа «Русские ночи».
22633. А. В. Никитенко. Публикуется впервые.
227Никитенко Александр Васильевич (1804—1877) – критик, литературовед, профессор Петербургского университета, цензор. С 1840 г. стал соредактором Полевого по СО и «ответственным редактором перед правительством за все издание» (Никитенко А. В. Дневник. – Т. 1.– С. 275). О столкновении с Полевым и последующем примирении см.: Дневник. – Т. 1.– С. 218.
228Александр Филиппович – Смирдин.
22934. К. А. Полевому. Впервые: Записки. – С. 551—553. Печатается по этому изданию.
230Ратьков – см. примеч. к письму No 23.
231«Ломоносов» – «Ломоносов, или Жизнь и поэзия. Драматическая повесть Н. Полевого» (БдЧ. – 1843.– Т. 56.– С. 60—312). Представлена в Петербурге 2 февраля 1843 г.
232…я переложил в разговоры «твоего Ломоносова»…– См.: Полевой Ксенофонт. Михаил Васильевич Ломоносов. – М., 1836.– Ч. 1-2.
233Вольдемар и Никтопольон – сыновья Н. Полевого.
Рейтинг@Mail.ru